Свадьба

Феликс Матюшин решил жениться.

Сильно взволнованный крутым поворотом своей судьбы, молодой мужчина даже не думал унять нервную дрожь. Он изучающе смотрел сквозь стекло своей однокомнатной квартирки на прохожих, спешащих мимо. По городу, вывихивая зонты в руках у продрогших людей, блуждал недовольный октябрьский вечер.

С небес лило.

Под окнами старого дома, больного желтушного цвета, разлившись поперек тротуара, по-хозяйски нагло обосновалась глубокая мутная лужа.

***

Усталые люди, каждый на свой лад, преодолевали окаянное место.

Кто-то перепрыгивал; кто-то обходил; кто-то норовил встать на цыпочки, колобродя руками, как пьяный эквилибрист.

Все спешили домой, к телевизору.

Через час «Камеди клаб» обещал начаться.

«Всяк по-своему норовит не увязнуть в гнилом болоте, - мрачно философствовал Феликс. Длинные пряди его волос падали на ресницы. Но Матюшин помехи не ощущал, он напряженно думал, – у каждого своя трясина, каждый выкручивайся, как знаешь».

Сонная муха устало покружила перед глазами Феликса, потом приземлилась-таки на его умный лоб.

Феликс резким движением головы смахнул с себя насекомое, интуитивно потер красивые тонкие пальцы, испачканные краской, о тёплый свитер.

Опоённая осенью муха шмякнулась об пол.

Феликс размазал ее ногой, обутой в тапок.

«А я не позволю себя раздавить, – вслух произнес он. – Я – не муха».

***

Ольга внесла себя в квартирку Феликса, в виде большой фиолетовой астры.

Роскошная. В капельках дождя. Она возникла внезапно. Из городских неокрепших сумерек. В мокром плаще с подолом-бутом, с прохладною влажною кожей.

- Пельменей хочешь? – спросил её Феликс.

- Хочу, - ответила Ольга.

- Давай сварим, – Феликс раздраженно распахнул морозильник. Вытянул оттуда полпачки «Губернских».

Ольгины пальцы бегали быстро.

Бросали и бросали в кастрюлю с крутым кипятком давно надоевшие обоим магазинные полуфабрикаты.

- Как только последний утопит, скажу правду, – решил Матюшин.

***

- Оля, мне нужно кое-что тебе сказать, -

дождавшись всё же момента, когда пельмени были сварены, выужены из кастрюли и разложены по тарелкам, начал Феликс, –

прошу пойми меня правильно… и не принимай близко к сердцу… а новость такая: у меня невеста есть. И это не ты. Я женюсь на другой женщине... Но свадьба формальна. Так сказать, для пользы дела. С тобой мы будем встречаться. А года через два, возможно, чуть больше - поженимся.

- Как поженимся? – «брякнула», сбитая с толку девушка. От неожиданности обожгла губы о горячий пельмень. Оторопело опустила вилку с нанизанным «Губернским» в тарелку.

- Мы с тобой не поженимся, - раздражённо уточнил Матюшин. Вернее, поженимся, но потом. А сейчас я женюсь на другой женщине.

- На какой женщине? – «подтормаживала» Ольга, не справившись с усвоением новости.

- На другой женщине! – сердито вспыхнул Феликс, защищаясь нападением, –

Ей картины мои очень нравятся. Феликс кивнул в сторону своих пейзажей, расставленных вдоль ободранной стены его неопрятной «однушки». Она мне с выставкой помочь обещала. Сама понимаешь, талантливому художнику без протекции – никуда.

- А я? - у Ольги дрогнули губы.

- А ты меня подождешь, – спокойно парировал Феликс, –

года два. Мне нужно решить свои проблемы… Ольга, ты все понимаешь: так лучше. Мне нужно «встать на крыло». А потом мы взлетим. Взлетим вместе! Дружно!

Ольга встала из-за стола.

Молча оделась.

- Но я была твоим «крылом», ты сам мне говорил об этом, - вымолвила - таки Ольга. – Я два года тебя обслуживала, я работала, пока ты писал свои пейзажи. Ты что, забыл?

- Настало время отдохнуть, я ж о тебе беспокоюсь, –

цинично расплылся в соблазнительной полуулыбке Феликс. Подойдя к Ольге, он обнял её за плечи, потянулся, чтоб поцеловать.

