Феномен Фридриха Ницше

Гонгало В. М.




Феномен Фридриха Ницше

к 180 – летию со Дня Рождения


Гонгало В. М.
Г-65 Феномен Фридриха Ницше. Учебно-методическое  пособие. Екатеринбург, 2024. – 55 с.


Книга посвящена «самому одинокому из  философов», Фридриху Вильгельму Ницше (1844 – 1900). Скандальный философ оказался наиболее часто цитируемым в Европе и Америке с начала  ХХ в. Многие его мысли стали поговорками и афоризмами, с легкой руки Ф. Ницше вошло в  речь , например, выражение «переоценка ценностей» и др. Предназначается для студентов, интересующихся философией и культурологией, а также  желающих  углубленно заниматься данными дисциплинами.





I. СТАНОВЛЕНИЕ  Ф. НИЦШЕ

По сути дела, это музыка,
случайно записанная не  нотами, а словами.

В неописуемой странности и рискованности
 моих мыслей лежит причина того,
что лишь по истечении долгого срока
 – и наверняка не ранее 1901 года –
 мысли эти начнут доходить вообще до ушей.

Ф. Ницше

Фридрих Вильгельм Ницще родился 15 октября 1844 года на поле битвы при Лютцене. Учился в Бонне, затем в Лейпциге, где основал филологический кружок. В 1869 г.  Базельский университет предложил ему профессуру, хотя он еще не был доктором. Вслед за этим Лейпцигский университет присудил ему доктора весьма почетным образом: без какой-либо защиты, даже без диссертации. Нельзя не отметить, что, по словам К. А. Свасьяна, духовные махинации («Ложный путь: «Воля к власти»),  надолго определили  участь ницшеанства. Заметки, относящиеся к 80-годам XIX в. обернулись «пресловутой компиляцией «Воли к власти», этой чистейшей фальшивки,  сыгравшей решительную роль в псевдоидеологизации  ницшевского  мировоззрения»(1. 39 – первая цифра указывает порядковый номер книги в списке  использованной литературы, вторая – номер страницы), однако, обратимся к автору «книги для всех и ни для кого».
«В Базеле, – пишет он Г. Брандесу, – все шло, как нельзя лучше; случалось, в особенности при защитах докторских диссертаций, что экзаменующийся был старше  экзаменатора. Большой милостью, выпавшей мне на долю, оказалась сердечная близость между Якобом Буркхардтом и мною… Еще большей милостью было то, что у меня… завязалось теснейшая дружба с Рихардом и Козимой Вагнерами… Несколько лет делили мы между собой великое и малое; доверие не знало границ… С этого момента и впредь я познакомился с большим кругом интересных людей (и людинь – Menschinen ), в сущноcти, почти  со всем, что растет между Парижем и Петербургом. К 1876 году здоровье моё ухудшилось… Крайне мучительная и цепкая головная боль истощала все мои силы. С годами она нарастала до  пика хронической болезненности, так что год насчитывал тогда для меня до 200 юдольных дней…
В конце концов,  болезнь принесла мне величайшую пользу: она выделила меня среди остальных, она вернула мне мужество к себе самому… Долгое сопротивление слегка озлобило мою гордость – Философ ли я? – Но что толку из этого!..»(1.6-7).
К нему самому,  Фридриху Ницше,  как нельзя лучше подходит рассказанная им самим в книге о Заратустре притча о трех превращениях духа: как дух становится верблюдом, верблюд львом и, наконец, лев младенцем. Вспоминаются слова нашего современника замечательного  поэта и человека Р. В. Рождественского: «О самих себе должны сказать вы сами».
Его, автора «Заратустры» и «Рождения трагедии», еще не так давно называли  мизантропом и разрушителем морали, и на эти предполагаемые нападки он дал такой ответ: «Вас назовут истребителями морали: но вы лишь открыватели самих себя»(1.736).
