Чурбанов Юрий Михайлович. Отрывок из романа начнем

 ЧУРБАНОВ

  С Юрием Чурбановым, зятем Брежнева, заместителем министра внутренних дел, я познакомился в том же пражском представительстве АПН, куда он заехал в компании вездесущего Юлиана Семенова. Держался он сановно, на приветствия сотрудников отвечал сдержанными кивками, смотря поверх их голов, но я, представленный ему Семеновым, как перспективный писатель, был выделен им в отдельную категорию лиц, способных удостоиться внимания. Более того: вечер мы провели в кабаке вместе с чешскими полицейскими функционерами, где мной уяснилось: по части выпивки до заместителя министра и автора приключений Штирлица мне, ой, как далеко! И – слава Богу!
 Да, жизнь – величайший драматург, непредсказуемый в поворотах разнообразных сюжетов! Знать бы мне в своих убогих армейских буднях, что настанет день, и я буду на равных сидеть за столом с бывшим начальником политуправления внутренних войск, зятьком генерального секретаря и автором «Семнадцати мгновений», - надуманной сказки, которую, тем не менее, затаив дыхание, смотрели миллионы советских людей, веря в миф о героическом разведчике, шурующем в потаенном логове врага. Родословные сотрудников в этом логове раскапывались до времен Евы с Адамом, опрашивались на предмет характеристик даже школьные и студенческие контакты, и каким образом можно было проникнуть под чужой личиной в этот сверхсекретный гадюшник, создатели сериала не уточняли, да и мало кто задавался подобным простеньким вопросом. Не была исключением и наша рота, сгрудившаяся на табуретах вокруг телевизора, выставленного на строевой плац, дабы места хватило всем лицезреть блистательного Тихонова, ставшего после этой премьеры кумиром всего СССР.
Сережа Марков, мой друг, зять Михаила Ульянова, знавший Тихонова близко, и отчасти организовывавший похороны нашего незабвенного киношного Штирлица, позвонил мне, приехав с них, грустно доложил:
 – Вот так заканчивается эпоха. Я думал, на прощание придут толпы народа. А всего-то – десяток серых личностей и горстка старух…
… Чурбанов забыл в представительстве свой пакет с сувенирной мелочёвкой, но возвращаться за ним не стал, а я, в свою очередь, пообещал привезти ему пакет в Москву, что и сделал. Таким образом, завязалось некое приблизительное знакомство, но после того, как я устроил ему короткое интервью через свои связи в Гостелерадио, у нас возникло уже подобие неких неформальных отношений, и мне даже был выписан документик консультанта МВД по вопросам печати.
Спустя неделю я постирал документик вместе с курткой в стиральной машине, и мне пришлось навестить министерство с просьбой заменить удостоверение, превращенное в бумажную кашу.
В коридоре столкнулся с Чурбановым, тут же оттянувшим меня за пуговицу пиджака в сторону.
- Ты чего здесь?
- Да вот, прибыл в кадры, удостоверение повредил ненароком…
- Тэк-с… На ловца и зверь бежит. У меня просьба. Есть одна знакомая дама, пишет стихи, не мог бы посмотреть? Мне нравится, но хотелось бы профессиональной оценки. Да и вдруг пристроишь куда, тиснешь в какой-нибудь газетенке? У меня-то под рукой что? Журнал «Советская милиция» … А там сплошной казенный дубняк и никакого полета романтической мысли.
Он провел меня в хоромы своего начальственного кабинета, где из ящика стола ценной древесины с золочеными чернильницами и пепельницами, извлек папку с рукописными виршами. По краям рукописи вирши были украшены виньетками цветочков, дамскими профилями в вуалях и прочими лирическими изысками, что уже говорило о многом, в частности, - об очередных графоманских опусах со спецификой любительской дамской безвкусицы. Что и выяснилось при прочтении первых же строк. Однако, превозмогая порыв посоветовать генералу отправить эту муру в мусорную корзину, я папочку со стихами, сохраняя уважительную мину, сунул в портфель, пообещав подробно ознакомиться с ней на досуге. Чурбанов же тем временем сетовал, что в периодике мало уделяют внимания подвигам советских милиционеров.
- Вот еду сейчас в Грузию, - говорил он. – В командировку. Сколько там расследовано значимых дел! И ни одно не нашло отражения в прессе! Ты бы, к примеру, взялся бы за тему... Напишешь, лично выдвину на премию МВД, да и вообще во всем подсобим!
- Никогда не был в Грузии, - признался я.
