Хочу забыть чтобы вернуться

Где то прочитал:
      «Жизнь – это возможность, воспользуйся ею. Жизнь – это красота, восхитись ею. Жизнь – это блаженство, вкуси его. Это мечта, осуществи её. Это вызов, прими его. Это долг твой насущный, исполни его. Это игра, стань игроком. Это богатство, не растранжирь его. Это имущество, береги его. Это тайна, познай её. Это завет, исполни его. Это юдоль бедствий, превозмоги его. Это песнь, спой её до конца. Это борьба, стань борцом. Это бездна неведомого, ступи в неё не страшась. Это удача, лови этот миг… Жизнь – так прекрасна, не загуби её. Жизнь – это любовь, насладись ею сполна. Жизнь – твоя жизнь, борись за неё!...»
     Когда ты разменял восьмой десяток и хочется побыть  наедине со своими мыслями и воспоминаниями, которые уже теряются в памяти, тогда хочется спросить у себя: «А что такое семейная жизнь и что ищут друг в друге мужчины и женщины?».
      В свои шестнадцать лет, как  я считал, ищут  доброту, честность, лёгкий характер, смелость, порядочность, общительность, чувство юмора, внешние данные, умение слушать и  говорить…
     Уже в двадцать пять ищут ответственность, стремление к саморазвитию, гибкость в общении, доброту к людям и животным, честность, уважительное отношение, адекватное мироощущение…
     В тридцать пять мне казалось, что это - ответственность, чувство юмора, сентиментальность, рыцарство, умение удивлять,  мудрость, бережливость, общительность,  внутренняя красота, духовность, домовитость…
     В сорок пять  ищут в друг друге  лёгкость  характера,  ответственность, романтичность, лиричность, творчество, коммуникабельность,  дружелюбность, открытость, верность, сильную личность,  внешнюю привлекательность, уверенность в себе…
     Пришло пятьдесят пять - и это уже: порядочность, уважительные отношения к женщине, способность обеспечить семью, доброта и внимание, здоровье, преданность, ровный характер, последовательность в действиях, милосердие, внешняя симпатичность…
     В 65 лет хочется увидеть  чувство юмора, проявившейся  талант, внешнюю привлекательность, аккуратность, спокойствие, уступчивость, рассудительность, любовь к детям и внукам, общность интересов…
     А что приходит после 70 лет? Внимательность, умение удивлять, поддерживать друг  друга, хозяйственность, любовь  только к одной, душевность, гибкость ума.  И уже понимаешь, что не стерва, не ворчлива, имеет, оказывается, золотые руки, которые создают уют и оказывается вкусно готовят, и хорошо выглядит, и просто - лучше всех.
      Настоящая красота проста, лаконична и полна жизни…
     Возьму на себя ответственность сказать, что  девушки ещё в юности больше внимания уделяют   внешности, а  более в старшем возрасте - характеру. Для женщин после 35 их красота уже не интересует -  главное, чтобы было у друга чувство юмора и лёгкий характер. А старше 45 – уже необходимо добавить  ответственность и порядочность и ещё, чтобы был талантлив и хорошо зарабатывал…
     Женщин часто привлекают деньги, образование, чувство юмора, статус и авторитет. Их привлекают  честолюбивые,  интеллигентные,  работающие, мотивированные и которых уважают окружающие.
     Так бы и рассуждать до окончания своих мыслей, но хочется побыть в одиночестве  ещё и по другой причине.  Память для стимуляции мужского тела требует тех давно забытых  юношеских ощущений, хотя память о юности уже давно перестала быть навязчивой…
     Поэтому прошлое оставляю в прошлом и чтобы не мешать настоящему.  Еду на встречу давней своей мечты, побыть в одиночестве…
     Первая часть пожелания Христа – «Раздай всё нищим», вторая часть – «Следуй за мною… на «крест».
     Этот остров  напоминает собой  сплошной скальный массив, «скалистый остров». Он появился совершенно неожиданно, как только наш ботик разорвал пелену тумана. В XV веке здесь был построен замок — как неприступная крепость «Х». Замок построен на вершине огромной скалы, почти отвесной с обеих сторон. Его помещения  уходят на 50 метров вглубь скалы и поднимаются на высоту в два этажа. Сохранились потайные ходы, связывавшие помещения, остатки водопро-вода и оросительной системы.
     Вся крепость  видится как совершенно неприступный бастион, который может выдержать и штурм, и долгую осаду. Толстые стены, сигнальные угловые башни создают атмосферу неприступности и даже некоего военного превосходства. Ранее территория острова была хорошо укрепленным защитным фортом, который затем переоборудовали в военную тюрьму. Еще позже этот остров стал сверх - защищенной тюрьмой, в которой содержались особо опасные преступники и рецидивисты. Преступника здесь доставляли в камеру в специальном ящике, который тюремщик при помощи веревок и блоков отпускал или поднимал его. Сейчас имеется  винтовая  лестница, бесконечно уходящая в глубину острова.
     В наше время тюрьма давно закрыта, а территория острова превращена в музей и для проживания отшельников, как гостиница. Это то, что нужно для меня, чтобы уединиться и насытиться этим одиночеством…
     Нижний этаж замка завораживает и приводит к грустным намерениям, видимо, из-за моего  страха. Но  самая впечатляющая его часть - это серые каменные стены и узкие окна-бойницы без стекол, гуляющий по сырому помещению ветер и громадные куски скалы, выступающие прямо из пола. Представить, что здесь кто-то мог томиться годы, становится не по себе – камень под ногами, камень над головой, камень вместо постели…  Они просто вытягивают из тебя тепло и желание жить.
     Меня разместили на верхнем, втором, этаже. Это каменный мешок, с камином, в узкое маленькое  окно (бойницу) лучи солнце проникают только с раннего часа утра и освещают комнату до 12 часов. Затем надо зажечь керосиновую лампу и все вокруг погружается в мерцающую полутьму.
     Особенно завораживает вид в закатный час, когда солнце садится за горизонт, куда-то в океан, и тогда вода приобретает серебристую дорожку с розовым оттенком.
