Октябрь-ноябрь 41-го. На дипломатическом фронте

Октябрь – ноябрь 41-го. На дипломатическом фронте


Премьер-министр У. Черчилль в очередном послании напомнил тов. Сталину о необходимости заключения тройственного союза между Ираном, Советским Союзом и Британией, указав причины в этой необходимости:

«ЛИЧНОЕ ПОСЛАНИЕ ОТ г-на ЧЕРЧИЛЛЯ г-ну СТАЛИНУ

«Я очень хотел бы наладить окончательно наш союз с Персией и достичь тесного, эффективного, практического сотрудничества с Вашими вооруженными силами в Персии. В Персии имеются признаки серьезных беспорядков среди племен и резкого падения авторитета персидских властей. Распространение таких беспорядков означало бы, что мы были бы вынуждены тратить наши войска на усмирение этих людей, а это в свою очередь означало бы загрузку автомобильных и железнодорожных путей сообщения переброской тех же самых войск и перевозкой их снабжения, тогда как нам необходимо освободить путь и улучшить его по возможности, с тем чтобы обеспечить провоз снабжения в Вашу страну. Мы должны стремиться к тому, чтобы заставить персов самих поддерживать у себя порядок, пока мы заняты ведением войны. Решительное указание со стороны Вашего Превосходительства в этом смысле ускорит имеющееся уже благоприятное развитие наших дел на этом второстепенном театре войны. 1 октября 1941 года.»

Отвечая на послание Сталина от 3 октября, фрагмент которого привожу ниже, Черчилль, учитывая тяжелое положение КА на германо-советском театре боевых действий, предложил Сталину решение участия Британии на восточных фронтах путем освобождения советских войск, размещенных в Иране, для отправки их на передовую, и замены их британскими войсками.

«И.В. СТАЛИН У. ЧЕРЧИЛЛЮ. Уважаемый Премьер Черчилль,

…Не скрою от Вас, что наши теперешние потребности военного снабжения ввиду ряда неблагоприятных обстоятельств на нашем фронте и вызванной этим эвакуацией новой группы предприятий не исчерпываются согласованными на конференции решениями, не говоря уже о том, что ряд вопросов отложен до окончательного рассмотрения и решения в Лондоне и Вашингтоне, но и сделанная Московской конференцией работа обширна и значительна. Надеюсь, что Британское и Американское Правительства сделают все возможное, чтобы в будущем увеличить месячные квоты, а также что бы уже теперь при малейшей возможности ускорить намеченные поставки, поскольку предзимние месяцы гитлеровцы постараются использовать для максимального нажима на СССР…

С искренним уважением, И. СТАЛИН. 3 октября 1 94 1 года».

И вот ответ: «ЛИЧНОЕ ПОСЛАНИЕ ОТ г-на УИНСТОНА ЧЕРЧИЛЛЯ г-ну СТАЛИНУ

Благодарю Вас за Ваше письмо от 3 октября. Я непрерывно следил за ускорением поставок в Архангельск, о которых я сообщил Вам в моей телеграмме от 6 октября. Ваша просьба о 3000 грузовиков будет немедленно удовлетворена из наших армейских запасов, но поставки не должны мешать потоку танков и самолетов.

Мы просим г-на Гарримана позаботиться о более крупной программе поставок из Соединенных Штатов, рассчитанной на длительный период.

По вопросу о Персии. Наши интересы там заключаются лишь в следующем: во-первых, создание барьера против германского проникновения на Восток; и, во-вторых, устройство сквозного пути для поставок к Каспийскому бассейну. Если Вам желательно отозвать имеющиеся там пять или шесть русских дивизий с тем, чтобы использовать их на боевом фронте, мы примем на себя полную ответственность по поддержанию порядка и содержанию в исправности и улучшению путей снабжения. Я обещаю именем Британии, что мы не будем стремиться к каким-либо выгодам для себя за счет каких-либо справедливых русских интересов как во время войны, так и по ее окончании. Во всяком случае, подписание трехстороннего договора срочно необходимо во избежание нарастания внутренних беспорядков, что повлекло бы опасность прекращения движения грузов по путям снабжения. Генерал Уэйвелл будет в Тифлисе 16 октября и обсудит с Вашими генералами любые вопросы, которые Вы, может быть, уполномочите их решить с ним.

Словами не выразить наших чувств по поводу Вашей колоссальной героической борьбы - мы надеемся скоро засвидетельствовать это делами. 12 октября 1 94 1 года».

А в Лондоне началась тихая обработка в этом контексте советского посла Майского, о чем незамедлительно был оповещен наркомат иностранных дел:

ТЕЛЕГРАММА ПОСЛА СССР В ВЕЛИКОБРИТАНИИ И.М.МАЙСКОГО В НАРОДНЫЙ КОМИССАРИАТ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР. 16 октября 1941 г.

