Глава 5

 Глава 5

Оставшиеся до отпуска дни пролетели незаметно.

— Мам, пошли в ягоды. Ну пошли в ягоды. Ну мам, ты же обещала... — Антон с самым несчастным видом смотрел как мать стирает бельё. Начались каникулы, и мальчишка, ошалев от свалившейся на него свободы, не знал, чем ему заняться. — Давай пойду развешу хоть.
 
— Не надо, таз тяжёлый, — улыбнулась Ната, разгибая уставшую спину.

— Тем более. Ты же женщина, надо же тебе помогать.
 
— Иди уже, помощник, с ребятами играй. Успеешь ещё наработаться, — мать снова принялась за стирку. Антон крутился рядом, не собираясь уходить.

— Не хочу. Наши все на озере, я с ними не пошёл. Меня папка обещал в выходные на рыбалку взять, но, наверное, опять забудет.

— Я ему напомню. Сходи на поле, раз на озеро не хочешь, только недалеко.

На месте где когда-то наливалась рожь, уже успели вырасти тонконогие берёзки, поле зарастало с невероятной скоростью, а на полянках среди сорной травы начала появляться невесть откуда взявшаяся клубника.

— На поле земляника не растёт, — упрямо гнул свою линию сын.

Ната рассмеялась, подхватила таз с мокрым бельём.

— Может всё-таки с бабой Ниной сходите? — предприняла она последнюю попытку отказаться.

— Мам у тебя же отпуск. Зачем он тебе? Стирать и мыть полы? —спросил мальчишка.

Ната кивнула. Сын умел убеждать. Если бы только Игнат был к нему чуточку помягче... Всему виной недоверие, глупая ревность к призракам прошлого.
— Иди вёдра ищи, — сказала она Антону. Сын от радости подпрыгнул на месте и скрылся в доме. Ната с лёгкой грустью смотрела ему вслед. Большой уже, почти взрослый, многое понимает и не может не чувствовать холод в отношениях отца и матери. Вроде бы одна семья, а живут как соседи, общаются ровно и вежливо как чужие люди. Хотя они и есть чужие. Знает ли она Игната? За 11 лет она и не старалась узнать мужа, её вполне устраивало равнодушие.   


Они медленно шли по песчаной тропе вдоль заросшего поля. Над головой захлебывались песней жаворонки. Со стороны деревни подавал короткие трели соловей — распевался перед вечерним концертом. В лесу куковала кукушка.

Ната сорвала колокольчик. Неброская красота цветка завораживала. Вроде бы ничего особенного, а приятно просто смотреть на него. Кажется встряхнёшь легонько и услышишь тихий мелодичный звон.

 Мать с сыном неспеша обогнули маленькое озерцо, углубились в редкий светлый лесок. Здесь на пригорках румянились ягоды земляники, подставляя ласковому солнцу свои бока. Антошка сразу принялся собирать ягоды в ведёрко, что-то напевая себе под нос.

— Мам, бабушке ягод отнесем? От лисички?
— Помнишь ещё лисичку, — улыбнулась Ната. Сын весело рассмеялся. Была у них такая игра раньше: всё лето мама Нина приносила для внука гостиницы: ягоды от лисички, орехи от белочки, яблоки ёжик передал… Подрастая, Антошка тоже не забывал радовать любимую бабулю презентами от жителей леса.

Возвращались они поздно, в десятом часу, когда солнце уже склонялось к горизонту, расчертив поле длинными тенями деревьев. Антон, притомившись, уже не болтал без умолклу, а молча слушал соловья, скрывшегося в ветвях огромной берёзы. В водоёме трещали лягушки.

По пути они встретили Арину с сумкой щавеля, которая тоже шла домой. Тошка убежал вперёд, чтобы занеси бабушке ягод. Ната с Ариной шли позади, негромко делясь последними новостями.

В начале деревни Нату окликнула соседка Ирка:

— Нат, ты своему мужику скажи, чтоб не наглел, а? Общагу разбирают вместе, Игнат кирпич сдаёт, а деньги на троих не делятся? Моему дураку и бутылки хватит?