- О! – Озарился он пришедшей в голову идеей. – Собирайся, поедешь со мной, полетишь вернее... Готов?
- С вами – хоть куда...
- Расходы на себя берет МВД...
- А вы в кадрах не могли бы насчет удостоверения дать указания…
- Да запросто. Во! – Он поднял палец. - Скажу, чтобы начертали… являешься моим помощником. Распишусь сам. Оцениваешь?
- Слов нет, Юрий Михайлович…
- То-то!
Да, это был документ так документ! Остановив меня и, всмотревшись в корочки, гаишники перекрывали движение, дабы я мог без помех тронуться с места. О, волшебные крохи даров от властей предержащих! Где они – эти гаишники со своими властителями ныне? Прах их деяний и жизней унесен и развеян давно успокоившимися ветрами.
 Утренним спецрейсом из Внуково мы с парой сопровождающих Чурбанова лиц, вылетели в Тбилиси.
Черные «Волги» и предназначенная для заместителя министра «Чайка» подкатили прямиком к трапу, а затем, под вой спецсигналов и сияние «мигалок» мы отправились в местное министерство, провожаемые взорами безропотной черни, толкшейся на тротуарах. Я впервые в жизни ощутил сопричастность к высшей власти, пусть косвенную, даже иллюзорную, но, тем не менее, уяснил ее затягивающую наркотическую суть надстояния над миром толпы, поневоле должной преклоняться, прислуживать и смиряться со своей униженностью. Вот почему владельцам машин со спецсигналами так не хочется вернуться в трамвай и в толпу, в ее безликое сирое равноправие... Впрочем, низвержение в мир рядовых граждан показалось бы сиятельному Чурбанову подарком судьбы, когда в дальнейшем, по окончании карьеры зятя первого лица государства, он был  определен в политических игрищах олицетворением всех злоупотребителей «брежневской» мафии, и загремел на нары, на тюремную пайку, куда доставили его также на машине с «мигалками», сопровождающими лицами и опять-таки - за казенный счет.  Но это были уже услуги навязанные, низкокачественные, без положительного восприятия уделенного тебе внимания и трудов со стороны служивых людей.
Тбилиси промелькнул за окном автомобиля: любовно слепленный из камня, с островерхими башенками, крепостными стенами, рыжими крышами беленых домишек, плотно засеянных по низким холмам; уютный и теплый, как старый домашний халат. А далее потянулась вылизанная унылость министерских холлов и кабинетов, словно из мышиной шерсти сотканных форменных кителей и костюмов, сладкоречивая учтивость чиновных встречающих лиц...
По каким делам прибыл сюда Чурбанов, осталось мне неизвестно, он сразу же замкнулся в своей компании местного министра и его заместителей, но обо мне не забыл, попросив попавшееся под руку начальство ознакомить меня с достопримечательностями виноградной республики.
 - Погостишь тут недельку, наберешься впечатлений, -  сказал мне на прощание.
 -  Но... Как же я тут один, да и вообще...
- Остаешься моим полномочным представителем, - легкомысленно произнес он. – Все, пока, с чачей и шашлыками не переусердствуй, жениться никому не обещай...
Вечер я провел в ресторане с одним из милицейских руководителей среднего звена, в памяти моей после обилия тостов не оставшегося, как и путь в гостиницу, где ранним утром меня разбудил вкрадчивый стук в дверь.
Я совершил открытие века, а через минуту – открытие второго века…
На пороге стояли два милиционера: майор и сержант. Высокому гостю из Москвы предлагалось проследовать на выход, ибо внизу, как мне пояснили, меня ожидала машина. С больной головой, ободранной сухостью в горле и с дрожанием в конечностях, пришлось срочно одеться и следовать указанным маршрутом.
 - Едем в Мцхету, - пояснил мне майор.
- А что там?
- Поживете, посмотрите…  А какое там вино! – Он сладострастно причмокнул. – Букет солнечных искр!
У меня вожделенно засосало под ложечкой: быстрее бы к этим искрам… Алкоголь действует дистанционно: еще не пил, но если бутылка тебя ожидает, настроение поднимается…
В Мцхете меня встречала вся правоохранительная власть: от судьи и прокурора до начальника милиции и наглющего представителя КГБ, сразу полезшего ко мне с вопросами о цели пребывания в Грузии.
- В первую очередь – ознакомиться с достижениями виноделия, - сказал я.
