Политический прогноз развития Удмуртии до 2035 г

ПРОГНОЗ ВЛИЯНИЯ ПОЛИТИЧЕСКИХ И ПРАВОВЫХ ФАКТОРОВ НА СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ УДМУРТСКОЙ РЕСПУБЛИКИ В ПЕРИОД С 2024 ПО 2035 ГГ.

Доклад, прочитанный на стратегической сессии в Удмуртском государственном университете (г. Ижевск) 26.01.2024 г.

Политические и правовые факторы поддаются прогнозированию лишь отчасти, поскольку в этих областях мы имеем дело со свободной волей таких субъектов, как политические лидеры, законодатели, населения (как России, так и других стран) и др. Особенно сложно прогнозировать политические и правовые факторы на долгосрочный период.
Тем не менее, если уж и пытаться делать некоторые прогнозы, то на период до 2035 г. представляется целесообразным исходить из базового, т.е. наиболее вероятного сценария развития политической и правовой систем, а именно инерционного сценария.
В плане внутренней политики этот сценарий подразумевает, что политическая власть в России не претерпит значительных изменений. В частности, выборы Президента Российской Федерации (2024 г., 2030 г.), депутатов Государственной Думы Российской Федерации (2026 г., 2031 г.), Главы Удмуртской Республики и депутатов Государственного Совета Удмуртской Республики (2027 г., 2032 г.) не приведут к победе оппозиционных сил и не вызовут серьезных трансформаций действующего политического курса и тем более – существующих политических институтов (что, конечно, не исключает появления новых политических партий и получение ими мест в представительных органах). В политическом отношении сохранится централизация власти, в области культуры будет доминировать консервативно-патриотическая повестка; приоритеты в федеральном бюджете будут по-прежнему отдаваться социальной политике, национальной обороне, безопасности и деятельности правоохранительных органов. Протестный потенциал населения с начала СВО снизился. В области правовой политики будет преобладать доминирование публичного права над частным, тренд на цифровизацию, и низкий уровень законности.
Одновременно, хотя военные действия в Украине, очевидно, будут завершены в ближайшие годы, это вряд ли повлечет за собой резкую нормализацию отношений с другими странами. Поэтому в применении к внешней политике инерционный сценарий развития предполагает, что большинство государств, признанных на данный момент недружественными по отношению к России, останутся таковыми, а санкционное давление на Россию продолжится. Как минимум до окончания СВО будет сохраняться вероятность принятия новых пакетов санкций. Что касается их отмены, то международная практика показывает, что экономические санкции отменяются не скоро, если вообще отменяются. Геополитическое противостояние с блоком НАТО также останется трендом в течение всего рассматриваемого периода, что будет обуславливать высокие расходы на национальную оборону даже после окончания СВО. Но в Третью мировую войну это, очевидно, не перерастет, так как все понимают соответствующие издержки. Другое дело, что геополитическая обстановка и санкции негативно сказываются на экономическом развитии (в частности на инвестиционной привлекательности российских регионов). Экономической изоляции России не будет, однако «железный занавес» перед Западом может окончательно закрыться в культурном отношении.
Инерционный сценарий предполагает не отсутствие изменений, а постепенный характер этих изменений. Изменения, в частности, могут быть связаны с тем, что до 2035 г., вероятно, будет осуществлен личный транзит власти. Кроме того, надо понимать, что долгосрочное планирование должно учитывать фактор смены поколений, который влияет на политическую обстановку в стране (в период 2024-2035 гг. всё больше руководящих должностей будут занимать т.н. «миллениалы», которые любят свободу, меньше следуют традиции, более индивидуалистичные и гибкие, чем предыдущее поколение Х). Можно выделить и другие факторы, которые могут повлечь некоторые изменения. Однако вряд ли эти изменения будут значительными. Даже если базовый политический курс России, её политические и правовые институты, а также характер отношений с другими государствам будут несколько скорректированы, значительных социально-экономических эффектов от этого в рассматриваемый период ожидать не стоит.
Таким образом, целесообразно исходить из наиболее вероятного – инерционного – сценария развития российской политической системы и её международных связей.
В рамках указанного сценария один из наиболее четко прогнозируемых политических факторов – это окончание военных действий в Украине, которое наверняка придется на рассматриваемый. Как именно закончится СВО – будет зависеть не только от успехов вооруженных сил, но и от политиков; в любом случае представляется правильным исключить из прогноза как маловероятный исход, связанный с полным поражением Российской Федерации (потеря территорий, выплата репараций, политическая нестабильность внутри страны и т.п.).
