Армейская сага. Глава первая

Я думаю, и многие со мной согласятся, что нет на свете такого человека, который бы не мечтал прокататься со свистом на машине времени. Шмыг в прошлое, прихватил какое-нибудь древнее сокровище и обратно, на аукцион «Sotheby's». Кто-то скажет, фантастика на грани авантюризма, кто-то махнёт рукой, мол «Мечты Билли Бонса». Были у нас дескать такие мечтатели, Герберт Уэллс в частности. Или же, не к ночи будь упомянута, незабвенная «Машина времени», которая с лёгкостью необычайной перемещала слушателя на двадцать лет вперёд и не менее изящно возвращала его обратно.  Спешу не согласиться со скептиками. А как же экстрасенсы, Ванга, например, которая напредсказывала уже на всю дальнейшую историю цивилизации. Говорю совершенно без иронии, с огромным можно сказать, пиететом. Могут же люди, когда захотят. Или Мишель Нострадамус, столько катренов наворотил, поди разберись, что и в каком году произойдёт, а говорят, умные сплошь люди, зрили далеко вперёд. Так что кое-кто всё-таки катался на этой самой the Time Machine в будущее. Нам, простым смертным вход туда пока строго заказан, из-за несовершенства технологий. А вот в прошлое скататься, раз плюнуть, уверяю вас, на это   каждый из нас горазд. Рецепт известен давно: берётся спиртосодержащий продукт, хороший закусон, и вперёд, как писал, бывало, Николас Гильен «По волне моей памяти». Тут главное не переусердствовать. Но рецепт сей далеко не панацея, да к тому же ещё и вреден чрезвычайно. Есть ещё такие состояния как нирвана, но тут я откровенно не силён и поэтому рекомендовать не могу категорично. Так что у путешествующего в прошлое всегда есть выбор, с помощью каких инструментов обеспечит себе такой переход.
Вот, лично я, иногда, пребывая в состоянии эйфорическом, находясь в процессе управления искривлённым пространством, когда мысли чисты и лучезарны как алмаз «Шах», пускаюсь плавать по этим самым волнам, буквально захлёбываясь от воспоминаний. Но странное дело, заносит меня большей частью в далёкий и ставший уже нарицательным СССР. Что поделать, однако. Родился я там, познал жизнь во многих её проявлениях и закалился яко железная крица в пламени пылающего горна.
Други мои, не ругайте за столь длинный   introduction, ибо следую неукоснительно законам жанра (ну сами знаете: пролог, завязка, кульминация и т. д.). Так что всему своё время. Смею надеяться, что моё путешествие на машине моего времени, куда я от всей души приглашаю и вас, пройдёт с определённой пользой, для тех, кто будет читать до конца мои опусы, и Бог видит я приложу к этому все усилия. Планирую натворить целый цикл статей о прошлом в СССР, а в частности, буду писать о том как служилось простому русскому парню в непобедимой и легендарной советской армии в те достославные и приснопамятные времена.
Итак, стукнул парнишечке годик семнадцатый, и зачастили к нему почтальоны с толстыми сумками на ремнях. А в сумках тех, не переводы денежные и не телеграммы поздравительные, а хитрые повесточки военкоматовские, «Мол, приходи ты, добрый молодец, служить Царю-батюшке, то бишь Леониду с монобровью на добром и обцелованном всеми лидерами, лице. Проникнись и осознай всенепременно своим умишком скудным насколько это обязанность почётная. А не придёшь, ответишь волей вольною, и заклеймён будешь, аки уклонист проклятый».
А поскольку был я, как и все рядом живущие, воспитан в духе патриотизма, и высокой нравственности, быстро проникся, осознал, и побрёл понуря буйну голову на комиссию медицинскую. Гляжу, ребята стоят в сером коридоре, вдоль стенки, в чёрных сплошь сатиновых семейниках, с голыми, покрытыми гусиной кожей торсами, с рахитичными животами и клацают от холода зубами. Хотя, нет, смотрю есть под стать мне, оглоблей не перешибить, но все, как один угрюмые и нелюдимые. Говорю: « А можно я, пацаны, с вами рядом поклацаю» «Отчего же- говорят пацаны- Вставай в наши стройные ряды и клацай сколь душе угодно». Я разделся до пупа, глядь, а семейники -то у меня синие. Вот у всех чёрные как грозовая туча, а у меня синие, как аквамарин чистой воды.