1. Я был сегодня у Идена. Он заметно расстроен сообщением с нашего фронта, а также полученной от Криппса телеграммой об эвакуации советского правительства и дипломатического корпуса в Куйбышев. Иден, однако, сказал, что вчера поздно вечером он обсуждал положение с премьером и оба они пришли к выводу, что такая эвакуация является мудрым шагом с нашей стороны. Я реагировал на слова Идена заявлением: «Советское правительство эвакуировалось, но война продолжается». Иден был, видимо, доволен тем, что я сказал. С симпатией и сочувствием он добавил, что мне, должно быть, приходится сейчас переживать тяжелые минуты. Я ответил: «Конечно, но самое важное в такой момент, как нынешний, иметь мужество и выдержку, а этого у меня хватит, как хватит и у всего советского народа». Потом Иден заговорил о положении на фронте и передал мнение Черчилля, что в самом худшем случае до падения Москвы еще далеко.

2. Затем Иден сообщил, что вчера же вечером они с премьером решили в качестве немедленной меры помощи предложить нам (если, конечно, мы на это согласны) вывести из Ирана находящиеся там советские войска, оставив лишь по соображениям политического характера небольшую «символическую» часть. Британское правительство же со своей стороны обязуется взять на себя охрану Северной Персии и гарантировать нам защиту наших интересов в этом районе. Уэйвеллу дано указание немедленно отправиться в Тбилиси и договориться там обо всех обстоятельствах. Англичане срочно хотели бы направить небольшую «символическую» часть на Кавказ. Кроме того, Уэйвеллу даны инструкции обсудить с нашими представителями и вопрос о возможной посылке более крупных британских сил в СССР (на Кавказ, в Донбасс и т.п.). Впрочем, по этому последнему вопросу Иден был несколько неопределенен и все время подчеркивал транспортные трудности (малую пропускную способность Трансиранской железной дороги и прочее). Особые усилия Иден прилагал к тому, чтобы у нас не создалось впечатления, будто британское правительство хочет, воспользовавшись нашими трудностями, оккупировать весь Иран. Поэтому Иден несколько раз подчеркивал, что британское правительство ничего не предлагает, тем более ни на чем не настаивает, а лишь говорит: если вы считаете, что такой шаг может вам несколько помочь, мы готовы взять на себя охрану Северного Ирана.

Майский» [АВП РФ. ф. 059. оп. 1. п. 352. д. 2405. л. 300-301.]

А в это время со стороны посланников «истинных союзников» Ирана, продолжилось давление на руководство Ирана через его МИД, дабы как можно скорей ускорить процесс преобразований в Иране, угодных союзникам.

ИЗ ДНЕВНИКА ПОСЛА СССР В ИРАНЕ А.А.СМИРНОВА. 17 октября 1941 г. Секретно

Мы с Буллердом посетили Сохейли и сделали ему заявление с требованием о разрыве дипломатических отношений Ирана со странами «оси». Мы потребовали также, чтобы министерство иностранных дел запретило шифрованную связь для миссии Виши, которая в последнее время оказывала услуги немецкой миссии, пересылая телеграммы последней через Виши в Берлин.

Сохейли ответил нам, что правительство Ирана уже приняло решение о разрыве дипломатических отношений со странами «оси» и дало указание своим представителям ликвидировать дела и подготовиться к выезду. О запрещении французам пользоваться шифром Сохейли сказал, что это будет сделано.

Затем Буллерд сообщил Сохейли, что английское правительство не рассматривает наследника приемлемой фигурой в качестве шаха Ирана и что поэтому он, Буллерд, не может сегодня быть на официальном заседании меджлиса, где наследник будет давать присягу. Сохейли спросил меня: «А как Вы, будете на заседании?». Я ответил, что нет, так как у меня назначена встреча с командованием. Я обошел вопрос о приемлемости или неприемлемости кандидатуры наследника. Сохейли сильно растерялся, а затем несколько раздраженно сказал Буллерду, что он сам выдвигал наследника и дал свое согласие.

«Почему Вы теперь, — продолжал Сохейли, — за три часа до заседания меджлиса заявляете, что наследник для Вас фигура нежелательная?». Сохейли тут же позвонил премьеру и просил его заехать в МИД. Когда Буллерд и Сохейли еще раз изложили Форуги английскую точку зрения о неприемлемости кандидатуры наследника, премьер начал уговаривать Буллерда рекомендовать Лондону изменить свою точку зрения, ибо наследник не будет играть никакой роли. Два дня работы с ним убедили Форуги, что с наследником очень хорошо работать.

Буллерд зашел в посольство и сообщил мне, что Сохенпи поставил сегодня японскую миссию в известность о прекращении шифрованной и дипкурьерской связи миссии с японской миссией в Афганистане и других странах, разрешив только связь с Токио. Буллерд рекомендовал Сохейли посоветовать испанскому правительству до конца войны не присылать в Иран своего представителя.

20.IХ. Буллерд имел беседу с Форуги по вопросу о разрыве дипломатических отношений Ирана со странами «оси». Форуги заявил ему, что объявление о разрыве отношений будет произведено новым кабинетом после представления его шаху, то есть 22-23 сентября. Старый шах, сообщил Буллерд, находится сейчас в Кермане и ожидает разрешения английских властей на выезд в Южную Америку. Буллерд передал мне проект предложений английского правительства по вопросу об установлении контроля над иранскими железными дорогами, текст которого высылается отдельно.

Посол СССР в Иране А. Смирнов» [АВП РФ. ф. 094, оп. 26, п. 331, д. 6, л. 243-244.]

