Глава 12. Возвращается друг

ГЛАВА 12.ВОЗВРАЩАЕТСЯ ДРУГ, И СОБЫТИЯ РАЗВИВАЮТСЯ СВОИМ ЧЕРЕДОМ.

Утром первого июля 1794 года Жан сидел на краю своего соломенного
матраса, внимательно прислушиваясь к малейшему звуку в коридоре
снаружи. Он был в Консьержери за восемь месяцев. Как он
приходите к столь долго не проходит испытательный было для него загадкой ,
кроме того, что это может быть связано с тем, что в его возрасте. В возрасте до пятнадцати лет,Республики считаются люди, как дети, и они не
карать смертью. За это ему придется страдать, как взрослый. Теперь его
пятнадцатый день рождения, имевших место днем раньше, он держал себя в
готовность к беде! Как он пережил эти долгие, тоскливые недели, он едва мог себя сказал. Иногда казалось, что одиночество в сочетании с
его страхами за своих близких и за самого себя и отчаянием от этого
крушения всех его надежд лишит его рассудка. Но Жан
был парень из многочисленных и разнообразных ресурсов! Для одна вещь, которую он сделал друзей своих тюремщиков в первый же день, и потерял нет
с тех пор, как улучшить свое знакомство. С ними он держал длинный
разговоры, и пытался таким образом узнать как можно больше о состоянии
дел в городе. Но тюремщики, хотя и были дружелюбны, были довольно скупы на информацию и Джин собрала очень мало разведданных в этом направлении.
направление. Однако вчера один из них как бы невзначай обронил замечание,
которое наполнило его беспричинной радостью:"У нас сейчас ужасно тесно, и дольше оставаться негде зарезервирован для одиночного заключения. Так что завтра у тебя может появиться жилец, друг мой! Жан не осмелился показать, какое удовольствие доставило ему это объявление. Чтобы увидеть и поговорить с человеком, чем другие эти почти бесчеловечных чудовищ, на вертухаев, было почти слишком хорошо, чтобы быть правдой!
"Ой, хорошо! Я не буду возражать, только не толпитесь слишком много, умоляю!" он ответил с величайшим безразличием. Но его сердце пело в самом юбилейном настроении благодарения. Поэтому он, затаив дыхание, ждал
одного из двух событий - спутника в своем одиночестве или вызова к
ему предстоит предстать перед трибуналом правосудия и его почти неизбежным результатом.Каким он будет?

Он ждал до полудня в напряженном ожидании, но в коридоре по-прежнему было тихо.Жан начал терять терпение. Он жаждал чего угодно, лишь бы нарушить
монотонность этого ожидания, даже если бы это означало его собственный призыв к суду.Наконец, около двух часов дня, в коридоре послышались голоса,
топот ног, хриплое рычание отмычек и, наконец,
отпирание засова на двери камеры. Но его радость была неописуема, когда
двое охранников втолкнули в комнату незнакомца и закрыли дверь с грохотом.
взрыв и жизнерадостное замечание:"Вот ты где! Составь друг другу компанию, пока не отправишься с визитом к Госпоже Гильотине!" Незнакомец тяжело рухнул на кровать, как будто в ступор, и оставалась таковой на протяжении многих минут. Находясь в таком состоянии, Жан успел оглядеть его и оценить, какого собеседника ему дали. Мужчина был одет в крестьянский костюм, очевидно, пикардийского происхождения.Его лицо покрывала пятидневная щетина, а выражение лица не свидетельствовало о большом количестве ума. Когда он лежал на матрасе,он, казалось, охватило очень припадке ужаса. Когда он оказался
немного пришла в себя, Жан сломал разговорный льда:"А какие могут быть y него преступление против Республики, друг, гражданин?" В крестьянин начал на звук его голоса, сел и дал мальчику внимательно изучая взглядом. Затем его лицо претерпело странное превращение Жан никогда не видел. Глупое выражение исчезло, глаза заискрились и улыбка заиграла на бородатом рту. В этот момент
Джин узнала его.- Барон де Бац! - воскликнул он, бросаясь вперед.
- Тише! - прошептал барон, пожимая мальчику руку. - Вот это удача!
Поистине! Я знал, что тебя послали сюда, но с сожалением подумал,
что ты давным-давно погиб! Жан объяснил предполагаемую причину.
что его до сих пор щадили.
"Но скажи мне, умоляю, как ты здесь очутился!" - закончил он.
"О, - сказал Де Батц, - меня арестовали не под моим настоящим именем"
как вы, вероятно, догадываетесь. Конечно, я по-прежнему предан делу
спасения моего маленького короля, но до сих пор все мои планы
терпели крах, в основном из-за таких несчастий, как то, что испортило
тот, в котором вы принимали участие. Но сейчас происходит нечто такое - или будет происходить в ближайшее время, - что имеет больший размах, чем все, что когда-либо задумывалось!-"Что касается того, как я сюда попал?-- ну, этим утром я бродил по Темплу, переодевшись крестьянином из Пикардии, пытаясь раздобыть кое-какую необходимую информацию. С этой целью я завязал беседу с охранником, в ходе которой он заметил, что страна катится к Дьяволу! "Не собираюсь", но уже там!" - ответил я, когда почувствовал
руку на своем плече. Я обернулся и столкнулся лицом к лицу - с кем, как не с Саймоном сапожником!
"Это замечание, враждебное Республике!" - взревел он. "За это я
приказываю вас арестовать!" И через две секунды я был в руках пары
жандармов, которые затолкали меня, а за мной и Саймона, в эту тюрьму. Саймон выдвинул обвинение, и я назвал имя Антуана Лекоста. Остальное вы знаете!
И за такие преступления тысячи несчастных обречены на смерть в
эти славные дни!"-"Но какое несчастье, - вздохнула Джин, - что вы подвергаетесь такой опасности" когда вы являетесь душой благородных планов по освобождению малыша! У вас примерно один шанс из миллиона быть оправданным.
все, что я слышу!-"Не бойся за меня, парень! Конечно, никогда нельзя сказать, что может случиться, но послушай! У меня есть группа надежных последователей, и ввиду того, что произошло, моего ареста, некоторое время назад мы согласовали план моего спасения, если меня поймают и осудят, даже если я буду в пути до самого эшафота. И поверь мне, Джин, если все так сложится.
если мы пройдем этот путь вместе, ты разделишь мое спасение. Если я пойду
раньше тебя и буду спасен, я, несомненно, разработаю какой-нибудь план для твоего побега. Когда придет твое время. Только если тебя призовут идти раньше меня,только небо может помочь вам!" Жан пожал ему руку с благодарностью
глубокое для слов.-"А пока, - закончил барон, - нам лучше не казаться слишком близкими" Когда поблизости наши тюремщики. Что это за ужасное место!
Как долго вы здесь находитесь?" И Жан не дал ему история его
заключение. Два проговорили почти всю ночь. Жан не слышал
практически никаких новостей из внешнего мира за все эти восемь месяцев, и теперь он узнал многое, что поразило его. Одним из самых удивительных событий для него была отставка Саймона с поста наставника Людовика XVII,
и одиночное заключение молодого короля. Другим было то, что Дантон,
великий первоначальный лидер террористов, погиб на эшафоте еще в апреле.
еще в апреле.-"Как это произошло?" - удивленно спросил Жан. "Я не могу этого понять!Он был во главе всего!"
"В наши дни это достаточно просто!" - ответил Де Бац. "Это как
огромные волны. Одна возвышается над всеми На минутку, только чтобы
быть превысил один, за ним следующий момент. Робеспьер стал как
устал и завидует его большой друг и соотечественник, и решил сделать
избавиться от него. Нет ничего проще! Он донес на Дантона в Конвент, и
его судил и осудил тот самый трибунал, который он сам же и учредил
. Причем прямо здесь, в Консьержери! Вы бы видели
его во время суда! Он сидел и лепил бумажные шарики, которые бросал в
своих судей! О, Дантон был крутым парнем, и он храбро умер! Но позвольте мне
сказать вам кое-что. Следующим наступает очередь Робеспьера! Люди
устали от него и его коварства, и ходят слухи, что он хочет
смести всех остальных со своего пути и сделать себя диктатором. Но это
так не пойдет! Они в ярости на него за то, что он стал причиной смерти Дантона, - заметьте, его самого близкого друга! - и что-то должно произойти. Котелок на грани кипения. Это займет несколько дней, но в большинстве для того, чтобы не выкипают. И позвольте мне сказать вам, кто будет следующим человеком час,--Баррас! Он уже очень популярен. Не спускай глаз с Барраса,
Жан!Прошло два дня, а друзей никто не трогал. За это время
они обменялись мыслями на многие темы и с опаской ждали,
чтобы одного или другого не отозвали, и старались пройти мимо
часами, насколько это было возможно. Жан умолял Де Баца рассказать ему, в чем заключался новый план спасения Людовика XVII.
"Этого я пока не могу вам сказать", - сказал барон. "Ибо не
совершенен, и я под присягой ничего не показывают. Но если мы выберемся
этот жив, убедитесь, что вы услышите больше об этом позже. Но один
вещь, я скажу. Возможно, мне придется исчезнуть на некоторое время в другую часть Франция. Если я не в Париже, Caron_ _find! Ты знаешь, кто он?" Жан
кивнул в знак согласия. Затем он спросил о том, как они собираются сбежать.
"Будет лучше, если ты не узнаешь", - сказал Де Бац. "Каким образом это
это будет сопряжено с большим риском, и вы пройдете через это лучше, если
будете невежественны. Только не удивляйтесь ничему, что может
случиться!"На третий день тюремщики вошли в камеру в полдень в сопровождении
судебного глашатая. Жан и барон обменялись взглядами, поскольку знали, что
судьба по крайней мере одного из них должна была решиться в этот день. К их
радости, было зачитано, что их имена предстанут перед трибуналом.
Тюремщики оставили их, сказав, что вернутся через полчаса.
"Это дар божий!" - воскликнул барон. "Ничего не могло быть
даже лучше, если мы выйдем одновременно. Если нас спасут, то
будем вместе, а если нет, - что ж, по крайней мере, мы умрем друг с другом!
компания друг друга!" Тюремщики вернулись через несколько минут и связали им руки за спиной. Во дворе они обнаружили банду еще из тридцати жертв, возглавляемых корпусом жандармов, все окаменели в глубокой апатии страшного ожидания. Как ни странно, не было даже слезинку, пролитую группы осужденных. Рыдания и причитания пришел полностью с друзьями, которых они оставляли.