Ната спокойно пожала плечами:

— Ира, с Игната и спрашивай. Я про его калымы ничего не знаю.
 
— Да ты ни о чем не знаешь, ни и калымах, ни о бабах, — проворчала Ирина, — и слепая, и глухая, и никогда против него слова не скажешь. А что, умная...

Ната молча прошла мимо, взяв за руку подругу, которая открыла было рот, чтобы возразить. Когда они отошли от дома Иры, Ната спросила:

— Арин, знаешь, о чем она?

Арина замялась. Было видно, что она что-то знает, но не хочет говорить.

— Арин, Игнат не скажет, а мне тоже последней новости про свою семью узнавать не хочется. Ты же в Павловке работаешь, должна знать.

Арина вздохнула:
 
— Пошли к баб Нине под яблони посидим.

Она первой по-хозяйски открыла калитку. Яблони постарели, но их ветви всё ещё гордо несли зелёную листву. Заветная лавочка давно сгнила. Сейчас её заменяла лежащая на поленьях доска.

— Арин, рассказывай, — поторопила Ната.
— Где сейчас Игнат работает? — спросила подруга.
— Магазин в Павловке строят. Давно уже, с апреля где-то, как снег сошёл так и начали. Это Игната версия.

— Никакой стройки там уже несколько лет нет. Они с Трубенковым и Егоровым общагу разбирают. Кирпич чистят, сдают. Деньги, наверное не поделили. Об этом Ирка и спрашивала.

— Хорошо. А любовь у него там с кем?

Арина закашлялась, сделала вид, что не услышала вопроса.

— Арин, знаешь, только не говоришь, — поморщилась Ната, — всё равно же просветят добрые люди. Лучше ты расскажи.

— С Гелькой Марковой путается.

— Шутишь?

Ангелина Маркова, 22-хлетняя симпатичная девушка недавно приехала в соседнюю деревню с пятилетним сыном. Вот уже полгода она работала в сельской библиотеке.

— Не шучу, Нат. Говорить не хотела, но раз уж спрашиваешь… Своими глазами их видела. Прихожу в библиотеку за журналами, а они с Гелькой обнимаются. Если бы сама не видела, никому бы не поверила. А Игнат мне ещё говорит: «Не лезь, мол, в чужую личную жизнь, сами с Наткой разберёмся, без посторонних». Ну я тогда промолчала, думала что закончилось всё…

— Закончилось?
Арина осторожно взглянула на подругу. Та не казалась ни расстороенной, ни удивленной.

—Ну как тебе сказать... Несерьёзно это всё, как тогда с Риткой, одумается...

— Арин, да или нет?

—Не знаю. Вызвали меня позавчера вечером в подсобное хозяйство, коровы заболели. Вот иду назад мимо Гелькиного дома как раз , вижу Лёшка, сын ее, на скамейке сидит и плачет. Спрашиваю, что случилось. А он мне: «кушать хочу, а мама не разрешает домой идти». Спрашиваю, что за дела вообще, говорит, у мамы дядя в гостях, меня погулять отправили. Ну меня зло разобрало, мальчонку жалко, хотела в окно постучать, да высказать всё, что думаю, а тут из хаты Игнат вываливается. А Гелька провожает, о встрече договариваются... Нат, ты только близко к сердцу не принимай, пустое это. У вас семья, Антон, а Гелька это так... Развлечение. Погуляет и к законной жене вернётся, никуда не денется.

Ната кивала в такт ее словам, не зная, что говорить в ответ. Прикинуться наивной дурочкой, сказать, что ничего не замечала? Или сделать вид, что шокирована этим известием? Ситуацию спас пробегающий мимо Тошка.
Ната подозвала сына, и тот затараторил что-то про бабушку, козу, гостинцы...

Уже дома Ната осознала, что слова Арины не вызвали никакого отклика в её сердце. Ни боли, ни ревности. Только равнодушие с небольшой долей отвращения. От лжи было мерзко. Почему нельзя сказать прямо: надоело, ухожу? Зачем годами скрывать свою настоящую жизнь, пытаясь сохранить то, чего по факту нет вовсе?