     В это время, в свете закатного солнца, крепость воспринимается как некий фантом, хранящий память о сражениях, жизнях, страданиях и человеческих надеждах.
     На стене «комнаты»  висит большое старинное зеркало и такое ощущение, что в потемневшем от времени стекле, где-то в глубине, отражается чья-то фигура, одетая в коричневую сутану, и моя тень проявляется между фигурами средневекового стражника и монаха. Эффект настолько силен, что не сразу понимаешь, что происходит…
     Шерстяное одеяло, что выдали при вселении, удобно обжимает мои плечи. Стало уютно и тихо.
     «Нельзя начать жизнь с начала, но её можно продолжить по-другому», -  пришли усталые мысли…
     - Спасибо тебе, Господи, — послышался чей-то приглушенный, охрипший голос, — жизнь просто восхитительна!...
     «Так, начинается», - засверлило у меня в голове.
      – Жизнь – это бездна неведомого, вступи в неё не страшась…, - как охрипшее эхо от ветра прошептало где-то за стеной.                Внутри моего тела закручивается сладостная пружина безрассудства, подношу горящую «лампу - керосинку» к потемневшему зеркалу и начинаю его обследовать по периметру. В верхней части зеркала пламя чуть  отклонилось.
     «Значит здесь какая-то не плотность или щель», – посетила меня разумная мысль, вот от сюда и появляются звуки».
     Начинаю трогать, давить, тянуть толстую рамку зеркала. Не поддается. Я смотрел в большое усталое и потертое зеркало, и оно испуганно молчало вместе со мною.
     На «воле» моросит дождь. Весь остров окутало туманом, он даже проникает в коморку. Тепло от камина, но нет уюта от влаги. Кругом эхом бьется разбушевав-шийся океан, а в прорези в стене видятся лишь набухшие тучи. Вокруг сырой туман и слышен грохот разбивающейся волны о скалистый выступ стены крепости. Затем влажный ветер неожиданно разгоняет стелящийся туман. И вот на водной глади застенчиво сверкнули лучи солнца. Запахло прошедшим дождем и высохшей травой. И, ещё не проснувшись, в дремоте, пришли строчки из далекой молодости:
     «Всё казалось, что ушедший день  другим был, был осенним, злым, холодным и последним… И метались полутени по задворкам и бульварам в одиночестве полночном,  хоть кричи, хоть не кричи… И озябший туман растворился в ночи…» (здесь и далее строчки из стихов автора)
      Я поднимаю заспанные глаза к зеркалу и вижу, что оно одним краем отошло от стены, одним движением передвигаю его в сторону  и оно, сдвигаясь, открывает небольшое углубление в стене – тайник. Внутри его стоит небольшой окованный медными полосами деревянный ящик. Открыть его не представляется возможным, нет ключа. Очень  хорошая и точно подогнанная работа мастера. Обследование его привело на мысль, что ларчик должен открываться просто…
     В глазницу окна открылись далекие и никому не нужные сейчас горы, радостью заполнило мое не молодое тело. Лучи  проснувшегося солнца трогательно и кокетливо поменяли цвет волны с  темно-синего на голубой  с оттенком зелени. И эта ошеломившая откровенность природы придала мне силы любознательности. Я переместил этот ящик на старинный желтый комод без ручек, но с гнездами для ключей, которых тоже не было. Взгляд мой упал опять на это треснутое и местами замутненное зеркало и показалось, что за ним кто-то стоит и смотрит на меня, кивая головой.  Я потянул верхнюю часть деревянного ящика в сторону, как бы раздвигая две части в разные стороны,  и они стали разъединяться с надрывным скрипом. Внутри лежала толстая книга, с плохо выделанным из кожи  переплетом. Внутри желтые, толстые  страницы, исписанные аккуратным почерком с левым наклоном. Меня обдало  запахом сосновой хвои, но глаза мои уже нашли знакомые буквы, которые стали превращаться в слова и предложения, и мозг стал все это воспроизводить ещё   онемевшим  и молчаливым своим языком.
     «Исповедь монаха»  - выведено и подчеркнуто внизу жирной линией.   «Целомудрие всего лишь уловка, придающая истинную ценность полному растворению в любви», - продолжали отражаться слова уже в моем теле, но глаза поглощали написанное уже без стеснения и робости…
     «Размышляя сам с собою, любезные мои, сколь великими и совершенными были те божественные и возвышенные умы, которые как древние, так и в настоящие  времена сочинили возможные воспоминания, при чтении коих вы вкушаете немалое удовольствие. Я понимаю, вы равным образом можете это понять, - что к сочинению их  меня побуждало не что иное, как  желание вас порадовать и вам угодить. А раз дело обстоит именно так, то я, как  ваш покорный слуга, выпущу в свет в вашу честь эти свои воспоминания.
     Но вначале предисловие.  После моей первой большой любви  как бы все оборвалось, стал гулять, с друзьями отмечать праздники и дни рождения,но   чтобы остановить это падение ушел в монахи, чтобы себя, тело свое  там истязать молитвой и службой.
     - А как это верно  написано, - оторвавшись от рукописи, подумал я, - у меня также первая неудачная любовь потом на долгие годы отталкивала  всё, что возникало в чувствах к другим девушкам и женщинам. И спортом я стал серьезно заниматься, чтобы уйти от своего разгула. Ушел в большой  спорт, чтобы  большими физическими нагрузками усмирять свою душевную боль и этим остановить своё падение, но уже другим путем.
     Зрелище волн, подсвеченных на пенисто - розовых гребнях  уже остывающим и почти зашедшим за горизонт солнцем, сливающихся друг с другом по воле богов, ветров и течений, не могло не заворожить. Оно создавало особый душевный настрой. Вызывало восхищение это величественное проявление вечно живой природы, в которой так легко затеряться крошечному комочку, именуемому человеком. Легко было представить, как эти свинцово - серые волны накатывали на поросшие доисторическими зарослями скалистые берега  десятки тысяч лет назад.