– Вот как? Ну, тогда идем на экскурсию…
Традиции питейного процесса в Грузии меня изумили. Или же они касались только милиционеров и сопричастных к ним лиц, я так и не понял. Застольные тосты (без тоста за Сталина не обходилось), следовали один за другим, как пулеметные очереди, изысканное мцхетское вино народ хлестал как воду, ящиками, опохмеляясь поутру ядреной чачей, вот же нравы! И, я, в московской жизни употреблявший алкоголь постольку-поскольку, вторым планом замутненного сознания с некоей настороженностью соображал, что в возлияниях пора остановиться, иначе основной достопримечательностью, с которой я здесь ознакомлюсь, станет реанимация местной больницы, а то и морг…
  Медленно и осторожно, как идет по гололеду пингвин, а гололед – как шахматы: шаг и мат, я приблизился к краю знаменитого обрыва, под которым, как описано Лермонтовым в поэме «Мцыри», сливалися и шумели, «обнявшись, будто две сестры, струи Арагви и Куры», изрядно загрязненные отходами нынешней цивилизации, а потому никакого романтического восприятия во мне не поселившие. В монастыре, где проходило действие поэмы, мои гиды с погонами продемонстрировали мне иконы, в чьих углах были изображены якобы космические пришельцы, восседающие на ладьях непонятной конструкции, изрыгающих хвостатый огонь. При этом было загадочно пояснено: это касается нашего грузинского происхождения, оттуда корни…
Я был не против, что меня опекают потомки высших существ, пусть нетрезвые и вынужденно гостеприимные к носителю удостоверения помощника общесоюзного полицейского руководителя. К слову сказать, по пьянке, из уст принимающей стороны несколько раз прозвучала следующая ремарка: Россия, конечно, не раз спасала Грузию, в том числе, - от турецкого вторжения, но сейчас-то она нам зачем? – и без ее опеки управились бы своим умом… Говорилось это вскользь, сквозь зубы, я тоже пропускал услышанное как бы мимо ушей, а самого подспудно колола мысль: ох, не все так радужно и благостно в вечной дружбе и братстве народов СССР, ох, не все…
На третье утро после пробуждения, осложненного излишествами вечерней трапезы, я был извещен о своем запланированном министерскими чиновниками перемещении в соседний район, в Кахетию, где меня также ожидали свежие руководящие кадры правоохранительных органов.
          - Осторожнее там пей! – наставил меня на прощание знающий специфику региона прокурор. – У нас в Мцхете вино легкое, веселое, как шампанское, у них – плотное, три бутылки всего выпьешь, а уже лезгинки не станцевать, в родных ногах и руках запутаешься...
          - Я уже чувствую, как устану завтра... – отозвался я.
 Начальник милиции Кахетии – грузный круглолицый дядя с осоловелыми глазами и замедленной вдумчивой речью, сразу же объявил, что сегодня мы приглашены на свадьбу, с которой начнется мое сегодняшнее времяпрепровождение. Имя же милицейского дяди было Зураб.
Свадьбу справляли на открытой террасе частного дома. Плотно сдвинутые столы, заставленные горами снеди, являли собой картину пиршественного изобилия в палатах цезарей Древнего Рима. Отец невесты, некий Амиран Неберидзе, сослужитель милицейского босса, и, как я понял, его доверенное лицо, сразу же преподнес мне рог какого-то парнокопытного, одетый в серебро, настояв чтобы я выпил его до дна за знакомство. Пришлось, хотя, после болезненного опыта возлияний в Мцхете, я обещал себе держать себя же в твердых руках, несмотря ни на какие попытки из них вырваться.
Чужая свадьба – мероприятие более легкомысленное, чем свадьба собственная: не надо присматривать за невестой, лобызать ее по команде «Горько!», следить за сохранностью подарков, обслугой и собственным адекватным состоянием, но тупое поглощение пищи и алкоголя в гвалте гортанных голосов, изъясняющихся на иностранном языке и среди незнакомых физиономий, - занятие, похожее на школьный урок, когда свою оценку ты уже получил, а до освободительного звонка еще полчаса надо ерзать за партой.
Впрочем, скучать мне не дали: Зураб слюняво шептал в мое ухо, давая характеристики собравшимся гостям по роду их служебного положения и моральных качеств, причем, довольно нелицеприятного свойства; дама средних лет, сидевшая напротив, недвусмысленно подмигивала мне, намекая на шанс временно отлучиться в ее компании из-за стола, что я, умудренный поездками в капиталистическое зарубежье, расценил, как провокацию; а затем внезапный финт выкинул один из гостей, впрочем, из лучших чувств…
Парень в потертой кожаной куртке вдруг вытащил из кармана пистолет и, салютуя в честь новой семейной пары, пальнул в воздух, однако дура-пуля звонко тюкнула в стальную перекладину, на которой держался увивавший террасу виноград, срикошетила и – угодила в плечо одному из приглашенных, до сей поры благожелательно на стрелка взиравшему.
