Сказка про Хомяка и Мышонка. Часть 1

В сущности, Хомяк жил хорошо, у него была защищенная и просторная территория; место, где можно укрыться от непогоды; была еда, которую он трудолюбиво запасал на зиму; было время для долгого зимнего сна, но все-таки чего-то ему не хватало. Хомяк никак не мог понять, чего же еще ему требуется, но, тем не менее, порой его одолевало сильное беспокойство.
Хотя, конечно, летом, когда он был озабочен тем, чтобы натаскать в свою норку спелых золотистых колосьев или сладко пахнущего хрустящего сена, он даже не вспоминал об этой тревоге. Едва он успевал перевести дух под жаркими солнечными лучами или в прохладном полумраке своей норки, едва он успевал оставить припасы в кладовой, как ему приходилось снова бежать со всех ног, чтобы принести еще тючок сена, пока дождь не намочил его. Спешка и ожидание перемены погоды полностью заслоняли все прочие тревоги.
Он не вспоминал о ней и ранней весной, когда, покинув свою норку, сновал по окрестным полям, чтобы откопать какой-нибудь свежий корешок или отыскать орех, пролежавший под снегом всю зиму. Его гораздо больше беспокоило, как бы тающий снег и ближайший ручей не затопили его сухую норку. И он усиленно надстраивал холмик у входа, не позволяющий воде проникнуть внутрь. Когда становилось теплее, Хомяк откапывал дополнительные отдушины, чтобы в кладовых не завелась плесень, и чтобы спальня оставалась такой же уютной. Нужно было привести в порядок и вычесать линяющую шерстку и пух, а потом тщательно вымести соломенную труху и посыпать пол мелким песочком, приятным для лапок. Хлопот только добавлялось, когда появлялась первая зелень, потому что нужно было обойти все дальние луга, чтобы принести еды вдоволь (ведь все запасы к тому времени уже заканчивались). И вечером, когда солнце огромным колесом закатывалось за горизонт, Хомяк устало падал на соломенный тюфячок и засыпал без задних ног.
Он не вспоминал об этой тревоге и осенью, когда птицы собирались улетать на юг, а туман все чаще застилал овраг у ручья и запутывался между стволами деревьев ближайшего леса. Но для Хомяка это была горячая пора, ведь поспевали семена и орехи, а в полях было полно картошки и моркови. К тому же, теплая пушистая шерстка начинала отрастать в преддверии холодов, и бока, и щечки его круглились после сытого лета, а потому он бегал, вечно запыхавшись от усилий. Его щеки раздувались от крупных спелых орехов, собранных в лощине у ручья, где орешник протягивал свои корни к воде, а потому и орехи были лучшими в округе. Но каким бы пухлым и отъевшимся он не был, Хомяк никогда не забывал сделать набег на полянку в лесу, где можно было собрать последнюю бруснику накануне заморозков.
И лишь, когда зима подступала вплотную, когда ее дыхание заставляло покрываться инеем последнюю пожухшую траву, когда даже днем не бывало по-настоящему светло, на Хомяка нападала тоска, и вновь появлялось то самое смутное беспокойство. Несмотря на холод, он упорно выходил каждый день, чтобы собрать последние припасы вблизи от своей норки, подбирал зернышки, оброненные еще летом, но теперь хорошо заметные в поникшей траве, последние корешки, умудрявшиеся противостоять заморозкам. Порывистый холодный ветер раздувал его шубку, Хомяк прижимался ближе к земле, но при этом ухитрялся, не растеряв, дотащить свою ношу до ближайшей кладовой, где хранил запасы «на всякий случай». И все-таки ночью, даже успокоенный тем, что последняя кладовая забита до верху, он вертелся с боку на бок, пытаясь заснуть, потому что смутное беспокойство одолевало его. И тогда Хомяк составлял в уме длинные списки разных дел, мысленно помечая галочкой все завершенное, силясь понять, что же мешает ему спать спокойно.
