Сказка про Хомяка и Мышонка. Часть 4

Хомяк любил смотреть на звезды. Не глянуть, позевывая, вверх, а потом закрыть дверцу и отправиться спать, а смотреть... Смотреть во все глаза, пока небесный свод не начнет кружиться, так что приходится зажмуриваться, чтобы голова и небо вернулись на место.
Обычно Хомяк был страшно занят, он вообще был одним из самых занятых хомяков в округе, а может быть и самым-самым занятым по обе стороны ближайшей реки. И, конечно, он был очень-очень ответственным, потому что часто задавал себе один и тот же вопрос:
- Если не я, то кто? – и всегда давал на него один и тот же ответ: «Конечно, я сделаю!»
И чем чаще он говорил себе это, тем более ответственным становился, потому что на все у него был один ОТВЕТ.
А еще, он был очень предусмотрительным, таким предусмотрительным, что иногда это ему мешало. Например, он всегда мог предугадать, когда пойдет дождь, поэтому ему приходилось в страшной спешке убирать в норку высушенное сено, и к вечеру он так уставал, что, даже когда ливень заканчивался, у него уже не было сил смотреть в ночное небо, и наблюдать, как полная луна выплывает из-за кромки леса, и поднимается в облака, как облака из серых превращаются в жемчужные и, как между ними, ярко вспыхивают умытые звезды.
А если ты одновременно и ответственный, и предусмотрительный, то будешь очень занят всегда, а, значит, будет все труднее и труднее выкраивать время, чтобы заняться любимым делом.
- Делом! – Вот тут и начинались трудности, потому что Хомяк никак не мог признать, что наблюдать за звездами – это такое уж необходимое занятие. Пусть особым развлечением его и не назовешь, скорее приятным времяпрепровождением, но Хомяк честно признавался самому себе, что ДЕЛО, во-первых, приносит пользу, во-вторых, дает конкретный результат, а в-третьих, вызывает чувство глубокого удовлетворения проделанной работой.
- ПроДЕЛАнной… - бубнил себе под нос Хомяк, - это когда что-то делаешь, а не сидишь и молча любуешься звездами. А даже если начать пересчитывать звезды, то считать их можно до бесконечности. А о каком же, позвольте, результате можно говорить, если к нему и приблизиться-то невозможно?
Но вот чувство глубокого удовлетворения возникало несмотря ни на что. Смотрел ли он на звезды летним вечером, когда в траве хором стрекочут кузнечики, или в весенних сумерках, когда в воздухе плывет аромат цветущей черемухи, или смотрел на звезды ранней осенью, когда лишь холодная капля росы, ненароком упавшая на нос, возвращала его к действительности…Чувство возникало обязательно, и это совершенно сбивало Хомяка с толку. Оно появлялось легким щекотанием в носу, потом увлажняло глаза, так что самые близкие звезды начинали искрится длинными расплывчатыми лучами, а потом затопляло сердце, которое на мгновение замирало, а затем начинало биться в унисон со звездным мерцанием. Тогда Хомяк закрывал глаза, но, даже опустив веки, продолжал видеть кружащийся и сияющий небосвод.
- Ну, как, скажите, как, абсолютно ничего не делая, напротив, отложив все срочные и важные дела в сторону, можно испытывать удовлетворение? – Хомяк даже немного паниковал от такой мысли. И тогда чувство уходило, оставляя за собой лишь легкую тень вины.
Но когда к Хомяку в гости приходил Мышонок, и они вместе сидели на высокой кочке над норкой и разглядывали звездное небо, тогда Хомяк почти не чувствовал себя виноватым, ибо знал, что нужно уделять время друзьям, каким бы занятым ты не был. Он считал, что мгновения, проведенным с другом, можно накопить, также как наносить в кладовую про запас пшеничных зерен, чтобы дождаться будущего урожая. А потому, чаще всего он смотрел на звезды с Мышонком, потому что тогда ему не требовались оправдания для того, чтобы отложить дела. Посещавшее Хомяка чувство тогда становилось как-будто еще больше, сильнее и теплее, и ему казалось, что все дела на свете не смогут помешать ему смотреть на звезды.
Мышонок любил поболтать, ему нравилось обсуждать с Хомяком то, что он видит. Он спрашивал:
- Вон, смотри, та, что светит голубоватым светом, не кажется ли тебе, что неделю назад она висела почти над горизонтом, а сегодня стремительно поднялась вверх почти сразу после заката? – или говорил:
- Сегодня небо такое ясное, что мне кажется, я могу разглядеть даже самые маленькие звездочки… – и добавлял:
- А не та ли это звезда, что всегда светит одинаково ярко и по которой можно проверять дорогу? А если я заблужусь, когда буду идти к тебе, я смогу понять в какую нужно повернуть сторону? А почему, если я зажмурю один глаз, то знакомые звезды убегают направо, а стоит закрыть другой - перемещаются влево? И никуда не двигаются, если смотреть обоими глазами? А если не мигать до самого утра, может быть,  звезды будут видны и после рассвета? А вот если много-много ночей подряд считать звезды, можно ли подсчитать хотя бы те, которые составляют Млечный путь?