И чтобы как-то «подсластить горькую пилюлю, насильно запихиваемую больному», санитары слегка смягчили ему свою хватку. «Красная звезда» № 247 от 19 октября 1941 г. поместила СООБЩЕНИЕ АГЕНТСТВА ПАРС:

«ТЕГЕРАН, 18 октября. (ТАСС). Агентство Парс сообщает: в соответствии с соглашением, достигнутым между правительствами Великобритании, СССР и Ирана, британские и советские войска, временно расквартированные в Тегеране, сегодня начали эвакуацию <из> района столицы».

У. Черчилль, «закинув удочку» в мутный водоем своих потаенных желаний, так и не дождался «поклевки». Как было бы здорово – он русским указал иранский резерв из советских войск, которые просто необходимы Советам на передовой, а Британия готова заменить эти дивизии собственными силами, и к тому же предлагала защиту Закавказья, введя на его территорию дополнительно свои войска, дабы уберечь от посягательств кого-либо бакинскую нефтяную жилу для русских, от сохранности которой зависит вся германо-русская компания!

22 октября 1941 г. состоялись беседы народного комиссара иностранных дел СССР В.М. Молотова с послом Великобритании в СССР С. Криппсом и послом США в СССР Л. Штейнгардтом. Нас больше всего будет интересовать беседа с британцем и на ее фрагментах и остановимся.
 
«Криппс спрашивает, имеется ли ответ советского правительства на предложение английского правительства о вводе английских войск в СССР, которое было изложено в последнем послании Черчилля И.В. Сталину. Молотов отвечает, что в этом послании не было речи о вводе английских войск в СССР для действий на фронтах против немцев. Между тем известно, что советское правительство в свое время ставило вопрос о посылке английских войск на Северный или Южный фронт. Криппс говорит, что в послании Черчилля Сталину английское правительство сделало предложение о посылке войск на Кавказ. Молотов отвечает, что Кавказ не нуждается в защите, так как там нет фронта. Что же касается ответа на английское предложение о вводе английских войск на Кавказ, то Молотов заявляет, что на это предложение не было ответа, как не было ответа со стороны Англии относительно предложения советского правительства о посылке английских войск на Северный или Южный фронт для действий против германских войск. Молотов добавляет, что если английское правительство хочет помочь СССР, то не надо дожидаться, пока немцы будут на Кавказе, а надо сделать это раньше. Тот факт, что посылка английских войск откладывается до того времени, когда германские войска появятся на Кавказе, вызывает недоумение…

Криппс отвечает, что он вполне понимает точку зрения Молотова и поэтому прекращает старания, направленные к тому, чтобы побудить британское правительство к посылке английских войск из Ирана на Кавказ…

Молотов отвечает, что Криппсу точка зрения советского правительства хорошо известна. Речь идет не о присылке английских войск вообще на территорию СССР, а о вводе английских войск на помощь фронту». [АВП РФ, ф. Об, оп. 3, п. 1, д. 6, п. 168-169.]

А 26 октября 1941 г. в народный комиссариат иностранных дел СССР пришла телеграмма посла СССР в Великобритании И.М. Майского, в которой приводится анализ настроений в британском обществе в связи с положением на фронтах германо-советского театра боевых действий.

«1/ События последнего времени на Восточном фронте вызывают в Англии сложную реакцию. Здешние общественные настроения за период с 22 июня прошли три фазы. Первая фаза, охватывая начальные стадии войны (примерно до середины июля), характеризовалась крайним пессимизмом в отношении шансов СССР. Считалось, что в три-четыре недели Красная Армия будет разбита и СССР выйдет из игры. Этой точки зрения, как я в свое время Вам сообщал, придерживались также мудрецы из военного министерства. Отсюда делался практический вывод: помочь СССР Англия не сможет и не успеет. Поэтому надо судорожно держаться за то оружие, которое Англия имеет, за те войска, которые собраны в метрополии, в ожидании грозного удара со стороны Германии, который последует, как только она закончит свою «русскую кампанию».

2/ Вторая фаза, охватывая последующие два месяца (примерно от середины июля до середины сентября), напротив, характеризовалась излишним оптимизмом в отношении СССР. Мудрецы из военного министерства были посрамлены жизнью. Красная Армия «неожиданно» для британского общественного мнения оказалась огромной силой, наступление немцев стало задерживаться, и массовые настроения качнулись в другую крайность. Все вдруг поверили, что самое трудное для Англии в этой войне уже за плечами, что «эти храбрые русские» плюс «русская зима» доконают Гитлера и что еще раз повторится история Наполеона. Англичанам же остается сидеть и ждать, слегка помогать нам оружием и снабжением да неторопливо вырабатывать планы «генерального наступления» в 1943 году в надежде, почти в уверенности, что эти планы никогда не придется реализовать в действительности. Так как одновременно прекратились воздушные налеты на Великобританию и совершенно замерли военные операции британских войск в какой-либо части света, то в стране все больше стало возрождаться настроение «мирного времени». Наиболее ярким показателем его было празднование так называемых «банковских каникул» в начале августа, когда «разъезд» лондонцев из города побил все рекорды мирных лет и вынудил железные дороги мобилизовать для неожиданных пассажиров 300 экстрапоездов в день.

