Мои воспоминания о войне

В России ведется подготовка к празднованию юбилея Великой победы. В 2025 году будет восемьдесят лет как завершилась Великая Отечественная война, которую вел советский народ с фашисткой Германией и её союзниками.
Уходят потихоньку возвратившиеся с фронта ветераны, труженики тыла. Дети войны стали глубокими стариками. Выросли новые поколения, время неумолимо.  Я отношусь к послевоенному поколению, но всю жизнь рядом с нами были люди, перенесшие все тяготы войны. Однако, чем труднее и страшнее была их жизнь, тем меньше они рассказывали о пережитом.  Правда нередко случалось, мужики выпивали, их языки развязывались и рассказывали. Но что странно вспоминали курьезные случаи и наиболее радостные моменты. Ведь это была их молодость, да не хотели ворошить годы, проведенные в окопах, под пулями и огнем, гибель однополчан, товарищей.
В родной деревне Сухолжино напротив бабушкиного дома жили Ивановы. Молодыми приехали они в новгородскую глубинку из Карелии, поэтому их быт и ведение хозяйства несколько отличались от здешних порядков и традиций. Хозяин Степан Иванович для меня всегда был глубоким сгорбленным стариком. Помню его сидящим на завалинке и курящим крепкую махорку. В начале войны поклялись он и мой дед Алексей Николаевич, что если кто из них вернется с войны, то поможет осиротевшей семье.  За всю войну от Степана Ивановича не пришло ни одного письма, вернулся домой после победы, целый с руками и ногами. Ничего он никогда не говорил о войне, остался живым и слава богу. За плечами долгих четыре года, проведенных в окопах, ночи, когда он спал в доме, можно было пересчитать на пальцах. До пенсии работал в лесничестве. Помогал чем мог. Добился, чтобы бабушке выписали лес (в то время это было крайне сложно), поднять избу и заменить сгнившие от времени бревна. Бывало, мама вечером прибежит к нему: «Дядя Степа, валенки у ребятишек протерлись…». А рано утром на печке уже лежали валенки, подшитые мелкими стежками из дратвы и стойким запахом махорки. Умер Степан Иванович на Святой неделе в самую Пасху. У православных христиан распространено мнение, что человек, который уходит в мир иной на Пасху или дни Светлой седмицы попадает сразу в Рай, минуя мытарства. Что есть истина, Степан Иванович оставил светлую память и добрые дела!
 В большом доме на окраине деревни, в сторону колхозных дворов жил Павел Анисимович с женой Анастасией. До образования колхозов был он крепким хозяином и проживал на хуторе около деревни, а ныне урочища Огарково. Местные жители о сих пор это место называют Павлушин хутор. С началом войны на фронт ушел их единственный сын Иван. Долго не было писем с фронта, а потом по деревне пошли слухи, что Иван перешел на сторону немцев.  Деревенские косо смотрели в их сторону, перестали общаться, осуждали. Отец почернел от горя.  Павел Анисимович, крепкий мужик стал сразу стариком. Наверное, моя бабушка осталась одной, которая общалась с ними.   Победным летом сорок пятого вернулся в родной дом Иван Павлович, офицер Красной Армии, вся грудь в орденах. Предлагали Ивану разные высокие должности в районе, но он не смог простить односельчан, уехал.  Я не помню, чтобы он приезжал в отпуск к родителям.  Павел Анисимович умер в шестидесятые годы, похоронная процессия протянулась через всю деревню, приехали проводить в последний путь крестьянина и отца героя всё районное начальство. Бабушка нередко помогала оставшейся одной подруге, привести сено, распилить дрова. Летом, когда жили у бабушки оказывали помочь и мы. Тетя Настя угощала нас пирогами, солеными грибами, потчевала вкусным.   Но никогда она не вспоминала ни мужа, ни сына.  Отмечу такую особенность. В деревне у каждого дома, где были палисадники, росли кусты сирени, многолетние цветы, весной высаживались георгины. У тети Насти в палисаднике рос большой куст терновника, он весь был в острых шипах, а небольшие темно-синие плоды, такие терпкие, что одна ягода вязала весь рот так, что говорить было трудно. Через некоторое время после смерти тети Насти, бабушка как-то сказала: «Устала жить Анастасия…».
