Тужься!

На родовом столе, как на войне, атеистов нет.

Вот и Оля Соломина, натянув до подбородка байковое одеяло в зелёную клеточку, неумело молилась.

В коридоре, как огромный спрут, распускала щупальца предутренняя суета.

На столе у медицинской сестры, замурлыкал, запел, уютной кошечкой свернувшийся телефон. Лязгнул зубами-дверцами грузовой натруженный лифт.

- Где врач?! Врача позовите! –

тревожно крикнула в коридор, вышедшая из лифта с пациенткой, висящей у неё на плече, громкоголосая медсестра. – Скорее! Женщину тужит!

В проём открытой двери Оля увидела доктора. На нём был одет передник из красно-бурого клеёнчатого моющегося материала.

Доктор шагал очень решительно.

Как солдат в атаку.

***

От первобытных звуков, воспроизводимых рожающей женщиной, у Оли "проснулся" живот.

«Теперь твоя очередь», – сказала Оле медсестра, кивнув на открытую дверь, в проем которой Соломина увидела, как санитарочка везет на каталке родившую женщину.

На этаже родовых было три.

Все вместе они напоминали аквариум. Помещения со стеклянными стенами совмещались между собой дверными пролетами.

Поскольку Оля находилась в родовой №2, как раз посредине, то она могла либо видеть, либо слышать то, что происходит в двух соседних палатах.

***

В родовую №1 на «скорой» доставили семейную пару.

- А мячи у вас есть? –

требовательно, прямо с порога, обратился к акушерке молодой человек, лет 26-и, с широким простым лицом, переодетый в бирюзовый медицинский костюм и марлевую шапочку, - нам на курсах для будущих родителей рассказывали, что у вас обязательно должны быть мячи, чтобы на мячах в роддоме прыгать.

- Не прыгать, - аккуратно поправила мужчину акушерка, – а сидеть, аккуратно вращая тазом.

Между тем, супруга посетителя курсов уже валялась на кушетке в состоянии близком к истерическому.

Неуклюже завалившись на бок, беременная женщина судорожно «месила» воздух, синюшными от мук ногами.

От боли и отчаянья темноволосая роженица вгрызлась в край своего красного халата, при этом издавая звуки, похожие на мычание. Со стороны эта сцена напомнила корриду: обезумевший в сражении бык атакует багровую тряпку.

***

Но пришла врач и корриду отменила.

- Ну что вы так волнуетесь? –

раздраженно поинтересовалась у пациентки врач, – ведите себя спокойней. У вас открытие шейки 6 сантиметров. А нужно 10. Шейка открывается примерно по сантиметру в час. Вам ещё часа 4 терпеть схватки. Так что соберитесь. Всё только начинается.

- Как часа четыре? – выкатил глаза супруг, – не может быть!

- Может, – спокойно парировала врач, – мне лучше знать, я восемнадцать лет роды принимаю.

Тем временем, акушерка принесла в палату мяч.

- Натуся, айда я тебя на мячике тихонечко покатаю, —предложил жене будущий папаша, и, вцепившись супруге в бок, энергично стал сволакивать ее с облюбованной кушетки.

- Ой, уйди, не трогай меня, — вопила Натуся.

- Не хочешь кататься, не надо... Давай я тебе массаж сделаю. Я ещё массаж делать умею! – вдохновился новой идеей муж, – я, правда, умею. Рельсы, рельсы… Шпалы, шпалы… Ехал поезд запоздалый…

С этими словами, молодой мужчина быстро-быстро «зарубил» ребрами ладоней вдоль спины своей супруги: «Из последнего вагона сыпалось зерно…».

***

У Оли Соломиной крепчали схватки.

Она облокотилась на подоконник, дыша по-собачьи, коротко, с открытым ртом.

Становилось немного легче.

- Делай глубокий вдох носом, выдох ртом, — глядя, как Оля корчится от боли, посоветовала ей акушерка. – И думай о хорошем. Представь себя на берегу моря. Или в лесу…

Соломина попробовала.

Ни дышать, ни думать не получилось.

***

- Дайте мне по башке сковородкой! –

вопила из родилки №1, впавшая в отчаянье, растерзанная мукой, Натуся. – Если другое обезболивающее дать не можете!

- Сделайте ей обезболивание! – Громче роженицы орал её супруг. – Вы что не видите? Она же умирает!

- Так, уводим мужа в коридор! – Дала команду врач своим помощницам. – Дайте нашатыря ему понюхать. Объясните, что жена не умрет.

- Это что-то новенькое! - входя в Олину родовую, подивился знакомый ей по утреннему осмотру доктор. – В первый раз слышу, чтобы обезболивание сковородкой просили сделать.

***

Тем временем в голове у Оли помутилось.