3/ С середины сентября наступила третья фаза, стоящая под знаком растущих разочарований и тревог. Разочарование в возможности «комфортабельно выиграть» войну, тревога за исход войны вообще. Переломную роль в правительственных кругах сыграло послание Сталина Черчиллю в начале сентября, эффект которого постепенно стал просачиваться в более широкие политические сферы, для широких же масс — падение Киева. С тех пор чувство тревоги все возрастает и достигло особенной интенсивности в последние три-четыре недели, когда можно лучше всего охарактеризовать восклицанием: «Какое счастье, что дьявольская машина гитлеризма, вся мощь которой только сейчас обнаружилась, обрушилась сначала не на нас, а на СССР. Если бы вышло обратно, от нас, пожалуй, ничего не осталось бы. Теперь же, даже в самом худшем случае, эта машина обернется против Англии сильно потрепанной и ослабленной». И пока трудно сказать, какое из этих двух чувств доминирует в общественных настроениях страны.

4/ Такова одна сторона медали. Но есть и другая — рост симпатий и даже восторгов в отношении СССР. Настроение дружественности к Советскому Союзу систематически подымалось с памятного утра 22 июня в первую очередь, конечно, в рабочих и близких к ним кругах. Однако было бы неправильно говорить, что оно ограничивалось только этими кругами. На протяжении последних четырех месяцев можно было наблюдать самые неожиданные превращения среди представителей мелкой, средней и даже крупной буржуазии. Причем опять-таки и здесь чувства симпатии, перемешанные с чувствами все растущей тревоги, особенно обострились на протяжении минувшего месяца вместе с ростом опасности для СССР. Внешне это проявляется в том, что все «русское» сейчас чрезвычайно в моде — русские книги, советские фильмы, книги об СССР и т.д. Я уже сообщал Вам об успехе, которым пользуется наш бюллетень «Советские военные новости» и его издания. Англо-русский парламентский комитет выпустил брошюру, содержащую речь Сталина от 3 июля и некоторые другие материалы, — она разошлась в несколько дней в количестве 75 тыс. экземпляров, факт еще не бывалый в анналах комитета. Издательство «Лоренс и Вишарт» недавно опубликовало статистические диаграммы об СССР с краткими объяснениями, 50 тыс. экземпляров разошлись в течение недели. Таких примеров можно было бы привести немало. Для СССР это, конечно, скромные цифры, но для Англии — колоссальные.

5/ Одним из любопытных показателей тех же чувств является все ширящаяся волна пожертвований в нашу пользу. За минувшие месяцы в Англии возникло бесконечное количество всяких обществ, групп, союзов и так далее, собирающих деньги «для СССР». Пожертвования идут из всех слоев, но больше всего, конечно, из слоев демократических. Вы знаете о крупных фактах вроде пожертвования федерации горняков или подарков Генсовета тредюнионов. Наряду с этим имеются многочисленные пожертвования более мелкого масштаба, иногда совсем ничтожные по сумме денег, но огромные по сумме вложенных в них чувств. Из дальних шотландских деревень, из угольных районов Уэльса, из металлургических центров Мидленда на мое имя приходят письма в серых смятых конвертах с вложенными в них «почтовыми чеками» в 2, 3, 5 шиллингов, сопровождающиеся горячими словами сочувствия и одобрения, написанными корявым почерком и не всегда грамотным языком. На днях я получил 6 шиллингов от 10-летней девочки в «танковый фонд» — она отдала подарок родителей в день ее рождения. Вчера пришло 10 шиллингов, собранных ребятами от 7 до 9 лет в одной из провинциальных школ. Нетвердым детским почерком они просят переслать эти деньги «геройским солдатам Красной Армии». Таких случаев много. Наше кинообщество выпустило небольшой фильм, посвященный жизни в СССР и Красной Армии, — в результате только в лондонских кинотеатрах в течение лишь одной недели было собрано 10 тысяч английских фунтов для нашего Красного Креста, а со всей Англии ожидается гораздо больше. По всем городам и районам происходит много рабочих собраний, демонстраций, «недель» сочувствия и поддержки СССР. Требуют всемерной помощи нашей борьбе со стороны Англии. Нередко настаивают на создании второго фронта. Меня засыпают бесконечными телеграммами, письмами, резолюциями с выражением восхищения Красной Армии. С обязательствами поддержки нашей страны корреспонденция моя приняла гигантские размеры — не только входящая, но и исходящая, ибо на каждое такое обращение приходится отвечать. «Неделя русского танка», организованная Бивербруком перед его отъездом в Москву в конце сентября, как я Вам уже сообщал, имела блестящий успех, и рабочие Бирмингема везде встречали нас шумными овациями.

