Встреча

Сирень еще цвела. После двухчасового пребывания в душном общественном транспорте, лесная аллея встретила свежестью и забытым ароматом хвои.
– Не переживай, они нас ждут, – успокоил Александр, давно и близко знакомый с хозяевами, – Я у Зори дважды спросил…
Его идея познакомить нас с Васильевыми казалась фантастической: когорта писателей, в которой пребывал Борис Львович, в моей «табели о рангах» относилась к небожителям, не имеющим телесного воплощения на Земле. Однако Макаренков настаивал, демонстрируя уверенность в абсолютной необходимости визита.
– Вот уже и пришли, – он привычно открыл калитку.
Старый яблоневый сад, окруженный с четырех  сторон вековыми елями и вязами, позволял майскому солнцу дотянуться  до травы и, парящих от его тепла, просыпающихся цветочных клумб. Кусты сирени, благоухая, смыкались в красивую арку. Сделав невозможным отступление, они сопроводили до самого крыльца, на ступеньках которого стояла, улыбаясь, пожилая женщина, с красивым добрым лицом. Темно синее платье, по-домашнему одетый передник и аккуратно собранные темные с сединой волосы, напомнили маму. Простота и обыденность окружающего дезориентировали, но с каждым мгновением усиливали желание в нем оставаться.
– Здравствуйте, Зоря Альбертовна! – за несколько метров до ступеней радостно изрек друг детства, – А вот, ребята, о которых вам говорил – Анатолий и Лена. Из Смоленска.
– Здравствуйте, – почти хором отозвались мы с женой.
Хозяйка ещё больше заулыбалась, поздоровалась и пригласила в дом:
– Саша, Борис Львович наверху. Скоро спустится. Проходите.
Мы прошли через застекленную, снизу доверху, небольшую веранду в просторную комнату. Обилие солнечного света, чистота и порядок простого интерьера, главным элементом которого был круглый стол с вазой свежих цветов, усилили ассоциации.
– Мы тут к чаю сладкого купили, – привычно обратился к хозяйке Александр, добавив на всякий случай, – Если решим попить…
– Конечно, будет чай. Пойду пока поставлю. Располагайтесь, – и она вышла в соседнюю комнату, тактично предоставив нам время освоиться.
Было очевидно, что изначально дом был небольшой. Однако, следуя правилам народной архитектуры, неоднократно при-, над- и до-страивался. Несмотря на это, узкие лесенки и закутки рационально организуя пространство, создавали атмосферу удобного и уютного жилища. Как гости из будущего, в архаичном мире теплого дерева, строгой и холодной геометрией обращали на себя внимание пластиковые окна.
– Недавно поставили, – неожиданно из-за спины прозвучал твердый с хрипотцой и характерным мелизмом голос, – Хорошая штука.
От неожиданности все замерли.
– Борис Львович, – протянул мне в приветствии руку седой, по-военному подтянутый, старик.
Его глаза, обрамленные большими оправами очков, смотрели вызывающе.
– Анатолий, – поспешил ответить я, и почувствовал крепкое уверенное рукопожатие.
– Лена, – слегка склонив голову, представилась супруга.
– Очень приятно, – на мгновение задержал на ней прищуренный взгляд хозяин.
– Как там Смоленск? Мы земляки. Саша говорил? – чеканя фразы, но, заметно смягчая тон, поинтересовался Васильев.
Мы перебивчиво несмело начали традиционный набор фраз о «нормальности» и «благополучности», пытаясь по ходу монолога уловить степень его информированности и интересов. Не без внимания и с завидной долей терпения, Борис Львович внимал нашим расплывчатым формулировкам. Но, к счастью, как ангел-хранитель, с кипящим чайником в комнату вошла хозяйка.
– Зоренька, а вот это – кстати! – потирая руки и широко улыбаясь, обратился к ней Борис Львович, – Попьем чаю, за ним и поговорим. Да, Саш? –и поспешил предложить гостье стул.
«Странное чувство», – подумал я, принимая из заботливых рук дымящую ароматным напитком чашку: «Я вошел в дом к совершенно незнакомым людям, которые по возрасту, опыту и таланту превосходят многих. Но, ни единым словом, интонацией или даже жестом они не усомнились в моей состоятельности. Сотни людей желают завязать с ними знакомство или дружбу. Как много вокруг них лицемерия, заискивания, лести? Как не устать? Не озлобиться? Не закрыться? Как устоять перед искушением возвыситься? Почему, два провинциальных парня и девушка, удостоены чести сидеть за этим столом, пить чай с печеньем и слушать рассказы о подаренной на юбилей, но не разу не использованной вазовской «девятке»; о смешной китайской киноверсии «А зори здесь тихие…», в которой солдаты ездят на войну на электричке; о службе в кавалерии, о танковых полигонах? Видеть в умных глазах неподдельный интерес к далекой по времени и пространству нашей заурядной жизни?..»