Окончание СВО создает риск массовых сокращений штата на предприятиях оборонно-промышленного комплекса Удмуртии (куда только в 2022 г. устроилось около 6500 человек) и других промышленных предприятиях Удмуртской Республики (которые так или иначе обслуживают военные нужды страны). Сейчас там, наоборот, дефицит кадров, но ситуация может измениться на прямо противоположную. Соответственно, всем этим людям необходимо будет найти новую работу. При этом многие из них пришли на эти предприятия в результате массового сокращения штата на Ижевском автозаводе в том же 2022 г. (сокращено было 2000 человек), а значит на прежнее место работы для них к моменту окончания СВО может оказаться недоступным (хотя здесь большие надежды на e-Largus и постепенное расширение автопроизводства в Ижевске с учетом открытия особой экономической зоны). Одновременно после окончания СВО в Удмуртию вернутся несколько тысяч контрактников, и ещё несколько тысяч мобилизованных граждан. Таким образом, окончание СВО, в теории может создать избыток рабочей силы в Удмуртской Республике и существенно повысить уровень безработицы (всё зависит от того, когда именно СВО закончится). Всё сказанное вряд ли создает какие-то серьезные угрозы (с учетом существующего дефицита кадров), однако в любом случае потребует от государства более гибкой политики в области занятости, создания программ переобучения и переквалификации. В свою очередь доступность рабочей силы скажется на уровне заработной платы: когда конкуренции между работодателями нет, зарплата перестает расти или даже начинает падать.
Кроме того, нельзя забывать про психические проблемы у бывших участников вооруженных конфликтов. Существует множество статистических данных на эту тему, и все они разнятся. В целом, по данным разных авторов, от 12,5 до 62,3% ветеранов войн имеют посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР). Среди советских участников Афганской войны эта доля составляет 18,6%, среди американцев - участников войны во Вьетнаме – не менее 25%. По данным Всемирной организации здравоохранения, примерно у 9% населения, переживших войну и другие конфликты в предыдущие 10 лет, возникнет тяжелое (!) психическое расстройство. Таким образом, речь идет о массовом, а не о единичном явлении. Каковы последствия ПТСР? Почти 4% от тех, кто воевал во Вьетнаме, к 1990-м гг. покончили жизнь самоубийством. В целом уровень самоубийств у больных ПТСР в полтора раза больше, чем обычно. Многие лица с ПТСР начинают употреблять алкоголь и наркотики. Считается, что уровень преступности у лиц с ПТСР больше, чем обычно. По крайней мере, в науке существует концепция воспроизводства цикла насилия, согласно которой лица, которые стали жертвами насилия, сами впоследствии применяют насилие в отношении других лиц. Чтобы избежать этого, нужно, во-первых, обеспечить бесплатное предоставление бывшим участникам СВО как необходимых медикаментов, так и психотерапевтической помощи (и тут нужно принять во внимание, что у нас обычно принято ограничиваться таблетками, например антидепрессантами, что явно недостаточно для лечения ПТСР), в т.ч. создать для этого соответствующую региональную правовую базу.
Также важна реинтеграция бывших участников СВО в социум. На данный момент Президентом России уже была высказана инициатива привлекать их к патриотическому воспитанию детей, но эта инициатива в целом представляется сомнительной. Многие меры, однако, могут быть приняты на региональном уровне. Эти меры важны ещё и потому, чтобы не допустить рецидивов со стороны тех заключенных (осужденных, как правило, за тяжкие и особо тяжкие преступления), которые после помилования были привлечены к участию в СВО (в Удмуртии это число может исчисляться несколькими сотнями).
Другой политический фактор, который следует рассмотреть – это экономические санкции, поскольку они также зависят от политической конъюнктуры. Как уже было сказано, санкции в ближайшие десятилетия никуда не денутся; возможно, будут приниматься новые «пакеты» санкций (в том числе, связанные с «потолком» цен на нефть, импортом в Россию технологий, экспортом из России металлических изделий и т.д.), хотя в целом санкционная политика уже исчерпала себя (в том плане, что коллапса российской экономики не случилось). Удастся ли найти новые рынки сбыта, удастся ли стратегия импортозамещения – будет зависеть от политических факторов, прежде всего от договоренностей российских властей с дружественными государствами.