Хотелось яду.

- Сделаем тебе эпидуральную анестезию в позвоночник, – сжалился доктор.

Оля вспомнила, как приятельница ей рассказывала про то, что «эпидуралка» одно из гуманнейших разработок медицины.

- Моей подружке «блок» ставили, – рассказывала приятельница Соломиной, – так она в разгар схваток с мужем по телефону разговаривала.

Пришла анестезиолог с уколом. Не женщина. Спасительница…

Она долго спиртовым тампоном терла изогнутый Олин хребет. Вгоняла толстые иглы в неподатливые хрящи.

Позвонки упруго хрустели.

Соломина вздрагивала.

- А чё мы дёргаемся, женщина? – сердилась спасительница, – быстро дергаться прекращаем!

Соломина ненавидела себя за свои дерганья.

- Если лежать и не дергаться, — думала Оля, – то боль в животе прекратиться быстрее.

***

И правда, боль начала потихонечку гаснуть. Пока, наконец, совсем не прекратилась.

У Оли отяжелели веки.

Мучительно захотелось спать.

Соломина все противилась, пока не оказалась со своим новорожденным сыном на залитой ярким солнцем цветочной полянке.

Вот мальчик уже сидел в траве и рвал мохнатые одуванчики. Оля сильно подивилась: как быстро растут дети!

А одуванчиковые парашютики срывались с насиженных мест, лезли сынишке в рот и нос. Он тер кулаком недовольную мордочку, громко чихал, но одуванчики не бросал…

Мерзкая собака с тощим брюхом на поляне возникла внезапно.

На её вислом рыжем ухе сочилась короста. В крови копошилась жирная муха.

Собака по-холуйски преданно взглянула Оле в глаза, завиляла хвостом, покорно шагнула к женщине.

Оля отпрянула.

Наверно, за это псина хищно впилась зубами в её бок.

Она вгрызалась в него с упоением, получая свое собачье удовольствие от поедания человеческой плоти.

Жевала псина не торопясь, и Оля даже удивилась, как ей удавалось сносить жгучую боль. Но собака вгрызалась все глубже и глубже, чавкая жрала Олино мясо.

И вот уж Соломина билась в предсмертной агонии, звала на помощь.

Но вместо звуков из разинутого Ольгиного рта выплывали мыльные пузыри.

Голубые и розовые…

***

Ольга проснулась.

Датчики фиксировали пик схватки.

Пришёл доктор, сказал: «Рожаем».

- Мальвина, держи ее за ногу! – Велел он.

Соломина услышала про Мальвину, решила, что чокнулась.

- А где Мальвина? – Соломина стала рассеянно шарить глазами по палаточному пространству, ища девочку с голубыми волосами.

- Да тут я! Тут! – рассердилась акушерка и больно вцепилась в Ольгину ногу.

«Мальвина Саранская», — разобрала на бейдже акушерки пляшущие буковки Оля.

***

- Ей не вытужить, — первой начала сдаваться Мальвина.

– Щипцы приготовь, — велел ей доктор.

…Оля опомнилась, когда доктор хлобыстнул ей в лицо кружку воды, и махом налег на грудную клетку.

Налег безжалостно, почти по-звериному, как медведь на жертву.

Олино ребро вдруг хрястнуло, захлюпало, заурчало.

Не успела Оля опомниться, как в её нутро внедрились щипцы.

Освоились по-хозяйски, рванули.

От Ольгиного тела отделился мальчик. Заплакал.

- Все хорошо, — глядя на Олю, — сказала Мальвина. – Мальчик дышит, плачет. Ничего, отлежится…

***

Потом Мальвина долго штопала и латала Олино тело.

Плоть упруго поскрипывала.

Такой звук получается, когда хозяйка на кухне сшивает ниткой брюшко нафаршированной курицы.

Оля мечтала о глотке воды, но отвлекать Мальвину она не хотела.

По Олиным щекам текли слезы.

Соломина плакала, кулаком размазывая по лицу соленую сырость, и разглядывала Мальвину.

Оказалось, что лицо у Мальвины прозрачное и очень нежное.

Если за такой кожей ухаживать, холить её и лелеять, то можно в тридцать выглядеть на двадцать. А если наоборот - то в тридцать на сорок.

У Мальвины было наоборот, и Ольге стало грустно, что жизнь молодой женщины, наверняка, не похожа на сказку.

К тому же волосы у Мальвины были не голубые, а темно-русые, собранные в короткий куций хвостик.

Радость от рождения сына, боль, жалость к Мальвине, - все эти чувства мощно и разом схватили Олю за горло.

И Ольга внезапно, в голос громко взревела. Не ждя ни жалости, ни осуждения.

Мальвина не отвлеклась. Делала дело.