6/ Выражения симпатии и сочувствия идут также и со стороны более высоких социальных кругов. Так, меня избрали почетным членом «Атенеума» —самого замкнутого интеллектуального клуба в Англии, и «Сент-Джемского клуба» — самого аристократического клуба в Англии. Мэр Кенсингтона (район, где расположены посольства) — наиболее «благородной» части Лондона — устроил 2 октября большой прием в честь меня, на который явилось до 500 человек из числа наиболее рафинированных «сливок общества». Так называемый «Ливерн клуб» — святая святых Сити — устроил 10 октября в мою честь специальный завтрак, на котором присутствовало до 200 человек из кругов финансовой и промышленной верхушки столицы. Редактор «Таймс», который в течение всех этих лет тщательно избегал встреч со мной, на днях пригласил меня на завтрак и выражал всяческое сочувствие Красной Армии и СССР. Министр труда Бевин, которого в симпатиях к нам никак нельзя упрекнуть и который в течение всех лет моего пребывания в Лондоне упорно отказывался бывать в посольстве, сам пришел ко мне в ложу, когда проходила демонстрация международного юношества, крепко жал руку, выражал восхищение нашим сопротивлением и клялся в своей преданности делу помощи СССР. Жена Черчилля стала во главе «фонда помощи России» при британском Красном Кресте, в который здешние толстосумы охотно вносят тысячи и десятки тысяч фунтов. Число подобных примеров вполне можно было бы увеличить. [...].

7/ Каков, однако, практический баланс всех отмеченных выше процессов? Самое главное, какие перспективы он открывает в отношении немедленной военной помощи СССР — в форме ли образования на западе второго фронта, в форме ли посылки британских войск на наш фронт? Как я раньше всегда делал, так и сейчас: не хочу вводить Вас в заблуждение и создавать у Вас какие-либо иллюзии. Хорошей иллюстрацией к ответу на поставленный вопрос является заседание парламента 23 октября. Впервые со времени прихода Черчилля к власти в палате чувствовалось сильное «настроение» и раздалась действительно сильная критика британского правительства в связи с его позицией в отношении СССР, критика, дошедшая до открытого требования отставки кабинета (левый лейборист Беван, которого не надо смешивать с министром труда Бевином). Я присутствовал на заседании, и вот что было особенно замечательно: на скамье правительства, где сидели Иден, Александер, Гренфелл, Джонстон и другие, заметно было явное смущение. На скамьях же консерваторов, которые еще пару месяцев назад встретили бы с презрительным смехом требование Бевана, господствовало мертвое молчание. Почему? Да просто потому, что Беван и некоторые другие ораторы «оппозиции», несомненно, отражали широко распространенные сейчас в стране настроения тревоги, беспокойства и недовольства «русской политикой» правительства.

Любопытная деталь: когда после заседания я покинул парламент, ко мне вдруг подошел совершенно незнакомый мне молодой солдат и с сильным волнением в голосе произнес: «Я хочу Вам только сказать, мистер Майский, что мне стыдно за мою страну».

8/ Будут ли, однако, сделаны из указанных настроений какие-либо серьезные оргвыводы? Сомневаюсь. Деловая правительственная «машина» очень сильна, и руководители ее являются большими мастерами по части втирания очков массам. Они что-нибудь придумают для того, чтобы разрядить накопившееся в стране недовольство. Я сейчас подозреваю, например, что одним из главных мотивов военной кампании в Ливии (о близости которой я Вам уже сообщал) является желание британского правительства отвлечь внимание народа от Восточного фронта в другую сторону. При таких условиях нельзя, конечно, исключать возможности частичной реконструкции правительства, однако в основном оно останется таким, каким является сейчас.

9/ Какова же позиция нынешнего британского правительства в отношении военной помощи СССР? В кабинете есть разные группы. Так. Иден, Бивербрук, Кренборн и другие являются сторонниками немедленной помощи, хотя бы и с крупным риском для Англии. Наоборот, Маргенсон, Мур-Брабазон, Кингсли Вуд, Галифакс и вообще все остатки чемберленовских элементов стоят за политику пассивного выжидания и возможно большего накопления вооружений и войск в метрополии. Синклер, Александер, Эттли и другие занимают колеблющуюся позицию и предпочитают ориентироваться на премьера. Черчилль же (вместе с Исмеем) не решается пока сказать решительного слова. В чем дело? Почему британское правительство не хочет оказать нам немедленной военной помощи? Не потому ли, что оно стремится к ослаблению СССР? Не думаю. Верно, что месяца два назад в довольно влиятельных консервативных кругах существовали такие тенденции. Однако сейчас положение на нашем фронте стало настолько серьезным, настолько угрожающим непосредственным интересам британской империи, что данные настроения прошли (за вычетом, может быть, очень маленьких и невлиятельных групп). Основное, что сковывает сейчас волю британского правительства — я это наблюдаю и чувствую на каждом шагу, — иное. Его волю сковывает просто страх перед германской военной машиной, вся мощь которой так ярко обнаружилась как раз во время «русской кампании».

Майский» [АВП РФ, ф. 059. оп. 1. п. 352, д. 2405, л. 356-366.]

Но британцы никак «не угомонятся». Какие бы доводы еще привести этим упертым русским, дабы склонить их дать добро на размещение британских войск поближе к Баку?

ТЕЛЕГРАММА ПОСЛА СССР В ВЕЛИКОБРИТАНИИ И.М. МАЙСКОГО В НАРОДНЫЙ КОМИССАРИАТ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР. 28 октября 1941 г.

1. Сегодня Иден сразу же заговорил о телеграмме Криппса, посвященной его разговору с Молотовым по поводу присылки британских войск в СССР. Очевидно, речь идет о свиданиях Криппса с Молотовым 22 и 23 октября.