С учетом того, что добыча полезных ископаемых составляет более четверти валового регионального продукта Удмуртской Республики, а трудноизвелкаемость удмуртской нефти влияет на её себестоимость и конкурентоспособность, большое значение будет иметь политика федеральной власти, направленная на поиск новых рынков сбыта природных ресурсов, строительство новых нефтепроводов, а также на поддержание высоких мировых цен на нефть.
Экономический потенциал Удмуртии также будет зависеть от поиска новых рынков сбыта для продукции обрабатывающей промышленности (древесина, электрическое и иное оборудование и т.д.) и сельскохозяйственной продукции: в республике уже имеется практика направления в дружественные страны специальных бизнес-миссий, формируются отраслевые стратегии развития экспорта, ежегодно реализуются наиболее приоритетные экспортные проекты и т.д. Но эффективность этих программ оставляет желать лучшего (напр., в I квартале 2023 г. экспорт снизился по сравнению с 2022 г. на 53,2%).
На данный момент можно констатировать, что, за исключением западных стран, мир остается открытым для российского бизнеса, и это хорошая новость. В ближайшее десятилетие ситуация вряд ли изменится. Но важно понимать, что даже у дружественных стран есть свои интересы, поэтому эти страны далеко не всегда готовы идти на уступки российским компаниям.
Например, на данный момент почти весь экспорт российской нефти сосредоточен на Индии и Китае. Однако и та и другая страна имеют очень тесные торговые отношения с Евросоюзом и США – это их крупнейшие торговые партнеры. Поэтому хотя сейчас Индия и Китай очень слабо подвержены давлению со стороны западных стран (в плане получения российской нефти), в долгосрочной перспективе ситуация может измениться. Особенно это касается Индии, которая сильно зависит от американских инвестиций и технологий. Интерес Индии к российской нефти может пропасть, если ситуация на мировом нефтяном рынке изменится, и появится возможность закупать нефть у других стран. Иными словами, политический «разворот на Восток» чреват попаданием в зависимость от Индии и Китая, соответственно крайне важно выстраивать торговые отношения и с другими странами.
Не менее важно сотрудничество в рамках ОПЕК для того, чтобы через регулирование мировой нефтедобычи удерживать спрос Китая и Индии на российские энергоресурсы. Однако интересы членов этой организации также не всегда совпадают.
При этом следует понимать, что новые рынки сбыта могут даже подстегнуть производство, но цена, по которой осуществляется сбыт, далеко не всегда будет столь же выгодной, как раньше, а логистические издержки будут значительно выше (в Азию поставлять продукцию на 20% дороже, чем в Европу; примечательно также, что прибыльность компаний в Удмуртии в 2022 г. также упала на 20%, хотя выручка увеличилась!). Пример с Индией и Китаем, покупающими наши энергоносители со скидками, здесь показателен (российскую нефть с дисконтом покупают также ОАЭ и Саудовская Аравия – конечно, только ради перепродажи).
Общий вывод состоит в том, что наличие дружественных стран ещё не означает выгодных условий сотрудничества, а иногда даже чревато попаданием в зависимость от этих стран. Но поиск новых рынков, установление новых торговых связей – это важная составляющая деятельности государства, от которой будет зависеть экономическое развитие региона. При этом следует признать, что санкции мешают экономическому развитию как России в целом, так и Удмуртии в частности, и это обстоятельство приходится принимать во внимание.
Что касается импорта, то здесь для преодоления последствий санкций необходимо налаживать параллельный импорт, искать новые способы обхода этих санкций, особенно это касается поставок высокотехнологичной продукции.
Кроме того, в рассматриваемый период также могут возникнуть проблемы, связанные с чрезмерной экономической зависимостью от других стран. Например, сейчас треть всего российского импорта – это китайский импорт, огромными темпами растет турецкий импорт. Это порождает политические проблемы. В частности, уже сейчас, когда российский авторынок наводнили китайские автомобили, очень сложно на политическом уровне принять решение о введении заградительных пошлин, чтобы поддержать отечественного производителя: приходится учитывать интересы Китая, без помощи которого сложно бороться с западными санкциями. Между тем, автопром – это надежда Удмуртии! Таким образом, импорт также должен быть диверсифицирован с целью снижения политических рисков, а экономическое развитие региона во многом зависит от того, будет ли государство защищать внутренний рынок, и будет ли налажен импорт высокотехнологичной продукции.