     Я зажег лампу и продолжил читать рукопись…
     - Легкомыслие и безрассудство ныне свойственны большинству женщин. Я, конечно, имею в виду только тех, которые бездумно позволяют ослепить себе очи разума и стремятся во что бы то ни стало удовлетворить всякое своё безудержное желание.
     Я прочитал эти первые строчки, жадно глотая воздух, напоённый запахом океанской свежести и сосновой хвои.  Что-то защемило в груди от узнаваемости состояния этого «человека». Боязнь жить без защиты от чувств другого человека… Героические приключения, подвиги – всё это только притупляет пустоту, оставленную тем, кто ушёл от нас, забрав с собою наш разум… Прозвучали во мне давно написанные строчки:
     «И вновь пошла передо мною  жизнь по-будничному щеголять. Мужчина,  милою плененный, долги обязан возвращать, и благочестия искать ему дано у женщин… 137 шагов – без слов, 137 секунд  немой любви, какая малость и 137 ударов сердца в них закралось… Всё, пустота, а что осталось? На 136 – остановись, печаль моя и радость…»
     - У всех нас грешных всегда наступал день «первого причастия». Я ещё был юнцом, – продолжал «незнакомец», - а так хотелось на красоту глазами взрослых посмотреть. И вот однажды я с двоюродной сестрой остался вдвоем.
-  Дай мне еще раз посмотреть на твои чулочки, - попросил я её.
— Дам, если ты меня поцелуешь.
Ну что за мания у этих девчонок целоваться по всякому поводу! Им подходит любой предлог. Играешь в салки, в прятки, в фанты с ними, а они норовят все время целоваться. Их надо целовать и когда они плачут, и когда они счастливы, и когда им дарят подарки.  Я с неудовольствием подчинился, надеясь на доброе, вознаграждение.
— А вторую щеку! — закапризничала сестренка.
— Ты разве говорила про две щеки?
— А у меня же две ноги? И не пытайся заодно глядеть на мои трусики!
И  так мы вместе открывали тайны иной природы.
     Неумелыми пальцами я оценил мягкость шелка, подсунул под чулок  ладонь и не понимал, откуда во мне появилось замешательство…
     И потом мы во весь дух неслись по аллеям и тропкам из страха, что наша проделка вскроется…
     По-видимому, через подобные детские игры проходили все мы, всплыли и у меня те далекие детские игры. Более старшие пацаны называли их «смотрел-ками». Они уговаривали нас, мальцов со двора  (девчонок и мальчишек лет по 4-5), поиграть в эти «смотрелки». На острове Сахалин природа отдыхала за всех. Там вырастали такие огромные лопухи, что из них  можно было смастерить любое небольшое убежище, только надо было склонить их   друг  к другу и чем-то перевязать. Получалась небольшая хижина, со всех сторон этими листьями создавались и стены, и потолок. Особенно, если ими накрыть небольшое углуб-ление на земле, вот тебе и зеленая «землянка», туда заползешь и сливаешься с природой. И эти старшие, создав такое «жильё», со всей таинственностью сеяли в нас «малышах» неукротимое любопытство, и мы сами над своими безвинными телами измывались из любопытства и желания быть старше наравне  со взрос-лыми.
      Нас всех рассаживали там, в тайном «схроне», в позу «лягушки», причем девочек по одну сторону, а мальчиков по другую. Надо было снять с себя трусики и таким образом друг  друга разглядывать – играть в «смотрины». И наши глаза, с детской наивностью,  без всяких глупых мыслей созерцали «запретное»  на  друг  друге. Можно было конечно и не пойти на эти «смотрины», но тогда тебя уже никуда и никогда не пригласят на любые  «детские» игры…
     И  потом мы неслись домой по тропам из страха, что наша проделка вскроется…
«Люди удивляются, что самка богомола пожирает самца после акта любви. Однако немало женщин поступает так же, – и, возвращаясь  из своих воспоминаний из детства, начинаю поглощать рукопись.

    - Вот уже тысячелетия, как мы вернулись из матриархата. Женщины тогда выиграли партию. Они обыграли нас по всем статьям. И теперь мы жестоко расплачиваемся за бывшее порабощение. Мы, мужчины. И такое положение длится уже тысячелетия.
     Извечные мужские слабость и лукавство. Разве можно полагаться на слабый пол?  Вы никогда не обретете счастья. Вы слишком много думаете. Зачем? Проще уступить судьбе. Вам никогда не удастся изменить ваше зависимое   положение, мужчины.
     Невозможно изменить установленный порядок вещей и как вы объясните, что величайшие творцы — всегда женщины?
      Женщины всегда правы. Даже когда их раздражает наш неисправимый кретинизм. Как бороться? На нас давят тысячелетия атавизма…
     Глаза от напряжения у меня закрылись, но в голове  продолжилась дискуссия, видимо, ещё по инерции:
     - Быть может, однажды все изменится. Интуиция подсказывает мне, что избавления следует ждать от странных мутантов. Поэтому я не стал открывать глаза. Меня, покорного и счастливого, подхватывает волна. Мятеж невозможен.     Снова матриархат. Стояла тихая звездная ночь, видимо, все звезды высыпали на небо и осветили его.
      Кроме легкости передвижения появляется чувство слияния с окружающим пространством: с деревьями, травой, землей, дождем, водой и ветром. Это всё приводит к воспоминаниям детства, юности, молодости и тех событий, которые были наполнены более зрелым возрастом.  К старости ты можешь посмотреть в своё прошлое новыми глазами и понять где были совершены ошибки, обиды и разочарования. Те уроки помогают тебе жить сегодня. И ты как бы переживаешь всё заново, что было и что может произойти с твоими близкими, детьми и той женщиной, что сейчас рядом с тобою…
 - Красивые женщины, — читаю далее, — и есть то самое зло, которое грызет меня, я знаю теперь, но не всегда понимал раньше. Все началось очень давно, когда я был наивным юношей, и  еще не подозревал о мире взрослых. Уже тогда я пришел к заключению — между мальчиками и девочками есть «разница». Это смутило меня, хотя я не знал,  почему. Я был сделан так, а девочки — иначе. Вы меня понимаете? А затем? Что же это была за разница? Откуда она взялась? Мысль эта постоянно мучила меня. И, казалось, не имела ни начала, ни конца…
      Я, родившийся в ХХ веке,  отдавал себе отчет, - перебивая внутренний голос, пришли уже свои мысли, - что пока происходило мое физическое развитие,  наби-рал силу, играл в футбол, лапту, волейбол и т.д., разум мой все время сворачивал в сторону и искал обходные пути. Иногда я был готов сделать решительный шаг вперед, провести нужное испытание, как вдруг взгляд мой цеплялся за очаровательную улыбку красивой девушки, и я падал в пропасть. Стадию влюб-ленности часто называют болезнью.
