Эвакуация Версаля

Какие такие в Версале сады я проходил еще на третьем курсе. Сады Петергофа сделаны по их образцу, а я там был. Так что, не ожидая особенных открытий, я прошел арку, но увидев их перед собой, неожиданно обалдел. В учебниках не говорилось об их просторах, во всяком случае, я этого не запомнил.

Вот это размах! На мощеной площади c обратной стороны дворца, могла бы построиться пара дивизий со всей своей техникой. Все поражало размерами и масштабом: парадная лестница – так в полста метров шириной, бассейны с фонтанами – чуть ли не в полгектара каждый. Потом квадратный километр партера, покрытый геометрическим узором дорожек, а за всем этим невообразимые ниспадающие дали парка. И ты обозреваешь все это с немалой высоты террасы.

Петергоф перед Версалем – уютный городской скверик, родной, домашний. Я сразу по нему заскучал.

- Однако, в этом пустом пространстве чувствуешь себя некомфортно, - сказал я жене.

- Здесь наверно было много людей в красивых, разноцветных одеждах. Они скакали на конях, - ответила жена.

На конях – не знаю, вряд ли, но вот людей здесь должно было прогуливаться много - тысячи. К тому же сад и придворных обслуживала масса слуг. Все эти просторы должны были быть заполнены людьми – иначе для чего они?
 
Я вознамерился все это обойти. Жена мне сказала:

- Походи без меня, я останусь здесь, у фонтана.

Тот фонтан - только обойти кругом займет не меньше трех минут.

Там везде стояли мраморные скульптурные группы и статуи. Большинство имен их скульпторов мне было неизвестно. Статуи от этого не стали менее красивы. Я с сожалением заметил, что мрамор подвергается коррозии. Какие-то части скульптур уже утрачены, какие-то заменены на новые, отличные по цвету и состоянию. Если это была рука, то она вызывала ассоциации с протезом. Все же столь высокая концентрация человеческого гения на ограниченном месте не могла вызывать во мне ничего, кроме безмолвного восхищения.

Поистине, Золотой век был здесь и тогда. Правда, не для всех.

Так я шел, спускаясь вниз по главной аллее. Далеко впереди виднелось водное пространство с лодками на нем. Вдруг в воздухе разнеслись звуки какого-то объявления. На таком расстоянии даже языка было не разобрать.

Я продолжал неторопливо идти вниз, разглядывая каждую статую, вазу, глядя в боковые аллеи. Деревья были в форме геометрических фигур: усеченная пирамида, куб, шар. Кустарники, обрамляющие лентами дорожки, были безукоризненно подстрижены со всех сторон, образуя стенки.
 
Мой глаз царапала искусственность этой среды. За почти тридцать лет жизни в Америке, я привык к английскому походу к ландшафтной архитектуре, и полюбил его. Это - следование природе. Холмы, извилистые дорожки, ведущие неведомо куда, и открывающие виды с каждого поворота. Здания здесь прячутся в складках, деревьях, растущих у стен. Стены часто покрыты плющом. Главный вход в дом не лезет в глаза, но скромно ютится где-то сбоку. Вообще, дом снаружи кажется скромнее и меньше, чем он есть внутри. Минимум мощения, если можно обойтись газоном или щебенкой. Симметрия не навязывается. На нее дается только легкий намек. Здесь я говорю об усадьбах, которых я перевидел множество.

Звуки объявления повторились. Вдали я увидел выезжающую сбоку полицейскую машину с матюгальником, и обратил внимание, что поток людей, стекавший вниз к озеру, обратился вспять, навстречу мне.

Матюгальник не умолкал. Ко мне приблизились первые, идущие навстречу.

- Туда нельзя ходить. Все должны покинуть это место, - дружелюбно сказала мне какая-то американка, каким-то образом узнав во мне своего.

Какого там своего? Я - русский. Я купил недешевый билет, и не уйду отсюда, пока меня не выведут за шкирку. Тем более, что в боковой аллее очередь в ресторан, укрытый за безупречно стриженой зеленой стеной, стоит как стояла, не думая сниматься с места. А те, что уже в ресторане? Дураки они что ли? Им только что подали устриц на льду, налили к ним шампанское. Кто это все оплатит, если придется уходить даже не попробовав?

