Спасти Тридевятое и другие приключения Василисы 2

— Василиса! Василиса! А ну подь сюды, сыроежку тебе в голову! — Яга выглянула в окно, разыскивая единственную ученицу, девицу пятнадцати лет. Настырная, рыжая, упрямая. Сожрать бы её, да жаль сироту. К тому же, уж больно сильно она напоминала Яге себя в молодости.
— Васька! Хорош пеньком прикидываться, хоть бы косы подобрала, горе луковое! Бегом в избушку! — хлопнула по подоконнику Яга ладонью, отчего горшок с геранью подпрыгнул.

Пенёк с рыжими косами вздохнул, постучал бантиками по сырой земле и обратился в девицу. Та, отряхнув от опят сарафан, чуть постояла, прислушиваясь, что в избе делается, но не услышав ни брани, ни битья посуды, пошла в избу.

На столе раскалившийся от удовольствия самовар разливал по чашкам кипяток, скатерть-самобранка предлагала пироги с разнообразными начинками, Яга встречала дорогого гостя — племянника Никиту.

— Явилася, — усмехнулась старуха, — красота мухоморная. Ну, чего в дверях-то застыла, проходи. Рассказывай.
— А чего рассказывать? Нечего мне рассказывать. Ничего такого не делала, — чуть повела бровью Василиса, приглядываясь к пирогам. Уж больно пышны и зажаристы были. Её скатерть так не баловала.
— Книгу мою без спроса брала? — Яга откусила от кренделя, предварительно окунув его в чай.
— Ту, что лягушачьей кожей обтянута? Не, не видала, — не моргнув глазом соврала рыжая, засовывая в рот пряник.
— И фамильяра себе, кота, что каждой ведьме положен, тоже не выколдовывала? — Яга словно не заметила вранья ученицы.
— Не-а! А ты, Никита-богатырь, с чем пожаловал? По надобности какой или так, соскучился? — попыталась перевести разговор Василиса, пододвигая к себе большую чашку чая. Правда, едва она коснулась чашки, как цвет напитка с чёрного сменился на зелёный.
— Не положено девицам крепкого чаю, — пробубнила скатерть, — цвет лица испортится. И пироги не для тебя пеклись, ишь ты, разлакомилась. Вот, сухарик возьми, он для фигуры полезнее.

— За надобностью, Василисушка, — отхлебнул из блюдца богатырь, — друг у меня пропал закадычный, Горыныч. Не видала ли?
— Ой, что-то у меня живот скрутило… — Василиса отодвинулась от стола и хотела было сбежать, как глядь, а уж примотана своими же косами к табуретке.
— Да не виноватая я! Оно само так вышло! Ну, я думала, рассосётся, пройдет на рассвете. Я ж ворожить-то пока не очень умею, — чуть не расплакалась Василиса.

— Ну-ну… — усмехнулась Яга, — рассказывай!
— Вчерась, когда вы, бабушка, уже спать легли, слышу, крадётся кто-то. Тихо так. Топ-топ, топ-топ. Ну, думаю, пойду, посмотрю. А то сон ваш чуток, разбудит ещё кто окаянный. А там, оказывается, Горыныч с рыбалки возвращается. Во-о-от такого леща тащит. Ну, думаю, это мой шанс помириться с ним. А то после той истории с анатомией он меня избегать начал. И с чего бы? Всё же хорошо закончилось!

Ну, я как выпрыгну, руки широко расставлю, на обнимашки намекаю. А он как гыкнет, подпрыгнет да побежит! Я за ним. Он в темноте-то дороги не разобрал, запнулся. Упал, все три головы зашиб. Такой фейерверк был! Чуть лес не попалил. Ну, огонёчки-звёздочки я потушила, гляжу, а змей без сознания лежит. Жаль мне его было вот так в лесу оставлять. Я его за хвост и дотащила до дома.

