Маяковский без предохранителя

(Юрию Карабчиевскому)


Стержнем обезрезиненным ввысь!
Ложись под меня, голодная стерва.
Не бойся,
                Не плачь,
                Покорись –
Для тебя я последний, и Первый!
Мнущий вялых грудей окончания,
Грызущий скобки немытых ушей,
Давящий диванное дно качанием.
Заодно в нем живущих вшей.
Терпи, изумленная дура!
Дитя пролетарского племени
И наслаждайся зачатия болью
Пока заливаю нутро твое семенем,
Смешанным с пота солью.
Культура!
Половых
                и иных относительностей.
Шире, девочка, ноги! 
Словно циркуль они межевой -
Так делали древние боги.
Обопрись локтями и вой,
Если
                рвется растительность.
Там…
Где берет начало порок,
И куется его продолжение.
Быть со мной еще не урок,
Но поучительное наслаждение.
Чье?
Непонятный невеждам вопрос,
Звучащий вызова оскорблением -
Мне! До которого не дорос
Ни один поэтический гений.
Как было принято обозначать
Всех усердных бумагомарателей,
Рифмующих «бить» и «качать»,
За размером следящих старательно.
Следите!
Но не за ним, за Мной.
И за солнцем, слепящим глазенки,
Гражданочкам, не способным внять -
Простынь пачкает кровь, а не гной,
Разъедающий селезенку,
Пегаса.  Его устранил 
Пенис-Штык, волнующий осязание,
Синеющий купоросом чернил,
Чтоб глубже вонзался в сознание.
Плюю! Густою слюной патриция
На правил удушливых нормы
И все желейно-цензурное.
Совершенство -  отсутствие формы.
Безупречность – наличие урны
С серым пеплом традиции.
Лучше пеплить табака карбидом,
Рифленой подметкой давя окурки,
Громогласно смеясь, возбуждая обиду.
Дразня желтым флагом вязанной куртки.