Так что я продолжал себе идти дальше вниз.

В крайнем случае я сверну в боковую аллею, под защиту зеленых стен – подумал я. На всю эту территорию никаких французских ментов не хватит.

И тут мне позвонила жена.

- Нам надо уходить. Полиция выгоняет всех. Они говорят, что сюда проник террорист и здесь опасно находиться. Я им сказала, что я жду тебя, но они этого не хотят знать. Они требуют чтобы все покинули парк. Приходи скорее.
 
- Я не хочу никуда уходить. Давай попробуем остаться.

Но жена паниковала, боясь, что мы можем потеряться.

- Меня уже гонят отсюда. Встретимся у памятника возле входа.

Я посмотрел вниз по аллее. За последними визиторами шла пара людей в форме, жестами показая всем присоединяться к ним. Я с сожалением, побрел назад. Откуда-то появились автоматчики в камуфляже и красных беретах и стали по флангам. Они тоже жестами призывали идущих к безостановочному движению. Я было стал их снимать на телефон, но они дали мне понять, что этого не надо делать.

Я боялся, что на вокзале будет пробка, но мы успели туда в числе первых, так что все обошлось, и мы вернулись в Париж. Я потом не слышал ни о каких компенсациях за прерванный визит в Версаль.
 
Это происходило через несколько дней после атаки Хамаса из сектора Газа на израильские поселения. Все узнали о зверствах над мирным населением, чинимых боевиками. Не только боевиками, а может, и не ими вовсе. По телевизору было видно, как в прорыв без конца шли и ехали безоружные, или вооруженные чем попало, простые люди, грабить, насиловать, мучать и убивать. На боевиков они похожи не были - пузатые, обрюзгшие. Говорили, что в первых рядах шли те, кто десятки лет работал в еврейских поселениях, был там почти как член семьи, и сидел со всеми за одним столом. В тех селениях они знали все ходы и выходы. Было страшно думать сколько скрытой ненависти выплеснул наружу этот вулкан. Как жить дальше, зная, что в недрах, ее запасы вечны и неисчерпаемы?

- В секторе Газа живет 2 миллиона человек, - говорил я жене. – Они там сидят друг у друга на головах. Никакой экономики там нет, и быть не может. Их кормят, лечат и одевают, а они размножаются. Допустим, Израиль их сейчас утихомирит, и вернет в стойла. Но завтра их будет уже 4 миллиона. Где им жить? И что тогда?

Ответа на этот вопрос никто не предлагал. Израиль начал бомбить Газу. Многоэтажные дома оседали вниз в туче пыли, как глинянные. Теперь все ждали ответных террактов. Мои знакомые евреи в Нью Йорке горели мщением и наказанием. Они видели больше, чем мы. Политическая корректность запретила к показу большую часть видеоматериалов, снятых погромщиками, но в Интернете они ходили. Так что те из моих знакомых, кто их посмотрел, утратили способность рассуждать рационально.

Потом, уже дома, я говорил на эту тему с сыном. Я гостил у него в Северной Каролине. Мы катались там на лыжах. Операция Израиля в Газе велась полным ходом. В Европе и в Америке шли пропалестинские демонстрации, блокировались дороги.

- Надо всем странам собраться, и запретить навеки бомбить любое мирное население, где бы то ни было, - говорил сын.

- Но бомбежка мирного населения не самоцель. Война идет с боевиками, а мирное население – это сопутствующий ущерб.

- Все равно нельзя это делать.

- А какой выход?

- Не знаю. Самые злые враги – обычно близкие родственники. Разные народы не так враждуют, как те, что близки.

Я думал, что он говорит о том, что арабы и евреи происходят от Авраама. Исследования ДНК подтвердили их родство, но они же показали, что обе эти ветви после этого не пересекалсь, развиваясь каждая отдельно.

- А разве они так уж близки теперь? – спросил я.

- Как ты думаешь, кто такие палестинцы?

- Потомки филистимлян, ханаанцев?

- Нет, это евреи, в свое время принявшие ислам.

- ???

- Евреи ведь никуда не делись из тех мест после иудейских войн и восстания. В исторических документах нет ни одного, который бы предписывал выселить всех иудеев из Иудеи или Палестины. Они всегда там оставались и жили.

