Жил такой мужик

Моему любимому папе
 Шалашову Николаю Савельевичу
посвящается

Наступил 1940 год. По Европе нацистскими колоннами шагал фашизм, зигуя Гитлеру и Муссолини. Они ещё не дошли до русской земли, но наши мужики в последний раз обняв своих любимых жён и детей, уже уходили на войну и не возвращались. Это была Зимняя война между Финляндией и Советским Союзом.
Ему было всего девять месяцев, когда сердце его матери не выдержало, получив похоронку на мужа. Так маленький Коля оказался в большой семье своей тётки, где итак хватало маленьких детей, а за старшую и самую главную помощницу была шестилетняя Люба. Позже, когда совсем уже взрослая Люба разыщет своего взрослого брата Колю, они будут дружить семьями. И Люба часто будет просить прощения за то, что в том далёком 1940 году её мама отдала Колю в детский дом, потому что не знала, как прокормить ещё один лишний рот.
Первые годы Великой Отечественной войны конечно же Коля не помнит, но помнит в принципе голодные военные годы детдомовцев, когда он и такие же пятилетние, шестилетние мальчишки ходили по полям и искали оставшиеся после сбора урожая колоски или овощи. Потом на всю жизнь у него останется привычка сметать со стола все крошки хлеба себе в рот. Он всегда будет очень бережно относиться к еде и прививать эту бережливость своим детям.
Несмотря на то, что Николай рос не в семье, он многому научился, закончил успешно техникум и институт. Его послали работать на Комсомольскую стройку, где он и встретил любовь всей своей жизни – Нину. Красивая остроумная девушка, также приехавшая на Комсомольскую стройку из далёкой Сибири, покорила его сердце. После свадьбы она родит ему трёх прекрасных детей. Но всегда вокруг него будет детей намного больше. В моём детстве я помню регулярные походы в кино или на стадион. Мама дома с домашними заботами, а отец, везя коляску перед собой с самым маленьким, держит за руку малыша чуть постарше, который держит меня, а я держусь за ещё более старших родных и двоюродных братьев и сестёр. Так целой ватагой из шести детей мы торжественно шествуем в кинотеатр смотреть мультики или на стадион, где можно погонять мяч или покидать его как можно выше. Мне очень нравилось смотреть как отец крутит солнышко на турнике или кидает мяч высоко в небо, настолько высоко, что мяч на какое-то мгновение исчезал из вида, а потом вдруг появлялась точка, которая очень быстро увеличивалась и, превратившись уже в мяч, резко ударялась об землю, снова отскочив очень высоко. Часто во дворе он собирал вокруг себя ещё и соседских ребятишек, и мы все вместе играли в мяч, лапту или городки. Когда мы стали чуть по старше, отец нас учил метать ядра и гранаты, водил в стрелковый тир. Зимой мы с отцом гоняли на лыжах по лесопарку. Но не только спорт был нашим семейным увлечением.
  Книги - вот главная страсть моих родителей. У нас дома была большая библиотека. В детстве отец всегда читал нам на ночь сказки или приключения, а выключив свет, продолжал в темноте сочинять нам их продолжение, пока от усталости не засыпал на полуслове вперёд нас. Мы всегда его тормошили, прося рассказать, что было дальше, и он терпеливо продолжал, пока мы не засыпали.
Мои родители всю жизнь собирали разные книги и относились к ним благоговейно, поэтому вся наша семья была читающей. Благодаря папе мне передалась тяга к иностранным языкам и к книгам с церковно-славянскими священными текстами. Папа не просто собирал редкие церковные книги, но и реставрировал их, хотя всю жизнь был коммунистом-пропагандистом и проработал инженером, потом главным энергетиком завода. А ещё я часто вспоминаю как он в глубокие атеистические советские времена, ещё молодой, выходил к подъезду нашей хрущёвки, садился на скамеечку, а вокруг него рассаживались пенсионеры. Он открывал Евангелие, Псалтырь или Минею и читал бабушкам и дедушкам священные тексты, а они с трепетом внимали ему.
  Когда мы уже сами стали взрослыми, каждый из нас открывал в отце всё больше и больше новых удивительных талантов. Как-то он решил помочь мне построить забор перед старым домиком, который они с мамой мне купили. На моих глазах за один день с помощью только пилы и топора из горбыля сплошной стеной встал ровненький забор высотой в три метра, а длиной в десять. Без особых усилий отец забирался на него и сверху ещё доколачивал, укрепляя. Соседи то и дело ходили мимо, покачивая головами, говорили: «Вот это мужик, где бы нам такого найти! Без помощников за день такой крепкий высокий забор поставил!». А брату он помог за полдня вырыть сливную яму три на три, и глубиной два метра одной лопатой. Брат правда потом долго думал зачем ему она такая большая – целый бассейн получился!
Все любили нашего отца, тепло Савеличем называли. Все, кто его знал, хоть и при высокой должности на заводе работал. Не брал себе, а другим всё больше отдавал, за что правда мамка наша на него обижалась. Ведь мог во времена дефицита и машину домой приобрести, и много что ещё при своей должности начальника. Но никаких излишеств у нас никогда не было. Крепок и силён был наш отец, всегда мы могли рассчитывать на его помощь и с внуками понянчиться, и по хозяйству подсобить. Казалось – не может быть по-другому. Но годы берут своё и мы все, отделившись от родителей, не заметили как он угас, потому что он никогда не жаловался ни на что, даже когда совсем ослеп, никто из нас долго не догадывался, что всё так плохо. Ведь любимый папка до последнего дня старался помогать маме по саду и по хозяйству и всегда был рядом со своими книжками.
Любовь, которую мой невоцерковлённый отец   привил мне к священным книгам, дала свои ростки. Я рада, что я сейчас с Богом, что церковь мне родной дом. И я успела узнать как правильно отнестись к потере близкого всем нам человека и смочь отпустить его к Богу. Смогла найти мир в своей душе, простить себя за то, что не была на золотой свадьбе родителей, жила очень далеко от отца последних его двенадцать лет жизни. Я рада бывать в церкви и чувствовать там его присутствие во время службы, особенно, когда я читаю бабушкам, дедушкам, всем прихожанам кафизмы из его любимой Псалтыри или стихиры из Минеи.