В мае 1968 года

В мае 1968 года, я работал на Лубенском заводе «Счетмаш», в сборочном цехе кассовых машин «КД-АТ» (Позже они назывались «Сула», «Сула-3») на  потоке «Группа управления валов».
На этой же операции со мной вместе работал напарник Владимиром  Степановичем Гончаренко , (1939 г.р.) он же мой наставник, и первый заводской мастер, и учитель. Значительно позже в 1970 году, я узнал, что В.С. Гончаренко, в средине пятидесятых учился в Лубнах в школе №2 в одном классе, с моим старшим братом Александром.  Но до семидесятого года, я об этом не знал.
Началом своей трудовой деятельности на  «Счётмаше» я считаю, сентябрь 1967 года, как и указано в трудовой книжке.
На день призыва в армию 14 мая 1968 года, из завода «Счётмаш» таких как я молодых ребят, было человек 12-15, но из сборочного цеха набралось двое,  —  Виктор Савлук, (он работал на операции «группа управления») и я.
Хотя  повестку о мобилизации мне принесли домой из сельсовета за подписью Фёдора Мищенко, но торжественные проводы похожие на эпизод из фильма «Иван Бровкин» состоялись на заводе «Счётмаш» в Красном уголке на втором этаже.  Всё очень торжественно и интересно.  Премировали «счётмашевских» призывников новыми чемоданами под музыку инструментального оркестра Бориса Горбенко.
Должен признаться, что на таком мероприятии, я оказался  впервые в жизни и очень волновался, незнамо как  особенно перед тем, как выходить на сцену. В самый нужный момент, у меня просто онемели ноги, (кажется именно ноги) до такой степени, и так неожиданно, что я не знал что мне с этим делать.  И уж и не знаю, как я всё-таки преодолевая своё состояние,  смог устоять на ногах, смог пройти от своего места на сцену и обратно, и в этот момент, моё сердце чуть не разорвалось от волнения, чуть не выскочило из груди.

В военкомате
16. 05. 1968 год (в сумме число 36)
В райцентре в Лубнах, на призывном пункте, по улице Ленина дом 38-где, где на углу чайная, а за ней городской музей, и несколько старых домов — в военкомате было народу видимо - не видимо. Каждого призывника окружали свои родные и близкие, проявляя тёплые и заботливые чувства.
А вот, погода в этот день подкачала. Скорее всего, напоминала не май месяц, а глубокую и сырую  осень, с холодным и порывистым ветром. К тому же, и на территории военкомата царил какой-то беспорядок и не уют. Вокруг разбросанные бутылки из-под водки, из-под вина и лимонада, грязные консервные банки, куски газет, окурки, остатки пищи.
И видимо поэтому, кто-то, из сотрудников военкомата решил навести соответствующий порядок, но не силами кадровых своих сотрудников, а рабочей силой слоняющихся призывников. Построив всех в первый военный строй, как и положено, в армии зачитали соответствующий приказ на уборку территории, и выдав мётла в руки распределили участки работы.
Правда, большого энтузиазма после этого не последовало, более того  некоторые даже категорически отказались работать ссылаясь на какие то статьи закона но потом, все же после небольшого внушения-разъяснения офицером, который зачитал нам распоряжение, все конечно смирились и подчинились даже самые борзые, и не покорные.
 После уборки территории, следующим мероприятием была медицинская комиссия, к которой большинство (призывников) отнеслись почему-то с весёлым оживлением, и с радостью.
В чём заключалась медкомиссия?  В проверке состояния здоровья как физического, так и психического. Переходя от врача к врачу из комнаты в комнату, мы демонстрировали своё физическое тело,  и психологическое состояние, показывая себя обнажённым до трусов, а кое-где, и совсем, обнажёнными без трусов.  Кажется, кого-то одного из наших признали не пригодным к службе, и я об этом узнал как-то с удивлением. По какой болезни не взяли в армию этого человека я не знаю.
Завершающим моментом после прохождения медкомиссии, была процедура стрижки волос на голове, и в этом  мероприятии для всех было какое-то развлечение и потеха. Кто мог из ребят стричь самостоятельно, стригли друг друга самостоятельно.  Кто не мог ждали свою очередь к профессиональному парикмахеру. Лично  меня под  «нулёвку» обкарнала какая-то девушка в белом халате, наверное, специалист. Другие тоже стриглись у неё. А вот кажется Леша Шаповалов и Слава Плахотниченко, стригли себя самостоятельно, ручной машинкой, а потом ещё и брили головы безопасной бритвой.
 Помню, как мне вручили военный билет с личной подписью, которую я  начертил подражая  подписи своего  директора школы Севостьяненко Петра Денисовича. То есть, стараясь  в своей подписи быть похожим на его подпись. Тем более, что имя и фамилия у нас начинались на одинаковые буквы. В то время Петро Денисович  Севостьяненко был для меня образцом, таким же как и мой брат, Саша, и заводской учитель и наставник Владимир Степанович Гончаренко.  Таким образом,  я старался быть на них похожим.
Вспоминаю, грубоватые и не приветливые взгляды офицеров в военкомате, во время  хождения по коридору. Их не приветливые глаза и лица казались мне странными так как я ожидал именно от этих людей чего-то более лучшего, человечнее.
