Наш мир - это, мать его, большой Колизей

«Наш мир - это, мать его, большой Колизей». Мияги и Эндшпиль.

Их двое, - и они кавказские носатые парни. Они поют, сочиняют, и снова поют, и так по кругу, - и сочиняют только так, как им велит душа, и не терцией иначе. Это к вопросу, что «вот нынешняя мОлодежь засрала эфир своей безграмотностью и плоскодонностью, а вот в наше-то время были The Beatles, ооох, The Beatles, - вот они же истинная классика! Там-то тексты - всем текстам на зависть».

Угу. Слушаем ту классику. Читаем тексты The Beatles.

“Вчера я тревог не знал,
А тут все беды вдруг сразу повстречал,
Вот бы вчерашний день настал.
А сейчас я хожу всё время сам не свой,
И сгустились тучи надо мной».

Умно? Эммм… Оригнально? Тоже эммм… И да, все их тексты примерно такие.

И для сравнения текст вот этих самых «носатых кавказцев, которых поганой метлой надо гнать назад в их горные аулы» -

«Пропиты души и прокурена любовь -
Эти игрушки доведут до дурки, не хватает слов.
Вруби мозги, заруби на носу, пока соблазны манят,
Адама розги ранят, раздором сыты твари».

Да, они резки в словах. Да, они используют ненормативную лексику. Да, они вплетают в текст слова на иностранном языке. Но всё это, сливаясь, придаёт им ту самую уникальность, которая сейчас, в попсо-тупой век, так редка и которая так часто принимается за похабщину.

Допускаю, что тексты эти не для всех. Но, - и это, конечно, только моё видение, - если стоит выбор между «Ты красивая, тебя я люблю, давай построим жизнь счастливую, об одном молю» (и неважно, на каком языке) и Эндшпилевским -

«А я выработал район, мой ветер гонит на юг.
Здесь я учился любить, учился терять.
Учился учиться, смог с колен встать.
Крутит пластинку до боли знакомую вихрем, ма.
Топот и драм-машин ритм, ма».

- я без зазрения совести, будучи уже на пятом десятке, выберу последних. Они не ванильные. Они настоящие. Если любить, так любить, - любить сейчас, без вчера и завтра. Если «ма» (мама), так высшее существо, главный свет в конце всех земных и неземных тоннелей. Если Женщина, так биться за неё, до последнего, пока демоно-ангелы всех миров не унесут в вечность твою раздробленную на молекулы душу.

«Ма» - да, так он обращается к маме. Пытается, как может, донести до неё свою философию. И что-то мне подсказывает, что мама, пусть и не совсем понимая текст, смотрит на него, здоровущего своего бородатого дитятю, большими навеки влюблёнными глазами, треплет его чуб и несмело молвит «Сына, я тут оладушки сделала. Будешь?»

Вот ещё.

«Наш мир - Колизей.
Для демонов, ангелов, друзей. Колизей.
Для злого и хорошего. Для всех. Колизей.
Для битвы, определяющей всех людей.
Наш мир - это, мать его, большой Колизей».

…Папа у исполнителя - большой человек. Мальчик всегда смотрел на папу снизу вверх, но не в силах совладать со своей натурой, пошёл не в «правильные профессии», а в рэп и в «словоблудие». Прошли годы, прошли десятилетия. И теперь уже его папа говорит «Я горжусь тем, что я отец этого парня. Он уделал меня, чертовец. Что может быть почётней для отца?»
 
Была у Эндшпиля трагедия, которую я даже не берусь описывать, ибо материнская моя голова такое охватить не в силах. Но он выстоял. Не сторчался, не скололся, не скурвился. Продолжил творить, - сквозь боль, сквозь горе, сквозь растрерзанную в клочья свою жизнь.

Я к чему? Да к тому, что за мнимо великим порою скрывается пыль, а за мнимой похабщиной зачастую присело на корточки что-то по-настоящему значимое. Стоит чуть раздвинуть границы сознания, и мир начинает играть совсем иными красками, - пусть и с неприличными (технически) словами ;

P.S.
«Но все мы верим в чудеса.
Моя воля - я сам бы их творил и раздавал бесплатно».
… Тоже они.