Их вывели со двора и повели по темным галереям и переходам.
их гнали, как стадо крупного рогатого скота, пока, наконец, не втолкнули в
большую мрачную комнату, где заседал широко известный Трибунал террора. Три
судьи одеты в Черное, носить перьями шляпы, сидел на высокой платформе, и
настрочил случайные заметки. Клерк окликнул список имен, чтобы
что каждый заключенный ответил. Затем, одно за другим, были зачитаны имена
еще раз, и против каждого было поспешно выдвинуто обвинение, которое
заключенные едва слышали, а в девяти случаях из десяти - нет
поймите. Когда их спросили, есть ли у них что сказать в свою защиту,
каждый тихо и безнадежно пробормотал: "Нет!" После этого один из судей
встал и огласил приговор:"Вы все признаны виновными в заговоре против Республики! Я объявляю вам приговор к немедленной смертной казни!"

Это не вызвало удивления и едва ли вызвало какой-либо интерес. Почему
должно быть! Они ожидали этого с самого начала! По большей части
они были как те, кто уже умер. Жандармы поспешно вывели их через
другой проход, и они подошли к открытым воротам, за которыми стояла,
гильотинную повозку ждут своей ежедневной нагрузкой. Здесь, в густой толпе
население было собрано. Но где год назад они гудели и свистели над обречёнными, теперь симпатии большинства были с жертвами и телеги были загружены в скорбной тишине, нарушаемой только иногда крик какой-то там посторонний, кто увидел друга среди тех, кого осудили.

Жан и Де Бац были зарезервированы для последней повозки, и как раз перед тем, как они вошли, мальчик увидел, как его друг сделал почти незаметный жест
головой мужчине в толпе, который мгновенно исчез. "Мужество!"
прошептал Барон, чтобы его маленький товарищ, как они оказались вышвырнутыми
бесцеремонно в tumbril, в сопровождении десяти или двенадцати другим.
Это поездка была вещь, чтобы помнить, как человек вспоминает дрожь
кошмара. Тесно они ни были, Жан увидел, невозможно надежды на спасение,
и телегу тряхнуло на ориентировочно через улицу за улицей. Они уже
подъехали совсем близко к площади Революции и завершению
их поездки, когда тяжёлая повозка, которая проехала между ними и
передняя тележка внезапно сломалась, отлетело колесо, и путь был
полностью перекрыт. - Хорошо! - пробормотал барон Жану. - Первый шаг удался!
Водитель их тележки громко выругался, но ничего не мог поделать, кроме как
отъехать на квартал или два назад и продолжить движение по очень узкой улочке, едва ли больше переулка. Между тем толпа покинула их, и
человек поспешил к гильотине, иначе она будет слишком поздно для первой
казни в этот день. Последняя тележка, несомненно, прибыла бы вовремя
без их помощи! Узкий переулок, в который они сейчас свернули, был застроен покосившимися деревянными домами, и Жан заметил, что Де Бац наблюдал за одним из них пристально, так что он тоже не спускал с нее глаз. Они почти добрались до него когда внезапно из него выбежали десять или пятнадцать человек, все кричали, ругаясь, бросаясь друг на друга с ножами и дубинками, по-видимому
вовлечены в ожесточенный спор, который мог быть разрешен только пролитием крови. Они столпились вокруг телеги, в то время как изумленный возница пытался расчистить дорогу, размахивая кнутом и требуя свободного проезда.

Посреди всей этой суматохи Жан вдруг почувствовал, как нож вонзился
между веревками, стягивающими его запястья, и через секунду его руки были...
Бесплатно. Затем он увидел, что Де Батц тоже был освобождён от своих
оков. В разгар величайшего шума он услышал шепот барона:"Соскользни вниз! Встань среди них!" К счастью, они оба сидели в задней части повозки. Прежде чем Жан осознал это, он оказался внизу и оказался среди
шумной группы, кричавшей и сопротивлявшейся, как и все остальные. Если
другие обитатели повозки и поняли, что происходит, они были либо
слишком апатичны, чтобы беспокоиться, либо слишком рады, что хотя бы нескольким удалось спастись, чтобы поднять какой-либо крик. Борющиеся, дерущиеся мужчины постепенно прекратили свои удары и делая вид, что успокоился, собравшись в группу, внимательно скрывает в своей среде Барон и Жан. Разгневанный водитель телеги погрозил им кулаком, поклялся, что позже всех их арестует, подобрал вожжи, и телега тяжело покатила прочь, в то время как он оставался в полном неведении относительно того факта, что его груз был легче на два места! Когда он исчез, все они поспешили в дом.
откуда вышли мужчины. "О!" - всхлипнула Джин, теперь, когда ужасное напряжение спало, "если бы мы только могли спасти остальных! Кажется ужасным, что они должны продолжать к тому, чего мы избежали!
"Этого нельзя было сделать", - сказал Де Батц. "Это был ужасный риск даже для
одного, а для двоих - еще большая опасность. Но если бы их было
больше, - почему все погибли бы! Ты сам не был бы спасен, если бы я не подал моим людям знак". Теперь мужчины собрались вокруг своего лидера, который поздравил их с успешным исходом заговора.
"Но мы не должны оставаться здесь", - закончил он. "По одному, вы должны покинуть дом, все, кроме Жана и меня. Он не будет делать для нас, чтобы быть замеченным в так скоро средь бела дня. Мы будем прятаться в подвале до вечера".Постепенно мужчины разошлись, и далеко за полночь Жан и барон
составляли друг другу компанию в темном подвале, потому что дом был
заброшенным. Наконец пришло время им расстаться.

- Возвращайтесь на Лилльскую улицу, - приказал де Бац, - и спрячьтесь там
в течение нескольких дней. Все произойдет, как я тебе и говорил, и после этого возможно, будет безопасно выходить на улицу. Я должен покинуть Париж, возможно, на некоторое время. Но одно предписание я оставляю тебе - _ найди Кэрон_! Нет, не надо благодари меня, мой мальчик, за то, что я помог тебе сбежать! Это всего лишь то, что мы в долгу друг перед другом и перед Людовиком XVII! Но спасибо Богу за то, что помог нам
осуществить это. Adieu! adieu! _Найди Кэрон!_"И вот они расстались!