В селе Левоча на высоком берегу реки стоял большой дом с мезонином, здесь жила бабушкина двоюродная сестра Мария Андреевна. Муж был служащим, она вела хозяйство, детей не было, ни в чем семья не испытывала нужды, как говорится полный достаток. Все изменилось в начале войны, мужа призвали на фронт, осталась она одна. Пошла работать, а свободное время пекла пирожки и продавала их на станции. Благо поездов ходило много, старалась не попадаться на глаза милиционерам. Осенью пирожки были с капустой и картофелем, а в ноябре, когда зарезали бычка, стала печь пирожки с мясом. В один из вечеров она нарвалась на военный патруль. Судили по двум статьям, незаконную торговлю и за бычка, вся скотина стояла на учете и распоряжаться по своему усмотрению, даже в личных хозяйствах, в условиях военного времени было запрещено. Осуждена была Мария Андреевна на десять лет. В середине пятидесятых слепая вернулась она из лагеря, помогала  ей молодая девушка Алла, скорее всего дочь  умершей осужденной. Стали жить в своем доме, но уже принадлежала бывшей хозяйке только его половина. Иногда они приходили к нам в гости, выпивали водочки и аппетитно закусывали. А потом Мария Андреевна звонким, все ещё молодым голосом пела песню: «Парни, парни это в наших силах землю от пожара уберечь, мы за мир за дружбу за улыбку милых, за сердечность встреч…», Алла подхватывала. Так они и гостили и как можно дольше не уходили, покрасневшие и расслабленные от тепла и уюта.
Моя бабушка Устинья Васильевна верила в бога, но никогда я не видела, чтобы она молилась. Никогда мы не видели, как бабушка плачет. Столько горя выпало ей, что не каждый может вынести. В войну потеряла Устинья всех, кого ждала и любила. Муж Алексей Николаевич, воевавший в артиллерии, пропал без вести в декабре первого года войны. Где- то около поселения Лисино под Ленинградом погиб наш дед. Не вернулись домой два брата Сергей и Федор. Умерла от голода в блокаду Ленинграда Клавдия, жена Федора. О судьбе их двух малолетних детей ничего неизвестно. В заполярье погиб племянник мужа Василий, оставив сиротами трех детей. В конце войны погибли деверь Семён Николаевич и племянник Константин. От горя и переживаний летом тяжелого сорок второго умерла мать Мария Крысановна, а через полгода зимой любимая сестра Евдокия. Устинья осталась с дочерями. Младшая дочь Анна училась в средней школе. Мария, после окончания семилетки, работала вместе с ней в колхозе, но не уберегла она её.  Зимой сорок пятого года на лесозаготовках заболела дочь двухсторонним крупозным воспалением легких. Всю зиму лежала Мария в больнице в бреду и беспамятстве, уход и квалификация врачей спасли жизнь. Когда дочь привезли домой, председатель отпустил её из колхоза такой тощей и слабой была она, сказав: «Чахоточные нам не нужны!». Хотя была корова, но врачи порекомендовали пить козье молоко.  Настя подарила дойную козу. Лекарство, которое специально привозили из больницы, хорошее питание сделали свое дело, стала Мария возрождаться к жизни, поднялась. В конце мая коза пришла с пастбища, бок был проткнут вилами, а кишки волочились по земле.  Устинья собрала их, подвязала. Не стали козу резать, умерла. Мясо отдали для собак. Злодея не искали.
Самым тяжелым для жизни в деревне выдался сорок второй год. Лето   необыкновенно дождливое, не случилось ни одного солнечного дня, сено сушили на вешалах, но оно все равно чернело и только набирало воду, стога дымились и горели. От дождей хлеб полег, убирать его стало трудно и даже местами невозможно, спелые зерна от влаги прорастали прямо в колосе. Картофель сгнил, даже на песчаных почвах. Спасали грибы, их было много, очень много. Бабушка вспоминала: «Было голодно. Умерла бы Грищиха с детьми, если бы не грибы…».  Лиза Дмитриева (Грищиха) одна растила маленьких детей, муж Григорий и старший сын Николай были на фронте.
 Бабушка нас особо не баловала, но всегда мы были накормлены, при любой возможности пекла самые вкусные пироги и пряники. Всегда в печке стоял чугун с теплой водой, чтобы нас намыть перед сном. Было счастливое мирное детство!
 Часто Устинья Васильевна любила повторять, ставшую для неё риторической фразу: «Ведь Жуков хотел до Парижа дойти! Не дали!»
Давно закончилась Великая Отечественная война, почти восемьдесят лет назад,  но иногда хочется сказать:
Жаль, что не до Парижа!