Во дворе, где суетились люди, запомнился эпизод с начальником детской комнаты милиции, дядей Яшей, высоким, худощавым мужчиной лет пятидесяти мужчиной который пытался навести порядок и дисциплину в этой толкотне, особенно среди тех, кто распивал спиртное.
 У дяди Яши, кажется капитана милиции, был ястребиный, зоркий взгляд маленьких сверлящих глаз. Резкие и отрывистые движения рук и тела, и вообще не предсказуемые действия. Выражение лица, как-то резко менялось с разной мимикой то приятное с улыбкой до самых ушей то, злое и нахмуренное в бровях и  в глазах.
Вот дядя Яша, резко выхватывает у кого-то бутылку с водкой, и тут же разбивает её о камень, злобно косясь на окружающих как волк, не то, угрожая, не то, ожидая в ответ чего-то не приятного. Лицо в этот миг какое-то серо-белое, напуганное, и весь он напряженный и нервный.
Одним из самых лучших моих воспоминаний о проводах  в Лубнах, на сборном пункте, в мае 1968 года, это конечно воспоминания о моём старшем брате Саше, который был главным моим провожающим  и самым близким и родным человеком. Конечно в Лубны, в военкомат, он приехал и от себя и от моих родителей.
В 1968-м году, Саше было 29-ть лет, а мне 18-ть. На то время, мой брат был в самом расцвете сил: симпатичный, уверенный в себе, физически сильный, умный и порядочный. Если на день проводов он ещё был в Лубнах, значит ни, он ни семья его ещё не уехала Приазовье. А если он уже и не работал учителем физического воспитания в Новаках, то значит, он работал в райкоме комсомола в Лубнах — инструктором. Позже о своей семье, и о себе самом он напишет мне письмо в армию, и оно будет сохраняться у меня всю жизнь.  А сейчас я просто вспомнил один из многих мгновений, когда со мной был мой старший брат, которого я всегда очень любил и брал с него пример.
Помню понимающий и добрый взгляд Сашиных глаз с таким же выражением как у мамы и строгие линии губ как у отца. Мужская  стройная осанка чем-то напоминала мне опять  моего учителя  П.Д.Севостяненко.  Саша был не болтлив, не многословен, а говорил, всегда по существу убедительно и понятно.
Накануне проводов в армию, пятнадцатого мая 1968 года, мы  с Сашей и конечно с нашим отцом сделали очень большую и важную работу. Мы разобрали наш старый земляной дом, под соломенной крышей, который отец купил ещё в 1936 году, и на его месте организовали проводы, установив на ровную площадку столы и стулья для гостей.
Во время разборки дома,  когда сквозь его стропила  и балки смотрело уже голубое бездонное небо, я видел, как отец с каким-то особенным чувством, смотрел на этот дом, на его разрушение и на отдельные детали. Разговаривал он со мной в этот раз как-то более сдержанно, мягко по-отечески. Раньше я вроде его таким не замечал.
А как ему было не задумываться, если в этом доме, с 1936-го по 1968-й, тридцать два года, прошла вся жизнь его семьи?
В 1937-м году родилась первая дочь — Вера. И, к сожалению, умерла в маленьком возрасте.
В 1939-м родился первый самый старший сын   —  Саша.
В 1941-м —  второй сын Володя.
В 1947-м — третий сын Гриша. К сожалению, умер в маленьком возрасте.
В  1950-м — родился  я, Павел.
В этом же доме были пережиты и самые страшные военные годы с 1941-го по 1943-й год.
В 1947-м году был массовый голод по всей Украине.
И вот уже в 1968-м году, после того как восемь лет с 1961 года стали жить в новом доме, старый разрушили на расчищенном месте мои проводы. Да ещё, какие проводы! Мне кажется, что я такой неожиданности и во сне не видел. Соорудили длинные столы, буквой «П», накрыли их скатертями, клеёнками, столовыми приборами и конечно  различными угощениями. На столах были и  закуски, и салаты, и холодцы мясные и рыбные,  и жаркое, и конечно крепкие и полу - крепкие  напитки.  Более всего мне почему-то вспоминается, как гостям понравился зелёный салат из хрустящей молодой редиски, зелёного лука и свежей молодой капусты.
Погода в этот день и в этот вечер была на удивление тёплая и сухая, как и положено, быть в Украине в средине мая месяца.  Небесный свод был усыпан яркими сияющими   звёздами. Луна «хохотала как клоун» по словам Есенина. Вокруг нас цвела и пахла ночная сирень, зелёная акация.
В этот вечер, я провожал домой свою одноклассницу Машу Конько, дом которой находился на противоположной стороне села. В том месте, где урочище Сотницкое и Сотницкий пруд. Мне запомнился неимоверно белый как снег цветущий вишнёвый сад, запах трав, цветущих вишен, сияющие звёзды и мы вдвоём, молодые и весёлые и энергичные в новых болоньевых плащах.  Маша была в зелёном плаще, а я в чёрном.
Не знаю, как так получилось, но находясь потом  в армии целых два года, мы не написали друг другу ни единого слова.
Сейчас через много лет вспоминая этот миг, в белом вишнёвом саду, ссылаюсь в своём объяснении на слова из рассказа Ивана Бунина «Тёмные аллеи», я говорю себе.  «Да, пеняй на себя. Да, конечно, лучшие минуты. И не лучшие, а истинно волшебные! «Кругом шиповник алый цвел, стояли темных лип аллеи…»