Рисунок

Этот рассказ попал в иллюстрированный сборник сообщества "Чемоданъ"
после конкурса по этой картинке. Художник Сергей Захаров https://vk.com/zakharov_art?from=search



Пылающее солнце достигло зенита и зависло в белёсых небесах, слепя всё вокруг убийственным светом и неумолимо прокаливая огненными лучами каменистую выгоревшую землю, стремясь уничтожить на ней последние остатки жизни.
 
Две короткие чёрные тени одновременно скользнули по деревянному покосившемуся указателю с надписью DEAD ZONE и замерли.

– Не верю глазам! Даг Макгрегори! – вскричал низенький пузатый старичок в больших солнцезащитных очках и пробковом шлеме. – Встретить в этой глуши цивилизованного человека большая удача!

Худой высокий мужчина средних лет приподнял с глаз серую пыльную тряпку, намотанную на голове на манер тюрбана, и облизал пересохшие губы:

– Здравствуйте, мистер Симмонс, – голос его был надтреснутым и сиплым.
– Я чертовски вам рад, дружище! Значит, вы тоже решили поработать в Зоне? А я вам говорил, что здесь настоящий заповедник сокровищ. Только экипировка у вас не очень. Зря не надели очки и не воспользовались экранирующей тканью и защитным кремом. Сгореть же можно! Тут, скажу вам, пожарче, чем в аду. Уже вижу на вашем гордом шотландском лице следы ожогов. Зря, милейший, зря!
– Плевать, – прохрипел худой и закашлялся. – Я сюда больше не сунусь. Второй раз, и опять расходы больше прибыли. Мистер Симмонс, у вас нет глотка воды? Взял две фляги и не рассчитал…
– Конечно, конечно, дорогой! – заторопился толстяк, проворно хватая приятеля за рукав и увлекая к большому плоскому валуну. – Садитесь! Как говорят русские: «В ногах правды нет».  Держите кувшин!
Макгрегори жадно схватил высокий алюминиевый термос, открутил пробку и жадно припал к горлышку губами. Кадык его дёргался, вода стекала по небритым щекам и блестела на бороде бриллиантовыми искорками.
– Простите, – опомнился он. –  Эдак я один всё выпью.
– Пейте сколько хотите, – благодушно откликнулся старик. – У меня этой воды хоть залейся.
– Вы что, таскаете с собой цистерну?
Симмонс расхохотался:
– Две цистерны! Вы прямо как из средневековья. «Сухая вода». Сыплю порошок в реагент и готовлю воду в необходимых количествах. Сейчас вы пьёте сельтерскую. По составу почти не отличается от немецкой Нидерзельтерс, что добывают в горах Таунус.
Макгрегори восхищённо поцокал языком:
– Вы просто гений. Я совершенно отстал от жизни.
– Это просто от неопытности, – подмигнул ему Симмонс. – Вижу, вы не напились. Держите ещё кувшин. Водный баланс нужно восполнять.
– Вы спасаете умирающего путника в пустыне, – обрадовался Даг, с готовностью откручивая пробку второго термоса.
Он оживал прямо на глазах. Хрипота в голосе исчезла, тусклые глаза радостно засветились, а губы порозовели. Макгрегори даже опьянел и сделался говорливым.
– Эти русские на блокпосту просто обнаглели! Взяли за проход три тысячи!
– Ого! – поразился Симмонс. – Да они обобрали вас как липку. Я заплатил тысячу долларов.
– Удивляюсь, как вам это удаётся, но смысла в этих путешествиях больше не вижу. Жара, духота, ядовитые твари и мерзкие мутанты. На обратном пути меня чуть не растерзала стая бродячих псов. И всё это ради парочки  безделушек, продажа которых уж точно не покроет расходов.
– Не знаю, – хитро усмехнулся толстяк, – я ещё никогда не был в проигрыше. Здесь масса редких артефактов, за которые заинтересованные люди щедро заплатят. А риск… да, есть, но он того стоит.
– Значит, я просто невезучий, – захихикал Макгрегори, махнув рукой. –Ну её к дьяволу, эту Зону. У вас, мой добрый друг, какая-то хмельная водица. Ощущение, что я пропустил бокал крепкого бренди.
– Реакция организма. Зато теперь передо мной сидит настоящий Макгрегори, весельчак и говорун, а не высушенный на солнце суккулент.
– Сук-ккк-улент! – зашёлся в хохоте Даг. – Вот сказали!
Они обсудили политику, поспорили, где живут самые красивые женщины, в Пейсли или Бостоне, сошлись на том, что самые сочные красотки несомненно обитают в России, и незаметно завели разговор об искусстве.
Макгрегори вдохновенно разглагольствовал:
– Друг мой Симмонс, я считаю изобразительное искусство низшим жанром, ибо оно требует только внешнего соответствия действительности…
Симмонс с ухмылкой слушал. Даг ещё долго рассуждал о соотношении формы и феномена, аляповатости красок и холодном блеске монохрома, акциях и акациях, импрессионизме и модернизме.  Когда же он выдохся, запыхался и потянулся за недопитым термосом сельтерской, Симмонс спокойно спросил:
– Так сколько бы вы дали за черновик, скажем, маэстро Захарова?
– Какого Захарова?
– А разве вам известен какой-то другой Захаров? Да-да, я говорю о том самом мистическом художнике, чьи картины непостижимым образом оживают…
– Хм… при всём уважении, мне кажется это фантазиями недалёких людей.
– Может, и фантазии, – не стал спорить Симмонс. – Но его картины всегда востребованы и неизменно поднимаются в цене.
Шумно глотая воду, Макгрегори неопределённо помахал рукой.
– Вот, посмотрите, – старик развязал рюкзак. –  По-моему, прелестное чёрно-белое изображение, – всё тем же спокойным тоном продолжил Симмонс, доставая картинку.
Немудрящее полотно изображало женщину сзади. Она ехала на велосипеде, перед ней маячила перевёрнутая пирамида. Пирамида держалась в воздухе как бы на тоненьком смерче. Макгрегори, нахмурившись, разглядывал рисунок. Хмыкнул, обнаружив на неприкрытой трусиками  ягодице татуировку в виде бабочки, потом присвистнул, прочитав надпись на указателе… DEAD ZONE.
– Да это же…
– Именно, – кивнул Симмонс. – Вон торчит из земли та самая табличка.
– Может, это чья-то шутка?
– Если только самой Зоны. Обратите внимание на подпись. «Захаровъ 23»
– Неужели тот самый? Не подделка?
– Подделок в Зоне не бывает.
– И что будете делать?
– Как что? Продам ценителям.
Макгрегори залпом допил воду и протянул пустую ёмкость товарищу:
– Ещё раз спасибо.
– А хотите? Продам вам, – неожиданно предложил Симмонс. – В качестве жеста доброй воли. Чтобы эээ… поднять ваше финансовое положение. По дружбе. Скажем, всего за десять тысяч долларов…

