Байкал или путешествие к центру Земли

Я стоял на краю километровой пропасти, наполненной кристально чистой водой. Жёсткий холодный ветер «култук», крутая короткая волна и небо, стремительно меняющее очертания своих облаков. Так было всегда: час назад, год, тысячелетие.… Когда меня не было.… Когда Байкал не знал своего имени…

В начале было слово. Робкое желание увидеть Озеро трансформировалось в осознанные и не очень действия по выяснению маршрута, вида транспорта, места проживания и прочих вещей, набор которых типичен для всех путешествий. Необычным было, пожалуй, направление – в Сибирь! Не к благам курортных цивилизаций, а от…

Фирменный поезд «Москва – Улан-Удэ» накрутил на колёса первые метры из предстоящих шести миллионов! Восемьдесят девять часов кочевой жизни! Пять часовых поясов! Восемьсот будущих фотографий! И ни малейшего представления о пункте назначения!

Первый стук колеса мгновенно превратил планету из географической карты в реальное космическое тело, имеющее заметную протяженность и кривизну! И это открытие ощутимо поубавило чувство собственного величия и заставило прильнуть к окну.

Но чуда не случалось! Вдоль железнодорожного полотна бесконечно проплывали знакомые пейзажи, и…, казалось, обманутые ожидания. И всё же, что-то происходило. Об этом сказало неизвестно откуда появившееся чувство тревоги…или движения…или покоя.

Исподволь крыши меняли цвет: от красного черепичного подмосковного; белого, серого, почти чёрного шиферного; до рубероидного и морёного дерева…Незаметно время поворачивало вспять! Избы уменьшали высоту и размер, заборы становились всё плотнее и почти неотличимы от окружающего леса, а наличники на окнах всё чаще радовали глаз ажуром и синевой!

А ещё эти берёзы! На долгих перегонах под Омском. Их было бесчисленное множество, объединённых в рощицы и рощи. На фоне высокого голубого неба с быстрыми облаками, зелёной и ровной как стол равнины, их белые, белые от самой земли, стволы с длинными горизонтальными ветвями были похожи на творения Чюрлёниса или Босха – пугающие и восхитительные одновременно!

Низовой ветер собирал листву по одну сторону дерев, и они разом обнажали свои белоснежные тела, щедро добавляя белил в сине-зелёную палитру. От этого мир за окном вагона казался ещё более фантасмогоричным и враждебным. А люди, изредка мелькавшие на полустанках – необычайно мужественными или даже героями, сумевшими выжить среди этих бескрайних равнин.

Вагонная жизнь постепенно налаживалась. Бригада проводников быстро превратилась в родню; неизвестно откуда взявшиеся чехи - в костно-, но русско-язычных отважных парней; жители Забайкалья, возвращающиеся на родину - в спокойную и загадочную касту «посвящённых».

Ну и, конечно же, эти незабываемые стоянки! Копчёные куры; варёная, ещё горячая, картошка с укропом; кукуруза и даже стерлядь, как напоминание о былом российском изобилии. А после душа в штабном вагоне стало ясно, что до пункта назначения почти подать рукой.

Ещё одно важное обстоятельство напоминало о необычайности происходящего: стремительно сокращался день, и удлинялась ночь! Казалось, что время ускоряет свой ход. На третий день пути между подъемом и отбоем едва умещались четыре стакана чаю! «Московские» часы на вокзалах нагло врали о полудне. И, как будто, что бы усилить мистификацию дежурные по вокзалам, несмотря на очевидность обмана, также называли время отправления поездов по далёкой Москве.

Зато, как празднично выглядели казанские, уральские и сибирские города. Эти оазисы цивилизации, райские кущи заповедной России! О приближении к ним верно указывали оживающие сотовые телефоны, разливы дачных посёлков, широкие дельты железнодорожных развилок.

Вагонный люд, понимая свою избранность, и потому не особенно стесняясь, высыпал на высокие платформы в одеждах беженцев с кошельками и фотоаппаратами. Купить: свежую газету, пива, мороженого, батареек! Сфотографировать: себя на фоне вокзала, статую или клумбу и, в который раз, «дежурного» по купе, свисающего грустной сливой из открытого окна! А после, собраться у вагона, как цыплятам, и ждать до последнего, когда тихо свистнет локомотив и проводники-наседки скомандуют сбор. «Остановись, мгновенье! Ты – прекрасно!»