И вот однажды, поздним зимним утром, когда снег уже укутал землю белым одеяльцем, а оранжевое как апельсин солнце склонялось за горизонт, едва поднявшись над лесом, Хомяка осенило, и он понял, что ему не хватает праздника!
- Как же так? - подумал Хомяк. - Целыми днями я работаю, круглый год провожу в заботах и хлопотах, а зимой засыпаю, даже не успев порадоваться?
- Непорядок! - решил Хомяк, и со свойственной ему энергией принялся готовиться к празднику. Он перебирал кладовые, чтобы переложить самое вкусное в кладовку поближе к кухне, придумывал блюда на первое, второе и третье, «про запас» и «на потом», он снова наводил чистоту в своей норке, плел коврики из золотистой и белой соломки, украшал вход еловыми ветками. И хлопотал, хлопотал, хлопотал... Он так забегался в своей норке, что даже не заметил, как снаружи выпал настоящий глубокий снег, похолодало и стало светлее, не заметил, что на небе высыпали звезды, похожие на рассыпанные по черной земле золотистые зернышки.
Он так устал, что решил перевести дух и присел на стульчик в углу кухни. Но и тут он не мог усидеть спокойно, оглядывая хозяйским глазом дом, Хомяк отмечал, что было бы неплохо сделать сегодня, а что можно отложить на завтра. Но он так утомился, что незаметно для себя заснул прямо на стульчике, притулившись пухлой щечкой к стене. И даже во сне он продолжал готовиться к празднику, поправлял коврик у входа, развешивал гирлянду из орешков, переставлял блюда на столе, чтобы они выглядели аппетитнее (и чтобы пристроить с краешку еще одно!).
Хомяк, покачнувшись на стульчике, внезапно проснулся, и ему пришла в голову страшная мысль, что вот уже почти все готово к празднику, все убрано и приготовлено, но совершенно некому будет это все оценить. В заботах и хлопотах он абсолютно забыл, что ему некого (совсем-совсем некого) пригласить к себе в гости! В соседней норке жила быстроногая ящерица, но она еще осенью впала в спячку, и ее теперь не разбудить до весны. За дальним лугом квартировало семейство сусликов, но к ним тяжело добираться по глубокому снегу, и они такие беспокойные, шумные (и прожорливые!), и их так много... Да и наверняка они тоже спят, с ними бы не праздник получился, а куча-мала! А приятная во всех отношениях пара жаворонков, все лето напролет кружившая над его норкой и певшая такие прекрасные песни, уже давно улетела на юг... Жаль он не умеет летать, как они, а то бы точно пригласил в гости...
И Хомяк загрустил, ему так хотелось, чтобы праздник был настоящим. А что это за праздник, если ты никого не встречал у входа? Если никто не натоптал снега на новом коврике? Если никто не попробовал вкусности, припасенные как раз для этого случая? Если не с кем поговорить, сидя в уютном и сытом тепле? Ведь если ты ни с кем не можешь обсудить праздник, то это уже как будто и не праздник, а так - непонятно что.
Хомяку очень хотелось праздника, поэтому он собрался с духом и вылез из своей норки. Но снега было так много, и было так холодно, что Хомяк не рискнул вылезать из-под сугроба, и решил пробираться, прокапывая снежный тоннель.
- Ладно, так лучше, и сова меня не заметит, - думал Хомяк, пробираясь под снегом, - может все-таки удастся добраться до сусликов, если они не ушли зимовать в другую норку. Он усердно раскапывал лапками снег, притаптывая его, чтобы удобней было добираться обратно. Он пошевеливался, чтобы не замерзнуть, и так увлекся, представляя себе, как он разбудит сусликов, и они будут шумно радоваться, что не услышал, как кто-то раскапывает снег навстречу ему.
И только, когда его нос уткнулся в чей-то чужой нос, холодный и замерзший, он пискнул от ужаса, и застыл в снежном тоннеле. Но тут сугроб зашевелился, тонкая снежная перемычка упала, и к нему вылез Мышонок, отряхивая мордочку от снега.