      Я понимал, что мои подозрения были верны — между юношами и девушками действительно имелась разница, — и мои смутные переживания выливались в острое любопытство. Но чисто формальное знание не могло утолить моей жажды — так нельзя узнать букет вина, если не открыть бутылку, в которую оно заключено.
      Сколько раз она покатывалась со смеху, видя мои неуклюжие попытки ухаживания, в них было много энтузиазма, и он отдавал сплошным любительством! Но каковы бы ни были мои недостатки в плане любовных тонкостей, надо сказать, что «она – первая моя любовь», как бы не замечала меня, вернее  уважала, но наполовину. Даже не поцеловались ни разу. По моему лицу отображалось, что влюблен, потому и находился в таком оглупленном состоянии. Часто после школы (старшие классы) я её провожал до дому, она читала по памяти стихи, а я их слушал, и, приходя домой, их разучивал, впитывал эти строчки телом и страдал. Страдая, проходил лишний раз мимо её подъезда, невинное юношеское томление теряло ощущения существования своего тела. Намного позже я узнал, что ей  в то время  очень нравился другой наш одноклассник, более  рас-кованный и уже познавший сладости поцелуев. Но самое невероятное то, что по этому парню страдала ещё одна наша одноклассница и всё - таки выстрадала тем, что потом они поженились. А с моею «Дульсинеей»  они просто дружили… Вот такой треугольник нелепости получился и все, кроме одной, остались с разбитыми юношескими сердцами и глухой тоской о несбывшимся. А я стыдился тогда своих чувств и  их  безнадежности.
      Но благодаря ей, «первой моей любви»,  я быстро повзрослел.  А в таинствен-ную «страну»  я проник уже с другой, с подругой «моей первой». Решил  в отместку задружить  и так удачно, что через два года услышал свой первый раз вальс Мендельсона.
       Когда нам 4-5 лет и мы влюбляемся, мы хотим жениться на матери, няне, двоюродных сестрах. После  семи лет нам начинают нравиться более далекие родственники и девочки:  во дворе, в школе и чаще -  почему - то недоступные. Была у нас в школе красавица, все ребята из трех  шестых классах были в неё влюблены. Мне она тоже нравилась и мы вдвоем с одноклассником ухаживали за ней. Но эти детские наши комплексы были не долгими, вскоре она с родителями переехала в другой город.
      Прошло много лет, я уже учился в институте и вдруг в городской столовой слышу очень знакомый голос и ту интонацию с далекого детства. Да, это была та девушка из шестого класса, а рядом с ней сидел мужчина, один из тех её «ухажеров», который бил всех, кто к ней приближался или пытался общаться. Та беспокойная красота её карих глаз уже поблекла, брови чуть выпрямились, овал лица уже был обременен семейной жизнью, но остался тот голос и незабываемый смешок  как бы закрытым ртом. Я её узнал в одно мгновенье, и вся вселенная закрутилась передо мной в убыстряющем ритме. Всё же смог подойти к ним, и сказать: «Привет!».  Её глаза вспыхнули с такой силой, что появился  страх, а затем они погасли и стали безразличным,  и только та насмешливая улыбка посетила это лицо вновь, как в школьные годы. Затем появились слезы глубокого разочарования, раннее замужество, видимо, погубило её яркий ум и красоту. Для меня особенно интересно было отсутствие в ней стыдливости, когда - то она этим вносила скандальную нотку в мир нашего детства. И конечно, моя радость сопровождалась усиленным  сердцебиением. Мне нравилось, что моё то, юношеское увлечение  оставалось тайной, составлявшей счастье моего детства, но я был уже в том возрасте, когда знают, в чем разница между дружбой и любовью. Это была та нечаянная встреча с женщиной и детством.
  - Невольный грех дружбе не помеха, - прочитал я на очередной странице руко-писи.
     Но у жизни и страсти свои законы и мне это напомнило давно забытое прошлое. В каждом  общежитии в институтах всегда имелись свои законы. В общежитии института иностранных языков была строгая (по паспорту) пропускная система посещения знакомых девчонок, т.е. гостевые посещения разрешались, но в 22 часов  ты должен оттуда выйти. И каждое утро те, кто заходил туда не по паспорту, выходил из окон первого этажа. В мединституте не было пропускной системы по документам, а просто записывалось в журнале, кто и куда пошел, и также на ночь застревали те, кто этого желал, но утром выходили также через двери. В Иркутском политехническом институте не было ни записей, ни документов при заходе в общаги, но лечиться от венерических болезней приходили к нам в мед… В общем, в общежитиях протекала  всегда своя ночная жизнь…
      В этих общежитиях просто  жили скоротечными романами. Человек – единственное «животное», у которого есть проблемы с брачными играми. Страсть, влюбленность, романтика, всепоглощающая любовь, восторг, счастье, блаженство. Но бывали и чувства боли, страдания, разочарования, мучения, депрессии, навязчивые мысли и страх, что приводило к утрате ценностей и эмоциональному хаосу…
      У моего друга по институту был праздник, у его подруги был день рождения, отмечались юбилейные её двадцать лет, значит, праздник был у нас с ним общий. Студенческий стол всегда имеет свои особенности, покупалось всё самое дефицитное и вкусненькое, ну а потом включался магнитофон с замятой пленкой и начинались танцы. Наступало какое – то странное энергетическое чувство общности и близости. Говорить сейчас неправду – это значит уходить в иронию с двойным дном. И у каждого поступка есть срок давности. Поэтому и пишу все как было…
         Все изрядно повеселились и пора…, но нам с другом ещё топать в другую общагу. Нас не пришлось долго уговаривать, мы остались в комнате именинницы. Подразумевалось, друг должен быть со своей девушкой, ну а я тоже рядом с подругой её. Хозяйки комнаты, пока мы ходили умываться, соединили кровати по – парно, свет уже был затушен, и нас ждало таинство ночи. Мы прилегли каждый со своей половинкой. В молодости засыпают быстро и крепко, и все погрузилось в невесомость.