Он, действительно, был разрушителем морали, но морали как «увертки для лишних и случайных людей»(1.735): «мы должны освободиться от морали» – вот что было в нем услышано, – «чтобы уметь морально жить» – и вот что не услышано(см. «Проповедникам морали» – 1.632). Любителям говорить напрямик: «чтобы покороче и яснее», Ницше подменен «цитатником Ницше». «Говорят: Ницше – это «толкни слабого» и, значит: ату его! Звучит почти как инструкция для вышибал…»(1.24). Куда проще и куда понятнее! Вот еще «образцы»: «Сильные должны повелевать, слабые подчиняться», «жизнь есть воля  к власти», «мораль есть мораль слабых, мстящих», «нет ничего истинного, все позволено».
Есть мораль и есть мораль,  точно так, как есть человек и есть человек,  вот как однажды «вздохнул» этот «мизантроп»: «Первая мысль дня. Лучшее средство хорошо начать день состоит в том,  чтобы, проснувшись, подумать, нельзя ли хотя одному человеку доставить сегодня  радость. Если бы это могло быть признано возмещением религиозной привычки к молитве, то наши ближние имели бы выгоду от этой перемены»(1.470).
Если мир не так хорош, как бы то хотелось, то кто может помешать человеку делать вид, что все хорошо? Кто постоянно делает благожелательное  лицо, тот становится и в самом деле благожелательным, «я разумею проявления дружеского расположения в общении, улыбку глаз, рукопожатие, теплоту, которые обыкновенно вплетаются почти во все человеческие действия…    Точно так же в мире находится гораздо больше счастья, чем это видят  мутные  глаза: именно, если уметь правильно считать и не забывать о всех тех моментах небольшой радости, которыми богат каждый день каждой, даже самой угнетенной человеческой жизни»(1.271-272).
Как известно, всего хорошего нам надо много, однако, любя одного, много легче не любить другого, да и что можно бы было хотя бы говорить о любви, если бы не было нелюбви? Впрочем, Ницше  считает, что наиболее несправедливы мы не к тем, кого не любим, а к тем, к кому равнодушны. «Надо учиться любить, учиться быть добрым, и притом с юных лет: если воспитание и случай не дают нам повода для упражнения этих чувств, то наша душа засыхает…»(1.473).
«Лучшее их ничтожно, плохое и дурное их ничтожно!» (3.174); «Как мелко все его лучшее!»(3.195); «Даже в лучшем есть и нечто отвратительное; и даже лучший  человек есть нечто, что должно преодолеть»(2.148), – так говорил  Заратустра. Сколько красавцев и торговцев пафосом!  Хорошо, когда есть что сказать!.. Но как быть, когда сказать нечего или когда ничего не хочется говорить?..
    Жить или доживать?..    Когда ты потерял все, что имел, это еще можно понять, но что теряет тот, кто ничего не имел?..
Говорят в народе:    «Скажи человеку сто раз «свинья» и он захрюкает, но если его «подхваливают» то, очевидно, наносят вред;  и все – таки,  нет числа любителям резать  правду и мало других…
       Если бы он умел быть довольным, то ничего не искал бы… но он не умел и потому искал, а в конце концов понял, что везде одно и то же, и всегда он оставался с самим собой, «я шел к людям, и находил себя самого»(1.724). Если бы он имел терпение, то «все желаемое исполнилось бы без его просьбы»(как у Сулхан – Саба Орбелиани – грузинского мудреца, жившего в XIII в. – см. Мудрость вымысла. Предисловие действительн. члена Академии наук  Грузинской ССР Г. Н. Леонидзе.  Тбилиси. 1960. – 248 с., с. 37),  но он не имел его и возвращался снова и снова к разбитому корыту…
       Если люди, у которых все получается просто и естественно, «само собой», такие  уж  если говорят, то говорят,  как гвозди вбивают,  и слова их как стрелы, попадают точно в цель, если же они молчат, так уж молчат…, но есть другие, у них все наоборот, они молчат, когда следовало бы говорить, когда же начинают говорить, то все  невпопад, так что как бы испытывают слушателей и в результате остаются в одиночестве.
Мы  знаем  уже, что «умная мысля всегда приходит опосля», - но то же самое можно сказать о тех, кого называют мудрыми – чего стоит вся их мудрость?.. «задним умом» все крепки, впрочем, есть мудрецы, которые все знают назад и наперед. 