Его бывшая резко вывернулась.

- Оля, ты на свадьбу ко мне приходи, –бросил вслед уходящей девушке, Феликс. – Отвлечешься. Вкусно поешь. Все не одной дома сидеть».

Ольга хлопнула дверью.

А Феликс вспомнил про пельмени.

«Надо съесть, пока не остыли», – подумал он.

Когда ужин был проглочен, Феликс с отвращением поморщился: «Господи, как же мне надоели эти пельмени! Скорей бы к Ларисе переехать… А Ольге давно надо было отставку дать, чтоб не давиться её пельменями».

***

Магазин «Художник» расположился в красивом доме.

В Ольгином городе такие здания местные жители называют «Сталинками».

«Сталинки» окрашены в благородный серый цвет, их высокие узкие окна обрамляет лепнина, а вход во двор сопровождают полукруглые арки.

Мимо «Художника» Ольга ходила часто. Магазин соседствовал с крохотной, но очень уютной булочной. Ольга, оказавшись рядом, непременно в булочную заходила. Дух горячих булок мягко обволакивал ее ноздри, убаюкивая страхи, успокаивал душу.

Всякий раз Ольга покупала парочку пирожных «Солнышко». Одну - себе. Вторую – Феликсу.

***

Своё «Солнышко» Ольга всегда съедала прямо на улице.

Сначала, на всякий случай, она оглядывалась по сторонам, чтобы никто не упрекнул ее в попрании правил приличия, потом - аккуратно доставала кругленькое песочное пирожное с прослойкой из яблочного джема, политого ярко-желтой глазурью и с аппетитом надкусывала.

Второе пирожное женщина несла домой.

Вечером Ольга ставила на стол перед возлюбленным кружку с крепким чёрным чаем и блюдце с «солнышком».

Феликс чаёвничал, а Ольга сидела напротив, смотрела и улыбалась.

***

Но сегодня не «солнышко» прельстило Ольгу. Она направлялась в «Художник».

Ольга нервничала. Она решила купить подарок Феликсу. Ведь бывший жених пригласил её на свадьбу. Да, приглашение было издевкой.

Но Ольга решила пойти.

«Увижу его с женой и разлюблю, – решила Ольга. – Пусть будет больно. Зато сразу.

Подарок напрашивался сам: краски, кисти, бумага…

***

Ольга вошла в магазин.

Внутри помещения обжилась небольшая галерейка. На стуле, словно в музее, сидела немолодая дама, разложив на коленях журнал. Дама выглядела благородно, хотя и несколько архаично, её голову венчала высокая причёска цвета блонд, выгодно контрастирующая с в ярко-красным пиджачным костюмом.

Ольга прошла к картинам. Творения «средней руки» не произвели на неё впечатление.

Она тоскливо вздохнула, вспомнив работы Феликса, по её мнению талантливо сотворенные, но по достоинству до сих пор не оценённые, и задержала взгляд на работе художницы с некрасивой фамилией Доходягина.

***

Доходягина изобразила кота.

К слову сказать, весьма упитанного. Веселый белый кот стоял на задних лапах в домашнем трико со стрелочками.

Из трикошек вывалилось пузико.

Кот облизывался, держа рыбу на вытянутой лапе. Рыба была живая, и очень похожая на растянутого в длину, вусметь перепуганного ёжика. Она прижала к телу плавники и с мольбою глядела в кошачьи глаза.

- Извините, а вы подарок выбираете? – вопросительно приподняла над переносицей очки в золочёной оправе женщина в красном.

- В общем-то, да, - нерешительно ответила Ольга.

- А кому? – настойчиво выпытывала подробности хозяйка галереи.

- Молодому мужчине.

- А какой он?

- Какой он? – задумалась Ольга. – Он молодой. Красивый. Он любит природу и живопись. Он очень-очень талантливый. Правда, его имя пока никому не известно. Но скоро будет известно!.. Да, ещё он любит путешествовать! Через два года мы поженимся и отправимся в турне по разным странам. Мы с ним давно об этом мечтаем!

- О! Какая блестящая протекция! Вашему мужчине повезло! Рядом с ним - пылко влюбленная женщина.

