Дед мороз. глава 1

ДЕД МОРОЗ

Глава I

В голове у Дёмушкина шумело от прилившей крови. Сердце ухало в груди, как в барабан. В висках запульсировало.
Сотрудник НКВД, небрежно, скороговоркой зачитал по мятой бумажке текст, который Дёмушкин почти не слышал- голова не соображала.
Сколько раз ему приходилось слышать подобное в свой адрес, и каждый раз он был не готов держать удар.

" За уклонение.. Приказом главнокомандующего.. За номером от числа... уроженец города Ленинграда.. По статье..
Приговор.. Обжалованию не подлежит. ""

- Согласен? - зачем - то спросил чекист, обращаясь к нему на " ты". Демушкин не понял, с чем он должен был согласиться.
Сотрудник дёрнул его за руку, приводя в чувство:
- С приговором согласен?

- Не знаю.. - неуверенно сказал Дёмушкин.

- Подписывай! - следователь, не обращая внимания на подследственного, макнул пером в чернильницу,  - Не знает он!

Когда формальности были исполнены, Дёмушкина толкнули в сторону выхода. Здесь его уже ожидали два таких же военнослужащих, званием помладше, с синими петлицами.

- Делать вам больше нечего - такой толпой за одним человеком гоняетесь!- зачем-то поделился с ними своими соображениями Дёмушкин.

Чекисты переглянулись, но ничего не сказали. Только один из них, сильнее обычного подтолкнул  арестанта вперёд.

На маленьком кораблике шла эвакуация. Было суетно, пыльно и шумно.
Всё перемешалось. Тётеньки с козами, люди, целыми семьями, обвешанные котомками, детьми, колясками.
Военные, отгородившись на корме, не обращающие никакого внимание на гражданских.

- Маета одна.. - сказал Дёмушкин самому себе, когда устало приземлился на скрученные канаты и попросил разрешения покурить.

Ещё после второй повестки Дёмушкин звериным чутьем почувствовал опасность. Опыт общения с милицией из далёкого, ещё беспризорного  детства подсказывал ему, что третья повестка будет для него последней.
Так, в итоге, и получилось. . Вскоре, его и впрямь, из свидетеля перевели в обвиняемые.

" Оно и правда", - размышлял Дёмушкин, выпуская сизый дым в дощатый пол, - " Зачем тратить время, искать и допрашивать многочисленных свидетелей, когда всегда можно найти крайнего.. "

Дёмушкин не корил себя за то, что знал, чем закончится эта история и ничего не предпринял, чтобы хоть как- то, по обыкновению, увернуться или отодвинуть себя от приближающейся опасности.

Он устал жить в постоянном ожидании и ему было всё равно.

Дёмушкин докурил и выстрельнул окурок папиросы далеко за борт, в сторону бакена. Все трое, он и два его сопровождающих, невольно проводили догорающий огонёк взглядом.

- Красиво! - поднялся с места и сначала удовлетворённо ухмыльнулся Дёмушкин, когда окурок достиг цели, и посмотрел на чекистов, и только потом  позавидовав его лёгкой возможности беспечного перемещения в пространстве.
 
Корабль завёлся неожиданно громко и враз перебил гомон с палубы. С задней части кормы зашумели винты и тотчас людей накрыло сизым дымом.

Были сомнения. Не то, чтобы Дёмушкин боялся тюрьмы. И в тюрьме можно жить, если что- то представляешь из себя.

Статья, по которой его везли на пароходе, была совсем не из тех,  которые  он, возможно, заслуживал.
Новое обвинение было непривычным, а самое главное, волею злой судьбы, из уважаемой воровской статьи, он теперь значился " врагом народа".

В другой раз он, возможно, даже порадовался бы, такому стечению обстоятельств, но в нынешнее, военное время, это могло для него плохо кончиться.
Сейчас под расстрел можно было угодить и за меньшие провинности.

Пароходик дёрнулся, морячок в чёрном бушлате, скоренько отвязал швартовы, и судно, нагоняя волну, уверенно поплыло в сторону города.

Дёмушкин прикорнул, сдвинув кепку ко лбу и уткнувшись головой в колени, и поэтому в гуле двигателей не услышал нарастающий, посторонний шум в небе, за бортом.

Раздался свист, после которого на палубе что-то сильно рвануло.
Взрывная волна подняла его с насиженного места, перевернула в воздухе, и обдав горячим воздухом, кинула Дёмушкина  вслед за недавно выброшенным окурком в воду.

Дёмушкин выплыл на поверхность, судорожно хватая ртом воздух.
Прямо над ним, ничуть не стесняясь, в небе кружили два самолёта с крестами на крыльях.
Они аккуратно, поочерёдно заходили в атаку, уступая место друг другу. Не встретив никакого сопротивления, они безнаказанно полосовали очередями беспорядочно барахтающихся в сине- зелёной глади людей.

Дёмушкин смотрел, как пули вырывают из воды фонтанчики брызг и никак не мог понять,  куда подевалось судно, на котором его только что пытались этапировать двое военных.

