Солнце встает с востока. 46. Колосовичи
Таня на кухне чистила картошку и, то ли потому, что картошка мелкая, то ли еще почему, во всяком случае, причина была, казалась неловкой: то картошка выпадет из рук, то нож.
Он в комнате с сыном играл в шахматы. Сыну шесть лет.
-По две картошки хватит? – спросила она через арку в стене между комнатой и кухней.
-Я думаю, что хватит.
-С детьми шесть человек. Двенадцать картошин. Десять. Все? – Таня сняла перчатки и, брезгливо бросив их в мойку, посмотрела на руки. Она дорожила своими руками. Но и ногами она тоже дорожила, и всем, что открыто для чужих глаз и что скрыто от них, но со скрытым была другая боль: как сделать так, чтоб соответствовать принятым представлениям о женской фигуре и так далее. Если говорить о последнем, то это, с одной стороны, почти ничего не стоило, так как в их семье была тотальная экономия на еде, а, с другой стороны, было ужасно дорого – все эти платьица, кофточки, блузки, а к ним сумочки и прочее. Она из тех жен, у которых все есть из одежды и обуви, зато пустой холодильник. – Теперь пускай варится.
Она поставила кастрюлю на плиту.
-Еще, - она открыла холодильник, - осталась курица. Они ведь не есть приедут. А завтра что-нибудь придумаем.
-Позвони. Где они едут? – сказал Витя.
-Где вы? Уже подъезжают. Витя, выйди: они не помнят, как заезжать во двор, - и выглянув в окно. – На улице темень. Возьми фонарик.
Она вошла в комнату. Таня худая, как змея, и красивая.
-Сейчас сделаю ход, - проронил Витя.
Витя, который до этого сидел на диване, встал. Это мужчина сорока лет, высокий, худой, узкие плечи, плоская грудь, тонкие ноги, что не соответствовало его образу жизни, в которой обязательно должен быть диван, а он не костлявый (но он не сильно и костлявый), а обрюзгший, мягкий и черты лица тоже мягкие, что невозможно, когда у тебя такая красивая и совершенно бесполезная в быту жена. Голова, как перевернутый треугольник. Витя совершенно лысый, и лысина прибавляет ему немного лба, притом, что он редко улыбается, создается впечатление, что он очень умный. Нос большой, широкий. Глаза близко к переносице. Губы мягкие, чувственные.
Хлопнула дверь. Затем послышался шум мотора и лязг тросов.
-Ну, что тут у вас? Кто выигрывает?
-Я выигрываю.
-Ты? Молодец.
У них трехкомнатная квартира на шестом этаже девятиэтажной панельки с большим двором и на нем продовольственным магазинчиком.
Витя вышел на улицу, когда Света и Игорь уже подъезжали. Они увидели его и остановились. «Между домами направо, и там второй подъезд», - сказал он. Те поехали. Он будто пошел за ними.
«Где он?» - спросила в пустоту Света, когда они уже были на месте.
На улице после душных комнат необычно свежо. Воздух смачивал, разлитой в нем водой, лицо, дразнил прохладой ноздри. С моря пахло солью. Витя не спешил возвращаться домой. У него возникло желание прогуляться вдоль улицы.
Уже в квартире.
-Где Витя?
-Был. И сказал, что идет за нами. А, вот и он.
Витя вошел в комнату. В комнате на диване сидели Игорь и дети.
Таня и Света были на кухне. «Ну, зачем столько, Светочка! - вяло, из вежливости заметила Таня, когда та начала выкладывать на стол колбасу, твердый сыр… - хватит с них и картошки. Вино! Вино можно».
-Что там в Киеве? – спросил Игоря Витя.
-Что, что! Около пяти начали обстреливать. Говорят, было семь взрывов. Я насчитал три. Все остальное, как у вас: очереди на заправках, очереди к банкоматам. У вас тоже… Кругом диверсанты. Одного задержали. Он рисовал знаки на асфальте флу-оресцентной краской. Что за знаки? Зачем? Почему именно этой краской?
-Другой не было, - Витя улыбнулся с грустью «за» всех умных евреев.
Игорь продолжал ему в тон:
-Фонари на улицах выключили, указатели начали снимать. Ну, разве не глупость.
-Глупость. Но это пройдет.
-Когда?
Они перешли на кухню. Разговор не получался. Причина понятная: Игорь самоуверенный в себе мужчина и Витя такой же, а надо, чтоб кто-то был глупым, чтоб дать время умному сказать, а не так, что тот не успел развить мысль, да, собственно, еще и не понял, что мысль, как в пику ему: вот, мол, мое мнение – «Да что же это такое, - думает умный, - не дают сказать» - и тут же: «Да, ну его. Лучше буду молчать».
-Ну, кто? Мальчики, наливайте вино, - и когда Витя разлил вино по рюмкам, Света добавила. – Выпьем. За что выпьем?
-За встречу, - предложила Таня. – Ну, ее, эту войну. Вы молодцы, что уезжаете, а мы… - и посмотрела на Витю, как на виновника ее «заключения», где заключение не только «привязанность» к дому, но и, вообще, она, как на привязи, и нет ей свободы.
-Игорь остается.
-Да Игорь остается. И остается нам с Витей только пить вино. Да, Витя?
Все выпили.
Свидетельство о публикации №224020401760