Игнат пришел поздно, в хорошем расположении духа. Ната перебирала землянику, Тошка уже спал.

 — Бригада работать не хочет, сроки поджимают, а весь спрос с меня. Устал как собака. — пожаловался он, — Завтра начальство на объект приедет, опять рано не жди.

Ната пожала плечами.

— Что-то я в Павловке давно не была. Что ли завтра тебе обед принести? А то скучно дома.

— Какая Павловка? Мы в городе давно работаем. Я тебе разве не говорил? Лучше до бабки дойди, давно у неё не была.
 
Ната кивнула, отметив, что всё-таки муж занервничал и слишком быстро ушёл спать. Она оставила землянику и повернулась к окну. Из-за горизонта медленно поднимался жёлтый рог молодой луны. Солнце только что зашло. Соловьи запели с новой силой.

Ночь навевала мрачные мысли. Что вообще подтолкнуло ее к Игнату, что заставило согласиться стать его женой? Отчаяние, страх, равнодушие? А он не растерялся, быстро всё организовал. Добился её согласия, убедил маму Нину в необходимости свадьбы. Наперекор своей матери пошёл. Для чего всё? Чтобы через пару лет совместной жизни загулять  с Риткой, а сейчас связаться с Гелькой?

1989г

Валя слово сдержал — мама Нина ничего не узнала о разногласиях молодых и о предполагаемом переводе Валентина в Курск. Ната старалась выглядеть весёлой, никто не догадывался, что у нее на душе.

Валентина девушка избегала, но он подстерег её после работы через несколько дней после ссоры, сказал всего четыре слова:

— Нат, я завтра уезжаю.

Она остановилась как вкопанная. Вот и всё. Так быстро всё закончилось. Валентин подошёл к ней, заглянул в лицо:

— Поехали со мной. Подумай хорошенько.

— Вспоминай меня иногда, Валь…

 Они стояли, обнявшись, посреди улицы, забыв, где находятся.

— Вот оно, то самое моральное разложение общества, — нарочито громко растолковал дружку-Юрке проходя мимо Игнат. Ната и Валентин наконец оторвались друг от друга и, не сговариваясь, пошли в сторону Осиновки.

— Не поедешь? — снова спросил Валентин. Она покачала головой:

— Я здесь нужна, а там нет. И мама Нина старенькая уже, как я её оставлю?

— Так и будешь за три километра на работу по сугробам бегать?

— Буду, — упрямо кивнула девушка.

— Ладно, значит вместе бегать будем.

— В смысле? А как же распределение?

— Решим как-нибудь. Попрошу здесь меня оставить. Не выйдет, откажусь от назначения.

— Так нельзя.

— Можно, Нат. Трактористом в колхоз пойду, или вон на стройку каменщиком.

— А институт? Зря, что ли в архитектурном учился?

— Не зря. К вам попал, тебя встретил. Видишь, как повезло.

— Потом жалеть же будешь...

— Не буду. Я свой выбор сделал. В конце августа приеду насовсем, с сестрой.

Она поверила. Каждому слову поверила, даже не подозревая, как повернётся судьба. Расставались они, когда на небе уже заалел рассвет. «Мама Нина наверняка волнуется»— запоздала подумала Ната.

— Ты завтра на вокзал придёшь? — Валентин удержал ее за руку на крыльце, — поезд в полпятого.

— Я приду. Обязательно, — пообещала Ната. Валентин молча стёр прозрачную слезинку с ее щеки и отворил дверь. Тогда они виделись в последний раз.

Мама Нина сделала вид, что давно спит, не желая даже разговаривать со внучкой. А Нате было так только легче. Никто не мешал наплакаться в подушку и помечтать о будущем.