Неожиданно все стихло.
Демушкин, щуря глаза, проводил улетающие за горизонт две чёрные точки.
Самолёты улетели, оставив после себя странный, блеющий звук.
Дёмушкин обернулся.  Рядом с ним беспомощно барахталась коза.
Истошно блея, она судорожно пинала  воду передними ногами, безуспешно пытаясь взгромоздиться на деревянный фрагмент затонувшего корабля.

Дёмушкин поискал глазами кепку и своих сопровождающих, и не найдя ни того, ни другого, поплыл к берегу, между котомок, спасательных кругов, чайников, старых тазов и мисок, к берегу, с несколькими, чудом выжившими людьми.

Уже  почти у берега Дёмушкин увидел беспечно качающиеся на воде,  между кувшинок и лилий, фуражки с синими околышами.
 
Было ещё по-летнему тепло и светило солнце.
На пляжу переодевались люди, помогая друг другу выкручивать и отжимать одежду.
И если бы ни бегающая вдоль воды сумашедшая женщина, кого- то высматривающая в воде, ни истошное блеяние козы, и мусор, плавающий недалеко от берега, в большом пятне мазута, то картина вполне себе могла бы показаться  мирной, а люди, находящиеся тут же, сошли бы за отдыхающих.

Дёмушкин устало сел на песок, и сняв сапог, вылил из него воду.

Когда-то Дёмушкин был вором.
У него даже, как и полагалось в его среде, была кличка  и статус, положенный сообразно профессиональной, воровской  этике, если так можно было выразиться.

Но возраст нажимал на своё, невзирая на воровские почести, давил тюремными сроками, отзываясь болью в суставах, и частично ухудшающимся зрением.

На воровской профсоюз Дёмушкин не расчитывал, поэтому, с привычным ему миром завязал, а обеспечивать  будущую старость призваны были непыльная работёнка по " блату" на самом, что ни на есть затрапезном складе, и законная жена,  вполне себе ещё  приличная   баба, с подходящим её телу именем Груша, с которой всё же вскоре расстался, по разности взглядов на жизнь..

К семейной жизни Дёмушкин оказался не способен.
Женщины, по его мнению, вели скорее, анархический образ жизни, в церковь ходили ради общественного мнения, канонов её не соблюдали, как, впрочем, и иерархий, к тому же, жили по каким- то своим понятиям, понятные только им одним..

Спорить и переубеждать супругу ему не хотелось, а бить её он опасался. Боялся не расчитать силу удара, а " мокруху" на себя брать не хотелось..
Может быть поэтому, сначала дольше обычного задерживался на работе, а потом и вовсе переехал в сторожку, при складе, где занимал там койко- место, больше похожее на привычные ему нары.

Здесь же, скором времени, с началом войны его и взяли " тёпленьким",  наделив непривычным статусом дезертира, уклонившегося от мобилизации.

У следователя был план или соответствующая задача.
В его сознании Дёмушкин чётко вписывался в образ, если не врага народа, то однозначно нарушителя действующего порядка и законной власти, требующих жить по законам военного времени.

Дело обстояло в том, что Дёмушкину вольготная, гражданская жизнь досталась не за понюшку табака, как принято говорить в некоторых случаях, и не за  желание жить честной и даже семейной жизнью.

Чистосердечное желание влиться в гражданское общество стоило Дёмушкину нескольких сотен целковых за  только что свежеиспеченный паспорт, с новым и непривычной  для слуха фамилией.

По независящим от него обстоятельствам, помимо новых имени и фамилии, ему, в виде нежданного подарка, скостили несколько лет. Ровно на столько, что вновь появившееся на свет создание неожиданно оказалось призывного возраста, чем собственно и заинтересовало следователя..

Дёмушкин был тёртый калач.
Ситуацию с нежданным купанием и освобождением, был расценен им, не иначе, как  знак свыше.
В воздухе неожиданно запахло свободой.
 Он отжал воду, затем помог перетащить раненных и убитых в безопасное место.

Нисколько не сомневаясь в принятых решениях, Дёмушкин в который раз принял решение начать новую жизнь.
Поэтому, особо долго задерживаться  и дожидаться дознавателей и милицию на пляжу не стал.
Последние события подсказывали ему, что как переменчив и относительно многообразен мир, который его окружал.
Где, буквально в кратчайшие сроки, на его глазах, и где- то даже с его непосредственным участием, можно было из свидетеля неожиданно для себя  стать  фигурантом  уголовного, расстрельного дела, а затем опять переквалифицироваться в свидетели.

Дальнейших изменений в биографии Дёмушкину  больше не хотелось. Эксперимент с чудесными преобразованиями он счёл  закрытым и  удачным для себя.

Он подобрал несколько бесхозных котомок на берегу, надел мокрую бескозырку с надписью " Буксир 234", чёрный, тяжеленный от воды морской бушлат, и двинулся в сторону города пешим порядком, в котором уже громыхало зарево пожаров.

Судьба смеялась над Дёмушкиным.
Спасая его от смерти на пароходике, она неукоснительно вела его в Ленинград, который враги постепенно сковывали в прочное, неприступное кольцо.
К смерти более извращенной и мучительной, голодной  и холодной..

Продолжение следует...

.