- А как же массовое обращение евреев в рабство после иудейских войн?

- Такое было, да. Но это касалось городского населения, в основном Иерусалима. Несколько сот тысяч. Из городов евреи бежали, но в сельской местности все оставались жить как жили раньше. Какой смысл был Риму их изгонять? Землю надо кому-то обрабатывать, платить налоги. Под Византией эти евреи обратились в христианство, а когда пришли арабы, большая их часть перешла в ислам, как все местное население везде, куда арабы приходили. Так что теперь их потомки - палестинцы, мусульмане и христиане.

Разумеется, я ему не поверил, и прекратил разговор. Я тогда подумал, что это одна из выдумок альтернативной истории. Но приехав домой, я залез в Интернет. Оказывается, эта идея не новая, а очень даже старая. Она была официально принята на вооружение правительством Израиля на ранних порах его существования. Были даже разработаны меры по возвращению палестинцев в иудейство, по крайней мере по ассимиляции их в общество. Потом эту затею бросили и постарались забыть. Но на Интернете все это есть, со ссылками на документы. Кто хочет – может посмотреть.

Но тогда это многое объясняет.

Когда одна часть народа отказывается от религии отцов, переходя в религию завоевателя, вражда между этими частями экзистенциональна. Две стороны смертельно ненавидят друг друга. Грузины и турки-месхетинцы - грузины, принявшие ислам, сербы и босняки, болгарские турки и болгары. Черногорцы в ХVIII веке за одну ночь вырезали всех «потурченцев» - черногорцев, принявших мусульманство, включая малых детей.

Посмотрим на это с каждой стороны.

Вот, скажем, ты - палестинец, потомок тех колен израилевых, кто жил на этой земле со времен Иисуса Навина, обрабатывая ее и пася на ней скот. Ну да, предки твои меняли религию не раз, но иначе на земле не прожить. Все вокруг так делают. Ничтожное число тех, кто не пожелал менять веру - книжников, похожих на юродивых, ютилось кое-как в Иерусалиме, Яффе. И вдруг из Европы повалили богатые, по сравнению с ними, конечно, энергичные, образованные, ухватистые горожане, и стали скупать земли. За ними стояли большие деньги. Только себя они считают истинными наследниками земли обетованной. Родства с аборигенами они знать не желают, смотрят на них с презрением. Палестинцы, равно христиане и мусульмане, для них – все арабы. В одно мгновение палестинцы оказались вытесненными на периферию, без какого-либо просвета в будущем, как индейцы в США.

А посмотреть на это с еврейской стороны - твои предки не пожелали отречься от веры отцов, пойдя на муки и скитания, погромы длинною в две тысячи лет за право молиться и жить так, как завещал евреям Моисей. Европейские народы им говорили: отрекись, и будешь как все мы: французом, русским, немцем, испанцем. И ведь многие отрекались, потом растворяясь в чуждых народах. Но эти твердо стояли на своем, стойко держась между молотом и наковальней, никогда не забывая о том, кто они и откуда родом. И вот наконец, потомки этих, несломленных, вернулись на землю предков, пользуясь минутной слабостью Европы. А там живут ренегаты, отрекшиеся от родства, деградировашие до уровня бродяг. В войне арабов против евреев они заодно с арабами. Ну вот, пусть и идут к своим арабам. Таким там самое место.

А в арабском мире - палестинцы не свои. Арабы - те живут на Аравийском полуострове. Население Северной Африки и Ближнего Востока – это арабоговорящие местные народы, слабо метисированные, наподобие латинос Южной Америки. Латинос – это в своей массе индейцы разных племен, принявшие католичество и испанский язык. Они не испанцы, хотя их так часто называют. Разве родина всех латинос Испания? Разве латинос единый народ? Они даже внешне все разные: гватемалец - не то же самое, что мексиканец. Так же и на Ближнм Востоке. Зачем бы его народам принимать палестинцев в свои ряды? Кто они им? Так куда теперь этих палестинцев девать?

И какое дело остальному миру до этих проблем? Свои проблемы каждый должен решать  сам. Проблему палестинцев недальновидно создал сам Израиль, вот пусть он ее сам и решает.

Я думаю у Израиля просто нет другого выхода, как принять в свое государство всех. Когда нибудь это произойдет.