Рано утром слышим легкое хихиканье,  переходящее в давящийся смех.
Я всегда в компаниях был шумливым, но очень одиноким ранним утром, а ту еще
оказалось, что я проснулся  с именинницей, а он - с моей подругой. Вскоре смех «именинницы» остановился и её неподвижный  и неулыбчивой взгляд спрашивал у моего друга, а у вас что - то  было…  Ей это было дозволено,  т.к. у нас с ней  ни- чего не было. Присутствие посторонних и усталость юности быстро нагнала на нас сон, и мы просто уснули, утопая в близости тела и дыхания друг друга. У всех  стала  внутри  закручиваться сладостная пружина безрассудства, мы с другом быстро оделись и в умывальной выяснили друг у друга правду – у нас близости не было. Подруги в комнате тоже разрешили эти неясности, и, когда мы вернулись, нас встретил уже другой смех  радости. Никому в мире не нужна пугающая правда, но здесь она нужна была нам всем,  и мы остались в рамках безупречной порядочности.  И чтобы, видимо, не потерять друг  друга в очередных глупостях, мой  друг  вскоре сыграл студенческую свадьбу. И там глаза невесты  продолжали сиять добротой, счастьем и кротостью… Глаза ее обрели жизнь — из них исчезло пустое выражение одиночества.
       Красивые женщины, — продолжил я читать рукопись, — и есть, я знаю теперь, то самое зло,  которое грызет меня, но не всегда понимал это. И когда я понял, что не смогу жить дальше, продолжая испытывать жуткое чувство неудовлетворенности, то решил серьезно поразмыслить.
 Каждого мужчину привлекает свой тип женщины, и каждый такой тип можно разложить на некоторое количество более или менее точных характеристик.
И вскоре я до малейших деталей знал характеристики того типа женщин, которые влекли меня — им должно быть не менее двадцати и они должны обладать определенным уровнем интеллектуального развития и так далее.
Но тогда я был молод и красив, и мне хотелось что-то необычное, таинственное в любви, но не знал, что это, и только мечтал…»
           Тонкий и цепкий запах  напоминающий смесь ароматов мускуса, янтаря, свежей земли и мертвых листьев как после дождя, отвлек меня от рукописи. Мне казалось, что я вижу это лицо юноши, лицо было прекрасным и источало очарование.
      Никакие удовольствия в мире не могли сравниться с медленным и неотвратимым погружением в бездну переживаний, с перехлестывающей через край полнотой этих чувств, с растворением в непереносимом счастье.
И это описание первого  юношеского состояния  привело и меня в  мою юность. Как же мы были схожи в своих первых переживаниях и чувствах!
«Женщина — единственный сосуд, который нам остается наполнять нашей тоской по идеалу». Так сказал Гете.

Моё первое увлечение (школьная любовь) разбилась о ту, которая, видимо, уже родилась женщиной. Умные  женщины имеют обыкновение мучить какого-нибудь одного несчастливого поклонника своей неприступностью для того, чтобы открыть свою уступчивость другим.
     В моей неискушенной юности имелось печальное обстоятельство: моей желанной девушке нравился наш одноклассник, а ему в то время  нравилась  другая… 
     Вот так, тогда - и у меня ничего не вышло и у нее, «желанной», тоже не сложилась семейная жизнь… 
      - Много лет надо прожить, чтобы понимать вкус жизни, - послышалось из рукописи.
      -  Да, это состояние можно назвать  диктатурой сердца, но не разума, - добавил в слух уже я. - Не всегда можно написать правду, но если не будет лжи, то мне этого достаточно. Я понимаю, что может, не нужна эта правда, ты чувствуешь, что эти чувства истинные и последние, но потом всё меняется, и ты остаешься один.
      Но пустота всегда заполняется, даже не всегда лучшим, и тогда в отместку ей, своей несостоявшейся дружбе, я начинаю ухаживать за её подругой,  они жили в одном доме, но учились мы в разных классах.
     И первый поцелуй уже был с той, другой… Он оказался не долгим, но сладким и головокружительным. И мы сразу же отдались воле  чувств, стали отдаляться от всего окружающего мира вокруг, и понесло нас на волнах влюбленности, которое затем стало перерастать в повседневное чувство и желание быть рядом каждый день. Нам так нужно было это обоим.
     «С другим будет хуже, чем со мной, и будет легче страдать…  Не надо отхлынувший звать прибой и в будущем прошлое ждать…».
Так написал я красным карандашом в подъезде «ИХ» дома. А потом, через некоторое время, добавил: «И легкими стали взгляды врагов, и верными руки друзей. Не забыть мне твоих шагов, как отзвук тех школьных дней…»
     И мы жили в своем собственном придуманном мире, а потом после первого курса института – впервые в моей и нашей жизни  прозвучал марш Мендельсона.
    Моё отношение к первой жене можно выразить так : полгода счастливой жизни и два года проживания в тоске…
    Почему полгода? Видимо надо свою память вернуть на один год, в то время, когда нас, счастливых студентов первого курса, отправили на сельхозработы в колхоз и её тоже - на уборочные работы, но уже как второкурсницу другого вуза…
 И тут же начинаю ощущать ту  ребяческую, беспросветную до сладости обиду тех лет.
     - А может эти воспоминания мне нужны, чтобы  оправдать себя, - спросил я пустоту своей лачуги.