2. Иден был, видимо, несколько взволнован сообщением Криппса, высказывал сожаление по поводу невозможности для Англии оказать нам непосредственную помощь в той тяжелой борьбе, которую СССР приходится сейчас вести с Германией, и настойчиво заверял, что у советского правительства не должно быть никаких подозрений на счет искренности и честности намерений британского правительства. Если до сих пор не решен вопрос о посылке английских войск в СССР, то это объясняется главным образом тем, что премьеру с чисто военной точки зрения казалось целесообразнее высвободить из Ирана несколько советских дивизий, которые, будучи переброшены, скажем, на Южный фронт, явились бы органической его частью, чем отправлять туда аналогичное число британских дивизий, которые при всяких условиях все-таки являлись бы инородным телом на этом фронте. Далее премьеру не хотелось бы загромождать Трансиранскую линию подвозом снабжения для английских войск в СССР, ибо это ограничило бы возможности транзита оружия и сырья для нас. Впрочем, Иден прекрасно понимает большое политическое и военное значение участия британских сил на нашем фронте, что, пожалуй, перевешивает те мотивы, которые с этим связаны, и потому он считает необходимым вновь обсудить данную проблему в британском правительстве. Это будет сделано в ближайшие дни.

3. Иден спрашивал, нет ли у меня каких-либо замечаний или пожеланий в связи с предстоящим обсуждением. Я ответил, что, раз британское правительство будет рассматривать вопрос об отправке английских войск в СССР, я высказал бы два пожелания: а) чтобы это была не «символическая», а «реальная» помощь и б) чтобы она была адресована не «на Кавказ», а «на советский фронт». Иден обещал учесть мои пожелания. Затем в течение нескольких минут между нами происходил обмен мнениями по вопросу о ситуации на Ближнем Востоке, о диспозиции там британских сил и так далее. Выяснилось, что англичане имеют сейчас на Ближнем Востоке около 750 тысяч человек.

4. Тем не менее я сомневаюсь, чтобы британское правительство, если даже оно решит отправить экспедиционный корпус в СССР, сразу размахнулось на посылку крупных сил. Это совсем не в английском характере. Вспомните, что было, например, с поставкой нам оружия. В июле мне с трудом удалось выцарапать у британского правительства 200 «Томагавков» как единовременный акт.

В августе, после моего разговора с Иденом о нарастающих в Союзе настроениях, мы получили еще 200 «Харрикейнов», опять-таки как единовременный «подарок». Но зато в начале сентября, в результате личного послания Сталина, британское правительство уже согласилось пойти на регулярное снабжение нас самолетами, танками и алюминием в количествах, которые потом легли в основу решений Московской конференции. На этой же конференции был уже сделан дальнейший и весьма серьезный шаг вперед к расширению и упрочению всей базы англо-американского снабжения СССР. Того же примерно процесса надо ждать н в вопросе об отправке британских войск в СССР, если он даже будет решен положительно (что, впрочем, еще отнюдь не гарантировано).

5. В связи с поднятым Иденом вопросом об отправке экспедиционного корпуса я затронул также некоторые другие вопросы: о «странных» речах британских государственных людей (Галифакса, лорда Крофта, лорда Мойна и других), которые, точно сговорившись, заверяют Гитлера в отсутствии у британского правительства намерений атаковать его с запада, о длительной задержке в объявлении войны британским правительством Финляндии, Румынии и Венгрии, об отсутствии прямого ответа британского правительства на предложение Сталина (сделанное шесть недель назад) прислать английские войска на наш фронт. Все это не может не вызывать у каждого советского человека растущего недоумения и подозрения относительно истинных намерений Англии. А это, в свою очередь, не может не отражаться на отношениях между обеими странами. Я считаю необходимым прямо указать Идену на возникшие затруднения, ибо знаю, что он является сторонником возможно более тесного сближения с СССР.

6. Иден ответил, что он глубоко сожалеет о перечисленных мною выступлениях. В частном порядке он может сообщить мне, что сразу же после речи Галифакса премьер послал ему телеграмму с выражением своего неодобрения. Однако мы должны учитывать английские традиции и нравы, которые делают для правительства довольно затруднительным контроль выступлений министров и послов. По вопросу о Финляндии и прочих Иден заявил, что сегодня британское правительство отправило доминионам и США вторую телеграмму, в которой уже с полной определенностью говорится о намерении объявить войну названным странам. Теперь британское правительство лишь ждет ответа на свое сообщение. Из слов Идена можно было заключить, что по вопросу об объявлении войны в кабинете имеются разногласия и что особенно это относится к Финляндии. Большую роль в последнем случае играет опасение, что такой шаг окажется непопулярным в США. Что касается вопроса об отправке английских войск в СССР, то Иден высказывал надежду на его урегулирование на предстоящем совещании «Комитета обороны». Посмотрим.

7. Из Японии в последние три дня Иден не получал никаких новостей.

Майский» [АВП РФ. ф. 059. оп. л. 352. д. 2405. л. 373-378.]

Посол СССР в Иране А.А. Смирнов потребовал встречи с шахом Ирана М. Реза Пехлеви и 30 ноября 1941 г. она имела место.