ГЛАВА 13. ДЕСЯТОГО ТЕРМИДОРА


Было бы невозможно описать встреча Жана и его родных и близких в тот памятный вечер. Матери Клуэ и Ивонне показалось, что он действительно воскрес из мертвых. В течение нескольких месяцев они не получали абсолютно никаких известий ни о нем, ни о его судьбе. Ивонна призналась ему по секрету
что мать Клуэ даже ходила наблюдать за ежедневными казнями в такое время.
времена, когда она чувствовала, что может быть вдали от необходимой работы, хотя их вид чуть не убивал ее. Но это казалось единственным способом, которым она могла узнать, был ли мальчик уже обречен на гибель. Поскольку ее работа,
однако, вынудила ее пропустить много дней, она никогда не могла быть уверена
что его не казнили в её отсутствие. В течение нескольких дней Жан оставался надежно спрятанным. Для него было бы далеко
небезопасно показываться на улице перед своим врагом, Лос-Анджелесом
Сурис все еще был очень активен. Поэтому он остался дома, поиграл с
Муфле и задавал непрерывные вопросы о длительном периоде его заключения
, стремясь узнать каждую деталь того, что произошло в его отсутствие.

Пока он скрывался, Париж был полон странного бормотания и
сдержанного возбуждения. Люди вполголоса переговаривались на улицах,
свободно жестикулировали и вели жаркие споры. Отряды солдат
стояли в каждом квартале, и восстание какой-то был
явно ожидалось. Жан вспомнил слова барона де Баца и
почуял беду, но мало что мог понять из того, чему он тайно стал свидетелем из
окна. На самом деле, люди, казалось, сами с трудом понимали
истинную причину всего этого брожения. Естественно, волнение передалось
матери Клуэ и детям. Ивонна умоляла разрешить ей
выйти и разобраться, но мама Клуэ и Жан и слышать об этом не хотели.
Наконец, днем двадцать восьмого июля, появилась сама матушка Клуэ.
не в силах больше сдерживать свое любопытство.

- Я сама ухожу! - объявила она. - По крайней мере, я буду в безопасности на улицах. А сегодня происходит нечто необычное. Отдохни здесь! Я
я скоро вернусь и все тебе расскажу! И она заторопилась прочь.

Теперь следует пояснить, что Франция, начиная с сентября 1792 года,
решила изменить названия всех месяцев и пронумеровать
годы, начиная с ее рождения как республики. Следовательно, этот день
28 июля 1794 года, или Десятого Термидора, второго года, как она это называла, было суждено стать датой, надолго запомнившейся в истории.
Примерно через два часа вернулась матушка Клуэ. Она задыхалась, ее глаза
сверкали, и она была во власти какого-то острого возбуждения.
- Душа моя! - воскликнула она, опускаясь в кресло. - Что я видела! Что я
слышала! В какие времена мы живем! Вы мне едва ли поверите! Я пошел
на улицу Сент-Оноре. Она была заполнена кричащей толпой. Я спросил
женщину, что происходит, и она посмотрел на меня, как будто она думала, что мне ума не знать! - Где ты был? - воскликнула она. - Что такое?! разве вы
не знаете, что Робеспьер был вчера осужден Конвентом за
его варварство, объявлен вне закона и, естественно, отправлен на
эшафот? Какой же он трус! Он пытался покончить с собой, но промахнулся
в цель и только повредил челюсть. Сейчас он на пути к гильотине,
вместе с несколькими другими в том же роде - Кутоном, Анрио, Сен-Жюстом!
Будь он проклят! Будь он проклят! Он казнил моего мужа и моего отца ни за что на свете. они были хорошими республиканцами! И Баррас, он командует
из всех сил Парижа, и скоро тоже будет во главе правительства. Он, по крайней мере, гуманный человек! А, вот и тележка!'

"Затем из толпы донесся могучий рёв, по улице прокатилась повозка,
и там сидел этот Робеспьер со связанными за спиной руками, а его
злое лицо было замотано тряпкой! Фу! от этого зрелища меня затошнило! Но
есть кое-что ещё, не менее замечательное! Прямо рядом с ним, щека к
подбородку, сидел (вы мне никогда не поверите!) этот негодяй Саймон сапожник в том самом костюме Карманьоле, который он носил в Темпле. Его зубы были изрядно тараторил от страха! Ах, как бы я хотел, чтобы малыш мог увидеть
его! Было ли когда-нибудь наказание столь заслуженным!

"Никогда за всю свою жизнь я не был свидетелем подобного зрелища! Люди пели от радости, и даже незнакомые люди обнимали друг друга. Говорят, что в некоторых тюрьмах многие были освобождены! Я видел человека, заплатившего тридцать франков за газету , рассказывающую, как вчера был осужден Робеспьер! Они говорят, что Царству террора пришел конец! Слава Богу! Слава Богу!" И мер Клуэ, нет уже не в состоянии контролировать себя, рыдал от восторга, радости.
Наконец-то с террором было покончено! Через несколько дней это стало
очевидным. Изгнанники стекались обратно в страну. Тюрьмы отказались от своих
"подозреваемых" числом десять тысяч. Семьи воссоединились, и люди, которые влачили жалкое существование во всевозможных укромных местах,
вышли из своего уединения. Париж стал городом воскресших надежд и домов.

Утром Десятого Термидора Баррас совершил обход всех
военных постов Парижа, в ходе которого он остановился в Тампле
и осмотрел его. Когда он увидел, в каком состоянии бедный маленький Луи
XVII держали в одиночестве, он преисполнился жалости и объявил, что
это должно быть исправлено, и что он немедленно предпримет шаги к
достижению этого. Сейчас мы увидим, что десятого термидора довел до такого
несчастный маленький монарх.Шесть месяцев прошло с тех пор Луи-Шарля было отказано в его  одинокая клетка. Не то, чтобы он понял, что времени на все! Один день тянулся утомительно и сменился следующим, но он не обращал на это внимания и, вероятно, не знал, было ли его заключение шестью месяцами или столько же лет.Было двадцать восьмое июля 1794 года. В течение трёх дней ребенок был неподвижно лежал на своей кровати. Жизнь стала для него абсолютно невыносимой. В тот самый момент, когда он был вынужден встать и принять утреннюю трапезу желая, чтобы ему больше не присылали еды, чтобы
он мог умереть быстрее, Робеспьер и Симон проходили через
улицы в телеге к их заслуженной награде. Но он этого не знал!

В ту ночь свет свечи пробивался сквозь его калитку, и
необычайно нежный голос позвал его: "Капет! Маленький Капет! Ты
здесь?" "Да!" - слабо ответил он.

"Не могли бы вы подойти сюда на минутку?" голос продолжал. Но мальчик был
слишком слабый, чтобы попытаться, и слишком измученный даже для того, чтобы ответить снова. Затем свет исчез, и нежный голос смолк. Ночь он провел в
лихорадочном сне. Его бедные конечности были истощены и исхудали, а огромные опухоли на коленях и руках причиняли ему невыразимую боль. Никто бы не
признали в нем теперь даже бледного пленника сапожник, а гораздо меньше
красивый мальчик Тюильри.
На следующее утро его снова позвали, на этот раз множество голосов, но он вообще ничего не смог ответить. "Он мертв!" - услышал он чей-то голос.
"Давайте взломаем дверь!" - крикнул кто-то.... "Давайте взломаем дверь!"
Тотчас же на барьер его тюрьмы посыпались оглушительные удары. Когда, наконец, вход был взломан, вошли несколько странных мужчин.

"Какое ужасное место!" - воскликнули они все, отшатнувшись в изумлении
и отвращении к грязи и мерзким запахам, а также к крысам и мышам
разбегающимся во всех направлениях. Ребенок нервно лежал на кровати
наблюдая за каждым движением, гадая, какой новый ужас сулит это вторжение.
Муниципальные власти задавали ему много вопросов о нем самом, но у него не было ни сил, ни мужества ответить на них. Большинство из них
пришли к выводу, что он либо оглох и немой, либо сошел с ума
во время его заключения Вскоре один из них заметил его нетронутую еду.
вчерашний ужин все еще стоял на столе."Почему ты не ешь?" - потребовал он. Мальчик приподнялся на руке с огромным усилием.
- Потому что я хочу умереть! - тихо ответил он. Слезы навернулись на глаза
одного или двух из тех, кто задавал ему вопросы, и после поспешного совещания все они вышли из комнаты, закрыв дверь, но не заперев ее на засов. Через некоторое время она открылась снова, и ребенок, очнувшись от беспокойного сна, обнаружил легкий,худощавый человечек с добрым лицом склонился над ним.
- Я Лоран, - произнес тот же нежный голос, что и прошлой ночью, - и я
пришел позаботиться о тебе! Какое-то воспоминание о не по-джентльменски воспитанном сапожнике пробудилось при слове "атаковать", и мальчик нервно отпрянул.Лоран угадал его мысль.
- Не бойся! - продолжал он тем же тихим голосом. - Я не такой, как Саймон.
Бедное дитя! - и ласковая рука легла на спутанные волосы. По-прежнему
мальчик ничего не ответил. Он был слишком болен, слишком слаб, слишком вял, чтобы сильно беспокоиться о том, что с ним может случиться сейчас, и он только хотел, чтобы его оставили в покое.
Но Лоран перевел его из отвратительной камеры и положил на койку
в чистую, просторную внешнюю комнату. С помощью кухарки Кэрон он
искупал ребенка в теплой воде, одел в свежую одежду и осторожно попытался
расчесать его спутанные волосы. Тогда Луи был немного
свежие фрукты, чтобы поесть, и немного молока, в места страшные тариф на
которой он прожил шесть месяцев. После этого Лоран оставил его отдыхать
и спать.Словами не передать медленно растущее изумление Луи Шарля по поводу
этих перемен. Его так долго оставляли в жестоком забвении, что он не мог
едва ли еще понимает, как в мире сохранилась хоть капля доброты. И шесть
месяцев абсолютного молчания настолько отвыкли от него,
что добрый Лоран не мог вытянуть из него ни слова. Много немых
благодарных взглядов бросил на него ребенок, но губы его пока хранили молчание.Когда Лоран вернулся со своей едой через несколько часов, он ненадолго погладил мальчика по голове.
- Вам лучше, месье Шарль? - спросил он. Использовал, как он был в
рассматривается как "маленький Капет," "волчонка" или, что еще хуже, уважение и вежливость в этом давно неиспользуемые название было почти невозможно поверить! В длину язык у него развязался.
"Да, спасибо, месье!" - ответил он. И с этого момента его сердце
переполнилось сочувствием к своему новому хранителю. Через несколько дней ему стало лучше. Доброта, забота, приличная еда и человеческое общество какого-нибудь доброжелательного человека возродили пламя жизни, которое почти погасло в его долгом одиночестве.

