Русские о русских 17. Горький - предел ненависти

Ох, как тяжко жить в России, в этом смердючем центре физического и морального разврата, подлости вранья и злодейства

— это психика людей, которые все еще не могут забыть, что они недавно были рабами… что они живут в стране, где человек — ничего не стоит. Ничего…

Русский народ, в силу условий своего исторического развития, огромное дряблое тело, лишенное вкуса к государственному строительству и почти недоступное влиянию идей, способных облагородить волевые акты

Русские люди, из тех одичавших бездельников и лентяев, которые, будучи сами виноваты во всех своих несчастиях, бесстыдно обвиняют за свое ничтожество и неумение жить всех, кого угодно — только не себя.

Так как Россия слишком долго была страною рабов, в ней представители власти более чем где-либо разнузданы и жестоки…

Я особенно подозрительно, особенно недоверчиво отношусь к русскому человеку у власти, — недавний раб, он становится самым разнузданным деспотом, как только приобретает возможность быть владыкой ближнего своего.

Я думаю, что русскому народу исключительно — так же исключительно, как англичанину чувство юмора — свойственно чувство особенной жестокости, хладнокровной и как бы испытывающей пределы человеческого терпения к боли, как бы изучающей цепкость, стойкость жизни.

В русской жестокости чувствуется дьявольская изощренность, в ней есть нечто тонкое, изысканное. Это свойство едва ли можно объяснить словами «психоз», «садизм», словами, которые, в сущности, и вообще ничего не объясняют.

Наиважнейшею приметою удачи русского народа есть его садистская жестокость.
Делается страшно за Россию. Летописец начала XVII века рассказывает, что в его время так мучили: «насыпали в рот пороху и зажигали его, а иным набивали порох снизу, женщинам прорезывали груди и, продев в раны веревки, вешали на этих веревках».

В 18-м и 19-м годах то же самое делали на Дону и на Урале: вставив человеку — снизу — динамитный патрон, взрывали его.

В Сибири крестьяне, выкопав ямы, опускали туда — вниз головой — пленных красноармейцев, оставляя ноги их — до колен — на поверхности земли; потом они постепенно засыпали яму землею, следя по судорогам ног, кто из мучимых окажется выносливее, живучее, кто задохнется позднее других.

Вообще в России очень любят бить, все равно — кого. «Народная мудрость» считает битого человека весьма ценным: «За битого двух небитых дают, да и то не берут».
Есть даже поговорки, которые считают драку необходимым условием полноты жизни. «Эх, жить весело, да — бить некого».

…Убийство стало делом простым, обычным. Это — отражение гражданской войны и бандитизма.

Жестокость форм революции я объясняю исключительной жестокостью русского народа. Когда в «зверствах» обвиняют вождей революции - группу наиболее активной интеллигенции, — я рассматриваю эти обвинения как ложь и клевету, неизбежные в борьбе политических партий, или — у людей честных — как добросовестное заблуждение.

Думаю, что нигде не бьют женщин так безжалостно и страшно, как в русской деревне, и, вероятно, ни в одной стране нет таких вот пословиц-советов:
«Бей жену обухом, припади да понюхай — дышит? — морочит, еще хочет». «Жена дважды мила бывает: когда в дом ведут, да когда в могилу несут». «На бабу да на скотину суда нет». «Чем больше бабу бьешь, тем щи вкуснее».

Если б факты жестокости являлись выражением извращенной психологии единиц — о них можно было не говорить, в этом случае они материал психиатра, а не бытописателя. Но я имею в виду только коллективные забавы муками человека.

Пьют те, которые похуже, кому не жить; пьет сор деревенский, пустой народишко, издавна отравленный водкой, — ему, все равно, при всяком режиме вырождение суждено. Он, действительно, пьет разные мерзости, отчего и умирает весьма быстро, тем самым освобождая деревню от хулиганства и всякой дряни. Тут действует один суровенький закончик: как холера является экзаменом на обладание хорошим желудком, так алкоголизм — экзамен общей стойкости организма.

Я никогда не восхищался русской деревней и не могу восхищаться «деревенской беднотой», органически враждебной психике, идеям и целям городского пролетариата.