II. СПОРЩИКИ

Совет злому и доброму:  кто делает зло, тот пусть и дальше делает зло, кто делает добро, тот пусть и дальше делает добро…
«Маленький  святой» философ сказал: «Следует оберегать зло, как оберегают лес». Зло и великий эффект потрясают нас опрокидывают все, что есть в нас трухлявого и мелкого(1.738).
Жизнь такова, как есть,  но люди выводят из всего мораль, и учатся, учатся, учатся…
    По отношению к тому, кто наелся несправедливо говорить: «Все никак не наестся », – но нет такого, кто не хотел бы быть умнее самого себя, уже не говоря о том,  что нет такого, который не хотел бы, чтобы всё было хорошо.
   Все «глубокие мысли» лежат на поверхности, но труд делает их «глубокими», кто понял это, тот понял какова стоимость всего хорошего и даже лучшего.
   Все говорят одно и тоже, только одни в шутку, другие – всерьёз (впрочем бывает, наоборот, первые – всерьёз, вторые – в шутку ), одни – «с сердцем», другие – «не так»… «Вот  и попробуй потом разберись, что было, а чего не было…».
    Нельзя не признать того, что те и другие «достают» равно, но, почему то одних называют хорошими, своими, других - чужими, плохими… Ни тем, ни другим нельзя отказать кое в чём, философ сказал – «человек есть нечто, что должно преодолеть»(3.10, 238 ).
    «Мудрость», о которой все знают, нельзя не назвать «ходячей», но иногда говорят об «истинной» мудрости, об «истинной добродетели», об «истине». Каждый день совершаются преступления, но мудрые (или наученные) люди мудрому совету или улыбаются или ведут себя так, будто ничего не произошло, следуя правилу: «главное – быть уверенным и уметь находить выход из любой ситуации», то есть находят выход из без выходной ситуации… или смиряются «нельзя сделать несделанным то,  что произошло»(Материалисты древней Греции. М. 1955. С. 222). И как-то забывается тогда, что «на всякого мудреца простоты довольно»…
         Кто ясно мыслит, тот ясно излагает: большой человек нередко кажется близким, дело за малым,  и в том, что это только кажется, «как мало лучшее отличается в них от худшего»; «не  остается ли нечто  достойное презрения в высшем и лучшем, во всем, чем до сих пор гордился  человек…?»(1.792)
   Иных еще называют «умными», но весь их ум лежит на поверхности, и нет у них ничего из того, чего нет у других; не так они умны, как их считают.   Где здесь правда, а где ложь, где хорошее, а где плохое, где верх, а где низ, где начало, а где конец? Нет ничего из того, что думают, но если бы он не «думал», то не был бы человеком или «мыслящим тростником». «Всё наше величие состоит в мышлении», – писал мыслитель средневековья Блез Паскаль.
        Герой нашего времени, как и всякий герой,  «радостен»(1.749). Наглец, тот, который хочет, чтобы его считали наглым и даже более того, наглейшим.
        Спорят есть Бог или нет Его, если сходятся на том, что Он  есть, то спорят о том, чья вера «самая правильная» – хороший способ ничего не делать, но, «что толку во всех верующих?»(3. 67) и:  «Кто всегда  глубоко погружен в дело, тот выше всякого затруднительного положения»(1.620).  Со временем происходит девальвация  ценностей, «переоценка» их, «нельзя ли перевернуть все ценности?»(1.235) И, может быть, добро есть зло? И если мы обмануты, то не мы ли, в силу того же самого и обманщики? И не должны ли мы быть обманщиками? – такие мысли отвращают и совращают его все дальше  и дальше в сторону(1.235). В свое время  сочинения Ницше были как бы бомбой замедленного  действия, ныне они поражают современностью.
         Наши враги – наше сокровище, «даже потерю друга мы переживаем не так глубоко и оттого громче»(1.759). Люди живут эмоциями, а опираются на факты, «ты влеком страстями, я полон оснований»(1.764). «Человеку надлежит становиться всё злее и лучше»(3.257), поэтому его и «доводят», и дразнят, а «горячего»  - куют:  «на сердитых воду возят!»