  Тогда, что такое любовь и почему она не вечна? Почему она кончается, не потому ли, что меняется смысл отношений, а смысл даем мы сами. Двое…
     Она была молодой, привлекательной,  эмоционально увлекающейся девушкой, вызывающею у мужчин чувственные надежды. Я же жил своим эгоизмом, себя жалея, ревновал её и не мог представить, что кто-то может быть ещё с ней рядом.
     Колхоз, студенты, копка картошки… я шел, нет, летел на встречу с ней. Наши «колхозы» были рядом, в 10-15 км друг от друга, моросил осенний дождик. Никто не работал на поле, а я не мог дождаться рейсового автобуса и шел, бежал по дороге на эту встречу. Узнать, где размещаются студенты её института, не стоило большого  труда, такая же большая комната заполнена деревянными нарами, только у нас для девушек были эти нары в отдельной комнате, а здесь все были вместе, вперемежку. Пахло перегоревшей травой. Кто-то сидит, кто-то лежит, смеются, общаются. А «моя» полусидит,  и рядом полулежит молодой человек со светлыми волосами, и, не замечая рядом других, они что-то таинственно щебечут о своём. Вот вам студенческий родник одиночества и умиротворенной страсти. Я остановился в дверях и был на грани безумия, сполз на корточки у деревянной стены, чтобы не быть замеченным, утрачивая чувство перспективности и чтобы не впасть в беспокойное забытье, мечтал незаметно исчезнуть. Но опоздал, меня увидела её подруга, которая дернула «мою», прерывая их беседу, и глазами показала в мою сторону. Наши глаза встретились в безмолвии. В одних  был неожиданный испуг и беспомощное сожаление, в других – наполненное тоскою и болью печаль. Тело моё было обожжено от увиденного, мозг хотел кричать в пролетающее мимо пространство…  Я возненавидел эту желанную «девушку», полусидящую с  другим. Как добрался до своего колхозного бунгало, на автобусе, не помню. И это чувство унизительного страха ещё долго я испытывал в отношениях с девушками…   
    Быстро пролетели и стихли колхозные трудовые будни, пришла размеренная студенческая жизнь: лекции, практические занятия, зачеты…  И однажды в моей общаге появилась делегация незамужних девиц (её подруг).  Переговоры были не долгими, затем появилась «виновница» этого мероприятия и её обветренные губы донесли, что сегодня день рождение у нашей одноклассницы (это у той, первой, безответной, школьной,  моей увлеченности). Там будут ребята с нашего класса, посидим, вина выпьем, в карты поиграем, пойдем поздравлять. Не стал более выяснять, что да как было там. Пошли, поздравили, чуть освежились напитками и запустили карты в «дурочка», впятером. В старших классах нашей школы одновре-менно дружили несколько пар, потом переженились и так же затем все и разбежа-лись… Присутствующая вторая пара из нашего же класса, также дружила и часто приходила сюда пообщаться, затем оставались  ночевать в этой однокомнатной квартире однокласснице. Остались все и в этот раз. Кто на кухне, кто в комнате на полу. И мы пошли в кровать. Это было нелегко, но примирила нас близость. И все повторилось, как в первый раз…
     Плакали её большие глаза и слезы попадали на мои губы. И ещё, и ещё, - шептала она мне, - скажи, что любишь? И её тело вздрагивало  в моих объятиях. Так она проверяла, люблю ли я её… Боже, прости меня, грешника, за то, что было хорошо. А на следующий год, летом, у нас состоялась свадьба…
     Так и пролетели эти полгода…
     Проживали мы на съемной квартире, у меня второй, у неё третий курсы, лекции, зачеты… Утром уходили на занятия, вечером, уставшие возвращались домой, быстрый перекус и подготовка к занятиям. Такое семейное «сотрудничество» продолжалось до зимней сессии. Я готовился дома к зачету, она была на занятиях. Как вдруг неожиданно приходит женская делегация из её подруг, которые хотели ей сообщить, что за пропуски занятий её не допускают к сессии.  А эту новость, что почти два месяца она пропускала занятия,  пришлось узнать и мне. И вот итог - возможно отчисление из ВУЗа. Эта разрывающая душу весть опустошила моё тело за несколько минут, в мыслях не укладывалось, а где она могла пропадать эти прогулочные дни. Что-то оборвалось  внутри и затем, образовалась пустота.
      Слова в бешенстве крутились и вся сила моей «страсти» обрушилась на «невинность» её. И в тот момент я понял, что власть её тела уже не властна надо мною. Отвращение было выше чувств и приличия. Муки совести уже не терзали меня. Она ушла в безбрачье, собрав свои вещи в тот  же вечер, я ушел в общежитие через неделю. Никто из родителей не знал о нашей размолвке, пока она не вернулась к своим родителям в наш город. Через два года мы официально развелись…
      Разрушение семейной структуры ведет к утрате ценностей и к эмоциональному хаосу.
     «И вновь пошла передо мною  жизнь по - будничному  щеголять…»
     После переезда в общежитие я стал заниматься, и очень серьезно, спортом. Изнуряющие беговые тренировки вернули меня из перспективы гуляки и дегустатора спиртного. А может Господь давал мне возможность выжить и набраться жизненного опыта?…
     «Если лаской обидел – прости. За одиночество – прости. За недосказанное,  недолюбленное – прости, прости, прости!»…
   - Ты волею неба жаждешь правосудия, ты волею судьбы творишь его… - принялся вчитываться я на новой странице рукописи.
     - Что-то мне это очень напомнило из моей жизни, - оторвался я от чтения, и перед глазами встали те эпизоды из далекой юности…   
     Я вспоминаю с тоской  мучительные плоды любви и поиски справедливости. Конечно, после пережитого, в первой попытке устроить свою жизнь, я стал относиться к женщинам осторожнее и бережливее, но количество встреч не уменьшалось, видимо, тогда меня вел инстинкт и бездонное как море желание.
     И вновь строчки рукописи побежали перед моими уставшими глазами.
- Целомудрие — всего лишь уловка, придающая истинную ценность полному растворению в любви. Я не могу забыть настоящие чувства своего сердца к той, которая очень рано ушла от меня и после которой я ушел в монастырь.