Ольга смутилась. Собственная ложь и столь же лживый восторг дамы подействовали на неё угнетающе.

- Ну, тогда я Вам советую приобрести работу Селиверстова! - дама воодушевлённо указала на размытую жёлто-зелёную пастораль. - К нам «за Селиверстовым» из Лондона приезжают… Что скажете?

- Нет. Не нужно! – решительно отмахнулась Ольга, отходя к витрине с красками. – Сами нарисуем.

***

Ольге срочно нужно было в «Булочную». Она купила только одну пироженку, и надкусила ее, едва отойдя от кассы.

Легче не стало.

«А ведь я по-прежнему его люблю, – призналась себе Ольга, – а что? Может быть, Феликс прав. Возможно, он всё правильно рассчитал. Ведь если б он не любил, он прямо сказал бы мне об этом. Но Феликс попросил меня подождать. И подождать всего-ничего, каких-то два года! Другие – дольше ждут».

***

Ой, а голуби глазки-то мне повыклевали! –

вопил давно голодный тамада Костя, оценивающе глядя на свадебный каравай, укушенный молодоженами. Оттиск невестиных зубок указывал на её победу в состязании «голова» в доме.

Но Костя засвидетельствовать победу не спешил.

Предпочел сослаться на увечье, якобы нанесённое невинными белоснежными птичками, выпущенными на счастье брачующейся парой несколько минут назад. Просил помочь гостей.

- Жена хозяйка! – громко кричали гости. – Лариса – молодец! Жене семьей править.

- Нет, мои дорогие! Так дело не пойдет, я уступаю своё главенство мужу, -

Горделиво, но вместе с тем по-настоящему взволнованно, улыбалась, держа под руку слегка растерянного, и оттого беззащитно – трогательного новоиспеченного супруга, его довольная «половинка». – Как говориться, муж – «голова», жена – шея!

Ольга соперницу узнала сразу.

Лариса Соболева весело «скакала» по страницам глянцевых журналов, мелькала то тут, то там. Она являлась владелицей очень модного и очень дорогого салона в их городе.

«Ну, что ж, совет да любовь, – обреченно, осознавая проигрыш, вздохнула Ольга. – Соперница сильна. Мне ли с нею тягаться?».

***

Стоя в сторонке, прижимая подарочный свёрток к груди, и опасливо озираясь на роскошь банкетного зала, Ольга припомнила «Губернские» пельмени.

Эти полуфабрикаты, так полюбившиеся обоим, в самом начале их с Феликсом романтической истории, она, спеша с работы, мимоходом покупала в дешевом магазинчике, чтобы накормить возлюбленного.

Феликс дни напролет писал, наглухо замуровавшись в своей «однушке».

А Ольга работала.

Ежедневно она вносила с собою в квартирку, опьяненную запахом красок, свежий воздух улицы, еду, деньги… А поздним вечером, в любою погоду, сквозь город, возвращалась к себе домой.

Ведь Феликс любил покой.

***

А что теперь? – размышляла Ольга. Однако, мысль её не была закончена. К ней подошла девушка из обслуживающего персонала, вежливо указав на место за нарядным столом.

Ольга присела.

Как все, смотрела на молодых.

Феликс, уже не выглядел потерянным. Освоился. Оживился.

…И тут его взгляд застопорился на Ольгином лице. «Подожди, - словно бы читалось в его глазах. – Все будет, как я сказал. Мы будем вместе. Просто подожди».

***

Реактивный Костя-тамада уже отплясывал танец морячка.

В качестве реквизита он умело использовал стриптизерский шест. Его белый джинсовый костюмчик «в обтяжку» классно сочетался с капитанской фуражкой.

«Какой классный! – возбужденно перешёптывались женщины за столами, содержимое их глубокого декольте при вздохе томно колыхалось. – Жаль, что женатый».

***

Ольга оказалась в компании незнакомых ей людей. Сначала к ней подсели две супружеские пары, которым давно за сорок.

Чуть позже, два парня. Почти что юных. Явно холостых.

И несколько стульев пока пустовали.

Мужики, оба усатые, с пивными пузиками, покряхтывая, разливали по чарочкам «горькую», наотрез отказывшись от обязательного бокала шампанского, сослались на то, что от всевозможных дамских «шипучек» их якобы пучит. Ковырялись вилками в салате, выуживая ветчину из вороха несъедобных для них салатных листьев.