После естественно возникшей суматохи в дело вступил невозмутимый Зураб, отобрав у хулигана оружие, вызвав наряд милиции и скорую помощь.
Вскоре стенающего подранка, выражающегося нехорошими русскими словами, увезли в больницу, а бывшего владельца пистолета, оказавшегося братом невесты, начали готовить к отъезду в камеру предварительного заключения, выдав ему смену белья и собрав внушительный узел с разнообразным питанием; при этом начальник милиции лично распорядился добавить в арестантскую поклажу блок сигарет и бутыль вина.
Трогательное прощание с задержанным сопровождалось соболезнующими объятиями и целованиями. Дама, подмигивающая мне, куда-то исчезла, но, посмотрев на пустующий стул неподалеку от меня, на котором ранее сидел какой-то мужик явно холостого образа жизни, я заподозрил соединение двух одиноких сердец…
- Что будет со стрелком? – спросил я запыхавшегося Зураба, вернувшегося на место.
- А, не знаю… - пожал тот тучными плечами. – Сын Амирана, слушай… Что-то решим.
То, что «решим» я понял по беззаботности папы-Амирана, провозглашавшего очередной тост во благо жениха и невесты.
К вмятине, оставленной пулей на трубе, кто-то подвесил радостный розовый шарик, дабы она не резала глаз тревожным изъяном, и свадебное торжество возобновилось в прежнем объеме.
Утром меня разбудил Зураб, - в отглаженном костюме, гладко выбритый, лучащийся тактом и миролюбием.
- Вставай, дорогой. Сейчас – завтрак, потом – обед, вечером – свадьба…
- Опять?!
- Конечно. Такой месяц… Надо терпеть…
- А как этот?.. Ну, кто стрелял…
- Дома уже. Оба. Кто ранен, пять тысяч за дырку попросил, благородно все оценил, не жадный человек, хорошие у нас люди, с широкими сердцами…
- А если бы пуля, да в широкое сердце…
Зураб поиграл бровями.
- Ну, это уже не пять тысяч…
На следующее утро я не просыпался, а восставал из мертвых. А ведь какая простая истина: если хочешь встать бодрым, надо ложиться в постель не в тот день, когда просыпаешься!
Зураб, сидя на стуле возле кровати, невозмутимо повествовал:
- Пришла телефонограмма из министерства. Сегодня тебя отвезут в Цинандали... Там уже ждут! А потом вернешься ко мне, обсудим кое-что…
У меня прорезался голос. И звучал в голосе ужас:
- Никакого Цинандали! Сегодня я улетаю! В Москву! Срочно! Пожалуйста!
- Тебе здесь нехорошо, дорогой?
- Мне здесь так хорошо, что аж плохо! Меня не поймут на работе…
Этот аргумент сработал. Вскоре машина с провожающим меня Зурабом катила в желанный аэропорт.
- Тут такое дело, - застенчиво говорил он. – У меня место заместителя по линии ОБХСС освободилось. Надо назначить Амирана. В нашем министерстве как-то насчет него не очень… Прошу: попроси, чтобы туда позвонил Юрий Михайлович…
На мои колени лег увесистый бумажный пакет. Я покосился на шофера. Зураб, в ответ на мой взгляд, снисходительно поморщился: не бери в голову…
- Но… - промямлил я.
- Сам реши, как и чего, - умещая пакет в мою дорожную сумку, продолжил он, имея в виду будущий раздел взятки.
По тону его, в котором мелькнула непреклонная нота, я понял, что принимать возражения он не склонен. Вот что означало «потом вернешься ко мне».
- А если…
- Значит, в знак уважения, - отозвался он заученно. – Но все-таки, пусть позвонит…
27 августа 1760 года императрица Елизавета издала указ, запрещающий взяточничество госчиновников. Никто не в курсе, когда указ вступит в силу?
В зеркале заднего вида я заметил микроавтобус, тянувшийся за нами хвостом с самого начала маршрута.
- Что за машина? – спросил я.
- Так, подарки, - откликнулся Зураб. – Немного вина…
- Целая машина?