         - Самые сладкие наслаждения те, на которых не кончается надежда, - это я уже вставил свои мысли как бы продолжая  написанное…
      В нашем спортивном лагере от института, который был расположен у самого залива сибирского водохранилища, был обычай - при прогулке на шести весельном яле проводить ритуал, сбрасывать в воду тех, кто первый раз вышел с нами на воду. Но попасть на прогулку да ещё под парусами – это была большая честь. Эта традиция повторилась и на этот раз. По очереди, обвязывая веревкой вокруг  талии,  двоих парней так уже «окрестили», осталась последняя, маленького роста худенькая с большими голубыми  глазами девушка. Юнга, обвязал её веревкой  с длинным фалом и  двое моих помощников подхватив её, бросили за борт в воду. Но через две – три секунды, как все она не всплыла. Я, как ответственный за эти прогулки, тут же, в чем был одет, нырнул с борта яла. Схватил фал веревки и сильно потянул на себя. Вода была прозрачная и теплая, и тут же передо мною появились большие  испуганные глаза во все лицо. Я поднырнул под низ туловища и вытолкал эту русалку на воздух, её тут же подсекли, как большую рыбу, и втащили за веревку в ял. В природе и на ботике установилось неожиданное  затишье. Видимо, на моем лице с нечеловеческим выражением  отразилось то, что хотел сказать из глубины генетической памяти… Но булькающие звуки мокрой «русалки»: «ЙЯ… не умею плавать, но очень хотела сходить с вами под парусами, это была моя мечта детства, я ещё раз прыгну в воду, но не отправляй-те  меня на берег… Я думала, что если ребенок в утробе матери умеет плавать, то и я смогу…». Это было сказано так быстро, как одно большое слово, что я вместо того, чтобы сказать уже возникшие в голове слова: «А вот мы сейчас посмотрим, будешь ли ты плавать как эмбрион, только предварительно веревку-пуповину перережем…», но прижал к себе этот мокрый «комочек» чистоты, непосредственности и невинной внешности и…  продолжили путешествие. Так мы подружились и весь сезон весело кивали друг - другу, как старые друзья.
    «Жизнь – ты прекрасна, не загуби её», - послышалось вновь как шорох  ветра в степи…
     Как студеный родник, одиночество доставало моё тело до полной душевной смуты. И вот однажды мой друг пригласил меня на дачу к своей подруге, сказал, что будет там и её подруга. Убрали перезимовавшую листву, девчонки накрыли стол, согрелись выпитым крюшоном, заиграл студенческий магнитофон и зазвучали песни тех лет. Было очень уютно, тепло, в воздухе пахло травой и листвой, как из детства, и я почувствовал, что начинаю влюбляться. Открытая и добрая  улыбка как бы завладевала частью её лица и было нескучно с ней молчать. Мир становился звенящим и удивительно простым, как после шторма. Было радостно засыпать, чувствуя, что она придет вновь во сне…
      Я почувствовал, что  та «постель»  от первого брака уже остыла, приходит время, и всё забывается, открывается душа для новых  чувств. Встречи – свидания, общения, нескончаемые поцелуи, которые вместе с руками опускались все ниже и ниже, но наши отношения не дошли до постели, хотя мучительно желал её. Я почувствовал, как оттаивает моя душа. А вот как прорваться из зоны дружбы в зону близости в постели, тогда об этом даже и не думалось… 
     Настоящая красота проста, лаконична и полна жизни. Видимо, любовь - это как химическая реакция в мозгу, как химический  коктейль их гормонов счастья…
     А потом пришел период  разлуки: каникулы, практика, у меня ещё и соревнования, в общем, всё лето была только переписка. Правда, я решил всё начать в своей жизни с чистого листа - официально развелся. Это была ещё и серьёзная проверка на стрессостойкость и желание отстоять свою позицию в кратковременном  браке…
     Долгожданная встреча совпала с устройством в общагу, получением учебников и т.д.  Но главное, встретились глаза, улыбка, губы… сделан следующий шаг в новом уровне чувств. И тут любая неточность в оттенке слова, даже просто не- подобранное к месту слово, может выстрелить болью и обидой. Так оно и произошло.  Первая же встреча после разлуки обернулась ссорой, и я ушел с болью в теле. Та же боль вновь вернулась из памяти мозга, видимо, за одиночество  таким образом надо платить. В одной из песен студенческих лет были такие строчки: «Остался у меня на память о  тебе портрет,  твой портрет…», а от меня - видимо, тот большой красный карандаш, подаренный ей в день рождения…
     Как опасны  бывают порою мистические слова! Вылетает в запале слово, и затем всё сбывается. Я как бы видел свое будущее и понимал, что там её уже нет… Радость и боль стали одним целым…
     Усиленные тренировки до изнеможения стали приносить свои плоды, - стал выигрывать соревнования, попал в сборную области; частые переезды в другие города, сборы, ожидание рейсов, как то сгладили и эту боль…
     «Опять аэропорт и ожидания, погоды ждать не в состоянии. И как всегда куда – то тороплюсь, стремлюсь побыть один, но одиночества боюсь… А мне ведь просто не везёт, погодой хочется прикрыться. Надежда встречи внутри ждет, хочу взлететь, чтоб раствориться».