– Я покажу вам сад. Пошли прогуляемся, – Борис Львович, как детский кораблик, отодвинул чашку по белоснежной глади скатерти.
Мы вышли из дома, и хозяин повел меня к старому пруду, заросшему ряской и кувшинками, по пути сетуя, что никак не доберется до обрезки плодовых деревьев, регулярной стрижки газона и вообще, «нормальной дачной жизни».
– Борис Львович, а вы сейчас пишете? – почувствовав заинтересованный диалог, наивно поинтересовался я.
– Мы ж, писатели, графоманы! Мы не можем не писать, – весело ответил он.
– А сколько страниц в день? – почему-то этот вопрос показался мне очень важным.
– Раньше по четыре страницы, – с заметной гордостью сказал Васильев, – Теперь одну, от силы полторы. Куража нет! А вот в этой баньке мы с соседом любили попариться, – он указал на рубленое сооружение с висячим замком на двери, – Теперь и соседа тоже нет… – погрустнев добавил собеседник.
Совершив большой круг по участку и порассуждав на темы «земли и воли», мы вернулись к крылечку, на котором сидели и обыденно беседовали два очаровательных создания, разделенных двумя поколениями войны и мира.
С первых минут знакомства присутствовало ощущение неразрывной и очень близкой связи этого своенравного, категоричного мужчины и, встретившей нас, немногословной и нежной женщины. В ее присутствии он вел себя подчеркнуто молодцевато, выглядел ещё мужественнее и ярче. Было очевидно – она была воздухом, которым он дышал. В этом укромном уголке сенежского леса, в простом доме жила Муза.
Олицетворяя мудрость и красоту, вступая в свои права когда необходимо, она незаметно превращалась в непреодолимую «мягкую силу». Не случайно, именно она решала, кому переступать порог их жилища, охраняя тем самым очаг и самого Мастера. Несмотря на радушие и благосклонность хозяев, именно у нее, в отдаленном уголке дома, Саша получил разрешение подписать для нас книгу.
– Можно сделать несколько фотографий? – посчитав необходимым, спросил я, после некоторого колебания.
– Конечно! – быстро ответил Васильев и посмотрел на Зорю – она улыбнулась и, едва заметно, кивнула мне головой.
Завершая «экскурсию» на втором этаже, миновав импровизированный кабинет в проходной комнатке под самой крышей, мы вошли в надстроенную над верандой неотапливаемую светлицу.
– Сейчас я кое-что тебе покажу! – заговорщицки, перейдя на «ты», тихо сказал Борис Львович.
Он низко склонился у очередного стеллажа с многочисленными книгами и вынул завернутый в грубую ткань сверток:
– Настоящий нож разведчика! – сверкнули из-под приподнятых бровей его глаза.
Развернув материю и достав клинок, хозяин сделал несколько коротких движений и, как-будто, погрузившись в иную реальность, тихо, но восторженно произнес:
– Был в деле.
Немного помолчал, глядя на холодное лезвие ножа, и повторил:
– Был в деле.

Прощаясь, мы не знали, что видимся в первый и последний раз. Многократно, приезжая в гости к своему другу детства, мы намеревались навестить Васильевых:
– Я спросил у Зори, а она, представляешь, сразу вспомнила вас: «Девочка ещё беременная была…».
– Борис Львович привет передавал. Спрашивал, «как там твои друзья?»
Но суета мегаполиса, короткие встречи и долгие переезды стали непреодолимой преградой.
Через Сашу мы передали Васильеву электронную копию старинной карты Смоленской губернии, где он разглядел имение своих предков. А, незадолго до смерти, Александр сообщил, что Борис Львович попросил привезти смоленской картошки. Слава Богу, эту просьбу успели выполнить.
Ни одна встреча не оставила такого глубокого отпечатка. До сих пор, рассматривая нашу коллективную фотографию на крыльце их дома, не могу отделаться от мысли, что побывал у самых близких и дорогих людей. Может быть поэтому, ещё тогда, выйдя из-под сени лесной аллеи на шипящую раскаленную магистраль, на вопрос в глазах друга:
– Ну, как? – не задумываясь, ответил:
– Саня, я хочу так жить! До последнего… Чтобы солнце и запах хвои; чтобы дом в саду у пруда; чтобы Муза и горячий чай, и, что б огонь в глазах при виде клинка…