«Пацаны, посмотрите, у него семейники синие, всё пропал парень. В десант, как пить дать загремишь». Не сказать, чтобы я очень расстроился, но буду откровенен, энтузиазма мне это как-то не прибавило. Но предполагая себя авантюристом по жизни и взвесив все «за» и «против», я нашёл, что «за» всё-таки, пусть хоть и ненамного, но перевешивает. Во-первых, это лучше, чем как в стройбате, копать ямы. (Если бы знать тогда, сколько я их накопаю. Но я не Вольф Мессинг, к сожалению). Во-вторых, это не морфлот, где как известно, три года волны бьются о борт корабля. И, в-третьих, бытовало на тот момент мнение, что девчонки, завидя индивида в голубом берете, падают бесчувственно к его загорелым ногам, и бьются в нечеловеческом экстазе. Об этом думал я, а меж тем очередь к проктологу, который буйствовал в кабинете № 5, неумолимо двигалась. Чем он там, подлый, занимается, было скрыто от меня за пеленой незнания тонкостей медицинской терминологии. И вот когда из кабинета раздалось зычное» «Либерзон», паренёк в очках, по правую руку от меня обречённо икнул и затравленно произнёс: «Дожили, уже и Либерзонами не брезгуют. А у Либерзонов, может быть кишечник слабый». Я подумал, что это диссидент, и на всякий случай, отвернулся. После того, как этот самый Либерзон растворился за дверьми в кабинет № 5, ряды наши сомкнулись и стали плотнее. Из кабинета пару минут спустя раздался звериный рык и вслед за метнувшимся дикой серной Либерзоном, вывалился взъерошенный и одутловатый доктор, в халате цвета засохших продуктов жизнедеятельности человека. Он, как взбесившийся носорог был свиреп и ужасен. Вытирая лицо от чего-то неприятно пахнущего, он истошно орал: «Закатаю, гада, в подводную лодку закатаю, в Марианскую впадину, кобыле в трещину закатаю» Либерзон виновато оправдывался: «Доктор простите, я же предупреждал, что у Либерзонов слабый кишечник. Я не хотел, но вы же сами разворошили». И уже обращаясь к нам, виновато: «У мня там что-то заскворчало, ну он и решил посмотреть…» Теперь в голове уже вопрос встал прямой и несгибаемый, и чем же этот доктор там занимается? Доктор ещё пару мгновений попыхтел как старый паровоз, и приговорил кого-то: «Следующий». И этим следующим был конечно я.
Протиснувшись робко в кабинет, я огляделся. Первое, что привлекло моё внимание, это был жёлтый эмалированный тазик с красной надписью от руки «Отходы класса В», доверху заваленный резиновыми перчатками. Второе что бросалось уже в нос, был спёртый, застоявшийся запах, хлорки, карболки, и ещё чего-то так остро знакомого и живого. «Ну, молодой человек — доктор записывал в каком-то толстом талмуде — Я очень надеюсь, что Вы с этим Либерзоном не состоите в сговоре?» «Ну, что Вы, доктор, - я гордо, как на допросе в Гестапо поднял голову- я с этим Либерзоном и близко не стоял». «А ежели так, скидывайте трусы, и не поленитесь наклониться и раздвинуть ноги» Я видел краем глаза, как доктор со знанием дела, с треском и хрустом надел новые резиновые перчатки, и земля стала уплывать у меня из-под ног.  Потом он погрузил средний палец правой руки в банку с надписью «Вазелин» и плотоядно оскалил зубы. У меня задрожали коленки. Вот и всё, подумал я, всё чем дорожил все эти годы, что так берёг и лелеял, должно пасть под неумолимым пальцем старого извращенца. «Да не ссы ты, как девочка — ободрял толстомордый эскулап — это не больно, а где-то даже и наоборот» «Только бы не облиберзониться — последнее что промелькнуло в голове, и я лишился девственности. Ах, сучье вымя, как глубоко проник. Мне даже показалось, что проктолог нарочно, из хулиганских побуждений, согнул свой палец внутри меня, и зацепился за что-то моё сокровенное и сугубо личное. И я инстинктивно   сомкнул бёдра. «Отпусти» - выдохнул доктор. Но в меня словно бес вселился и заклинил меня во всех суставах и мышцах, которые превратились в волчий капкан «Я же знал, что тебе понравится. Ну всё, всё. - доктор уже явно выходил из себя — отпусти говорю». И я отпустил. Он вынул палец, снял перчатку. «Ни хрена себе, чуть палец не оторвал. Смотри даже посинел» И ничего он не посинел, этот карающий молодых подростков в самое сокровенное, кривой и толстый как сосиска перст.