За что вы не любите меня? За мою любовь к кому бы то ни было.
Что вам ненавистно?  То, что люблю я.
Что вы обо мне думаете?
Его надо дразнить, он всегда должен чувствовать, что «никогда не будет так, как он хочет, он должен злиться оттого, что у него ни чего не получается; а мы должны жить и радоваться, как и написано («Всегда радуйтесь» - Библия, 1 Фес.5:16; – в дальнейшем при цитировании Священного Писания использовалась общепринятая  система сокращений библейских книг) и философ говорит: «Человек должен становиться все лучше и злее»(3.257).
        Что хорошо вам? То, что плохо мне. Что я должен ощущать? Что мне нет выхода и, что от себя и от судьбы не уйдешь. Всем хорошим  я обязан вам, во всём плохом сам виноват.
         Всякое искусство есть искусство подражания; откровение, истинное откровение находит множество последователей, но вряд ли откровение от этого выигрывает.
 Самая  умная  выдумка людей – власть. Это магическое слово, это, что называется все, и неважно, что это связано с риском для жизни, неважно, один день власти отпущен человеку или тридцать лет, он всегда готов сказать так, как  орел из легенды: «Лучше я один раз напьюсь крови, и буду жить 33 года, чем буду жить 300 лет и питаться падалью». Никто и ничто не в силах остановить взявшего власть в свои руки, у него есть только сегодня, только сейчас, а там будь что будет, «там разберемся!» вот уж действительно, только «там» и  можно по справедливому, а завтра хоть потоп, «чья масть, того и власть».
   В капитальном труде английского этнографа Джеймса  Фрэзера «Золотая ветвь» описан обычай у озера Неми в Италии;  жрец, который охраняет волшебное дерево, пользуется неограниченной властью, но стоит даже рабу сорвать с дерева ветвь, как он вступает с ним в смертельную схватку, ибо это служит для него вызовом. День  и ночь ходит он вокруг дерева, не расставаясь с мечом, отдаваясь сну урывками, потому что нет ему покоя ни днем, ни ночью, и живет он до тех пор, пока не найдется смельчак, готовый вступить с ним в бой. И все же охотников побыть  калифом хоть на час, всегда было множество, обычай этот просуществовал много веков, с глубокой древности вплоть до нового времени.
Имея власть, человек имеет все, чего ему так не хватает – славу, почет, уважение, влияние и уже неважно какой ценой ему достается это, неважно что, «слишком дорогой ценой достается победа, так что ни победителей, ни побежденных», но если так, кто же тогда торжествует? Отрубая голову «брату меньшему» или поедая его, каждый имеет полное право, сказать: «Не я выдумал этот мир и не мне менять его».
      У всякого человека есть все и всегда ему не хватает какой-то малости, капли, без которой его счастье неполно и присутствие ее незаметно в большой чаше. Имеющий власть и вкусивший ее может все с тем же правом сказать тем, кто не имеет ее: «Вы поверили мне, дорогие мои, для вас это нужно!» «Я не хорош, и не дурен, но вы повинуйтесь мне и я сделаю  все, что могу».
       «Человек – это звучит гордо!» – это звучало гордо во все времена, потому что   есть человек, и  есть человек, «гордость – неплохая черта человека», - говорила некогда школьная учительница, смотреть на других свысока, снисходительно, лучше всех умеют власть имеющие, это их оружие и «реакция самозащиты».
   Из-за чего, а вернее из-за кого ссорятся родители? Из-за детей, но что они делят? Власть, «чья масть, того и власть», кто нашел единомышленника, тот понимает это, кто не понимает этого, тот сам себя осудил.
«Кто самый мудрый?» – спросили у древнекитайского философа. «Самый веселый», – ответил он. «Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах», – написано в древней священной книге(Мф. 5:12).
Если вы такая гордая, то почему не живете одна? Если не гордая, то кто вы? По крайней мере, не та, за кого себя выдаете. Немыслимо представить себе власть имеющего в одиночестве.

