Глава 320. Штокхаузен. Дыхание дает жизнь

Карлхайнц Штокхаузен
«Дыхание дает жизнь»
Опера для хора с оркестром «Atmen gibt das Leben»
Симфонический оркестр Северогерманского радио (NDR)
Карлхайнц Штокхаузен (исполнитель)

Raro: Шикарная музыка!

MargarMast: Простите, там… икают?

precipitato: Да, Елена, там икают...

MargarMast: Вот, Юрий, а я думала — можно ли где-нибудь применить икоту? А оказывается, уже придумано. Юрий, вот Вы мне скажите, пожалуйста, почему у меня никогда не было протестного неприятия какой-либо национальной музыки: индийской, африканской, китайской, самой простой бамбуковой какого-нибудь племени тумба-мумба, или удивительного музыкального сопровождения японского театра. Я люблю кельтские песни, духовные григорианские песнопения — простые, но идущие ввысь — это помимо классики, русских романсов, битлов, хорошего рока (Muse) и т. д. Все они вносят нечто свое, самобытное, от низкого до самого высокого — свои культуры, свои ритмы, свои жизни, они насыщены духом народа, его взлетами и падениями, там столько всего можно извлечь. Из всего. Я не чужда любым звукосочетаниям. Но ведь здесь все откровенно высосано из пальца. Все это поверхностно. То, что дает основание — точно как в «Квадрате» Малевича — придавать смысл тому, что смысла не имеет. Зачем это все? Вы мне, пожалуйста, объясните — зачем? И ведь не потому, что здесь что-то непонятно — напротив — здесь нет ничего непонятного. За исключением одного — зачем это нужно?
То есть — использование человеческого голоса, как одного из инструментов — с всполохами, всплесками. Я понимаю, что Штокхаузен как бы увеличивает возможности музыкального пространства — но это получается музыкальное поп-действо, оно преходяще, оно любопытно, но лично для меня — не более, чем. Просто любопытно. Эксперимент. Но не то, без чего творческая личность не могла обойтись в жизни, чтобы не сотворить. Вот это ведь важное ощущение слушателя — что он понимает, что композитор не мог этого не написать. А здесь такого не возникает. Мог бы спокойно и не написать. Ничего бы с ним не случилось. Занялся бы чем-нибудь другим.

precipitato: Ну, Елена, если это вопрос ко мне, даже не знаю, что и ответить... Вам не нужно, значит, так тому и быть. Мне, как и многим другим — очень нужно.

MargarMast: Юрий, хорошо, ответьте мне, пожалуйста, на вопрос — зачем Вам это нужно? Я имею в виду — Вам это нужно, как слушателю, или как профессионалу, который работает со звуком?

precipitato: Ну, как — зачем нужно? Это очень красивая музыка, по-моему.

MargarMast: Юрий, ну Вы же композитор, причем композитор очень интересный и понимающий. Ну, попробуйте мне всё-таки передать в словесной форме Ваше понимание Штокхуазена и того, что Вы называете музыкой там, где я слышу абсолютно произвольное и просчитываемое перетекание и перемешивание звуковых кластеров с голосами — икающими, всхлипывающими, вскрикивающими, иногда с прорывающимися сольными партиями, периодически перекрываемых хоровым шумом. Для меня это — абсолютно умозрительное и абсолютно просчитываемое сочинение. Я не говорю, что Штокхаузен серость и посредственность. Я просто говорю, что его композиторство — с моей точки зрения — плод его интеллектуального экспериментаторства, и более ничего. Впрочем, современная музыка, как и современный мир — при том, что научная и практическая его сторона меня очень устраивают — не для меня. Скорее всего я родилась в неправильном веке.

precipitato: Елена, мне ткань этого сочинения совершенно не кажется такой, какой Вы ее описали, мне эта вещь представляется очень ясной и гармоничной. У Вас просто привычки к новой музыке еще нет, но это — дело наживное.
 
Romy_Van_Geyten: По-моему, Елена, просто не очень хорошо представляет, что ей нужно от музыки вообще.
Что касается меня, то я впервые послушал это сочинение, когда мне было двадцать три года. Это было точно такое же потрясение, как от Пятой симфонии Бетховена, Шестой Чайковского или «Requiev canticles» Стравинского. Рассказать Вам, почему так произошло, я не в состоянии. Вам придется просто поверить мне на слово. Или не поверить. Я не слушал эту запись много лет и теперь, когда у меня появилась возможность ее переслушать, я с удовольствием обнаружил, что она для меня не потеряла ни в свежести, ни в силе — я продолжаю восхищаться этой музыкой так же, как в первый день знакомства с нею.

MargarMast: Это очень интересный вопрос, Роми, что мне нужно от музыки. Музыка была всегда как бы частью меня. В моем детстве она была моим сильнейшим потрясением — таким, что я даже пыталась еее избегать. Первый концерт Чайковского приводил меня лет в шесть-семь в состояние смятения — мне просто хотелось бежать, чтобы куда-нибудь девать свои чувства, рвавшиеся из моего детского сердца. Музыка меня совершенно переполняла. Позже такое же точно действие оказывал на меня Бетховен, и все вокруг меня казалось бренным и недостойным существования. Так что — я не знаю, что мне нужно от музыки. Мне нужно, чтобы она постоянно звучала — потому что она целиком заполняет собою мой внутренний мир. Музыка является моим другом, утешителем, возмутителем моего спокойствия. Я бы сказала, музыка — это член моей семьи. Когда домашние отрывают меня от прослушивания Скрипичного концерта Сибелиуса — я начинаю на них злиться, что нехорошо. Когда я веду машину, и в это время передают симфонию Брамса или Шостаковича — мне приходится делать усилие над собой, чтобы выключить магнитолу, если я прибываю в пункт назначения раньше, чем закончится ее звучание. Поэтому — я не знаю, что Вы имеете в виду. Что касается Штокхузена — для меня это — одноразовое забавное действо. Но точно не то, ради чего хотелось бы бежать навстречу солнцу.