Гражданин Лоран ни в коем случае не был роялистом. Напротив, его
симпатии были всецело на стороне Республики. Но его сердце было так тронуто
отчаянным положением маленького пленника, что он решил
сделать его состояние как можно более комфортным. Это также было
Желаем Баррас, помещая его как хранителя королевского пленника. Лоран
сам остался без внимания со стороны ревновать муниципальные власти, и он мог только быть с мальчиком часть каждого дня. Среди прочего, он решил, что
Луи Шарлю, чтобы восстановить свое здоровье, необходимо заниматься физическими упражнениями. Поэтому он попросил,
и в конце концов получил от Барраса разрешение вывести его проветриться
на вершину Башни.Маленький король едва мог поверить своим чувствам! Он собирался снова увидеть небо, услышать птичьи голоса, вдохнуть аромат растений!Слишком чудесно! В сопровождении Лорана и охранника из муниципалитета они поднялся по тщательно охраняемой лестнице. Ребенок, все еще слабый и малоподвижный, с трудом поднимался по ступенькам, как бы ему ни хотелось добраться до верха. поэтому Лоран взял его на руки.
Был теплый, восхитительный вечер. Солнце едва село, и
птицы щебетали, желая спокойной ночи, на деревьях за Храмом.
С улицы доносились крики продавцов, возни водителей и
время от времени веселый смех какого-нибудь играющего ребенка. Маленький принц слушал все это, и его глаза наполнялись слезами радости при мысли, что
наконец ему было позволено снова вдохнуть вольный воздух небес и увидеть
благословенный свет, хотя он и причинял сильную боль его глазам, привыкшим к тому, что они были только в полумраке. Отпустив руку Лорана, он
несколько мгновений бродил в одиночестве. Внезапно он наклонился с
тихим возгласом удовольствия. "Смотри! Смотри!" закричал он, показывая пальцем, и Лоран посмотрел вниз, замечая лишь несколько слабых полузасохшее общий маленький желтый цветы, растущие в трещинах камня ходьбы. Но мальчик был на его четвереньках, собирая их с нетерпением.
Когда прогулка ненадолго закончилась, Лоран повел его вниз, все еще бережно сжимая в руках маленький скудный букетик. В дверь комнаты на
третий этаж, мальчик остановился, потянув обратно в руку хранителя всем
его сила. Лоран понял! Мальчик хотел войти и увидеть свою мать.
Он думал, что она все еще там. Бедное дитя! Он плохо знал, что
только его сестра была заперта в той комнате. Отказывать Лорану было больно
но исполнить это желание было не в его власти.
- Вы ошиблись дверью, месье Шарль! мягко сказал он.
"Нет, я не ошибаюсь!" - ответил мальчик, ужасно разочарованный,
и ленивой походкой спустился вниз. У своей двери Лоран заметил, что
ребенок больше не несет его любимых цветов. Он собирался спросить, что
с ними стало, когда инстинкт подсказал ему воздержаться. Луи Шарль
бросил их, увядшее, но нежное подношение любви, у дверей
комнаты своей матери!

ГЛАВА XIV

В КОТОРОЙ ЖАН "НАХОДИТ КЭРОН"


После странных событий последней главы Жан входил и выходил
свободно, но он не думал, что пока еще вполне безопасно возвращаться в
таверна отца Лефевра, пока он не выяснит, что стало с Ла
Souris. Неделю спустя мать Клуэ и Ивонна отправились в Тампль с бельем
и вернулись с приятными новостями.

"Подумать только!" - воскликнула Ивонна. - Барелль говорит, что гражданина Кудера
никто не видел с Десятого Термидора! Как он был одним из Робеспьера
самые надежные шпионы, он, несомненно, считал себя едва ли безопасным для вас
знаю, что они сейчас сажать всех, кто был связан с Робеспьером.
Вероятно, он еще какое-то время будет скрываться!

И вот однажды Жан вернулся в таверну в надежде снова заняться
свои обязанности как помощник, и, таким образом, имея в курсе дел
маленький король. Но Пьер Лефевр был сюрприз для него. Он обнаружил
к своему сильному огорчению, что его место заняла крупная, толстая
пожилая женщина, некая матушка Матье, о помощи которой папаша Лефевр заявил
он нашел это более удовлетворительным, чем когда-либо у Джин.

"Она стремится к своей работе, у мамы Матье!" - настаивал Пьер Лефевр на
разочарованный мальчик. "Она не проспать половину своего времени за
счетчик, как ты, маленькая обезьянка! И хотя она не умеет свистеть, и
станцуйте карманьолу на столах, и она слишком много балуется
нюхательный табак, мне он больше подходит!" Жан отвернулся, смущенный, но все же улыбающийся
вопреки себе, абсурдной фантазии о ковыляющей матушке Матье
танцующей Карманьолу на ресторанном столе! Уходя, он
столкнулся в дверях с дородной фигурой мужчины, спешащего в таверну
и узнал Кэрона, повара кухни Темпл-Тауэр. И вот тут
ему повезло, ведь если бы ему не сказали "найти Кэрон"!
И в последнее время он ломал голову, пытаясь представить, как это могло бы быть
выполнена. Но он не хотел, чтобы посторонние представьте себе, что у него
бизнес с кухаркой, поэтому ограничился лишь приветствием.