 
III. МОРАЛЬ

Мораль учит наступать на себя, но это еще не вся беда, страшнее полиция нравов, то недремлющее око, которое  все видит, все чувствует , все знает.
      Обыкновенно человек задает себе мучительный вопрос:  За что? За что мне такое наказание?  – но  напрасно, ответа нет;  лучше бы было, если бы испытывая  смутную  радостную тревогу, он спрашивал: За что меня судьба наградила?  Разве я лучше других ? «…лучше бы делал я, если бы учился больше радоваться»(3. 76).
Большой человек без всякого зла, делает свое дело, да и какое может быть зло, когда все идет своим чередом?
          Поверивший в себя ищет тех, которые поверили бы в него. Все делается у него на виду, но   ему никогда не понять этого, а, то, что он делает - для другого пустяк.
          Кто из двух хуже, тот,  кто делает то что не хочет, выдает себя может не надо но все же берет или тот, кто берет  беззастенчиво, как бы не замечая? Торжествовать могут посредственности, но как им удается «доставать»  гениев и даже обыкновенных людей?
       О каком торжестве  справедливости можно говорить, когда все идет своим чередом?  Победу над кем они празднуют?  Чему радоваться  когда все идет своим чередом? Или это радость вечная?
      «Не удовлетворенность, но стремление  к власти не мир вообще, но война, не добродетель, но полнота способностей»(2.633 ), - иначе, все идет на пользу ищущему.
Здесь всякий преследует свою цель, так как одобрение ничего не стоит, то находят выгодным лягнуть авторитет, как еще можно поднять свой престиж? Разумеется,  также чтение доставит удовлетворение тому, кто понимает то, что читает, а еще больше понимает то, что между строк, то что подразумевается -  в этом вся прелесть чтения, автору доставит честь его умение держать читателя  в  напряжении, но и сам читатель испытывает удовлетворение от собственного напряжения, «читатель относит на их (писателей – В. Г.) счет радость, которую ему доставляет его собственное усердие».
       Нас призывают серьезно относится к делу, когда же мы следуя «внушению», отдаемся делу со всей возможной серьезностью, тогда над нами посмеваются, и здесь люди поступают как боги.
       Далее автор Заратустры замечает: «Наиболее остроумные авторы вызывают наименее заметную улыбку»(1.340), – зато и наименее заметная улыбка есть сильнейшее оружие, как вода, пущенная на камень.
С легкой руки великого русского поэта,  «гений – парадоксов друг» (А. С. Пушкин),   и больше всего любят того, кто сам равнодушен, правда, говорится всегда иначе:  кто хочет быть любимым , пусть тот сам любит; он и любит, только другого, того, кто к нему равнодушен. Самая большая  ложь призывает любить всех, также ложь то, что кого-то  любят все.
Человек был бы вполне счастлив, если бы умел не замечать то, что ему лучше не замечать, и что он не в силах изменить, так что, скорее, ему нужно измениться самому;  злобу его вызывает то, что не должно быть, но есть.
         Правда убивает любовь, так, кто говорит правду, тот убивает любовь.
        Сначала человека уверяют в чем то, на это уходит время,  дни, месяцы, годы,  когда же он, наконец,  уверяется что это «правда» его начинают уверять в обратном, на это тоже  уходит время , дни, месяцы, годы…      Дорого платит человек за «ошибки молодости!»
То, что я делаю по своей воле, то меньше всего ценится другими, зато ими ценится то, что они используют меня, как это и следует, человек хочет одного - проявить себя и в этом он не  знает меры, другие служат здесь только фоном.
          Искали случая поглотить, но не нашли и стали любить («любви все возрасты покорны…» – А. С. Пушкин ), приходит это неведомо откуда, врагам еще предстоит  стать  друзьями, враг еще может стать другом и, притом, самым дорогим, как заблудшая овца или блудный сын;  «Разве успех не был всегда на стороне преследуемых? А тот, кто преследует добросовестно, кончает тем, что становится последователем – раз уж он следует по пятам!»(3. 255).
Правильность  моих слов проверяют отношением ко мне других, т. е. опять же ко мне относятся не так, как я этого заслуживаю, но с чьей-то подачи, если обо мне хорошо  отзываются, если меня хорошо представляют, то и другие будут ко мне хорошо относиться. Если меня представляют как ничтожество,  то и другие будут относиться ко мне, как к  ничтожеству, и после  этого еще говорят: будь сам хорошим и к тебе люди будут хорошо относиться,  или: нечего на зеркало пенять, коль рожа кривая!  Так, вместо того чтобы смотреть на меня так, как я того заслуживаю, ко мне относятся так, как и «все» ко мне относятся. Люди находятся в плену собственных представлений, имеют дело не столько с самим человеком, «таким, какой есть», сколько со своим представлением о нем, своим пониманием его.
Число разводов показывает, что не все то золото что блестит, и не все то любовь, что называют любовью и все же доказывают, что любовь есть, наверное, многие из тех, которые вступали в брак, тоже утверждали так, но что осталось от их любви?
     И после этого еще осуждают «брак по расчету», может быть, скорее следовало бы приветствовать  такие браки? Что-то ведь все же подвигало к заключению  такого брака , и если большинство из тех браков по любви заканчивается ничем или тем, что начинают понимать, наконец, с кем имеют дело:  верно, уж лучше поздно, чем никогда, то может быть,  следовало бы  лучше отрицать все хорошие вещи и таким образом поднять их цену?  Что толку повторять «люблю», «любовь есть» и тоскливо озираться, ища поддержки? Уж если ничего нельзя  добиться  утверждением, то может разумнее было бы отрицать эту самую любовь? Может быть, тогда появился бы хоть какой то стимул доказать, что она есть?