Я вылетел из кабинета, забыв натянуть свои синие сатиновые семейники, из-за которых мне так усиленно прочили славную службу в войсках дяди Васи.
Следующим кабинетом куда мне предстояло попасть был кабинет уролога, и я пристроился в очередь таких же, как и я пацанов, потерпевших фиаско в ближнем бою с проктологом. И как жить после этого, думал каждый из нас. И внутренний голос успокаивал: «Как, как? Да кверху каком».
Уролог развернул свою бурную деятельность в кабинете №6, откуда доносился весёлый девичий смех. Дверь кабинета приоткрылись, и паренёк с гордо поднятым в трусах штыком помчался в сторону туалета как гренадер в штыковую атаку. Через минуту он уже бежал обратно весь сырой, зажимая рукой своё хозяйство. Лицо искажала гримаса боли и страдания. «Ну разве можно так — донёсся из кабинета голос сочувствия — что же как неосторожно». Потом к нам вышла и женщина в белом халате в окружении двух вполне себе хорошеньких девчонок, и на весь коридор объявила: «Я врач-уролог. Это практикантки, Люся и Вера. Вы призывники. Все мы взрослые люди. И всё что кажется молодым постыдным и неестественным, всего лишь физиология. Так вот, слушайте меня внимательно. То, что у вас в штанах, что-то шевелится в некоторых жизненных ситуациях, это так же естественно, как дышать, как плакать и смеяться. И если я говорю кому-то: «Смочите головку», это вовсе не означает, что нужно бежать сломя голову в туалет и совать вашу красоту под горячую воду. Этот молодой человек, и мне его жалко, понял мои слова буквально, а я всего лишь хотела, чтобы его оружие несколько приопустилось. Для этого нужно было всего навсего пописать. Слышите, пописать. А теперь, это пусть небольшая, но травма. Правда, слизистая заживает быстро, но я думаю, что в свой призыв он не попадёт. А так что скажешь, герой. Пойдёт в армию следующей весной, если не прихлопнет свои кокушки в дверном косяке». И она засмеялась, разрядив обстановку. И мы, мы тоже засмеялись, но как-то вымученно и надрывно, словно заплакали навзрыд, печалуясь о своей незавидной дальнейшей судьбине.
Врачи долго осматривали меня с особым тщанием, словно это был не я вовсе, а как минимум знаменитый космонавт или исследователь арктических просторов. Заглядывали в различные биологические отверстия, ковыряли железками в зубах, били молоком по коленке и заставляли глотать резиновую кишку. После каждой из этих процедур, обследовавший коновал смотрел на меня пристально как на лабораторную мышь, в ожидании, видимо, моей безвременной кончины. Но я, назло всем ожиданиям выжил, и даже гордо расправил плечи, чем, признаться очень озадачил моих экзекуторов. Когда все пытки, на моё счастье,  успешно закончились,  и синие штампики «Годен» запестрели на каждой страничке истории моего обследования, члены призывной комиссии в едином порыве признали меня достойным по всем статьям для строевой службы в рядах доблестных ВДВ.
Но на этом мои мытарства не закончились. Случилось так, что перед тем как отправиться в войска, необходимо было пройти экзекуцию, которая называлась «санация ротовой полости». Если говорить понятным для всех языком, имелась нужда в ремонте всех моих гнилушек, именуемых зубами. Починили мне их с завидной быстротой за один раз, вроде как помниться, без применения анестетиков. Стоматолог — старая усатая тётка, восточной наружности предложила мне немного потерпеть, пока она железными клещами, расшатывала и ломала мои и без того редкие моляры, испытывая при этом, как мне казалось, дикое эстетическое наслаждение. Я как питон извивался в кресле от нечеловеческой боли, а усатая мегера с особым изысканным садизмом втыкала острое разящее жало бормашины в мою многострадальную челюсть, приговаривая при этом: «Кто тут у нас десантник, я или ты? Вот и терпи, и не стони как девка под гусаром». После этого сеанса «изгнания бесов» из меня, температура моего бренного тела подскочила до 38 градусов и держалась в течении 2 дней. Но слава Богу, всему приходит конец, и через неделю я забыл об этом как о кошмарном сне.