"Здравствуй, незнакомка!" - воскликнул радушный Кэрон. "Я никогда не ожидал
снова вы! Но я полагаю, вы были помилованы после десятой
Термидор. Но Консьержери дал вам такой вкус для тюрем что ты должна быть всегда рядом?" - и он крепко сжал руку Джины тепло.
"Я хотел посмотреть, примет ли меня отец Лефевр обратно", - объяснил удрученный мальчик. "потому что я, должно быть, зарабатываю деньги, и мне здесь понравилось. Но он меня не получит".
"Это плохо!" - посочувствовал Кэрон. "Но не унывай! Могут быть и другие
вещи!" И он повернулся и вышел вместе с мальчиком. Один раз в
улица, однако, он схватил руку Жана. "Вы когда-нибудь заставляли _find
me_?" прошептал он."Да!" - ответил Жан. "De Batz! Мы были в тюрьме и сбежали
вместе! "Найди Кэрона"! были его прощальные слова!
"Я так и думал!" - сказал Кэрон. - Он уже многое рассказал мне о вас и о том, как вы были и еще будете полезны нам. Нам повезло, что мы встретились только что. Сейчас, потому что я редко выхожу из дома, и ты не смог бы добраться до меня в Храме. Сейчас Я собираюсь тебе кое-что сказать. Хорошо, что отец Лефевр не примет тебя обратно, потому что у меня есть для тебя место прямо в Башне.Как бы тебе понравилось быть судомойкой и помогать мне на кухне! Я
потерял своего помощника, и с тех пор всю грязную работу выполняю я.
Платят не очень хорошо, всего пять франков в неделю, но это уже что-то.
Кроме того, самое важное в этом то, что _ ты будешь в
Башне храма_! Конечно, Жан не мог себе представить, что откажется от такого
предложения, которое превзошло все его самые большие надежды.
"О, гражданин Карон, когда я могу прийти?" воскликнул он.
"О, я должен сначала поговорить с Советом, который затем назначит вас, если
сочтет нужным. Но не бойтесь! Я имею значительное влияние на власть имущих.
и я почти наверняка могу поручиться, что это место будет принадлежать
вам. Приходите через неделю." На этой неделе, казалось, самая длинная джинсовая никогда не проводил, даже не исключая унылые дни в тюрьме Консьержери.По истечении этого времени он разыскал Кэрон, которая согласилась
встретиться с ним у отца Лефевра. -"Все в порядке!" - сказал Кэрон, как только они встретились. "У меня были некоторые проблемы в
во-первых, потому, что вас когда-то "подозревали" и посадили в тюрьму. Но я
заверил их, что это безосновательно и было делом рук того самого
подлого Ла Сури, который сам скрывается, чтобы спасти свою шкуру. Они сделали это. могу вам сказать, что колебались они недолго! Так что теперь пойдем со мной, и я покажу вам первое, что вы должны делать".
Так Жан получил допуск в башню Темпл, что он
фактически стал обычным заключенным, возвращаясь домой на Лилльскую улицу только раз в неделю. Вскоре он познакомился с Лораном, и пробыл там недолго.
обнаружив, что каким бы добрым и гуманным ни был новый хранитель короля, он
был не только преданным республиканцем, но и строго добросовестным в
исполнении обязанностей, возложенных на него Республикой, и будет
не одобряет никаких планов побега своего подопечного.
Среди обязанностей Жан заключалась в том, что перевозить до башни номере
в плену у еды два раза в день. У двери Лоран забирал у него
поднос, но он часто замечал мальчика в соседней комнате.
Когда это случилось в первый раз, Жан едва мог поверить, что видит
правильно. Этот бледный, изможденный, вялый ребенок - маленький король его
бывший знакомый! Однако вскоре он услышал чистый приятный голос.
обратился с каким-то вопросом к Лорану, и тогда он узнал его.
идентичный голосу дофина в саду Тюильри. Но его
сердце еще больше потянулось к этой белой тени его бывшего розового
друга, и он заново посвятил себя служению обиженному ребенку.

Людовик XVII не узнал этого нового лица, появившегося в дверях. На самом деле он взял но небольшое уведомление лиц о нем сейчас, и более того, Жан
вытянулся на целый фут выше и разработали удивительно в два года
князь лишения свободы. И только сегодня Жан счел более
желательно, чтобы Луи Шарль не мог узнать его.
Много раз с тех пор, как он поступил на новую работу, Жан умолял Кэрона
рассказать ему, каков был последний план спасения заключенного короля. Но
Кэрон всегда отталкивал его этим замечанием:
- Не спрашивай пока, мой мальчик. Ситуация не в том состоянии, когда это возможно можно объяснить планы, но будьте уверены, что вы поможете,
и сам факт того, что вы нашли меня и получили эту должность, повлиял на меня.
все это было учтено и является частью схемы. Вы узнаете больше в
время! Итак, Жану пришлось вложить свою душу в терпение.
Когда Лоран пробыл в Тауэре около четырех месяцев, он начал страдать
от той же сдержанности, которая в конце концов покорила Саймона, - он был
смертельно утомлен своим практическим заключением. Поэтому он обратился в Конвент за помощью в поисках коллеги, который разделял бы его обязанности и сменял его через установленные промежутки времени. Конвент рассмотрел его просьбу и, наконец, назначил ему компаньона.
Этот коллега, гражданин Гомин по имени, был невысоким, робким, тихим человеком лет около сорока, хотя выглядел намного старше. Он был совсем не доволен назначается этот долг, но он не посмел отказать, чтобы он не стал
объектом подозрений. Он был очень умеренный в своих суждениях, опираясь
ни в Республиканскую, ни роялистом стороны. И быть умеренным в те дни
считалось почти таким же плохим, как быть заклятым врагом
Французской Республики!
Его сердце, однако, давно возмущалось несправедливым заключением в тюрьму
королевских детей, и он сразу завоевал любовь маленького короля,
принеся ему в подарок четыре пышно цветущих растения в горшках. Ребенок
был почти вне себя от восторга при виде них. Он поцеловал их,
погладил их, осмотрел каждый цветок в отдельности, а затем отложил в сторону
три самых красивых, он сказал Гомину:"Отнеси это моей матери, пожалуйста!" Бедный Гомин собрал их и , не говоря ни слова, унес из комнаты. И Луи Шарль весь этот день улыбался про себя , думая о том удовольствии, которое он доставил своей матери.Кто скажет, что Мария-Антуанетта, глядя сверху вниз на своего маленького сына из того, другого мира, тоже не улыбалась и не благословляла его в своем сердце!

Так прошло несколько месяцев, пока однажды ночью в январе 1795, так как Жан готовится вернуться домой на своей еженедельной поездки на Рю де Лилль, Карон положил руку на плечо мальчика.- Не возвращайся домой сегодня вечером, по крайней мере, попозже! прошептал он.- Почему нет? - удивленно спросила Джин.
"_ Потому что время пришло!_" - загадочно ответила Кэрон. Но Джин
поняла и ждала, затаив дыхание. Позже они вдвоем прошли
по пустынным улицам вокруг Темпла. Кэрон внезапно остановилась в
тени высокой стены и схватила Жана за руку.
"Ты действительно предана _him_?" спросил он вполголоса, указывая на
Башню."Да!" - тихо ответил мальчик в простой, но убедительной манере.
"Настолько, что ты готов рискнуть жизнью, свободой, всем ради
его дела?""Да!"
"Тогда пойдем со мной!" И Кэрон повела их по множеству извилистых,
полупустых улочек, пока, наконец, они не остановились перед маленькой
полуразрушенной лачугой в темном, неприглядном переулке. Кэрон постучала в дверь тремя необычными стуками, двумя громкими и одним тихим. Дверь открылась
Мгновение спустя невидимая рука, и кто-то потребовал:"Пароль!"
- Мария Антуанетта!_ - прошептала Кэрон. Голос ответил:
"_ И Людовик XVII!_ Войдите и замолчите!" Жан был невероятно озадачен.
выражение лица, но в своем молодом энтузиазме он жаждал приключений
любого рода, и то, что было связано с его самыми заветными надеждами, было тем более
заманчивым. Он вошел вместе с Кэрон, его сердце сильно билось. В полном
тьме они прошли через комнаты, видимо, пустой, всегда руководствуется
невидимый хозяин голоса. Потом они спустились по лестнице и стояли
в то, что Жан взял, чтобы быть в погреб. Здесь проводник зажег свечу и
наклонился, чтобы осмотреть пол. В неверном свете Жан различил только
, что это был мужчина, и что его лицо было скрыто черной маской, прикрывающей
глаза, нос и рот. Вскоре он нашел железное кольцо, поднял его,
тем самым подняв большой камень, и обнаружил другую лестницу,
уходящую далеко вниз, за пределы диапазона света.
"Не бойся!" - прошептала Кэрон.
"О, я нисколько не боюсь!" Жан заверил его, и, сказать по правде
, он был безмерно доволен собой! Затем проводник спустился, Джин
последовала за ним, а Кэрон вошла последней, закрыв за собой каменный вход
. Ориентируясь по маленькой свече, они ощупью спустились по лестнице
и прошли по проходу или туннелю, такому узкому, что даже Жан не мог идти
стоять в нем вертикально и не вытягивать руки далеко от себя. Туннель казался
бесконечным, и, более того, крошечные струйки воды стекали вниз по
его стенам через определенные промежутки времени. Жан обрадовался, когда они поднялись по другой лестнице и оказались в другом подвале. Этот, который он мог видеть, был намного больше первого и заполнен бочонками, очевидно, с
вином. Здесь их проводник снова остановил их.