Автор «Заратустры» и «Веселой науки» прямо обращается к  «проповедникам морали»: «Я не хочу проповедовать никакой  морали , но тем, кто это делает, я дам следующий совет:  если вы хотите  окончательно обесчестить и обесценить самые лучшие вещи и состояния, то продолжайте, как и прежде, разглагольствовать о них!  Водрузите  их на острие вашей морали и говорите с утра до вечера о счастье, которое дает добродетель, о душевном покое, о справедливости и об имманентном воздаянии:  вашими усилиями все эти хорошие  вещи снищут себе, наконец,  популярность и уличное признание; но тогда то и сойдет с них все  золото, и больше того: все золото в них пресуществится в свинец. Поистине вы знаете толк в извращении алхимического искусства: в обесценивании ценнейшего! Попробуйте однажды действовать по  иному рецепту,  чтобы избежать результата, противоположного искомому вами: отрицайте эти хорошие вещи, лишите их плебейского  одобрения и легкомысленной расхожести, сделайте их снова скрытными застенчивостями одиноких душ, скажите: мораль есть нечто запретное! Возможно, таким путем и склоните вы к этим вещам тот тип людей, от которых единственно зависит нечто: я имею ввиду героические натуры. Но для этого здесь должно быть кое - что внушающее страх, а не отвращение, как до сих пор! Разве нельзя сегодня сказать о морали словами Мейстера Экхарта: «Я молю Бога, чтобы Он сделал меня свободным от Бога?»(1.632-633). И здесь вновь вспоминаются слова «героического» Вольтера: «Если бы Бога не было, Его следовало бы выдумать» - почти прямое указание на мировоззрение самого автора!
Рассматривая предмет близорукими глазами, не увидишь его, какой он есть, для этого нужно пространство и время, «всегда теряешь от слишком близкого общения жемчужину своей  жизни»(1.427).
На каждом шагу цитируют библейское: «Живите и радуйтесь!» – и если есть советы бесполезнее других, то этот из их числа, лучше бы запретили  радоваться, – вот страшное наказание. И если из отрицания вырастает все действительно лучшее, то как можно возражать всем отрицающим?
  Все плохое не есть такое плохое, как о нем говорят, но ему еще предстоит стать хорошим;  делайте людям добро, это самый верный способ добиться своего,  то есть,  извести другого и сохранить свою совесть чистой.  Размышляя далее о  предмете филологии, неугомонный Ницше переходит к философским выводам: «Наиболее вразумительным в языке является не слово, а тон, сила, модуляция, темп,  с которым проговаривается ряд слов, - короче, музыка за словами, страсть за этой музыкой, личность за этой страстью: стало быть, все  то, что не может быть написано. Посему никаких дел с писательщиной»(1.751).
Человек есть то, что должно преодолеть,   «уж лучше обманывайте и пусть нелегко это дается вам», смейтесь больше и чаще и пусть ваша совесть не мешает вам быть тем, кто вы есть, ведь что значит смеяться?  «Смеяться – значит быть злорадным, но с чистой совестью»(1.612). Уж если говорить то, что известно всем, то есть одну только правду и ничего кроме правды, то это способно отвратить от себя кого угодно, уж лучше лгите, если уж вы так устроены, но вы поступаете наоборот, и лжете, заявляя, что «любите правду». Тогда уж лучше лгите или вы думаете что вокруг все такие дураки, что не раскусят вас? Вряд ли, как раскусывали правдолюбцев, так раскусят и лжецов, и еще неизвестно где правда, а где ложь, но вы нетерпеливы и ваши оценки торопливо срываются с воспаленных губ.
      Говорят, смерть это ужасно, это действительно ужасно, но разве было бы менее ужасно  пережить снова все то, что пережито?  «Я не хочу повторения жизни.  Как вынес я ее? Трудясь. Что дает мне выдержать ее вид? Взгляд на сверхчеловека,  утверждающего жизнь. Я и сам пытался утверждать ее…»(1.818). «Ваше призвание, ваша воля – вот ваш «ближний»: не позволяйте навязать себе ложных ценностей!»(3. 259).
Если бы большинство людей не знали 9/10 того, что они знают, то, думаю, они ничего бы от этого не потеряли, но это говорит не в пользу тех, кто учится.
Неискушенный ум читает книгу, в надежде найти что то там и, пересказывая прочитанное, готов выдавать чужие мысли за свои. Но есть другие,  и таких немало тех, которых убивает перспектива читать чужие произведения, тех, которые стали на путь писания, любят они, как своих детей, только свои книги: «Вовсе нелегко отыскать книгу, которая научила нас столь же многому, как книга, написанная нами самими»(1.749); «из всего написанного люблю я только то, что пишется своей кровью»; «…люблю я кровь»(3.172). Сказавшего это трудно обвинить в неискренности.
Когда мне хорошо, тогда какое мне дело до вас!? «Если я люблю тебя, что тебе за тебе дело до этого?»(1.599), – так говорил автор  книги о Заратустре.
Не для вас я пишу это, а для себя. Я и вы, и я понимаю вас: любите вы ожечь, опрокинуть, повергнуть, прочитать в моих глазах ужас, смятение, сделать вид, что все хорошо, все правильно, и назвать это любовью. Это и есть любовь. Это жизнь.
Если бы счастье и любовь зависели от встречи с любимым, как это порой кажется, то женатые и замужние были бы счастливы, и, любя своих супругов, не желали бы никого другого.
Я люблю вас, но нет вам до этого никакого дела: «К немногому, к продолжительному, к далекому стремятся мысль и тоска моя: что мне до вашей маленькой, короткой, многообразной нищеты!»(3.257), –  так говорил Заратустра.