«Ах ты, старый мошенник и пройдоха, – подумал Даг, – изготовил рисуночек под Захарова и хочет развести на деньги. А чтобы я офигел от мистики, табличку зоновскую присобачил. Ну ты и жук, приятель. А с другой стороны… он же не знал, что встретит меня. А почему именно меня? Любой дурачок бы купился».
Он взглянул в глаза старика, надеясь уловить в них хитроватый блеск, но за чёрными стёклами ничего не увидел. Чтобы скрыть усмешку, сделал вид, что внимательно разглядывает картинку.

– А чего это в рюкзаке у леди? Животное, что ли, какое?
– Не знаю, – пожал плечами Симмонс. – Может, кот. А может, игрушка. Какая разница? Что скажете насчёт моего предложения?
– Боюсь, что откажусь. И так потерял три тысячи. Если ещё десять потрачу – совсем на мели буду.
– Зря, – вздохнул толстяк, отбирая у него рисунок и пряча в рюкзак. – Это же Захаров.
– Это ещё доказать надо, – не удержался Даг.
Симмонс открыл было рот, чтобы возразить, но позади вдруг раздалась звонкая трель велосипедного звонка.

Низко нагнувшись над рулём, на них мчалась девушка. Длинные волосы развевались на ветру, на конопатом личике застыла лукавая усмешка.

Велосипедистка промчалась мимо по дороге, оставляя за собой рыжее облако пыли.
Изумлённо вытаращив глаза, оба мужчины смотрели ей вслед.

– Как ей не жарко в таких здоровенных берцах, – пробормотал Симмонс. – Это же на такой жаре ноги спаришь…

Макгрегори молчал, уставившись на правую ягодицу наездницы, где растопырила чёрные крылья большая татуированная бабочка.

Рюкзак за спиной девушки зашевелился, и показалась усатая мордаха. Полосатый котяра ожёг Дага огнём зелёных глазищ, затем вдруг сунул мохнатую лапу в рот и залихватски по-разбойничьи свистнул.

И тогда Макгрегори вцепился в рукав компаньона. 
– Я согласен! Я покупаю вашу картину за десять тысяч!
– Эээээ… нет, – затряс головой Симмонс. – Неее… Я это… передумал.
Он снял пробковый шлем, промокнул сияющую лысину платком и, окончательно придя в себя, твёрдо сказал:
– Прости, дружище – погорячился. Эта картина стоит дороже. Намного дороже…