Хомяк не поверил своим глазам, ближайшее мышиное семейство жило не то что за дальним лугом, но и за дальним полем! Они жили у самой деревни, где Хомяк почти никогда не бывал. Как мог Мышонок оказаться здесь?
Хомяк вытаращил глаза от удивления, но не забыл о вежливости, и осведомился, по какой же причине Мышонок ушел так далеко от дома в такую неподходящую для прогулок погоду.
Мышонок здорово замерз, и клацал зубами то ли от испуга, то ли от холода, но, тем не менее, вежливо ответил, что ему было скучно спать вместе с остальными домашними в норке, и он решил побродить по окрестностям и, похоже, заблудился. Ну, не совсем заблудился, конечно, он представляет в какой стороне его норка, но, похоже, он-таки здорово далеко ушел от дома.
А Хомяк сказал, что он как раз вышел на прогулку (хотя погода была совсем неподходящая), потому что решил позвать сусликов к себе в гости, но раз уж так получилось, что он встретил Мышонка недалеко от своей норки, то не хотел бы он (Мышонок), оказать ему честь и быть его гостем.
Они бы, наверное, обменивались любезностями еще с полчаса или больше, но Хомяк и сам изрядно замерз, и еще ему было жаль Мышонка, розовый нос которого почти посинел от холода, и он сказал:
- Моя норка совсем рядом, буквально за поворотом, и там все готово к праздничному ужину, так что идем быстрей.
И они побежали, нет, помчались по снежному тоннелю изо всех сил, потому что там их ждало тепло, угощение и Праздник! А потом они отряхивали снег с лап на новом соломенном коврике, угощались лакомыми кусочками, пододвигая блюда друг к другу, а потом долго разговаривали обо всем, что видели в окрестностях летом и весной, зимой и осенью; и о том, что они еще увидят, и о том, куда они пойдут, когда вернутся жаворонки. Они разговаривали долго-долго, время от времени отправляя в рот кусочек чего-нибудь особенно вкусненького, и им было так тепло и хорошо от того, что они разговаривают об одном и том же, что они прекрасно понимают друг друга, и что им обоим по душе одна и та же береза за дальним лугом, которая по весне одевается липкой зеленой дымкой молодых листков. Они говорили о зерне на дальнем поле, о цветущей землянике на лесной поляне, о месяце, что ночами так ярко освещал луга, и им было вдвойне радостно оттого, что есть кто-то, кому можно все это рассказать. А потом они устали разговаривать и просто сидели молча, но тепло и уют никуда не девались, они были тут - рядом с ними, и Праздник был тут же, рядом.
И, конечно, когда Мышонок собрался возвращаться домой, Хомяк пошел его провожать, хотя стало еще холодней. И, конечно, вместе они сразу нашли дорогу в сугробах, и почти не успели замерзнуть, потому что за разговорами время идет так быстро.
Хомяк вернулся домой по натоптанной дорожке под снегом, продрогший и немного усталый, но он знал, что теперь у него дома живет Праздник, потому что у него появился друг, с которым можно его разделить.
Хомяк убрал в кладовую все, что осталось от праздничного ужина, и еще немного похлопотал по хозяйству, а потом удобно устроился в любимом кресле. Снаружи шел мягкий пушистый снег, а Хомяк сидел, вязал своему другу в подарок пуховые варежки и думал:
- У него лапки маленькие, и варежки очень пригодятся, если он захочет снова прийти ко мне в гости. А когда я свяжу носочки, то он сможет приходить ко мне часто-часто...

А Мышонок вернулся в свою норку и, свернувшись калачиком возле своей многочисленной родни, думал:
- Интересно всё-таки получается, ты выходишь погулять в морозный вечер, просто чтобы разогнать скуку, а оказывается, кому-то там, в снегу, не хватает праздника и друзей. Выходит, если не бояться отморозить лапки, можно отогреть чью-то душу. И мышонок засыпая, счастливо улыбался, ведь там, далеко за полем, был его друг, который теперь ждал его в любую погоду, и с которым можно было устроить Праздник, или просто поговорить...