Николаю Ефремову

                На Ваш "НеНаезд", стремительно вошедший в анналы мировой
                критической литературы под заголовком " Неизвестные авторы
                выходят из подполья. Облагодетельствуют ли нашу культуру
                литературные партизаны?".


Заранее прошу Вас, милостивый государь, простить меня - канцелярскую крысу, животное, в принципе, непотребное, малообразованное и подверженное всем библейским грехам, за смелость нацарапать Вам несколько строчек в защиту моих кормильцев, жителей подъезда "Творчество неизвестных авторов". Много исписанной бумаги спускается ими в канализацию и мусоропровод. Хорошая бумага, вкусная. И чернила - ничего, видно, что от души, с чистым сердцем пишут. Калорий много, да и витамины опять же…

Вот и сегодня утром вылезла я из своей норки, спать хотелось как всегда - до одури, да на работу надо, в канцелярию районной администрации. Тут рядом, через дорогу перебежать. Бегу - зеваю. Думаю про себя: надо вперед Мойши Ивановны, ассенизаторши местной, до мусоросборника успеть. Она, ведь, бестия такая, все норовит самое вкусненькое себе забрать, нас, крыс, ни капельки не уважает, за разумных тварей не считает. Ох, Мойша Ивановна, Мойша Ивановна, откликнутся тебе наши слезки…

Так о чем это я? Ах, да, о завтраке. Клянусь предками, но не смог мой желудок, переварить бумагу, исписанную Вами. В последние дни ее в огромных количествах спускала "неизвестная" братия в сортир. Так что, извиняйте, но приходилось питаться исключительно лишь Вашими непревзойденными виршами. Вследствие чего, прошу направить в мой адрес необходимую сумму дензнаков на излечение. Жизнь - она, знаете ли, такая прекрасная штука… Если, конечно, не ешь что попало.

Поздно вечером, когда обитатели подъезда вдруг начинают освобождаться… нет, не от того, о чем Вы подумали - от излишков пищи духовной, я в предвкушении очередного жирного ужина решила прикинуть себе на уме: а с чего мне, собственно, так поплошало прекрасным солнечным утром? Порылась в отложенных на прозапас бумагах, отыскала Ваше сочинение про неизвестных авторов, начала читать и… мне снова сделалось плохо. Ох, как же мне сделалось плохо-о-о… Представляю Вас, несчастного и непризнанного, юного и не наездника: как же вам было дурственно, когда Вы скребли высоким пером по серой бумаге…

В свете прочитанного, а в последствии - стошненного (пардонс, конечно), разрешите мне, скромной канцелярской крысе, высказать Вам некоторые свои грустные подземельные соображения по поводу Ваших критических заметок в глобальном болоте.

Батенька Вы мой, ну нельзя же так-то: обвинять главу кондоминиума, написавшего в свое время, находясь, по-видимому, в состоянии глубокого воодушевления от энергетики, исходящей от нового проекта, слово " интерисует", в безграмотности, а самому в критической, опять пардонс, статье допускать подобные ляпы:

"напечатанное ими на клавиатуре слово" - может быть - набранное? Печатать НА клавиатуре - ну, Вы - мастер!!!

"Да, леди и джентльмены, будь я женского полу, я бы, прежде, чем с кем поехать земным транспортом, спрашивал, не юзер ли, а если юзер - не пишет ли стихи, обливаясь соплями от простуды или от умиления собой, любимым." >(орфография и пунктуация Николая Ефремова, НеНаездника и прочая НЕ - сохранены)- Согласна поехать с Вами транспортом наземным и то лишь до развилки. Шутка, конечно, но обливаться, уважаемый, с Вами, как Вы пишете, соплями до конечной остановки - радости мало. Как говорит Мойша Ивановна после субботней ночи с тремя пьяными мужиками: "Не в кайф". И зубочисткой тычет в прокуренные зубы.

Однако, дурственно мне стало скорее всего от Вашей приверженности ненормативной лексике: долбать, соплей, дура, морду, пасть… Сначала мне казалось, что я пожираю критическое произведение. Соответственно и желудок настроила на легкое щекотание рецепторов. Однако-о-о-о, после долбежки зеленной соплей по морде дуры, разинувшей пасть в предвкушении понять что-либо, меня "вывернуло" на старые калоши Мойши Ивановны, отчего та в легкой растерянности глубокомысленно заметила: "Ни хрена себе, крыса канцелярская, наелась ты литературы!"

"Впрочем, поэзия - это, в основном, лирика" - успела я заметить Вашим остроумным замечанием этой клуше Мойше, вылетая от ее пинка из мусоросборника на улицу. Ну что с нее взять, кроме запаха. Что слышит, то и старается понять, осмыслить. Одного не понимает - кое-что приходится есть порционно и затаив дыхание. Не от съеденного, нет. От его содержания.

Очень уж мне обидно, Коля (разрешите мне Вас так называть. Я - крыса старая, а Вы, судя по галопу, парень молодой, необъезженный) за Виктора Делива, которого Вы смешали с аспирином.

                Не зря не спал, ломая палец
                В простуженном насквозь носу,
                Надеясь хоть на чей-то суд
                Тех мыслей, что зарифмовались.
                (Виктор Делив. "Я потому тебя люблю")
 
Ну разве же это не остроумно, смешно, потешно и потрясно?! Ну, какой Вы прямо. Отличное четверостишие!!! Допустим, поковырял поэт в носу, имеет право, но зачем же при этом лезть к нему в носоглотку?! При этом всем противно, а Вы к тому же еще и весь в соплях (пардону просим в очередной раз, сами напросились). Оно Вам надо? А кому надо? Никому не надо? Зачем пишем? Скучно? Показаться хочется? Ну так в чем же дело!!! Напишите бронебойную критическую статью на, скажем, своего провайдера (шкура, мракобес и всякое такое) и опубликуйте в заводской многотиражке. Что, писали, не берут? А мы с Мойшей Ивановной, тогда причем, молодой человек? За что крест несем, поедая Ваши ничем и никем не ограничиваемые стенания по чистописанию на безбрежных просторах сами знаете чего?

"На сем цитирование шедевров неизвестных работников пера и топора, точнее, клавиатуры и модема, я закончу"

Коля, милый, пока Вы заканчивали "на сем", мы с моей дурехой - ассенизаторшей чуть не кончились у приемного лотка. Такая вдруг на нас тоска напала за нашу русскую сетевую литературу. Обнялись мы с ней, всплакнули.

"На сем, на сем?" - спросила сквозь соленые ручьи мадонна утильпрома, высморкнулась в желтенький платочек и придавила сиською мне ногу.

"На том, на нем, родимом." - пробурчала я в ответ, уворачиваясь от вкусного, но пока еще не доступного белого тела Мойши Ивановны, и поспешила укрыться в норе. По дороге я захватила с собой мятый, исписанный вдоль и поперек листочек мелованной бумаги, только-только выпавший из жерла мусоропровода. Почитаю перед сном. Как бы ни корявы были строки "неизвестных", - да разве же ценность их в мастерстве искусства? - все же таки, душевно пишут ребята. И на бумаге они не экономят, дорогую берут…

На сем (извините за плагиат, деньги - почтой) я с Вами прощаюсь. Желаю Вам всего самого наилучшего. Надеюсь встретить Ваши произведения у себя в мусоросборнике, но уже в потребном виде для моего старого, а потому и немощного желудка.

Заранее благодарна, крыса канцелярская.