Печать Господня, отблеск Неба...

Если бы спросили у меня: «Что самое прекрасное в этом мире?» — я бы вспомнил не небо, не землю, не солнце днём, не звёзды ночью, не леса и не моря, а человеческие лица. Правда. Именно лица — с ними ничто не сравнится.

Судите сами: лоб — это зримый образ мыслительной силы, две брови отделяют его от остального лица, и потому он как бы парит над всем обликом человека… А сами брови? Они похожи на птичьи крылья, они придают облику что-то летящее. А нос? Он больше, чем что-либо, говорит о человеческой натуре, он может являть собой и благородство, и прямоту, и простодушие, и хитрость, и доброту, и… Что угодно! О глазах и говорить не надо — это два солнца, две бездны, отражение целой вселенной, воплощение всего, что нематериально, окна в мир чистого духа. Губы — они участвуют в рождении речи, они мягкими, уверенными движениями вылепливают слово. Губы способны складываться в улыбку, а улыбка — это такой невероятный порыв светлого духа, подобного которому нет во всей вселенной.

Округлый подбородок — благородное завершение лицевого овала — и нежные равнины щёк — всё это творения Небесного Скульптора!

Многое можно узнать о человеке по его жестам, по его позе, что-то говорит походка, что-то — осанка, но главное, то, в чём весь человек, — это всё-таки лицо. Все движения души отражаются в первую очередь на лице, оно прекрасно приспособлено для того, чтобы душа могла выразить себя.

Лицо — это сгусток духа, оно обладает великой силой — и притягательной, и повелительной. Посмотрите: мы даже в сильные морозы стараемся всё же держать лицо открытым, «голым», потому что именно им мы заявляем миру о себе, именно им мы отделяем себя от окружающего «не я».

И вот что меня поражает: силу свою человеческое лицо сохраняет даже в копии, в изображении!

Ты помнишь, как из тьмы былого,
Едва закутана в атлас,
С портрета Рокотова снова
Смотрела Струйская на нас…

…Когда потёмки подступают
И надвигается гроза,
Со дна души моей мерцают
Её прекрасные глаза.

И эти прекрасные, единственные слова Заболоцкий сказал не о живом лице, а всего лишь о его подобии, о нескольких мазках краской по холсту. Да, Рокотов был гениальным портретистом, но только ли в этом дело?

Великие портреты создавали и Боровиковский, и Репин, и Серов… Но ведь лица сохраняют свою силу и на фотографиях — даже на любительских. Мы рассматриваем семейные альбомы, и предки смотрят на нас с пожелтевших карточек совершенно живыми глазами. Простодушный фотограф бездумно щёлкал затвором, не заботясь ни об освещении, ни о ракурсе, ни о композиции кадра, а дорогое лицо — вот оно, живёт, и свет живой души в нём явственен и ощутим телесно.

Не в этом ли доказательство бессмертия души?

Да что там — даже в детских рисунках, даже в самых неумелых — «точка, точка, два крючочка, носик, ротик, оборотик», — даже в них человеческое лицо сохраняет некую часть своей таинственной силы. Вот передо мной творение пятилетнего малыша, не отмеченного изобразительным талантом, — но и этот кривой человечек на листе бумаги, он смотрит! он улыбается! он хочет что-то сказать мне! Он имеет лицо!

Это поразительно. Что же это за сила такая, что и в самом отдалённом подобии ещё действенна, ещё способна влиять на окружающих?

Вы скажете:

— Почему тут говорится только о красоте? Бывают же лица некрасивые. Ведь бывает такое! Даже если не брать в расчёт простое физическое уродство, — разве вы никогда не видели лица, не освещённые изнутри ничем добрым? Разве вы не знаете, как страшно искажают человеческие черты всевозможные страсти? Жадность, жестокость, самодовольство, зависть, — когда они проступают на лицах, словно рушится что-то в людском облике… А что делают с лицами алкоголь и наркотики? А каким гадким становится лицо человека, изрыгающего матерную брань, — даже если он делает это беззлобно, по привычке? А уж если его понуждает сквернословить злоба… А лицо человека, исполненного ярости? — оно само по себе смертоносное оружие…

Всё это правда. Но зачем говорить об искажениях? Глядя на прекрасный уголок природы, мы же не думаем о том, как он станет выглядеть после авиационной бомбёжки. Греховные страсти бомбардируют наши души не хуже вражеских самолётов, и лица наши, как верные зеркала, исправно отражают душевные руины. Но разве руины были задуманы изначально?

Вы говорите о природной некрасивости? Я не верю в неё. Я убеждён в том, что сила души способна выправлять врождённые «неправильности» тела.

Вы скажете:

— Теперь он наверняка перейдёт к разговору об иконах!

Хорошо, давайте перейдём. Только я многого тут не скажу. По моему мнению, иконы — и великие, такие, как «Спас» Рублёва, или «Спас Ярые Очи», или «Ангел Златые власы», или первописанный Владимирский образ Божией Матери, и те простые, что видим в наших приходских храмах, — они изображают просто лица. Вот именно — просто лица, в том виде, в каком они задуманы Богом. Лица, не затронутые страстьми и похотьми, — только и всего. Они не изображают из себя святость, не кривляются в припадке ханжества (как это нередко можно видеть на картинах католических мастеров). Нет, — секрет в том, что лицо, очищенное от страсти, уже начинает светиться святостью и не нуждается для этого ни в каком «выражении». Чистое лицо — это сама воплощённая святость.

Наверное, лицо у праотца Адама сформировалось именно в тот момент, когда Господь вдунул в него Дух Свой, и именно наличие лица говорит о том, что человек создан по образу и подобию Божию.

Подумайте, ведь и Бог наш Един в Трёх Лицах. Из всех слов человеческого языка для обозначения Божественной ипостаси выбрано именно это слово — ЛИЦО. Значит, тут есть некая несомненная связь…