Верность

— Федор Васильевич, ну сколько можно пить! Пора и завязывать с этим делом! — Ангелина не переставала укорять его, одновременно моя посуду в раковине.

— Тяжко мне, Ангелина Семеновна. Как только один остаюсь, так совсем невмоготу. А с этим делом хоть забыться можно. — мужчина подпер кулаком лохматую, давно не мытую голову.

Он сидел за кухонным столом, заставленном грязными тарелками, бокалами, стаканами. В тумбочке под мойкой громоздилась целая батарея пустых бутылок. Башка гудела и руки дрожали от постоянного употребления спиртного. Хотелось поправить здоровье, но ничего не осталось после вчерашнего.

— Зря, такой мужчина пропадает! Я же вас давно знаю и уважаю!

— Еще скажите, что любите?

— Может и люблю, болван вы бесчувственный!

— А замуж за меня пойдете?

— Если пить бросите, то почему бы и нет.

Вот уже почти год, как его любимая супруга отошла в мир иной! Жили они хорошо, да и любили друг друга по настоящему. Долго не могли родить ребенка. И вот, когда она забеременела, случилась другая беда. Злокачественная раковая опухоль не дала счастья стать родителями пухлощекого малыша.

Лечение не помогло. Федор остался совсем один на всем белом свете. Мужчина не выдержал одиночества и сорвался в глухой штопор. Пришлось распрощаться с престижной работой, где был на хорошем счету. Растаяли накопления, стали пропадать вещи из квартиры. Он может потерял бы и жильё, если бы не соседка по площадке.

Несколько раз в неделю Ангелина заходила к нему. Наводила порядок, мыла посуду, пыталась остановить пьянку. Сначала делала это из жалости, потом почувствовала, что привязалась к мужчине. Может, это была материнская любовь? Кто знает?

А он тоже понемногу стал привязываться к женщине, старался быть в трезвом виде, когда она убиралась в квартире. Нравился мягкий бархатистый голос, который чаще ругал его, чем хвалил. Нравилось смотреть, как она двигается, делая уборку. Да многое в ней притягивало его как магнит.
Временами даже казалось, что его супруга вернулась, когда наблюдал за ловкими движениями Ангелины. Любое дело спорилось у нее в руках.

И пусть они были совершенно разные по комплекции и характеру. Его Настена была крупной и мягкой, а эта колючей и небольшого роста. Но что-то было общее.

— Может и правда жениться? — мелькнула в голове коварная мысль.

И тут же почувствовал, как бледнеет лицо, все тело наливается яростью, руки начинают дрожать все сильнее. Это была злость не на Ангелину, а на самого себя. За свое безволие, минутную слабость, желание почувствовать рядом с собой другую женщину. Он же клялся, что будет любить свою Настю вечно. А пить он бросит, обязательно завяжет с этой вредной привычкой. Тем более, последним наказом любимой была просьба, жить за двоих полной жизнью.

Федор сцепил дрожащие пальцы в замок, низко наклонил голову и, каким-то хриплым, не своим голосом, попросил оставить его в одиночестве.