Яблоко

Поздним вечером, март на исходе,
вольным воздухом опьянены,
двое беглых, пять дней на свободе,
вышли из лесу с той стороны,

где раскинулся дачный посёлок,
сонный, тёмный, почти что пустой,
знать не знавший, что чья-то неволя
для него обернётся бедой.

Страх погони прикладом по спинам
гнал вперёд - по ночам, по лесам,
по болотам, по мёрзлым  трясинам -
по безлюдным голодным местам.

Голод впился стальною «колючкой»
и толкает в деревни, к домам.               
Аж до звона в ушах, до отключки
страх и голод рвут напополам.

Оборвались в пути, отощали,
задубели, по снегу бредя.
С тяжким присвистом хрипло дышали,
в мирно спящий посёлок входя.

За заборами тёмные окна,
лязг цепи, перекличка собак,
да берёзы под ветром стонут.
Дела нет никому до бродяг.

Вот в окошке одном брезжит лучик,
и собаки не слышно в саду.
Здесь мы всё, что нам надо, получим:
ксивы, деньги, одежду, еду.

Постучали в окошко терраски
в рукавах наготове ножи.
 Баба дверь отворила с опаской.
- Эй, хозяйка, а где твой мужик?

Мы в дороге поиздержались -
с чистой совестью по домам!
Чем смогли вы бы нас поддержали,
денег, хлеба, одёжки бы нам.

И пальто уже с вешалки тянут
и матком: кто ж так польты кроит?               
Невдомёк молодому жигану,
что рукав-то к карману пришит.

Показался из двери хозяин
с костылём, протез не успеть,
и фасон у пальто не случаен -
нет руки, чтоб рукав тот надеть.

Фронтовик. Он в дверном проёме,
словно в раме — красив, высок.
Без руки, без ноги, бровь в суровом изломе...
Урка тихо повесил пальто на крючок.

За спиною отца, на кроватке,
спит ребёнок, девчушка лет двух,
разметались русые прядки,
чуть мерцает ночник-петух.

Старший урка вздохнул со стоном,
от ребёнка глаза отводя.
Вот такою была его Тоня
в дом далёком году, когда…

И сказал он: отец, мы всё видим.
Ты прости, мы сейчас уйдём.
Мы ж не суки, бойца не обидим.
Мне бы тоже - с женою, с дитём…

А хозяин кивнул супруге -
та метнулась к печи и в буфет.
Торопливо достала в испуге
хлеб, картошку и пару котлет.

Сорвала с верёвки стираный платочек,
всё сложила, будто бы в посылку.
И добавила сала шматочек
и початую водки бутылку.

Завязала, на мужа взглянула,
подала пришельцам узелочек
и отдельно на ладошке протянула
яблоко, надкусанное дочкой.

А наутро посёлок поднял бабий крик.
Искры в небо, как залп новогодний.
Дом сгоревший, и в луже старик
с финкой в сердце, в одном исподнем.

Взяли их,  далеко не ушли.
Схвачен был молодой с заточкой.
А у старшего в кармане нашли
яблоко, надкусанное дочкой.

                02.02.2024