На этом месте Никита уважительно крякнул и взором потеплел. Надо же, девка, а такого змея, да ещё и с уловом, до дома дотащила. Вот на первый взгляд-то — пальцем ткни, переломится, а глядишь, и ничего вроде, справная.

— Ну вот, — продолжила Василиса, — пока тащила, он головой, всеми тремя, все камешки да корни пересчитал. Да ещё лещ этот, что я к поясу привязала, тоже по щекам ему надавал. Лежит Горыныч, почти не дышит. Ну я и вспомнила про живую и мёртвую воду. Обрызгала змея, порозовел, а в себя не приходит. Ну я и решила за печку заглянуть, где вы отвары всякие храните да зелья варите. Вдруг оживительное там тоже есть. А там на столе она, книжка. Лежит, моргает и поквакивает. А сама так в котелок косится. Ну, я заглянула. А что? Любопытно же! А оно ка-а-ак булькнет, я с испугу так на пол и села. Чуть ногой треногу, на которой котелок висел, задела, он и перевернулся. А оттуда — чпок, и это вывалилось. На желе похожее. Я всё-всё прибрала! Всё аккуратненько с полу собрала, обратно в котелок сложила, оно и забулькало обратно.

— А ты, когда обратно всё в котелок закладывала, случайно ничего лишнего не добавила? — Яга, хитро прищурившись, прихлёбывала чай и посматривала на ученицу.
— Ну, — заёрзала Василиса на стуле, понимая, что что-то натворила, но наставница не сердится, — кусочек желе за лавку отскочил, я вместе с ним мышку сушёную вытащила. А я их страсть как боюсь! Вот она тоже в котелок пошла, — шмыгнула носом Васька. — Зато я яблочко нашла наливное, то, что по блюдечку должно катиться, чтобы всяко-разно видно было! Оно за веник закатилось.

— А потом что было? Ты до конца рассказывай! — откусила кусок от черничного пирога Яга.
— Да я всего-то взяла чуть-чуть из котелка, живой водой развела и Горыныча сбрызнула. А он…
— Что он? — выдохнул Никита, отставил блюдце с чаем и подался вперёд.
— А я вот! — выкатился на середину кухни сиреневый трёхголовый кот. — Требую оградить меня от опытов несознательных Василис и вернуть мне мой прекрасный шипастый хвост! И компенсацию за нанесение психологической травмы в виде ведра сметаны. Трёх вёдер! — подхватили петицию две крайние головы.
— И почесушки за ушком, и поглаживание живота, и вычёсывание блох, и этот… как его… о, массаж копчика! — продолжили перечислять свои требования головы. — И маникюр! На все четыре лапы. И в каждый нос поцеловать, трижды! А после расколдовывайте обратно. И рыбу верните!

— А ты, милая, рыбу куда дела? — налила Яга в три миски молока и поставила их перед Горынычем-котом.
— Так того, в скатёрку завернула. На леща-то тожесть немного попало зелья, ну я и решила, что припрятать надо. А тут она, самобранка, лежит. В неё и завернула, — оправдывалась Василиса, обдумывая пути отхода и видя, как Никита-богатырь в рот пирог с рыбой отправил.

Никита и охнуть не успел, как враз растроился.
«Что ж, — подумала про себя Яга, — три племянника мне быстрее крышу в избушке перекроют. Да и крылечко поправить надо, и печь переложить, и заборчик с курятником обветшали. Пожалуй, от девчонки прок будет. Лёгкая она на руку. Да и с котом в избе уютнее, пусть и трёхголовым. Повременю пока их расколдовывать». А вслух сказала:
— Три дня мне надобно, чтобы зелье обратное сварить. Так что просьбу твою, Никитушка, я выполнила, Горыныча нашла. Отработать должок надобно.

А три Никиты смотрели друг на друга с пирогами в руках и понимали, что долг платежом красен. А ещё сильнее от хвостов мышиных избавиться хотелось, что так задорно торчали из портков.