Хомяк настолько задумался, что чуть было не сказал в ответ: «Конечно, я сделаю!»
Но поскольку он был очень ответственным и не хотел давать обещания, которые не сможет выполнить, то сказал только, что он, конечно, с удовольствием попробует сделать это вместе с Мышонком, только сомневается, что в их распоряжении будет столько безоблачных дней подряд. И заметил, что хотя до завтрашнего утра он абсолютно свободен, весь день ему придется посвятить сбору горошка на соседнем поле, а после двух-трех бессонных дней и ночей он уже не сможет поручиться за свои способности к математике. Как вы уже заметили, Хомяк был не только предусмотрителен, но и прозорлив.
Мышонок немного отвлекал Хомяка своими вопросами, но ему все равно нравилось вместе с другом рассматривать синий бархат неба, сияющий как расшитое серебром покрывало, казалось, звезды по-дружески подмигивали ему, как-будто они тоже слышали Мышонка, и посмеивались над его бесчисленными вопросами. Вопросов было, наверное не меньше, чем звезд на небе.
Хомяк размышлял над словами Мышонка, и ловил себя на мысли о том, что ему самому, вероятно, даже не пришло бы в голову искать звезды после рассвета или подмигивать им одним, а тем более двумя глазами. А еще о том, что дорогу к своему другу Мышонку он может найти и беззвездной ночью, и, может быть, даже с закрытыми глазами.
Но вслух Хомяк ничего не сказал, а лишь кивнул неугомонному Мышонку, которому было гораздо интереснее смотреть на звезды, если было с кем это обсудить. Он мог без устали восхищаться ласковым сиянием одной звезды, а потом удивляться яркому блеску другой, бесконечно рисовать воображаемые линии, соединяя их в только ему видимые созвездия, так что Хомяку начинало казаться, что это сами звезды разговаривают с ним.
Мышонок же продолжал говорить:
- А если собрать все-все колоски с этого поля, сможем ли мы из зернышек сложить карту созвездий? А нам хватит одного поля? А давай попросим синицу, чтобы она посмотрела как наша карта выглядит сверху?
Хомяк кивал головой и на все соглашался, только прибавил, что если просить синицу проверить карту, то надо делать это ночью,  когда видно звездное небо, а он как-то не замечал, чтобы синицы летали по ночам. Но, конечно, если Мышонок возьмет на себя труд уговорить какую-нибудь сову, что ему точно по плечу, то, вероятно, затея с картой может вполне удасться, ведь совы прекрасно видят в темноте, и могут разглядеть не только звезды, но и каждого мышонка в поле.
Мышонок притих и подумал, что сова - это уже немного чересчур, но, безусловно, она бы разглядела каждую звездочку, каждое зернышко и каждого мышонка, не говоря уже о Хомяке, который не то, чтобы был самым крупным или упитанным, но точно не был самым быстрым  по обе стороны от ближайшей реки. Он подумал о друге и сказал:
- Ну что ж, из-за карты, пожалуй, рисковать не стоит.
Мышонок загляделся на звезды, ему было немного грустно от того, что он не сможет их все сосчитать, грустно, что не получится сложить подробную карту самых ярких созвездий, и немного грустно от того, что Хомяк оказался прав насчет совы.
Теперь они оба молчали, не двигаясь, почти не дыша, наблюдая круженье небосвода над головами, и чудилось, что звезды летят им навстречу, что небо распахивает им свои объятия, и они больше не казались себе такими маленькими, а звезды не казались такими далекими.
У них немного затекли шеи, но им совершенно не хотелось шевелиться, как-будто они боялись спугнуть волшебство, а потому продолжали неотрывно смотреть на звезды, словно собираясь сидеть так до самого утра.
Возможно, именно поэтому друзьям довелось увидеть чудесный звездопад, когда гроздь ярких штрихов вспыхнула и прочертила небосвод до горизонта, пролетев так быстро и стремительно, что никто не успел даже ахнуть. Им показалось, что сегодня уже вряд ли им доведется увидеть что-нибудь еще столь же прекрасное, они переглянулись, поняв друг друга без слов, поднялись и зашагали вниз по тропинке к домику Хомяка. Они ощутили под лапами землю, влажную пружинящую траву, и мысли их понемногу вернулись в обычное русло. Оба подумали, что нужно выпить чаю, а Хомяк попытался вспомнить, остался ли еще в кладовой пирог.
Хомяк и Мышонок уверенно шли к знакомой двери, а звезды провожали их взглядом, как-будто тоже собирались выпить с ними чаю.
Уже у самой двери Мышонок обернулся и спросил:
- А ты загадал желание, когда по небу пронеслась падающая звезда? Ты успел загадать, правда?
И Хомяк подумал, что единственное его желание – это дышать теплым ночным воздухом, смотреть в небо, считать падающие звезды, слушать их едва уловимый шорох…и болтовню Мышонка… иначе говоря – чтобы друг всегда был рядом. Ну, и чай с пирогом, конечно.