Но, даже если бы не было вокзалов, одни указатели населённых пунктов приводили путешественников в восторг: Арзамас, Казань, Екатеринбург, Тюмень, Омск, Тайшет, Новосибирск, Красноярск, Иркутск, Улан-Удэ!.. Это из крупных, знаменитых! А тысячи и тысячи небольших станций и полустанков!

Перед отъездом в далекие края друг Ромка рассказал о таинственной станции Козулька, которая когда-то, на два «срочных» армейских года, стала ему малой родиной. «Таинственной» потому, что была так далеко и так давно, что уже переставала реально существовать! А, кроме того, называлась так иронично и несерьёзно, что со всей очевидностью компрометировала эти суровые и романтичные дали. Однако Козулька не просто существовала, но даже заслужила двухминутную, хотя и ночную, остановку! И, конечно, на обратном пути была удостоена фотосессии из открытого окна летящего поезда. Позднее, Рома целовал компьютерный монитор с изображением железнодорожной станции и неделю предавался воспоминаниям, которые в переложении на бумагу безусловно стоили бы ему Буккера.

Зато кисти всех живописцев заслуживала Её Величество Природа! Она была очаровательна! И, как подобает особе женского пола, часто непредсказуема!

Например, Уральские горы показались вначале холмами, густо поросшими лесом. Но с каждой минутой холмы становились выше и протяжённее, и составу пришлось карабкаться вверх, осторожно скользить вниз, балансировать на тонких и высоких шпильках мостов.

Густая зелень и телесно округлые очертания ущелий томили взгляд и остались в памяти сказочными картинами неведомой страны. Увы, но встреча была столь неожиданной, сколь и недолгой. Ландшафт изменился почти мгновенно, и многие объективы фотокамер, замерших в ожидании всё более высоких и откровенных вершин, так и не успели подмигнуть его лучшим ракурсам своими радужными затворами.

А чего стоили встречи с реками, имена которых сотни лет ласкают слух и манят к себе пилигримов: Волга, Кама, Урал, Обь, Иртыш, Енисей, Ангара, Селенга.…

Как и положено царственным особам, своё появление они торжественно и громогласно сопровождали барабанной дробью колёсных пар, проносящих путешественников над водными потоками по железным ладоням мостов. Поезд отвечал им восторгом тысяч глаз, мгновенно отрывавшихся от книг, кур, чая, водки, карт, попутчиков и попутчиц и обращённых только на них! И вздохами: «Потрясающе!» - если успел; «Ё - моё!» - если нет.

Особенно запомнился Енисей! Ранним утром к окнам вагона вдруг подступила тайга. Вставало солнце. С учетом разницы во времени местные четыре утра были совершенно легки на подъем. Крепкий чай уже щекотал душу кофеином, и уверенность в скорой встрече с чем-то стоящем была хоть и не мотивированна, но абсолютна.

Среди елей, лиственниц и сосен неискушённый взгляд почему-то сразу лихорадочно попытался отыскать кедры. (Наивный! После личной встречи с ними, на обратном пути, сделать это было уже как дважды два!)

Расписание движения подсказало, что впереди Красноярск. Появились дачные угодья. Они надолго отогнали от полотна дороги девственный лес и откровенно провоцировали заглянуть в огород «сибирских соседей». А он, как и всякий огород, растил капусту, свеклу, картошку.… Однако была какая-то незавершённость, неполнота! Ну, как же! Не было фруктовых деревьев! Единичные экземпляры – не в счёт. А ещё, почти не было так популярных в средней полосе теплиц и тепличек. Это обстоятельство вызвало чувство несправедливости и солидарности с местными мичуринцами, противостоящими капризам здешней погоды. Хотелось крикнуть в открытое окно: «Не сдавайтесь!». Но они ещё спали, и окно осталось закрытым.

Ещё одна удивительная деталь не давала покоя: как можно построить на таких крутых склонах даже маленький летний домик? Во многих дачных посёлках была всего одна дорога – вдоль полотна «железки». Дальше – извилистые тропинки, круто уходящие вверх к разноликим хижинам и грядкам драгоценных огурцов и петрушки. Трудно было представить, кто и как доставлял на крутые вершины все эти кирпичи и доски. Вспомнились египетские пирамиды. Что, если эти упорство и талант одного корня?!..