"Надень это!", - приказал он, и дал им две маски похожи на его
собственные. Когда они были приведены в порядок, он велел им подняться по лестнице, затем сам повернулся и пошел обратно по туннелю, его обязанностью было привратник. Ведомые Кэрон, они поднялись наверх и постучали в тяжелую дверь на самом верху.- Пароль! - потребовал другой голос. Вопрос был задан, и на него был дан ответ, как и прежде, и внезапно они оказались в ярко освещенной комнате. Настолько ослепительным был яркий свет после темноты, через которую они путешествовали, что Жан на мгновение почти
ослеп. Когда это ощущение прошло, он увидел, что они находятся в большой
комнате, обставленной стульями и массивным столом в центре. Повсюду были видны свидетельства богатого вкуса в отделке, и квартира, несомненно, была
в обители огромного богатства. За столом сидело от двадцати до
двадцати пяти человек, все в таких же масках, как и они сами. Во главе стола сидел лидер, который обернулся при их появлении.
"Добро пожаловать, - сказал он, - и садитесь!" Жан и Анна поставили себя в
два пустующих кресла. Несколько минут никто не говорил. Затем мужчину в
выросла голова. -"Братья, - начал он, - поскольку мы все здесь, не будем больше откладывать с открытием нашего собрания. Снимите маски!" По этой команде все маски были сняты кроме маски лидера, которую он продолжал носить на протяжении всего боя. сеанс. Жан огляделся в полном изумлении, Что все это значит? Здесь были Барелль, Менье, Ганье, бывший повар в Тауэре,
Дебьерн, комиссар, который всегда приносил Луи Шарлю игрушку
всякий раз, когда навещал его, и множество других людей, которых он знал совсем немного.
Однако самым удивительным из всех был барон де Бац, сидевший прямо
напротив за столом, который ласково кивнул в знак приветствия
мальчику. Главарь в маске огляделся, и его взгляд упал на Джин.

"Среди нас есть странное лицо! Кто несет ответственность за этого
незнакомца?" Кэрон поднялась.

- Это я его привел. Его зовут Жан Доминик Метто, он мой помощник
на кухне. Он преданный друг маленького короля, и
тот, кто сможет оказать нам ценную услугу. Я ручаюсь за него!"

"И я тоже!" - тихо сказал барон де Бац с другой стороны стола.


"Тогда пусть он принесет присягу!" - ответил лидер. Последовавшая за этим церемония
была любопытной. Вся компания встала, и Жана попросили встать
на стол. Ему помогал вожак, который держал в руке зажженную
свечу.

"Мы - Братство освобождения!" - объявил человек в маске. "Наши
единственная цель, и объект, чтобы освободить Людовика XVII из его мрачный, жестокий и
несправедливого плена и вывезти его из страны или каким-место
безопасность. Ради этого мы поклялись посвятить наши жизни! Поскольку вы хотите
присоединиться к нам, вы должны согласиться на то, чтобы вас заклеймили знаком нашего Ордена.
Если ты дрогнешь при клеймении, ты недостоин быть допущенным к нам.
 Жан Доминик Метто, протяни левую руку ладонью вниз! Жан
подчинился. Вождь поднес к нему пламя свечи. Тот
первым побуждением боя было отпрянуть, но он стиснул зубы и
вытерпел до конца то, что казалось ему невыразимой пыткой. Наконец
главарь убрал свечу.

"Ты выдержал испытание храбро и хорошо! Теперь ты примешь клятву
верности вместе с остальными. Подними свою заклейменную руку!" Жан поднял свою
обожженную ладонь, и каждый мужчина в комнате поднял открытую левую руку. На
ладони каждого был небольшой шрам, сделанный, очевидно, одним и тем же способом.
Лидер тоже поднял руку, и все они громко повторили кредо
своей группы:

"Нашими заклейменными руками мы клянемся посвятить наши жизни и все, что нам дорого
делу освобождения Людовика XVII из его плена. Мы также
клянемся, что до конца наших дней мы никогда не раскроем эти секреты,
кроме как с разрешения всей группы!" Когда это закончилось, они
за их руки и возобновил свои места, и Жан помог от
таблица. Барелль наложил ему успокаивающие мази и перевязал
раненую руку, и дело встречи пошло своим чередом.

В ту ночь Жан многому научился. Прежде всего, он понял, что
существовал определенный заговор с целью освобождения маленького короля, - заговор не
ограниченный несколькими рассеянными душами, еще не лишенными человечности, но
организованный и поддерживаемый некоторыми высокопоставленными лицами, которые, однако
предпочел бы, чтобы их личность оставалась неизвестной. Детали схемы
еще не были полностью проработаны. Но в общих чертах идея заключалась в том, чтобы
похитить Людовика XVII, спрятать его на некоторое время в неиспользуемой верхней части
Темпла и заменить его каким-нибудь ребенком, похожим на него, который
они доставляли в одну из больниц ребенка, настолько больного, что он
по всем причинам не мог прожить очень долго. После смерти этого больного ребенка
было бы официально объявлено, что Людовика XVII больше нет, и тогда
настоящего мальчика можно было бы забрать, не очень опасаясь разоблачения.

Однако многое в настоящее время стояло на пути к успеху.
Во-первых, Лоран был ярым республиканцем и слишком добросовестным.
чтобы согласиться закрыть глаза на такой план. Гомін еще колебался, но его
сочувствие, вероятно, скоро будет получена. Затем больного ребенка должны быть
закуплено и переправлено в башню. Ни один ребенок еще не был обнаружен
который был достаточно похож на Луи Шарля, хотя Сентанак, хирург из
Общества, ежедневно обходил больницы, чтобы найти такого. Это
было ужасно трудным, немыслимо опасным предприятием, поскольку это
означало бы, что жизни всех, если бы их обнаружили, и, несомненно,
верную смерть того, кого они пытались спасти. И все же все были полны энтузиазма,
надежды! Встреча рассталась с возобновлением их
присягу на верность, и они были уволены таким же способом, что они
приходите, через туннель и в лачуге, в переулке.

Когда они вышли на улицу, Кэрон рассказала Жану еще о нескольких предметах, представляющих
интерес. Дом, в котором они встретились, принадлежал маркизу де Фенуйлю,
ярому роялисту. Именно маркиз был ответственен за
назначение Гомина, которого, как он надеялся, обратят на сторону дела.
Карон сказал, что уверен, что именно маркиз руководил встречей в ту ночь.
ночью. У них были разные лидеры, которые всегда оставались в масках, тем самым
избегая абсолютного признания, поскольку они часто были людьми, занимающими видное положение в
Республиканской власти. Даже ходили слухи, что великий Баррас
иногда за этой маской скрывался он сам. Также намекали, что Баррас
был втайне заинтересован в том, чтобы маленького принца перевезли в отдаленное
безопасное место. Но об этих вещах открыто не говорили.

В тот вечер Жан отправился домой, чтобы залечить раненую руку, с кружащейся головой
, но с огромной надеждой и благодарностью в сердце!




ЛА СУРИС ВСТРЕТИЛ ДОСТОЙНУЮ ПАРУ




ГЛАВА XV

ЛА СУРИС ВСТРЕТИЛ ДОСТОЙНУЮ ПАРУ


Прошло полтора месяца. Жан регулярно посещал собрания
Братства, и во всей этой компании не было более активного и
увлеченный работник, чем этот самый молодой член лиги. К
середине марта было выполнено многое, и грубые детали
сюжет приближался к совершенству.

Во-первых, хирург Сентанак наконец обнаружил ребенка,
страдающего безнадежной, неизлечимой болезнью и настолько похожего на маленького
принца, насколько можно пожелать человеку, находящемуся на грани смерти. Проблема контрабанды
его в Тауэр должна была быть решена таким образом. Когда гражданка Клуэ
вошла с корзиной чистого белья, больного ребенка нужно было спрятать.
внизу. День, выбранный для этого, конечно, должен быть таким, когда
дежурными муниципалами были в основном члены Братства, и
таким образом, осмотр корзины мог быть намеренно поспешным и
неполным. Тогда ребенок будет спрятан в верхней кладовка, до
благоприятная возможность встретиться с ним поменялись местами с королем.

Эта возможность была не за горами, поскольку Лоран намекнул некоторым из
муниципальных чиновников, что он собирается уйти с поста хранителя
королевского ребенка. Его мать недавно умерла, семейные дела были неотложными,
и, несмотря на свою настоящую привязанность к мальчику, он чувствовал, что выполнил
свой долг и что пришло время его убрать. Его преемник, некий
человек по имени гражданин Ласне, был убежденным республиканцем, но это не беспокоило Братство
, поскольку они планировали, что фальшивый король должен быть
обменен на настоящего до его прибытия.

Общество добилось еще одного важнейшего момента. Гомин
наконец-то перестал колебаться и решительно выступил за правое дело.
Муниципал Дебьерн, мастер игрушек, был ответственен за это. Длинный и
трудными были его дискуссии, спокойными и умелыми были его манипуляции с
впечатлительным Гомином, пока, наконец, вдохновленный как Дебьерном, так и
влияние и его собственное очень искреннее сочувствие к своему жалкому маленькому подопечному,
он уступил. Он был вынесен на заседание Братства, фирменная и
приведен к присяге, и причина была все закрыто.