С работы на часок удалось отпроситься. Сразу же из магазина Ната помчалась на вокзал, но Валентина там не оказалось. Она поглядывала на часы, не понимая, что происходит. Гудок поезда заставил Нату вздрогнуть, она растерянно оглянулась по сторонам. Стуча колёсами, паровоз сбавлял ход, наконец совсем остановился, лязнули железные двери вагонов. На перрон выходили люди, но Ната уже ничего не замечала. Тот, кого она ждала, не пришёл. Неужели утром уехал. Или... Нехорошее предчувствие ледяной рукой сжало сердце. Поезд тронулся, набирая ход. Постояв минуты две на опустевшем перроне, Ната решительно вошла в здание вокзала, обратилась к кассирше:

— Емельянов Валентин у вас билет не брал?

— Это кто? А, прораб новый. Ну брал. Я ему предлагала обратно сдать, так он говорит, успею.

— А где он?

— Не пришёл, значит не успел, — справедливо рассудила женщина, — Он же чемодан оставил, когда за ним Майоров приехал. На мотоцикле и укатили.

Ната вздрогнула, услышав знакомую фамилию:

— Майоров? За ним Игнат приехал?

— Ну да. А что удивительного? У них что-то там на элеваторе случилось, а Емельянова вроде пока с должности не снимали. Он и поехал разбираться.

Ната попятилась от словоохотливой кассирши. Ей не давала покоя мысль о том, что Игнат не оставит попыток отомстить. Если не ей, то Валентину. В ушах зазвенело, к лицу прилила кровь. Ната побежала в Павловку прямо по железнодорожным путям. Дорогу через рощу она знала наизусть, не так уж и далеко: прямо до крайней хаты, потом свернуть налево к полю, а там до стройки рукой подать.

Через поле она уже брела, выбившись из сил, сама не понимая, зачем туда идёт. Выбравшись на песчаную дорогу, Ната снова прибавила шаг. Там в самом деле что-то случилось. Она уже различала фигуры людей, слышала голоса. Сердце ухнуло куда то вниз и остановилось: рядом с элеватором стояла машина «скорой помощи», суетились люди в медицинских халатах. Никто не обращал на Нату внимания.

— Милиция уже едет, не расходитесь! — как сквозь вату услышала она обрывок фразы, брошенной медиками.

— Эка москвича угораздило, — довольно громко заметил кто-то из зевак, — только уезжать собрался, а тут такое дело. Не довезут ведь. Как пить дать, не довезут.

Ната бросилась вперёд. Захлопнулись перед носом двери «скорой», завыла сирена, машина рванула с места.

На глаза девушке попался растерянный, бледный Игнат. Ната шагнула к нему, схватила парня за воротник рубашки.

— Опоздала, красивая, — мрачно сказал тот.
— Ты что натворил? Где Валя? Что с ним?

— Отцепись, дура! — Игнат с трудом разжимая её холодные пальцы, чтобы освободиться, шёпотом добавил: — Подох твой Валя. С лесов грохнулся.

— Врёшь. Убийца! Тебя посадят! Тебе пожизненный срок дадут!

— Не виноват он. Это несчастный случай. Никто не виноват. Просто несчастный случай, — словно из ниоткуда появился белый как мел начальник объекта.

— Милиция едет, — заметил кто-то. По пыльной дороге катил милицейский «козлик», подпрыгивая на ухабах.

Ната резко обернулась. Перед глазами всё поплыло. Зелень лугов смешалась с синевой неба. Девушка упала в пыль.

Очнулась она от холодной воды, брызнувшей в лицо. Потом были вопросы человека в форме, на которые она отвечала невпопад. Голос Игната, повторяющий одну и ту же фразу:

— Вы же видите, в каком она состоянии, совсем не в себе. Оставьте её, ни спрашивайте ни о чем. Её здесь не было, она ничего не видела. Оставьте её. Она не в себе.

А Ната рвалась на автобусную остановку, чтобы ехать в больницу.

Её не пускали, отговаривали. Наконец подошёл Игнат, твёрдо сказал, что надо идти домой и, бросив свой мотоцикл на стройплощадке, повёл её в Осиновку. Ната не сопротивлялась, вообще мало что понимая... Игнат отвёл её домой, объяснил маме Нине, что произошло и попросил никуда не отпускать внучку одну. 