Красноярск робко заглянул в купе серо-коричневыми пригородами, которые были похожи на небрежно рассыпанную пригоршню домов и домиков. Казалось, что снег сошел перед самым нашим приездом, и маляры ещё не успели добавить весёлых красок в унылый городской ландшафт.

О загадочной сибирской душе напомнила вывеска «Аптека» на крыше одинокого многоэтажного дома: она была едва отличима от ржавого ряда бесконечных балконов и так высоко, что, очевидно, служила для каких-то сакральных, но не рекламных целей (к тому же надпись была обращена в сторону недалёкой тайги!). Возможно, аптека действительно находилась на последних этажах, и надпись точно указывала обитель парацельсов?! Возможно, дом зимой заносит снегом, и тогда надпись опускается до уровня проезжей части?! Возможно, вся многоэтажка снабжает лекарствами Красноярский край с его лесными обитателями?! Как знать?

Постепенно стали формироваться кварталы, появились широкие автострады. Большой Город брал своё! Лишь раннее утро явно не позволяло ему продемонстрировать полноту своих улиц-артерий, силу голосовых связок рычащих двигателей и шипящих шин. Все крыши придорожных строений пестрели рекламой. И чаще всего встречались предложения снять квартиру, хотя бы на час! Как-будто город уговаривал путешественников остановиться. И когда поезд, казалось, почти уже вырвался из плена сладких соблазнов, разверзлись «красные яры» и грохнули железные колокола – пришёл Енисей!

Зажатая утёсами широченная река дохнула в окно космами тумана и парализовала восторгом дыхание! Широко раскрылись глаза. И не было слов! Да и что тут можно было сказать?!

Взгляд скользил по контуру удаляющегося берега, вдоль которого, гордо задрав носы, стояли портовые краны. На фоне реки они казались игрушечными и усиливали ощущение её мощи и достоинства. Было ясно, что в случае с Енисеем его крутые высокие берега служили по своему прямому назначению – берегли древний поток, не смея перечить своеволием изгибов и плотин. Могучее течение едва заметно проступало на поверхность ленивыми водоворотами и пологими складками волн, но в этой плавности угадывалась сила огромной метафизической Рыбы. «Многия лета, Хозяин рек!»

А ещё, Он уходил в Никуда! За близким горизонтом, окутанным дымкой его дыхания, тело реки исчезало, будто обрываясь у края. До сих пор осталась уверенность, что это и был край…Земли!

И снова неугомонный режиссёр поменял декорации: тайга незаметно вышла на сцену и стала постоянной спутницей. Лиственницы, сосны и ели всё плотнее смыкали свои ряды. И поезд, повинуясь искусным пальцам неведомой белошвейки, красиво протягивал стежок своего состава между стволами вековых дерев.

Иногда чай в стакане приливал к одной из стенок, и становилось понятно, что начинался подъём. Вагон взлетал над макушками – так высока была насыпь, и так крут был склон горы - и открывался горизонт и становился голубым, и бескрайность обретала форму тончайшей нити соединившихся Земли и Неба! Мы ещё не знали, что за этими вершинами Озеро!

Пришла ночь, которая, казалось, составляла уже две трети суток. Биоритмы, протестуя против хаоса планетарной светотени, упорно продолжали будить по времени открытия московских булочных. Вчера это взбесило. Но в эти четыре утра я мгновенно простил организму его упорство - окно показывало восход над ровной и широкой равниной, отливающей металлом, розой и бирюзой…. Байкал!!

Он дышал ровно и спокойно. Тонкий пунктир летящих птиц казался неподвижным, увязшим в сладком сиропе рассвета. Душу наполнило ощущение покоя и вечности! Поезд въезжал на территорию Храма!

Но он был там, за вагонным окном, он был Озером. Состав, как чужеродное тело, был прежним – грохочущим, торопливым и прямолинейным. И железнодорожные платформы были обыкновенными – с заспанными первыми пассажирами, хрипящими динамиками и безумными стрелками привокзальных часов.

Но Байкал был иным. Он не мог скрыть своей истории, как не могут этого сделать древние картины, рукописи или драгоценные камни.

Поезд спал. И стало ясно, что не люди являются действующими лицами этой мизансцены. Огромное Озеро осторожно, исподволь заглядывало в окна поезда, желая понять, кто друг, а кто враг среди этих нескольких сотен завернутых в коконы простыней и одеял путешественников. Как-будто их, по-детски спящих, бабки-повитухи везли на обязательную встречу с патриархом. Мир терял устойчивость, меняя местами артистов и декорации.… Или возвращался в нормальное состояние, которое казалось безумием?