Велико было ликование в ночь посвящения Гомина в Братство
в честь этого
важнейшего события был устроен грандиозный пир. Восторгу Жана не было предела, и он получил
стоило больших усилий сдержать бурлящее настроение, когда он услышал новость
это значительно охладило его пыл. Ему рассказала Кэрон. Это произошло
просочилось, что Ла Сурис снова разгуливает так, как будто ему не может угрожать никакой вред
! После того, как он исчез на много месяцев, ему удалось
втереться в доверие к кому-то из высокопоставленных лиц, вероятно,
к второстепенному лидеру Конвента Ла Ревейер-Лепо, и он был
снова рассчитывая возобновить свои обязанности муниципального служащего Башни.

"Берегись!" - предупредила Кэрон. "Особенно ты ему приглянулась, Джин! Он
не могу вам навредить лично для вас под защитой
Братство. Твое место здесь безопасное. Но он может быть смерть
весь сюжет, если мы не будем осторожны!"

"Я буду следить за ним, как кошка!" - заявил противно мальчик. "Я буду держать его
в поле зрения каждую минуту время он находится в башне. Поверь мне! Но, о,
_ почему_ он должен был вернуться?

Наконец-то был назначен день для первого великого хода. В
вечер, двадцать шестого марта, Saintanac подъехал в плотно
закрытые каретки до двери гражданочка Клуэ это. Никто не был готов его увидеть
носить в дом молодой мальчик, лет десяти, отчаянно болен и наполовину
бредит. Этот ребенок, какой-то безымянный беспризорник из одной из благотворительных
больниц, имел поразительное, жуткое сходство с маленьким пленником из
Башни.

Хирург вводят в него большую дозу опиума, которые поставили бы его
глубоким сном на протяжении многих часов, и оставила его на попечение матери
Клуэ. Конечно, она и Ивонн обе участвовали в заговоре, хотя так и было
не было сочтено необходимым, чтобы они стали приведенными к присяге и заклейменными
участниками, поскольку Джин поручилась за них. На следующее утро они упаковали
ребенка без сознания кладут в огромную корзину для белья, аккуратно раскладывая
белье так, чтобы он не задохнулся. Затем, с бьющимися сердцами и
собравшись с духом до предела, они вызвали такси, погрузили в него свою
тяжелую ношу и повезли в Храм.

- Мама, мама! - ахнула Ивонна, прижимая руки к сердцу, чтобы
унять ужасный стук. - что будет, если Ла Сурис там?
и будет настаивать на осмотре корзины?

"Доверься Богу, малышка!" - ответила мать Клуэ. "Наше дело правое.
Наше дело едино и милосердно. Он не допустит, чтобы оно потерпело неудачу! Повтори молитву за
те, кто в опасности, дитя мое! Губы Ивонны тихо зашевелились, и едва она успела произнести
"Аминь!", как карета остановилась во внешнем дворе.
двор.

Предчувствия Ивонны были совершенно верны! К их ужасу и
отчаянию, первое лицо, которое они увидели, войдя с корзиной, было
хитрое, злое, подозрительное лицо Ла Суриса! Его маленькие крысиные
глазки блестели из-под почти безволосых бровей, а похожие на когти руки
нервно подергивались, когда он потянулся к корзинке. Дебьерн и Менье
также подошли и начали переворачивать свежевыглаженное белье.

"Держитесь крепче, друзья! Я займусь этим!" - рявкнул Ла Сурис. "Можете быть уверены".
посмотрите и убедитесь, что я делаю это тщательно!"

Ивонн и мер Клуэ чуть не упала в обморок от ужаса, но они
их зубы и терпел мужественно. Все дрожали от отчаяния, даже самый
стойкий человек в группе, но они не осмеливались произнести ни единого слова
протеста. Слой за слоем снимал Ла Сурис, тщательно вытряхивая каждый.
Аккуратно поднося к свету. Операция казалась
бесконечной, а напряженное ожидание невыносимым! Наконец все, кроме
последний слой был снят. Ничего, кроме этого, и простыни, прикрытой
тело спрятанного ребенка. О, неужели не было ничего, что могло бы
остановить эту ужасную руку!

Как раз в этот момент из кухни через двор вышел
Жан, неся в руках огромную миску супа для завтрака
солдат в Башне. Чтобы отнести это в караульное помещение, где подавалась еда
, ему пришлось пройти прямо через группу, собравшуюся
у двери. Он хорошо знал значение этих побледневших лиц, этих
безнадежных, отчаявшихся глаз, но он медленно прошел мимо них, не обращая внимания
знак узнавания.

Ла Сурис стоял на коленях перед корзинкой, рассматривая на свет подушечку
, когда Жан прошел прямо за ним. С нарочитой
небрежностью мальчик намеренно споткнулся о ногу мужчины, потерял свою
хватку за огромную супницу и умело сумел вылить всю
дымящееся содержимое на спине ничего не подозревающего муниципального служащего! С
отвратительным воплем Ла Сури выронил скатерть и вскочил на ноги.

"О! Пардон! пардон, гражданин! Это был несчастный случай! - взвизгнула Джин.
изобразив хорошо притворный испуг, она пронеслась мимо него во двор.
Ла Сурис, взбешенный волдырями на его спине и вне себя от ярости
на виновника, бросился за ним, желая только одного - схватить
проворного парня. Они летели круг за кругом, Жан пригибался, сгибался и уклонялся
с мастерством опытного парижского гамина, в то время как солдаты
собрались вокруг, смеясь и аплодируя забегу. Ла Сурис тяжело дышал и
вопил, требуя мести, но ему было не тягаться с этим проворным парнем, и он
наконец остановился, измученный этимс физической нагрузке и его вполне реальной боли.

"Позовите врача!" он стонал. "Я не пяди шкуркой
моя спина!" Джин, хитрый, был первым и самым ярым, спешить на
эту команду, и принести в храм хирург. Ла Сури, потерявший сознание от
страданий, был доставлен к себе домой на такси, совершенно забыв о
корзине, которую уже давно тихо и с благодарностью убрали.
Во время волнения и шума, когда все бросились во двор
свидетелем погони, больной ребенок был снесен на чердак и
спрятана в давно неиспользуемом, наполовину заколоченном чулане. Корзина была
возвращена матери Клуэ, и на данный момент участок был в безопасности благодаря
своевременному вмешательству Жана. Он был героем в тот вечер в
братство, и тщательно ли он наслаждаться этой почетной должности.

"Но ты понятия не имеешь, - заявил он, - как мы с Кэрон трудились, чтобы добиться этого"
суп подогрели до нужной температуры кипения! Я смотрел в окно,
когда я не зубрежка древесина в огне, и я, конечно, подумал Ла
Мыши бы все из той корзины, прежде чем он был готов! IT
это Кэрон придумала суп!

"Да, но никто не смог бы приготовить его так хорошо, как Джин!" - настаивала
восхищенная Кэрон. "Кто мог подумать, что Ла Сури станет просто
этот день! Сам дьявол, должно быть, побудило его! Ну, он вышел из
теперь какое-то заклятие, и это милость!"

Все это время маленький король в плену жила в полном невежестве.
что есть такая вещь, как сюжет для его побега. Релиз
что-то он давно поставил крест. Иногда даже его
детскому разуму казалось, что только смерть может освободить его от его
долгое тюремное заключение. Он был опечален мыслью о приближающемся отъезде Лорана
, потому что он начал испытывать настоящую привязанность к
этому первому доброму человеку, который появился в его жизни за многие утомительные месяцы.
Он боялся думать, кто мог бы занять его место, хотя Гомін еще
быть там. Но Гомін приходилось отдавать большую часть своего времени с сестрой на
этажом выше.

Ночью двадцать девятого марта Лоран нежно попрощался с
Луи Шарлем. Когда дверь за ним наконец закрылась, мальчик бросился
на кровать в сильном приступе рыданий. Именно здесь Гомин
нашел его, когда он вернулся позже со своим ужином. Сам Гомин был
нервный, возбужденный и не в своей тарелке, поскольку это было назначенное время для
второго великого шага в плане освобождения. От него на этот раз
зависел успех!

Какое-то время ребенок отказывался что-либо есть. Этот проблемных Гомін
сверх меры, для него было важно, что еда должна быть съедена,
поскольку он был сильно надышался опиумом. Ничто не может быть хорошо
достигнуто, если мальчик были без сознания. Наконец,
пожалуйста, надзиратель, Луи Шарль проглотили пищу, хотя это почти
душил его.

"Почему мне так хочется спать?" вскоре спросил он. "Еще не время ложиться"
"спать!"

"Ты измучил себя плачем", - ответил Гомин. - Тебе следовало бы
лучше позволить мне сразу уложить тебя в постель. Мальчик подчинился, его веки
с каждым мгновением опускались все больше и больше, и, прежде чем он успел наполовину раздеться, он
погрузился в тяжелый сон. Но Гомин не стал укладывать его в постель.
напротив, он завернул его в большую шаль и, открыв дверь,
сделал знак кому-то снаружи.