В больницу она попала только на следующий день. Там сказали, что его сразу увезли в областную, дали номер телефона справочной. Там сообщили, что Валентин без сознания в реанимации, приезжать бессмысленно.

 Каждый день, в обеденный перерыв Ната закрывала магазин и бежала на почту, звонить в больницу. Каждый день ей отвечали одно и то же: «Емельянов в тяжёлом состоянии, без сознания, посещения запрещены».

С Игнатом она столкнулась на почте, в очереди к телефону:

— Всё по-прежнему? Ну и хорошо, я тогда звонить не буду, — кивнул он, — Я не виноват, Нат, поверь. Я за ним приехал, чтоб он выговор бригаде Гришки подписал. Я не знал, что он наверх полезет, работу проверять. Что там случилось, как он оступиться умудрился... Не трогал я его, Натка. Морду набить хотел, признаюсь, но чтоб так...

А через несколько дней домой к Степановым нагрянул следователь, начал задавать неудобные вопросы:

— Что вы ещё услышать хотите? Игнат же всё рассказал. — насторожилась мама Нина.

— Ну характеристика у парня так себе, драки, хулиганство. Проверяем, может причастен. У них с ваши квартирантом в последнее время никаких разногласий не было? Может по работе или личные отношения?

Мама Нина хотела что-то сказать, но Ната опередила:

— Нет. Никаких разногласий у них не было. Всего лишь работали вместе.

А в пятницу по телефону Нате сообщили, что Валентин умер и сестра забрала тело на родину. Ната долго бродила по улицам под тёплым летним дождём. Как она попала домой, сама не помнила.

— Скажи хоть что-нибудь, — просила мама Нина, напуганная видом внучки, но Ната упрямо молчала, кусая губы, чтобы с них не сорвались страшные слова. Слёз не было. Только отчаяние придавило своей тяжестью, не позволяя сделать полноценный вдох. Мама Нина всё поняла, обняла, гладя по плечам, как маленькую:

— Ты поплачь, поплачь, девонька, легче станет. Ох, горюшко ты горькое, что ж теперь будет...

А дальше была жизнь. Ната научилась дышать без него. Научилась скрывать свои чувства. На работу ходила, что-то по дому делала. Как во сне. А очнулась уже женой Игната...

2000г
...Ягоды Ната всё же перебрала, даже варенье сварила. Утром она впервые проспала сигнал будильника. Проснулась от звуков, доносящихся из кухни. Игнат бурчал что-то себе под нос, собирался на работу, звеня посудой.

«Ищи, ищи, — отстраненно подумала Ната, даже не собираясь подниматься с постели, чтобы организовать мужу завтрак, — можешь к Гельке сходить, она пусть покормит». Этим утром она не провожала Игната. Зачем играть роль образцовой жены, если это никому не нужно? Развод — вот чего ей хотелось после разговора с Ариной. Но даже заикаться об этом она боялась. Игнат поднял на неё руку только дважды: в первый день после свадьбы и когда она была беременна. В первый раз она стерпела, во второй взяла нож и спокойно сказала, что тюрьмы не боится и терпеть больше не собирается. С тех пор муж ее пальцем не трогал. А Ната боялась. Ей казалось, что в пылу ссоры Игнат может убить — слишком уж горяч...

Да и как объяснить Антошке, что отец и мать не будут больше жить вместе? Как воспитать сына без мужской поддержки, как не упустить? А скоро переходный возраст, отобьется сын от рук без отцовского воспитания.

Может, лучше оставить всё как есть, не претендовать на свободу? Права Арина, Игнат надёжный, за ним как за каменной стеной. А отношения с Гелькой… Ну и пусть. Возраст такой, погуляет и вернётся. Только ссориться не надо, и уличать в измене тоже не нужно, слишком уж это отвратительно. Лучше уж плыть по течению. К какому-нибудь берегу волной вынесет.

Эх, если б не эта безумная ревность, может и смогла бы Ната забыть про несчастную первую любовь...