Меланхолический вальс
В школе был кружок баянистов с рано постаревшим, порой откровенно нетрезвым преподавателем. Размещался он в маленькой каптёрке два на два под лестницей с мутным маленьким окошком, куда по расписанию подходили дети и несли учителю свои достижения.
Любую пьесу можно было учить сколь угодно долго. Преподавателя это не интересовало, и многие годами ковырялись в клавишах на одном и том же месте. Родителям это стоило четыре рубля в месяц, и они не обращали внимания на однообразный репертуар отпрысков, успокоенные уже тем, что дитя не болтается весь день на улице, а хотя бы чем-то занято.
Были в школе и другие кружки. Например, танцевальный, где разучивались пляски народов СССР, кружок художественной декламации стихов пролетарских поэтов, фото-кружок и ансамбль народных инструментов с домрами, балалайками и двумя бубнами. Туда порой подключали баянистов, и Сева пару раз исполнял свою партию из двух нот в произведении «Во поле берёзка стояла»
Как бы то ни было, но Севе удалось на третьем году обучения осилить композитора Даргомыжского с его пьесой «Меланхолический вальс».
Маме этот вальс очень нравился, и она часто просила его исполнить, когда была грустна. Это было не понятно Севе. Когда грустно нужно наоборот слушать весёлую музыку, а не печальную, так думал он. Ещё он считал, что грустная музыка вообще не нужна для пионера, ведь все песни пионерские весёлые, а не грустные.
Однажды на уроке пения учитель музыки Юрий Венедиктович, высокий брюнет с зачёсанными назад со лба чёрными волосами, сделал объявление о том, что к празднику Великого Октября школа должна подготовить концерт. Будут торжества и к нам в школу приедут из РОНО.
Что такое РОНО он не объяснил, но по тональности произнесения этого слова можно было легко догадаться, что это что-то очень страшное. Он при этом поднял указательный палец вверх и немного выпучил глаза.
Он так же сообщил, что программа концерта составлена педсоветом и утверждена директором. Выступать будут танцоры с пляской «Тачанка», трио балалаечников исполнит песню о героях гражданской войны «Полюшко поле», а Лимонов на баяне сыграет «Меланхолический вальс». Откроет концерт лучший декламатор школы Севастьянов Игорь стихами о Ленине и Революции.
Сева совсем не собирался выступать пред всей школой и этой РОНОй но
отказываться было бесполезно. Это он знал твёрдо. Никто не стал бы его слушать. Едва стоило хоть чем-то выделиться из массы, как тут же на тебя неизвестные люди строили свои планы.
Сева стал обдумывать варианты спасения, но кроме болезни ничего в голову не приходило, а заболеть специально он не умел.
Мама порадовалась известию. Выступление сына рисовалось ей чуть ли не во дворце съездов. Концерт планировался через неделю и Сева, чувствуя себя загнанным в угол, долго находился в подавленном настроении.
Он никак не мог придумать, как сделать так, чтобы его больше никогда не назначали на эти концерты. Неожиданно Севу посетила блестящая мысль, он даже улыбнулся ей и сразу немного успокоился.
Прошла неделя и вот он, концерт. Ведущая, девочка с большим красным бантом на голове объявила первого выступающего. Это был семиклассник Игорь со звонким летящим голосом. Протягивая вперёд то одну руку, то другую, привставая иногда на цыпочки, он читал стихи о Ленине Самуила Маршака.
"У Кремля в гранитном Мавзолее
Он лежит меж флагов, недвижим.
А над миром, как заря алея,
Плещет знамя, поднятое им.
То оно огромное — без меры,
То углом простого кумача
Обнимает шею пионера,
Маленького внука Ильича"
Потом он прочёл стихотворение о революции Маяковского.
"Мы идём
революционной лавой.
Над рядами
флаг пожаров ал.
Наш вождь —
миллионноглавый
Третий Интернационал"
Чтец то хмурил брови, то его лицо расплывалось в счастливой улыбке. Здорово их насобачили в кружке декламаторов, подумал про себя Сева.
Потом зазвучала песня «Тачанка» и на сцену выскочили танцоры . Все в красных трико. Три девочки изображали коней, а два мальчика возницу и пулемётчика. У коней под мышками крепились вожжи, которые держал возница. Пулемётчик скакал рядом задом наперёд и делал вид, что строчит из пулемёта. При этом он постоянно оглядывался, чтобы не упасть. Все кони высоко задирали ноги, как впрочем и седоки, что выглядело странно, но очень внушительно.
Следующая очередь была Севы, как раз перед балалаечниками.
Он вышел с баяном на сцену, девочка с бантом принесла стул. Зал упокоился и с надеждой скорейшего завершения концерта стал смотреть на сцену.
Никому, кроме организаторов этот концерт не был нужен, а тем более какой-то вальс. Но на этот раз зрителей не ждало разочарование. Сева стал играть.
Пьеска небольшая минуты три. Грустная мелодия лилась со сцены.
Цум-ба-па, цум-ба-па, дышали басы. Дышали три минуты, четыре, шесть, десять. Сева четвёртый раз начал вальс, у которого нельзя было понять, где же завершающий аккорд. Юрий Венедикрович встал из кресла и прошёл за сцену.
В зале началось движение, переглядывание, перешёптывание, зритель наконец -то заинтересовался зрелищем.
Девочку с бантом вытолкали на сцену и она, встав впереди Севы, объявила следующий номер. Сева не переставал играть. Зал ещё сильнее ожил. Учитель музыки подошел к Севе прикоснулся к плечу и что-то шепнул на ухо. Сева не переставая играть, перешёл на октаву выше. Зал гудел, все были счастливы.
Уже минут двадцать длилось Севино выступление, как из левой кулисы подошли физкультурник с трудовиком и взяв баяниста под руки, хотели увести со сцены. Но не тут-то было. Сева играть уже не мог, но обвил ногами ножки стула, и им пришлось уносить весь музыкальный комплект целиком. Зал рыдал, это был катарсис.
Балалаечников уже никто не слушал. Концерт удался.
На следующий день начинались каникулы, которые Сева проболел, а в первый день новой четверти у него в школе был уже другой вес. Многие при встрече улыбались, старшеклассники одобрительно хлопали по плечу, а учителя перестали вызывать его к доске. Играть на концертах, несмотря на грандиозный успех, Севу Лимонова больше никогда не назначали.
Свидетельство о публикации №224013100560