Вошли Барелль и Дебьерн с огромной корзиной, которая сначала показалась
пустой. Однако, когда дверь закрылась, они убрали фальшивое дно,
и там лежал больной ребенок спит спокойно, но не усыпили. Быстро
был сделан флэш-изменения. Незнакомый мальчик лежал в кровати маленького короля
, одетый в мантию и шапочку самого короля, а Людовик XVII был помещен
на дно корзины. Фальшивое дно было снова установлено, и
оставшееся пространство было завалено всяким хламом, который
накопился за время пребывания Лорана.

Когда корзина была наполнена, двое муниципальных служащих отнесли ее наверх,
сказав окликнувшим их часовым, что они собираются отнести
в чулан весь старый грузовик, который Лоран оставил после себя,
чтобы очистить территорию для Ласне. Часовые после поспешного
осмотра пропустили их без проблем. Чердак Башни представлял собой
обширное пространство, более чем наполовину заполненное всевозможным хламом
предметами, которые могли скопиться за прошедшее столетие. Здесь они
выгребли мусор из корзины и вытащили мальчика. Подойдя к
деревянной перегородке, они тихонько постучали, на манер
Братства.

"Ладно!" - прошептал знакомый голос сзади, и на удаление
появились борту курчавой голове Жана.

"Силы его!", сказал он. С неимоверным трудом им удалось
выжать бессознательное ребенка через маленькое отверстие. За
раздел крошечное пространство не больше чем на шесть или семь футов в любом
направление. В этом пространстве на полу лежал матрас, и больше ничего.
 Джин положила мальчика на матрас, укрыла его и крикнула еще раз:
"Все в порядке!" Двое мужчин поставили доску на место, и никто
не заподозрил бы ни того, что за ней было свободное место, ни того, что
содержалось в этом пространстве. Затем они покинули чердачную комнату, радуясь тому, что
успех второй большой шаг, и Жан остался один на один с его
бесплатно.

Всю ночь он сидел у кровати наблюдая. Но наступило утро и не было
ошибка. Наркотик все еще держал мальчика мертвящей хваткой. Жан съел
свой завтрак, состоявший из половины буханки хлеба, и запил его кувшином
воды. Затем он продолжил дежурство. Пришел около полудня маленький король
для себя, но так смертельно болен был он от действия опия,
что он заметил, ни его окружение изменилось, ни его спутница для
много часов. Тем временем Жан нежно ухаживал за ним и заставлял его
глотать целебную сквозняков, которые были оставлены для этой цели
Saintanac. К ночи Луи Чарльз выздоровел достаточно себя
осознавать какие-то радикальные изменения в его окружении.

"Почему так темно?" - спросил он. "А кто ты такой?" Затем Жан положил свою
обняв мальчика, и прошептал вся эта история ему на ухо.

"Я Жан, - закончил он, - который полюбил тебя с тех пор, как впервые увидел тебя в
твоем маленьком саду в Тюильри! Неужели ты мне не доверяешь?" Какое-то время
казалось, что ребенок с трудом может все это осознать. Новость была
так неожиданно, так странно! Это было слишком прекрасно! Это было не убеждение, что
он должен быть свободен наконец, и что его давно потерянный друг должен быть один
из главных актеров в том, что схема выхода! Но что-то еще
беспокоило его.

"А что с моей матерью, сестрой и тетей?" спросил он. "Их тоже отпустят со мной?
Я не хочу уезжать, если они останутся!" - спросил он. "Их тоже отпустят со мной?" Жан помолчал
мгновение. Что он должен был ответить? Но еще не пришло время открыть
всю правду этому любящему ребенку.

"Они тоже будут в безопасности!" - ответил он. И удовлетворенный этим,
малыш положил голову на плечо Жана и долго и тихо плакал.
От избытка радости.

Следующие несколько дней Жан прятался с мальчиком. Предполагалось, что он
уехал в отпуск, поэтому в Тауэре его неявка была объяснена
таким образом. За это время он предупредил Луи Шарля, что его
положение ужасно опасно и что он должен всегда вести себя абсолютно
тихо и не бояться, если его оставят одного, потому что он, Жан,
я не могла быть с ним все время. После его ужасных шести месяцев
одиночество, тем не менее, эта новая вылета было мало террор для мальчика, так
привыкший к страданиям. Он радостно обещал сделать все, что требовалось от
его.

"Как вы думаете, долго ли это будет?" он спросил.

"Я не могу сказать, - ответил Жан, - но до тех пор, пока этот бедняга в
твоем доме внизу остается жив. И, видит бог, это ненадолго.
судя по описанию, которое они дают о нем! " Луи был искренне
заинтересован своим коллегой и сочувствовал ему.

"Не растрачивай на него много сочувствия, дорогой друг", - сказал Жан. "Он уже давно".
Он даже не подозревает, что страдает, и смерть будет для него также
долгожданное освобождение. Будьте также уверены, что здесь за ним ухаживают лучше,
чем в благотворительной больнице! Но теперь я должен идти. Будьте спокойны и
довольны, и не бойтесь! Я приду к вам снова, как только это будет возможно
. Пока что здесь есть еда и питье на два дня. Adieu!" И
каким-то необъяснимым образом Жан выбрался из абсурдно маленького
отверстия и закрыл за собой доску.

Почти два с половиной месяца Луи Шарль прятался на вершине Башни
, ожидая, пока больной ребенок внизу сможет перевести дух.
Последние. В течение этого времени Джин была его частой спутницей, и единственной
. Мальчик изо всех сил старался развлечь одинокого маленького узника, рассказывая
ему длинные истории о Муффле, Ивонне, доброй маме Клуэ, а также
о его собственном заключении в Консьержери и о его замечательном побеге
. Зрение росли двое детей как сыч в этой
полу-тьма, и они нашли через некоторое время, чтобы они могли видеть друг
друга очень хорошо. Однажды, после того, как они пообщались долгое время
и впал в молчание, Луи Шарль вдруг спросил свою спутницу какие
день месяца было.

"Третьего мая 1795 года", - ответил Жан, ничего не подозревая. Луи был спокойным
какое-то время, видимо, борясь с какой-то мыслью или наполовину призрачны
воспоминание. Вскоре вспышка радости озарила его лицо.

"Почему?! значит, у моей тети Элизабет день рождения! Как бы я хотел пойти к
ней и поздравить! Но, полагаю моя мать
не забудьте сделать это для меня!"

"Да, да!", вернулся Жан, но слова почти душили его, и он мог
думаю, больше нечего сказать. Что-то про его действия вызвали его
подозрения товарища. Накинуться на него прямо, Луи Шарль потребовал:

"Расскажи мне все о моей матери!" Жан почувствовал, что наконец-то пришло время
, когда больше не было смысла скрывать факты. Собрав
все свое мужество, он тихо ответил:

"Она мертва!"

"А моя тетя?"

"Она тоже мертва!"

"А моя сестра?" продолжал неумолимый голос.

"Она жива и в безопасности здесь, в Башне!" На мгновение удар показался
слишком сильным. Пораженный ребенок сидел, почти оглушенный. Затем
катехизис возобновился.

"Как давно умерла моя мать?"

"Полтора года!"

"А моя тетя?"

"Всего один год!"

"И они мне никогда не говорили?"

"У них не хватило духу!" - мягко сказал Жан. Этот ответ растопил
лед горя малыша. К его облегчению, навернулись слезы, и он бросился
на кровать, тихо всхлипывая. Борьба была долгой и жестокой,
и Джин оставила его наедине с его священным горем, не тронутым. Когда
буря рыданий утихла и слезы иссякли, Жан взял его на свои
большие, мускулистые руки и утешил его почти так, как утешают уставшего ребенка.
Затем, чтобы отвлечь его мысли на некоторое время, он рассказал ему обо всем, что пережил.
в ночь своего первого визита в Братство освобождения, для
это ему было позволено делать, если он хотел. Интерес ребенка был
сначала вялым, но постепенно становился все сильнее по мере развития рассказа. Когда
Жан рассказал, как он был заклеймен и приведен к присяге в круге, Луи
взял в свои руки заклейменную ладонь старшего мальчика.

"И ты прошел через все это ради меня?" - удивленно произнес он. - Тогда я...
никогда, никогда не забуду тебя, и я всегда буду любить тебя, как любил бы своего собственного
брата! Наклонившись, он наклонил голову и коснулся шрама своими
нежными губами!

За всю свою жизнь Жан никогда не забывал этого момента!