***

Официант в белых перчатках налил Ольге шампанского.

Парни поддержали её в желании выпить.

Один из них, светлоглазый, с копною пшеничных волос, сильно смахивал на повзрослевшего актера, сыгравшего когда-то неуёмного сумасброда и прощелыгу, Тома Сойера. Его приятель, сухой, высокий в очках – напротив, производил впечатление послушного мальчика.

Как и на любой другой свадьбе, в зале присутствовала красавица. На неё нервно подсматривали многие.

Женщины – злобно.

Мужчины – с интересом.

***

Красавица светилась.

Чмокала в щёчки молодоженов, так и эдак демонстрировала жадным зрителям белые тяжёлые волосы длиною до попы; саму попу: тугую и плотную, как невызревший крупный персик, посверкивала бриллиантами в ушах, в глубоком декольте.

Бриллианты стояли как стражники, на пути к холеному телу своей хозяйки: говорили прямо, кому доступ закрыт, кому свободен.

Те, мужчины, которые язык драгоценностей понимали, глядя на красавицу, озадаченно соображали: потянут – не потянут.

Мужчины, полные розовых иллюзий, те, которые информацию с девичьих ушей считывать не умели, витали в облаках. Фантазировали.

***

Пока роскошная блондинка фланировала туда-сюда по залу, народ волновался, за чей стол она приземлится.

Красавица, похоже, решала ту же задачу, боялась продешевить.

Помог случай.

В зал вошел опоздавший. Молодой мужчина, в дорогом классическом костюма, в ауре дорогого парфюма, он нёс в руках дорогой букет.

Роз было много. Ворох. Охапка. Штук сто.

Белые, с лёгким наплывом пролитого розового вина в самое сердце бутонов.

Цветы, как ласковые котята в корзинке, беззащитно поглядывали на людей, нежно жались друг к другу, прятали в белую шёрстку соседа розовые влажные носы.

Букет произвел на красавицу впечатление.

Она проводила взглядом щедрого гостя, с благородством присевшего рядом с Ольгой.

Красавица что-то шепнула девушке из обслуживающего персонала. Та согласно кивнула. И препроводила красавицу за Ольгин стол, к дарителю роз поближе.

***

Официант разлил шампанское по бокалам.

Выпили.

За Ольгиным столом началась борьба за красавицу.

У «Тома Сойера» от выпитого алкоголя и от близкого присутствия длинноволосой блондинки «съехала крыша». Он нацепил на вилку фиолетово - «заиндевелую» виноградинку, присыпанную сахарной пудрой. Протянул красавице, надеясь покормить её лакомством.

Та улыбнулась. Сняла нанизанную ягоду рукой. Но есть не стала, положила на край тарелки.

Одурманенный вином и красотою «Том Сойер» снова всё перепутал.

Он вдохновился, воспрял духом. Игру красавицы он расценил как фифти-фифти. «Не отказалась Взяла. Значит, возможно, есть смысл предложить ей еще и дольку апельсина», - слишком прямолинейное заключение сделал наивный воздыхатель.

Тем временем, красавица вообще ничего не ела.

Сидела в полуобороте к столу, крутила в руках изящную ножку бокала с нетронутым шампанским, якобы, смотрела на молодых. На самом деле, позволяла любоваться зрителям своим чешуйчато-переливчатым платьем, льнущим к извилистому телу, как змеиная кожа.

А Ольга пила и ела.

Сидела и думала: «Феликс женится, а мне хочется пирожков. Разве так может быть?». Она взяла рукой и с вожделением надкусила румяный мясной «посикунчик», похожий на фигуристо закрученное ушко, и по ладони потёк его сок.

Феликс в упор смотрел на Ольгу. Сочтя зрелище неряшливым, брезгливо поморщился.

***

Костя - тамада объявил начало аукциона.

Продавался первый кусочек свадебного торта. Даритель роз схлестнулся с отцом невесты. Победил даритель. Застолбился на сумме, которую красавица мысленно посчитала достойной. Она определилась, что-то шепнула триумфатору, всем телом подавшись к нему ближе.

Том Сойер разочаровано сник.