Костер зажгли, он горит плохо, воняет Русью, грязненькой, пьяной и жестокой.
Известная часть нашей интеллигенции, изучая русское народное творчество по немецкой указке, тоже очень быстро дошла до славянофильства, панславизма, «мессианства», заразив ВРЕДНОЙ ИДЕЕЙ русской самобытности другую часть мыслящих людей, которые, мысля по-европейски, чувствовали по-русски, и это привело их к сентиментальному полуобожанию «народа», воспитанного в рабстве, пьянстве, мрачных суевериях церкви и чуждого красивым мечтам интеллигенции… И вот этот маломощный, темный, органически склонный к анархизму народ ныне призывается быть духовным водителем мира, Мессией Европы.

Мы, Русь,— анархисты по натуре, мы жестокое зверье, в наших жилах все еще течет темная и злая рабья кровь — ядовитое наследие татарского и крепостного ига,— что тоже правда.

Нет слов, которыми нельзя было бы обругать русского человека, кровью плачешь, а ругаешь, ибо он, несчастный, дал и дает право лаять на него тоскливым собачьим лаем, воем собаки, любовь которой недоступна, непонятна ее дикому хозяину, тоже зверю. САМЫЙ ГРЕШНЫЙ И ГРЯЗНЫЙ НАРОД НА ЗЕМЛЕ, бестолковый в добре и зле, опоенный водкой, изуродованный цинизмом насилия, безобразно жестокий.
В России нет талантливых людей, нет людей, даже просто способных работать.
Вся русская интеллигенция, мужественно пытавшаяся поднять на ноги тяжелый русский народ, лениво, нерадиво и бесталанно лежавший на своей земле, — вся интеллигенция является жертвой истории прозябания народа, который ухитрился жить изумительно нищенски на земле, сказочно богатой.

Пропала, обанкротилась, выдохлась преславная русская интеллигенция! Чувствую к этим стертым лицам только презрение и жалость, как к нищим жадным, которые, толпясь у ворот богатого, дерутся за милостыню, ожидаемую ими. А милостыни-то, вероятно, и не подадут им, просто выйдет дворник и разгонит всех прочь, грязной метлою.

Приехавшие из России это стада баранов, овец и свиней. Откуда эти покойники? Воняют — прескверно, ведут себя еще хуже… Глупы до убийственной тоски... Я настроен зло, раздраженно, люди мне противны; мне кажется, что лучшие из них лентяи, бездарны и бесполезны, все же остальные лгуны и подлецы.

Вообразив себя Наполеонами от социализма, ленинцы рвут и мечут, довершая разрушение России — русский народ заплатит за это озерами крови,
Ленин и соратники его считают возможным совершать все преступления, вроде бойни под Петербургом, разгрома Москвы, уничтожения свободы слова, бессмысленных арестов…

Наша революция дала полный простор всем дурным и зверским инстинктам, накопившимся под свинцовой крышей монархии, и в то же время она отбросила в сторону от себя все интеллектуальные силы демократии, всю моральную энергию страны. Мы видим, что среди служителей Советской власти то и дело ловят взяточников, спекулянтов, жуликов, а честные, умеющие работать люди, чтоб не умереть с голода, торгуют на улицах газетами, занимаются физическим трудом, увеличивая массы безработных. Это кошмар, это чисто русская нелепость, и не грех сказать — это идиотизм!

В продолжение всего тяжелого пути человечества к прогрессу, к свету еврей стоял живым протестом против всего грязного, всего низкого в человеческой жизни, против грубых актов насилия человека над человеком, против отвратительной пошлости и духовного невежества.

Еврейство имеет право гордиться тем, что оно явилось первым по силе и успеху — организатором религиозно-социальной мысли, первым бродилом духа, бродилом, которое возбудило устами пророков своих мысли о социальной справедливости.
Вспомним, как добродушный русский человек вколачивал гвозди в черепа евреев Киева, Кишинева и других городов, как садически мучили тюремщики арестантов, как черносотенцы разрывали девушек-революционерок, забивая им колья в половые органы; вспомним на минуту все кровавые бесстыдства 906-7-8 годов. Я не сравниваю немецких зверств с общечеловеческими и, в частности, русским зверством; я просто, пользуясь свободой слова, рассуждаю о Правде сего, текущего дня, о Правде, созданной войною, и о «чистой» Правде, которая общезначима для всех времен и которая воистину «краше солнца», хотя она часто печальна и обидна для нас.

Из коллекци Игоря Гарина. Очковидно он взял это пособие по русофобии из статьи Горького О русском крестьянстве, изданной им в Берлине в 1922 г и долго неизвестной в России

Да и сейчас мало кто ее знает ...


Рецензии