Таким образом, и в экспорте, и в импорте российская экономика критически зависит от буквально нескольких торговых партнеров, при этом их выбор сузился. И в обоих случаях мы видим, что эффект санкций тормозит экономическое развитие.
Экономические санкции также обуславливают тот факт, что федеральные субсидии дотации сосредоточились, в основном (помимо столичных агломераций) на Дальнем Востоке, потому что там возникла потребность в строительстве новой инфраструктуры, без которой невозможно налаживание торговых связей с азиатским регионом. В Удмуртию же федеральные дотации сократились после того, как в 2021 г. и в 2022 г. Удмуртия попала в рейтинг субъектов РФ с низким качеством управления региональными финансами. В этих условиях Удмуртия может рассчитывать на увеличение федеральных дотаций лишь если она сможет развивать стратегически важные направления, в т.ч. высокотехнологичные отрасли, от которых в решающей степени зависит успех импортозамещения и технологическая безопасность страны.
В целом следует сказать, что экономические санкции в долгосрочной перспективе создают риск технологической отсталости нашей страны, поскольку становится сложнее покупать высокотехнологическую продукцию. В этих условиях критически важным является создание собственных высокотехнологичных производств. Текущая политическая ситуация ставит вопрос очень жестко: или мы сделаем это сейчас, или никогда. Если мы сможем создать высокотехнологичные производства, то тогда и рабочие места появятся, и федеральные деньги к нам пойдут, и инфраструктура будет строиться, и самые негативные эффекты от санкций будут преодолены. Но для этого крайне важно тратить деньги не на войну, а на науку.
Что касается правовых факторов, то развитие законодательства на десятилетний период также прогнозировать достаточно сложно, но в рамках инерционного сценария можно обозначить ряд общих факторов, влияющих на инвестиционную привлекательность региона. В первую очередь стоит признать, что идеал правового государства, декларированный в ст. 1 Конституции РФ, остался далеко позади: пандемия коронавируса (и все связанные с нею ограничения), а впоследствии и период ведения СВО (в т.ч. использование ЧВК) показали, что приоритетом для политического истеблишмента является «ручное» управление, а не управление посредством закона, «телефонное право», а не писанное право. В итоге степень правовой защищенности определяется не только законом, но и личными связями, что, безусловно, является коррупциогенным фактором. В условиях отсутствия реального разделения властей и независимости судебной власти сложно говорить об инвестиционной привлекательности для частных, особенно иностранных инвесторов. Что касается судов, то следует также отметить характерную для последних лет тенденцию бюрократизации судебной власти, возрастание нагрузки на судей, и как итог - увеличение сроков рассмотрения судебных дел. Данные обстоятельства существенно усложняют защиту прав в судах.
Конечно, нельзя не упомянуть тот факт, что на протяжении уже многих лет Удмуртия держится в топ-3 российских регионов с наименьшим административным давлением на бизнес. Но этот рейтинг определяется только таким критерием, как проверки контрольно-надзорных органов, и не учитывает усиление налогового контроля, возбуждение уголовных дел в отношении предпринимателей, а также расширение сферы действия государственных автоматизированных систем контроля. (В целом по мнению «Эксперт РА» Удмуртия имеет низкую инвестиционную привлекательность).
В последние годы в Удмуртии существенно снижены административные барьеры в области строительства. Однако с учетом того, что правительство РФ постепенно сворачивает программу льготной ипотеки, а строительство нового жилья в г. Ижевске далеко не всегда сопровождается строительством необходимой инфраструктуры (поскольку это зависит от федеральных дотаций), следует ожидать снижение инвестиционной привлекательности строительной отрасли.
В этих условиях крайне важно выбрать приоритетные направления поддержки предпринимательства. Особенно важным представляется развитие несырьевого экспорта (с целью снижения зависимости региона от добычи нефти), а также развитие высокотехнологичных отраслей промышленности, производящих инновационную продукцию: фармацевтика, медицинское оборудование, авиадвигатели, электроника, компьютеры и пр. Сегодня в Удмуртии уже действуют программы льготного кредитования для среднего и малого предпринимательства, в том числе торгующего на экспорт, однако акцент на инновациях в них не сделан. Это происходит потому, что наукоемкие отрасли не сулят скорую отдачу, и могут негативно повлиять на формальные показатели ВРП, а значит повлечь соответствующие политические издержки. Однако тот вызов, который бросают нам санкции, вынуждает нас ориентировать не на краткосрочные и формальные показатели, а на более широкую перспективу.