***

«А теперь – танцы!» - обрадовал засидевшуюся публику веселый Костя.

Том Сойер отправился на улицу. Ему требовалось охладиться. Его худой длинный приятель, устало стянул очки. Положил на стол. На переносице парня алела отметинка.

Один из пузатиков, жена которого неосмотрительно ушла в туалет, вплотную приблизил к Ольге влажные губы, с прилипшей к ним хлебной крошкой.

- Ты че одна? – нахальный потный мужик, бесцеремонно пристроил влажную грузную ладонь на Ольгиной коленке, - пошли, попляшем.

***

Ольге сделалось дурно.

И даже не флирт обрюзгшего ловеласа возымел на неё свое пагубное действие. Ей вдруг стало нечем дышать от вопроса: «Ты чё одна»?

«Я не одна!» - спихнув тяжёлую мокрую лапу с коленки, вспомнила об обещании Феликса воссоединиться вновь, окрылилась Ольга.

Из туалета вернулась ловеласова жена.

Ольга, почувствовав себя в безопасности, принялась ловить глаза Феликса.

«Не смотрит, – подумала она. – Боится перед женой спалиться. Ничего, любимый, я подожду».

***

И снова официант разлил по бокалам шампанское…Гости говорили молодожёнам тосты, дарили подарки.

Колдовской искрящийся напиток сделал дело. Осушив бокал, Ольга осознала: ей очень многое надо сказать. Сказать прямо сейчас! Немедленно!

Ольга пробралась к микрофону.

***

-Феликс! –начала поздравительную речь, одурманенная шампанским бывшая, - я хочу подарить тебе краски и кисти...

Лицо Феликса исказилось. Гнев, озадаченность, паника – всё отразилось на нем.

- Знаешь, Феликс, – не сбиваясь с решительного настроя, продолжила Ольга. – Когда я покупала тебе подарок, я видела картину художницы Доходягиной. Доходягина изобразила кота, который собрался слопать рыбу, похожую на растянутого ёжика… Так вот. Я чувствую себя той рыбой! А ты – конечно кот! Я в твоих цепких лапах! Не убивай меня! Помилуй!

- Кто это? – зашушукались гости, шёпот эхом прокатился по залу.

- Кто это? – глядя на Феликса, требовала ответа Лариса.

- Это фанатка одна… творчеством моим интересуется… она ненормальная… к тому же пьяная… она преследует меня повсюду! Кто ее сюда пустил? – рассержено глянул в сторону охраны Феликс.

Охранник жест хозяина понял правильно.

Приблизился к Ольге. Вежливо, но твердо подхватив её под локоток, он по-культурному, тихо-мирно, выволок её из зала.

***

Ольга не противилась.

Слегка пошатываясь, то ль от вина, то ли от горя, обреченно покинула помещение.

«Всего хорошего», - накинув пальтишко на Ольгины плечи, выставил за дверь дебоширку охранник.

На улице было холодно. Осень.

Октябрьский ветер, метнув Ольге в лицо россыпь дождевых холодных брызг, мгновенно освежил её.

«Он не простит меня за это выступление, – мучительно осознала бывшая Феликса. – Он гордый. Точно не простит».

А жизнь шла своим чередом.

Какой-то дед, гость, вышедший со свадьбы, покурить, безразлично взглянув на Ольгу, решил поучить жизни Тома Сойера и его длинного худого друга.

«Вот вы молодые-зелёные, не умеете сделать так, чтоб по башке торкнуло. Наркотики жрете! – бравируя, сердился дед. – Мы по-другому жили. Мы, с дружками, бывало, в школу идём, ольхи нарвём, покурим – ядрена мать! Слюни текут! Сопли текут! В школе весело… Пока то-сё, опять надо домой идти. Опять мимо ольхи!

Из зала выпорхнула красавица, под руку со счастливым дарителем роз. Потом, сексуально приподняв подол сверкающего платья, элегантно уселась в салон дорогой машины, услужливо предложенной ей спутником.

Автомобиль взвизгнул шинами и умчал страстную парочку в страну любви.

Ольга махнула рукой машине «с шашечками». Такси остановилось.

Женщина плюхнулась в салон не сексуально и не элегантно, потому что из страны любви её прогнали.

Без посоха. Без узелка.

Зато живую.