«Утром 30 ноября 1941 г. мы позвонили министру двора Фарзину и сообщили ему о моем желании посетить шаха. Мы предупредили Фарзина, что переводчик будет от посольства, мы особенно не хотели, чтобы переводчиком был Сохейли, который связывает беседу шаха, часто перебивает его. Переводит беседу на другую тему и заставляет шаха быть сдержанным в выражении своих мыслей.

Через 1/2 часа Фарзин позвонил в посольство и сообщил, что шах просит прибыть к нему сегодня в 17 час. Шах принял меня в своем рабочем кабинете и во время беседы кроме меня и моего переводчика никого не было.

Шах встретил меня поздравлением с победой Красной Армии на Южном фронте*. Он долго еще говорил о происходящих военных действиях, в частности он восхищался нашей мудрой тактикой заманивания противника, растягивания его коммуникаций, истребления его живой силы как регулярными частями на фронте, так и партизанским движением в тылу, сравнивая ее с тактикой Кутузова. Я поблагодарил шаха за поздравления по случаю победы под Ростовом и сказал, что отнимаю его внимание не вследствие наличия каких-либо чрезвычайных вопросов, а только потому, что хочу лично информировать его о ряде вопросов, находящихся сейчас в процессе разрешения.

Я сообщил шаху, что советское правительство, учитывая его просьбу, решило освободить офицеров иранской армии, находящихся у нас. Шаха это сообщение очень обрадовало, что не замедлило сказаться и на его настроении, которое, как мне показалось, сегодня было вообще лучше, чем при прошлых встречах. Шах пространно выражал свою признательность за оказанное внимание и проявление добрых чувств Советским Союзом к Ирану, добавив, что особенно рад этому сообщению, потому что первая его просьба была удовлетворена советским правительством положительно и быстро. Это еще раз на деле подтверждает добрые намерения Советского Союза к Ирану, заявил шах. Иран хорошо относится к СССР, но СССР к Ирану относится куда лучше. Мы всегда ощущали это благожелательное отношение к нам со стороны СССР, а то, что случилось недавно, надо считать эпизодом, никак не поколебавшим и не изменившим наших взглядов на отношение к СССР, которые были, есть и будут только положительными.

Я сказал, что мы всеми мерами старались предотвратить и этот эпизод. «Мы принимали все меры, чтобы убедить иранское правительство и Вашего отца в грозящей Ирану немецкой опасности и личных интригах против Вашего отца. Мы предоставили даже ряд документов об этой опасности и интригах. К сожалению, — продолжал я, — государственные деятели скрывали или недостаточно верно информировали Вашего отца о грозящей опасности и нашем желании помочь Ирану или он сам не придал нашим предупреждениям должного внимания».

Шах заявил, что сейчас уже ясно, что министры не только не информировали или скрывали от его отца истинное положение и планы немцев, но вредили и изменяли ему. Многих мы смогли выловить, правда, это все некрупные люди из различных министерств, но список их пополняется.

После этого мы перешли к вопросу о предстоящем заключении договора. Я сказал шаху, что поправки Форуги были не стилистическими замечаниями к тексту договора, а совершенно другим проектом. Сейчас нами учтены полностью иранские пожелания, новый проект будет вручен правительству. «Ознакомившись с этим проектом. Вы убедитесь, что он полностью обеспечивает взаимные интересы сторон, обеспечивает равные права и подтверждает наши традиционные добрые чувства к Ирану». Шах выразил надежду, что договор будет быстро подписан и что это создаст устойчивое положение в общественном мнении Ирана. Я указал, что, к сожалению, общественное мнение ориентируется не совсем точно в отношении содержания договора, что поэтому существуют самые различные кривотолки, которые наносят вред нашему общему делу.

Заявление государственных деятелей по вопросу о внешней политике («Мы будем сохранять дружественные отношения со всеми сторонами, в особенности с соседями, потому что в это тяжелое и кризисное для нас время мы вынуждены действовать так») может только возбуждать такие кривотолки.

Тут шах очень решительно заявил, что этого не должно быть, что они должны сообщать общественному мнению Ирана о тех добрых чувствах, которые питает к Ирану СССР, о заинтересованности Ирана в близком и тесном сотрудничестве с СССР. «Но этого мало, — продолжал он, — мы должны сказать иранскому народу о вредных намерениях Германии по отношению к Ирану.

Хотя мы уверены, что немцам не бывать на нашей территории, но мы должны рассказать иранцам о тех лишениях, о том бесправии, которые царили бы в Иране, если бы немцы сюда пришли. Они лишили бы нас всего, закабалили бы нас и заставили бы служить всецело им. Эту правду должен знать иранский народ. Но я поражаюсь, почему об этом не пишут наши газеты. Может быть, они не умеют пропагандировать, может быть, у них нет опыта в этом деле» (эту фразу он в разных местах повторил три раза). Шах продолжал выражать недовольство поведением иранских газет и сказал, что газеты пишут либо за деньги, либо по слухам. Они меньше всего думают о государственных интересах.

- Они пишут обо всем, но не то, что нужно Ирану. Ирана в газетах я не вижу, — сказал шах.