    «Жизнь – это удача, лови этот миг»…
     - Любовь дает гораздо меньше, чем ждешь!, - прочитал строчки, - не терзай своё тело, а ещё и душу, она не тебе принадлежала, не губи её…
     Я закрыл глаза и ясно представил ту картину моей прошлой жизни в общежитии. Расстался с первой женой, в самом разгаре чувств погасли отношения с другой. Да ещё, уже несколько лет именно в январе месяце, ко дню моего рождения, в рождество, я всегда сваливался с высокой температурой и грипповал в полном одиночестве. Все повторилось и на этот раз. Утром и днем забегали друзья поздравить с днем рождения и разбегались. В институте шли зачеты и неожиданно, как всегда, подходила очередная сессия. Под вечер утомленное высокой температурой моё тело вывалилось из  «коморки». Вскипятив и заварив очередную порцию чая с лечебными травами, оно возвращалось на место своего постоянного пребывания. И тут, навстречу идет «она». С глазищами в пол-лица, та добровольная  «утопленница» с яла, которая не умела плавать, но думала, что умеет. Видимо, я по натуре слишком влюбчивый и слабовольный. Через полчаса я уже прихлебывал куриный бульон с вермишелью, и так три раза в день, - до полного выздоровления. Теперь она забегала в гости ко мне уже не только подкормить, но и поболтать. Мы заразились  этой роковой страстью, влюбились, обнаглев от полученной свободы. И всё повторилось, как в записях у старца…
          «Сохрани, Боже, друга настоящего. Пощади свечу нашей любви. Сохрани, Боже, надежду уходящую, целуя охлажденных  губ  чужой любви…»
     Целомудрие — всего лишь уловка, придающая истинную ценность полному растворению в любви. «В любви нет страшнее катастрофы, чем смерть воображения», – пришли эти мысли, и я продолжил читать рукопись…
    « Женщины угадывают все: они ошибаются только тогда, когда рассуждают. Брак — пьеса для двух актеров, в которой каждый разучивает одну роль, роль партнера».

     Никого не оскорбит и не шокирует это чувство. Оно даст радость переключения от нашего стрессового, шизоидного мира, уведет в мир любви, в котором нет ожесточенности, очередей, бесконечной политики, а есть любовь — счастье, которое подарила нам природа. Счастье, которое надо найти, увидеть, пережить. Ощутить жизнь как драгоценный, щедрый дар… Эти мысли  пришли мне  на мгновение, и я вновь погрузился в чтение «записок»…

 - Даже для бескорыстной женщины любовь является доходным ремеслом, поэтому у каждой ночи должно быть свое меню…
- Как это хорошо сказано, - оторвался я от «рукописи, - сжато и очень правдиво. Я бы ещё добавил: «Вначале - тяжкая повинность семейного быта, затем превра- щение в таинственного и скрытого человека, и в конце – превращение в неподви-жный взгляд неулыбчивой супруги».
     Все мои бывшие жены - это как собачки разных пород: кто болонка, а кто бульдог. А я был рабом своей любви у этих женщин, которые затем превращались в тени без лица и тела…
     А голоса друзей и по сей день звучат для меня, как голоса из нашей юности:
     - Приезжай на мою свадьбу, она у меня будет единственная  в жизни!..., - сказал один. 
Или:
     - Глаза её без малейшей жалости сошлись с моей глупостью. Виноват я сам, и я вернусь к ней. Пьянство – это человеческое безволие, всё бросаю пить до потери памяти…, - признался другой.
      Такие слова могли исходить только от прекрасных, благородных и справедливых сердец. И эти пары столько лет уже вместе…
     Океан бился о камни, словно дышал в темноте.  И, в всплесках грозовых молний появлялось лицо той,  «Дульсинеи»… 
И эхом прокатывалось: «Зачем ты мучаешь, нет, не меня, меня – это моё тело и состояние, а  душу, она не тебе принадлежит, не губи её…  Не мучайся более и не пиши… Не надо подменять свободу личного пространства с вседозволенностью…»
     Вот она – божья милость. Нельзя жить постоянно в прекрасном сне…
     Запахи мокрой травы и полыни накатывались с шумом набегающих волн. Холодно и дождливо, пришла осень… Ослепительно холодное солнце уже не греет…
       Я попытался перелистнуть очередную страницу этой рукописи, но тщетно, видимо, от долгого хранение в ящике плесень намертво соединила оставшиеся страницы. Попытка их разъединить, стало приводить к их самоуничтожению. Тогда я решил продолжить  своими записями, так как это очень напомнило мне всё из близкого моего времени…  Итак…
Я поставил фонарь на сиденье и захлопнул дверь УАЗика. Она уже лежала завернутая  шкурами и одеялами, словно сломленная усталостью — волосы у нее распустились, голова склонилась на плечо, руки были раскинуты, Я лег рядом с расслабленным телом, как бы опасаясь нарушить великую тишину, великое спокойствие тайги. Крупные снежинки, падая, застывали на железной кабине нашей машины,  легкий ветерок шуршал в кронах сосен…И вдруг сердце и голова моя взорвались. Ледяной холод  пронзил мой спинной мозг. В висках забарабанила мысль - замерзнем, если уснем. Тогда я приподнялся на ладонях, дрожа от холода, будто пьяный.  Я, укутал её во всё теплое, что было в машине,  и попытался завести двигатель, чтобы нагреть салон.  Спиной прижался к двери, но она предательски распахнулась, и я голый полетел в жёлтый от луны снег. К общему ознобу  тела добавился и ледяной холод зимней ночи и таинства снега с голубыми тенями от елей. Когда взобрался внутрь салона, видимо, был очень симпатичен своей естественностью, а дрожь в руках долго не позволяла завести двигатель. Я, чувствовал свое будущее и видел только её там… Мы были единым целым и  уплывали одновременно в счастье.
    Наша  любовь была защищена от людских законов, и никто не мог нам навредить. Мы не уязвимы, ибо милость сидела внутри нас. И я поведал о себе, ибо это единственная возможность бросить вызов времени. Я поведал  здесь и о тебе, и о нашей жизни, моя девочка, мой друг, частичка моего безумия, мой иной мир, мой ангел хранитель…
Так, я думаю, «монах» закончил бы свою рукопись, так же заканчиваю и я свои воспоминания…
«Мне казалось, что   в той ночи повстречались две судьбы. Подо льдом реки Кавы,  пахли поздние дожди… Снег упрятал свет луны, охраняя наши сны, а мороз зашел в наш дом, правит ночью миром он…»
     Из китайской пословицы: «Заботиться о своем здоровье, чтобы дожить до счастья. Нужно умереть молодым и постараться сделать это как можно позже…»
     Что такое любовь и почему она не вечна? Почему она кончается, не потому ли, что меняется смысл отношений, а смысл им даем мы сами - двое…
     Главное в жизни двоих – сохранить добрую душу и Бога в сердце…
«Жизнь – эта тайна,а как познать её ?...»



г. Москва
декабрь 2020 г.