IV. ЗЛО – НАИЛУЧШАЯ СИЛА

Кто отрицает любовь, тот отрицает и ненависть, кто говорит «да» любви, тот говорит «да»  и ненависти. Думать, значит сомневаться, «не дадим сбить себя с толку: великие умы были скептиками», «следует сомневаться похлеще, чем Декарт». Сила и независимость, проистекающие из мощи, из  сверхмогущества  духа, доказываются скепсисом.
Кто не верит в хорошие, «красивые слова», тот не верит и в плохие, в плохое, в слова осуждения, но «жизнь основана на видимости»(1.664), остается  «делать вид»  - пусть кто может, попробует разобраться, особенно,  когда подделку невозможно отличить от шедевра.
«многие напоминают настоящие алмазы , даже превосходят их блеском»(1.764).
Когда видят работника , мастера , то невольно  думают , что его дело – это все для него , что он живет только им одним и верит всему тому , что говорят.
Послушаем «Заратустру»: «…должно становиться вам все хуже и хуже. Только так, - только так вырастает человек до той высоты, где молния поражает его, до высоты, достаточно высокой  для молнии!»(3.257).  Кто любит , тот и ненавидит , кто убережет от одного ,тот не убережет от другого , но невозможно уберечь никого от ударов судьбы , клин клином выбивают и когда кому-нибудь невыносимо тяжело и он не видит выхода , то должно стать ему еще хуже, и так до тех пор , пока он наконец , не утешится , не «успокоится» , а это должно быть уже потому , что есть одно, что есть отчаяние; когда-нибудь все станет одним , но это когда еще будет , а пока:  «человек  человеку волк» , и только это способно  развивать в нем все лучшее.
Когда кому-то невыносимо тяжко , когда кто-то страдает , тогда кому-то еще тяжелее и кто-то страдает еще больше , если так , то нет предела тяжести страданий и всякие страдания могут перерасти в еще большие, но «…всякий  становится бодрым, взглянув на отчаявшегося; и чтобы  утешить его, каждый считает себя достаточно сильным»(3. 249).
Когда я начинаю замечать , что на меня смотрят , тогда я естественно перестаю быть самим собой. Мир такой как есть и что было , то и будет , очевидно , что когда кому плохо , то верно и то, что лучше не будет никогда.
Тысячи лет назад  уже было написано: «… исполнилось время  и приблизилось  Царство  Божие: покайтесь и веруйте в Евангелие»(Мр.1:15); но один человек сказал лучше других: «Я… радуюсь великому греху , как своему великому утешению. Впрочем, это сказано не для  длинных ушей»(3.257).
Нужно сильно хотеть, чтобы согрешить. Кто разгадал другого, тот потерял к нему интерес. Только ты сам есть тот, кто никогда не надоест.
Но не хвалитесь грехами, как «хвалитесь и скорбями» (Рим. 5:3), ибо Он пришел спасти не праведников, а грешников, ибо «не здоровые имеют нужду во  враче,  но больные»(Мф. 9:12).
           Кто такие те, которые называют себя христианами и которые гордо несут это звание? Это те, которые хотят « быть как все». Те, которые  повторяют:  «Кто не со Мною, тот против Меня…»(Мф.12:30); и которые ничего не говорят о противоречиях, благоговейно оставляя все  противоречия колеблющимся и  сомневающимся, т.е. своим врагам. Но, как заметил автор незабвенного Заратустры, «…успех христианства… ничего не говорят в пользу величия его основателя»(1.219), что может означать – вероятно, не одним только смирением обязаны  христиане мира своим успехам.  Христиане охотно говорят о тех, кто гнал и срамил их, и ничего о тех, кого гнали и срамили они сами. И в  этом они  ничем не лучше своих предшественников.
         Счастливый и несчастный – не противники, отнюдь, но братья, но все представляется иначе: и маленькие, и бедные и «не такие», как это и всегда было, путаются под ногами, падают и мешают идущим к своей цели; это их проблемы.
         Хорошо это и плохо, это одно и то же самое. Когда кого все любят, тогда и никто никого не любит. Но жизнь покоится на ложном основании, «основана на видимости»(1.664).
        Может быть, эта жизнь и бессмысленна, но кому нужна такая правда?
       Какое нам дело до всех счастливых?
«Что хорошо? – Все что повышает в человеке чувство власти, волю к власти, самую власть. Что дурно? – Все что происходит из слабости. Что есть счастье? – чувство растущей власти, чувство преодолеваемого противодействия»(2.633).
«Человеку должен становиться все лучше и злее. Ибо зло есть наилучшая сила в человеке»(3.257); злой укрепляется, за то на него возводят обвинения , за то, его гонят. Но если человек маленький, то и зло его маленькое. Кто не слаб, тот не зол, сила добрых в их доброте , потому они спокойны и уверены. Из столкновения двоих третий стремится извлечь пару другую доводов в свою пользу.
Вы хотите идти за мной? Я не советую, но если вы готовы , что ж вперед.
Маска прирастает к лицу, так что не разобрать где маска , а где лицо: «Актеры, не сознающие своего актерства,  производят впечатление настоящих алмазов и даже превосходят их – блеском»(1.764).
Вы считаете для себя делом чести сразиться со мной , но я не считаю для себя честью сражаться с вами, но: «Нас вечно зазывает в сторону чей-то крик…»(1.658)
Жизнь покоится на ложном основании(1.664), то есть  здесь нет ничего настоящего , а есть только то , что кажется; тогда  если  кто ненавидит другого,  то это тоже ложь, он просто его «не понял»; и если кто любит кого то это такая же ложь  со знаком «+»; не следовало бы разделять эти две стороны , но бывает не так, и  «…следует в порядке профилактики  посоветовать любовь к ближнему»(1.746), а ненавидеть оставляют на долю чужих. И вот ,что осталось от всего этого?..
Плохо это и хорошо, и  когда бьют , то это и хорошо , ибо мертвых не бьют, и когда ненавидят кого или «не любят» , то это только показывают , только «делают вид». Но точно так же обстоит и с тем, кого обожают , кого любят, – это только «делают вид». Но люди одно принимают , а другое нет. Кто помогает, тот и смеется , а кто хочет помочь, но не может (как близкий, например), тот  плачет. Кто сочувствует, тот тайно радуется , а кто бьет, тот и любит, ибо это способ познания , проба сил, размышление.   
    Если один радуется тайно в душе, а другой явно и смеется, что называется, в «глаза», то на этом различие и заканчивается.
    Потому всякие жалобы вызывают смех, а у близких даже озлобление, ибо помнят они сказанное «хвалимся и скорбями»(Рим.5:3). Кто бьет, тот и боится,  и делает он это с отчаяния, а это достойно уважения, «и чем подчиняться, уж лучше отчаивайтесь»(3.256 ); если бы обижаемый имел достаточно благоразумия, он бы не распространялся по поводу покушения на его честь, а радовался бы, как заметил  Ницше: «Следует оберегать зло, как оберегают лес»(1.738); «…зло есть наилучшая сила в человеке»(3.257), а всякая сила есть признак здоровья.
         Лицо умершего ничего не выражает и сам он безучастен ко всему, а все бывшее представляется мелким, недостойным даже упоминания, правда так и не понятно, зачем, ради чего принимал человек столько мучений?
О наказании. Исправляя других, исправляют себя , не наоборот, «наказание имеет целью исправление тех, кто наказывает». «Наказывать следует только за мелкие провинности и мелких воришек, а также тех, кого мучает совесть, но большой человек не останавливается перед маленьким, бедные всегда заняты одной мыслью, но «что мне до вашей… многообразной нищеты?»(3.257) Так говорил Заратустра.