Далее я перешел к вопросу о передаче нам вооружения и использования иранской военной промышленности. Советский Союз имеет намерение использовать иранскую военную промышленность. Кроме того, мы бы хотели получить известную часть вооружения иранской армии: примерно 100 ООО винтовок, 1500 легких и 1000 тяжелых пулеметов и патронов к ним. Шах всячески уклонялся от определения точных цифр излишнего оружия, но после некоторой беседы на эту тему сказал, что дает принципиальное согласие на передачу нам части вооружения иранской армии. Он сказал, что прикажет военному министру представить ему точные сведения о наличии вооружения, оставит для нужд иранской армии минимальное количество, а остальное передаст нам. К этому шах добавил, что вопрос о винтовках и легких пулеметах легче решить: тяжелых пулеметов и патронов очень мало, всего было до 1000 станковых пулеметов, но немало растерялось за последние месяцы. Патронов всего 35 миллионов. Что касается военной промышленности Ирана, шах предложил к нашим услугам все, что производят их заводы.

Специально он остановился на пулеметном заводе, который еще находится в стадии строительства. Он был очень доволен моим заявлением о намерении советского правительства сохранить этот завод в Иране и при первой же возможности даже расширить его. Шах рассказал мне, что 70 станков этого завода находятся на территории СССР, 40 — на территории англичан и 12 — в Чехословакии.

Фундамент этого завода возведен, и теперь остается только собрать все станки, оборудовать предприятие. Этот завод при двухсменной работе может давать 2 тяжелых и б легких пулеметов в день. Ему стало известно некоторое время тому назад о том, что англичане решили купить этот завод и вывезти его в Индию. В процессе переговоров, которые вел ген. Фрезер с Нахджевани, ему стало известно мнение СССР по этому вопросу. «Нас, конечно, больше устраивает предложение СССР, так как в этом случае мы сможем подготовить и обучить наши кадры, будем иметь первоклассное предприятие и, наконец, из Тегерана лучше и быстрей доставлять продукцию завода, чем из Индии.

В конце концов, если бы речь шла о продаже, то логически его следовало бы продать СССР». Шах спросил меня, известны ли мне причины, по которым англичане хотят отправить завод в Индию. На это я ответил, что могу только передать мотивировку Буллерда. Буллерд считает Индию более безопасным местом от возможных немецких бомбардировок. Шах многозначительно улыбнулся, заметил, что после Ростова опасность нападения на Тегеран уменьшилась.

Разрешив вопрос о вооружении, мы коснулись положения в кабинете и меджлисе. Я сказал шаху, что, поскольку я уже веду переговоры о вооружении с Нахджевани, мне было бы трудней вести таковые с новым лицом, кроме того, Нахджевани, как мне кажется, правильно понимает современную обстановку и искренне ценит сотрудничество Ирана с СССР и Англией.

- Из Вашей характеристики Нахджевани я понял, — сказал шах, — что Вы очень удачно и правильно оценили этого человека, что вполне совпадает с моим мнением о нем. Он не дипломат, он — офицер, человек военный и называет вещи просто и прямо своими именами. Это кое-кому из министров не нравится, и они настраиваются против него.

- Не я один такого мнения о нем, — сказал шах, — мои близкие офицеры, которые пользуются солидным авторитетом, того же мнения о Нахджевани. Я очень рад, что мы не расходимся в оценке Нахджевани. Думаю, что он будет в составе кабинета. В конце концов, он прежде всего офицер, а я человек военный и могу приказать. Нет, я подскажу премьер-министру необходимость сохранения Нахджевани на посту военного министра.

заключение я попросил извинения за то, что утомил своей длительной беседою (она длилась 3 1/2 часа), но считаю, что личный контакт и непосредственная взаимная информация являются незаменимыми и совершенно необходимыми.

Шах сказал, что он в свою очередь весьма благодарен за взаимный обмен полезной информацией, и просил в дальнейшем без стеснения обращаться к нему лично.

Перед уходом мы обменялись любезностями, и шах заявил, что будет искренне крепить дружбу с СССР и первым доказательством его слов будет реализация вопроса, который сегодня был предметом обсуждения, — вопроса об оружии.

Посол СССР в Иране А. Смирнов» [АВП РФ, ф. 06, оп. 7, п. 15, д. 180. я. 56-60.]
__________________________________

* Из сообщения совинформбюро. В последний час. ЕЩЕ УДАР ПО ВОЙСКАМ ВРАГА. «Несколько дней назад неожиданным налётом немецких войск был занят Ростов-на-Дону. 28 ноября части Ростовского фронта наших войск под командованием генерала Ремизова, переправившись через Дон, ворвались на южную окраину Ростова и вели бой на улицах города с немецкими войсками. Ночью с 28 на 29 ноября части Южного фронта советских войск под командованием генерала Харитонова, прорвав укрепления немецких войск и грозя им окружением, ворвались с северо-востока в Ростов и заняли его. В боях за освобождение Ростова от немецко-фашистских захватчиков полностью разгромлена группа генерала Клейста в составе 14 и 16 танковых дивизий, 60 мотодивизий и дивизий СС «Викинг». Немецкие войска в беспорядке отступают в сторону Таганрога. Советские войска преследуют противника. Противник оставил на поле боя свыше 5-ти тысяч убитыми. Захвачены большие трофеи, которые подсчитываются».
*****