Планета разбудила своих квартирантов, незаметно подставив их под яркие лучи августовского солнца - Байкал желал увидеть лица своих гостей! И они, просыпаясь, дружно исполняли волю неведомой им сущности – выставляли в окна восторженные разноцветные глаза, улыбающиеся губы, сморщенные носы…

Мы наслаждались обществом друг друга! И когда уже казалось, что симпатия взаимна, Байкал исчез! Он так решил! И мы в одиночестве понеслись к пункту назначения, торопя время непосредственного знакомства с чудом.

***

Камень, и формой и цветом, был похож на сердце. Он лежал на границе прибоя. Волны тонкой пленкой накрывали его и тут же скользили назад. И стало ясно, что не ветер их причина, а он. От незримых сокращений каменного сердца водная гладь оживала, подчиняясь его вековому пульсу.

Озеру было угодно – и я принял дар. В руке камень превратился в затаившегося птенца. Гладко, весомо и спокойно заполнил собою ладонь и передал мне влажность, прохладу и чистоту хозяина. Таково было послание…

Постепенно нарастая, ветер усилился до штормового. Низкие косматые тучи, переполненные влагой, закрыли солнце и погрузили горизонт в серую пелену. Что-то изменило равновесие. Мириады частиц макро- и микромира пришли в движение по неведомым траекториям и причинам. Иначе накатывала волна, иначе звучал прибой: могущественно и непокорно.

Аудиенция закончилась...

Лам`а бережно, как ребенка, укутал таблички в мягкую ветхую ткань. Улыбнулся. «Не могу сказать в какую сторону…». И повторил срок. И опять улыбнулся, извиняясь и пытливо глядя в глаза. Одновременно возникло чувство разочарования и восторга: «не могу» прозвучало как «не должен», но именно это говорило о встрече с «просвещенным».

«Возьмите номер телефона» - священник подал клочок бумаги – «Можете позвонить в любое время…». Он знал, что я живу на другой стороне земного шара, и мы вряд ли когда-нибудь встретимся. «Возьмите…».

Прикосновение не исчезло...

Солнце пробивалось через ресницы переплетением золотистых нитей, не давало смотреть, щекотало нос. Голоса и смех удаляющегося берега стали похожи на птичий гомон, который при закрытых глазах усиливал ощущение покоя. Катамаран, как сухопутный тюлень, деловито и комично шлепал по воде ластами.

Озеро отделило от себя Култушный сор (так именуют мелководные заливы местные жители) узкой песчаной грядой, подчеркивая свой особый статус, и, что бы окунуться в его хрустальные воды, нужно было минут двадцать рыхлить на парадоксальном плавающем средстве заурядную акваторию вассала.

Мероприятие было небезопасным: мгновенно меняющийся ветер мог в одночасье поднять высокую крутую волну и накрыть облаками дождя. Но не в этот раз.

Нас ждали...

За окном поезда на фоне пологих гор долину заливал отраженный водной гладью пульсирующий свет. То ли река, то ли озеро, широко и плоско извиваясь, заменили собой земную твердь. Временами казалось, что состав, как призрак революционного броненосца, летел над волнами.

«Селен`га» - подчеркивая ударение, спокойно, с достоинством, ответил попутчик-бурят.

«Это же, как у тебя!» - воскликнула дочь – «Смотри! Смотри!»
Я узнал. И я понял…

Незадолго до отъезда был написан пейзаж, который принадлежал воображению и существовал в идеальном.

Сходство поражало…

В прозрачной до дна речке-ручье Царевич ледяная вода обжигала. Но хотелось окунуться именно три раза. Один, два… Три!!! Бешеный крик. Всё!
Можно бежать к бабушке, пить молоко и с гордостью рассказывать, как «с пацанами ходили купаться»! И так всякий раз…

На косе не было ни души, и от этого пейзаж казался ещё более парадоксальным: горячее солнце, тонкий песок, кристальная вода… и никого! Байкал избегал людской суеты.
Захотелось войти в эти воды нагим. «От тебя нет секретов и тайн! Сканируй…»
Купание продолжалось три секунды – один, два… Три!!!...

Не к кому идти…