- Ни о чем не беспокойся, дорогой! Из нашего министерства уже отзвонили в ваше, они пришлют людей… Половина вина тебе, половина – Юрию Михайловичу, все доставят, тебя тоже…
Я почувствовал, что погружаюсь в пучину явной коррупционной аферы… А вернее, в шестерни механизма, противостоять которому невозможно, ибо работал он исторически планомерно, выверено и беспристрастно. Я ощущал себя в роли бессмертного Хлестакова, оказавшегося в ней вопреки здравому смыслу. Благодаря рекомендательному представлению Чурбанова и выписанной им ксиве, я, имевший к журналистике и к милиции отношение эфемерное, виделся реальным чиновным лицам надстоящим над ними небожителем, и разочаровать их правдой своего истинного статуса означало уже столкнуться как с возмущенным неприятием себя, так и с существенными проблемами. Да, после таких репетиций, вернись я на сцену, воплощение образа Хлестакова далось бы мне безо всяких режиссерских поправок...
Также подозреваю, что человек, хоть сколько-нибудь времени подвизавшийся на актерской стезе, приобретает, подобно усвоенному рефлексу, навык артистизма, применимый им уже во всех последующих жизненных перипетиях...  Может, потому в старину лицедеев и хоронили за оградами кладбищ?
В полете я пересчитал сумму, переданную мне в пакете и – обомлел. На эти деньги можно было купить несколько кооперативных трехкомнатных квартир улучшенной планировки. Глядя на проплывающее под брюхом самолета ватное одеяло умиротворенной облачности, я лихорадочно раздумывал: а если с этой взяткой меня уже встречают во Внуково компетентные ребята с жесткими лицами? Спустить ее в авиационный унитаз? А если ее потребует Чурбанов?
Адреналин и похмельный пот стекали в мои ботинки.
Во Внуково меня действительно встретили. Вопреки моим страхам – полнотелые милиционеры из хозяйственного управления министерства с добродушными бабьими ряхами. Прямо на летном поле, без комментариев загрузив две машины вином, в одну из них они усадили меня и - отправили домой, где пришлось потратить битый час, чтобы перенести тяжеленные ящики в квартиру, заставив ими подсобку в упор до потолка.
Следующим днем я навестил Чурбанова. С пакетом в портфеле. Генерал был хмур, сурово озабочен своими делами, не выказав ни малейшей радости от моего возникновения в своих служебных апартаментах.
- Чего тебе?
- Пришел поблагодарить вас за интересную поездку…
- На здоровье!
Я замялся, подыскивая слова.
- Вам просили кое-что передать…
Глаза Юрия Михайловича как-то нехорошо и пристально сощурились. Мне показалось, в них блеснул какой-то терпеливый, выжидательный гнев.
- Что передать? – с вкрадчивой угрозой вопросил он и подтянулся в кресле в мою сторону, словно к броску готовясь.
Мысли мои заметались в поисках мозгов…
- Опять-таки - благодарность за ваш визит, - скороговоркой затараторил я. - Меня, кстати, вчера встретили ваши ребята…
- Ах, это… - Отмяк он. – Да, все приехало, спасибо, молодец. 
- У меня личная просьба, - осмелел я, глядя на золото его погон, расшитых узорами столь же витиеватыми, сколь и пути их обретения.
- Ну?
- Вы не могли бы сказать «спасибо» за мой прием вашим грузинским коллегам из министерства? Они спланировали поездки, дали мне материалы для очерков, обязательно буду над ними работать… Особенно хочу отметить начальника милиции Кахетии и его подчиненного Неберидзе…
Чурбанов что-то пометил себе в блокноте. Затем, подумав, махнул рукой, пододвинул к себе один из телефонов, набрал номер. Коротко изложив грузинскому министру мою признательность в собственной начальственной интерпретации, вновь уткнулся в меня взглядом. Спросил:
- Тяжело пить с грузинами?
- Серьезная работа. Кстати, я прочел стихи вашей знакомой, – начал я плести обнадеживающую легенду, но он меня перебил:
- Выкини! У нее новое увлечение: эта дура решила податься в эстрадные певицы, прорезался у нее, видите ли, голос… Познакомь ее теперь с Пугачевой, такая заявка, прикинь? Всё - моя Галя, добрая душа, кому только не помогает… Да и я… Все у тебя? Тогда идите, мальчик, не мешайте…
Вечером мне позвонил Зураб.
- Дорогой, - проникновенно сообщил он, - у нас все, как надо… Меня поощрил министр. Сам!
- А… Неберидзе ваш…
- Я же говорю: все, как надо, я сразу в тебя поверил! Когда в следующий раз соберешься в Кахетию…
Дальнейшее я уже не слышал, крестясь на домашние иконы и, полагая, что их надо бы освятить.

Издательство АСТ 2023г.