V. ЛЮБОВЬ И НЕНАВИСТЬ

Не мечите бисер перед свиньями, станьте прежде пахарями, теми, которые готовят почву. Что толку говорить, когда тебя никто не слушает? Но «быть как все», значит, опираться на всех. Все это та почва, которая хочет дать всходы, разве открытия совершают  одиночки?
Хочу я быть верующим, «…но что толку во всех верующих?»(3.67)
Пусть моими читателями будут те, которые ищут смысл, но пусть не будут те, которые нашли его.
Да, хочу я большего, но вы те, которым нужно мало, совсем немного,  разве не из малого складывается большое? Да, хочу я быть строителем, но разве вы не хотите быть причастными к зданию, стать хоть малой частью его?
Мой успех для вас  «нож в сердце», но кто способен разделить мою радость? Хотя автор «Человеческого, слишком человеческого» утверждал: «Сорадость, а не сострадание создаёт друга»(1. 455).
Хочу я любить, но что толку во всех любящих? «Мое страдание и сострадание мое – что мне до этого! Разве к счастью стремлюсь я? Я стремлюсь  к делу своему!»(3. 292).
Разве любите вы меня? Хотя бы я разрываюсь от любви к вам, то, что вам за дело до моей любви? Всей душой стремлюсь я сделать открытие, но что толку во всех открытиях?
Все лучшее, разве дают его мне? Вы положили камень в мою протянутую руку, но если бы  знали, что вы положили?! Все лучшее готовы вы охаять, чтобы крепче привязать его к себе, разве не для длинных ушей произносятся все громкие речи? Счастливыми делают других случайно, но разве сами мы стали счастливыми или разве сделали мы счастливыми ближних? Кто всем доволен, тот непригоден для дела.
Кто добивается своего, тот ничего не получает, так как ожидаемое никогда не исполняется, «счастье есть ожидание и, в случае исполнения, все новое ожидание».
Нужно возвыситься  и приобрести нечто, чтобы «испытывать удовольствие от бестактностей».
 Как мало человеку не хватает для счастья именно потому, что счастье это не то, не то и не это.
Когда меня благодарят, хотя это и редко бывает,  «от чистого сердца» (ещё реже, чем это делают добро  «от чистого сердца»), тогда я думаю: за что хвалите вы меня? Не за что меня благодарить. Вам, тем,  которые ничего не знают. Некто сказал, «человек не сломленный бесполезен для Бога», и вот находится «сломленный» Богом, хотя и нет такого, которого бы не  ломало, зато находятся такие, которые умеют скрывать это, как раз эти и считаются «водителями» людей, - они «сломлены», но много таких, которые нуждаются в утешителях, они говорят: «Вот твёрдый», – и идут к нему, и  чудо совершается, они находят, наконец, то, что так долго и безутешно искали, и готовы целовать ноги, - но, не знают они, что нашли они не твердого, а самих себя.
Находят они то, что хотят найти, видят они в другом то, что хотят видеть, но восхищение немногого стоит того,  «…я жаждал людей, - я находил всегда лишь  себя самого»(1. 724). Можно сказать только, что их счастье это только то, что они желают то, что  ожидают найти, подобно всем отчаявшимся, они – обмануты и те, которые хотят обманываться: «…счастье и несчастье – братья-близнецы»(1.658). Если счастье не дорого стоит, как их радость, то и несчастье близнец счастья. Невозможно утешить человека в несчастье, но потому, что всякое утешение - слабое, утешитель оставляет страдающих, и они остаются сами собой.
Не утешения я уже ищу, подобно многим, а сам готов утешать, потому и находятся утешенные в горе, но не хочу я быть обманщиком, хотя бы они хотели быть обманутыми; «…в сердца добрых и праведных заглянул некогда тот,  кто сказал: «Это фарисеи». Но его не поняли»(3.189); человек слаб, потому он хочет быть обманутым и обманываться. Когда-нибудь из этого вырастает большое, но не теперь, «правду никто не любит», и чужое не  болит, но где боль, где страдания, там и лечение. Нет счастья, но тогда нет и несчастья, не верь счастливому - нет у него ничего из того, но тогда не верь и несчастному, потому что из него когда-нибудь вырастет нечто, что перевернёт мир.
Если  верю я в любовь, то верю и в ненависть, верю и не верю, потому что великая любовь вырастает из великой ненависти.
Вы любите меня? Я смеюсь над вами. Я не люблю вас, а вы смеётесь надо мной, стану я самим собой, и тогда посмеюсь над всеми. Как много человеку надо для счастья! Отчего же он всегда несчастен? И вот тот, у кого есть всё для счастья , - молодость, здоровье красота – несчастен. А тот, кто потерял всё – тот твёрд. Кому верить? Себе! Верно, но нужно стать самим собой. Я не верю счастливым, ведь достойны  они только жалости. Но не верю я и другим, ведь они твёрдые. Когда судьба наносит удар, то остаётся вынести его. Несчастными я назову не тех, которым судьба наносит удар, а тех, которые жалеют их.
Я не иду к счастливым, ведь они счастливы, я не иду к несчастным, ведь никто и ничто не может утешить их в их горе, но всё красивое и всё, что воздействует на чувства рассчитано на слабых: «Хваля, хвалишь всегда самого себя: порицая, порицаешь всегда другого»(1.765).
Немало таких, которые чувствуют себя счастливыми, имея перед собой несчастных. Видел я торжествующими тех, которые сообщали о чужом несчастье, но они называли это, не стыдясь, правдой. Если я не верю счастью, то не верю и несчастью; если я не верю добрым, то не верю и злым, довольно с меня и этого. Я не иду к безутешным, ибо всегда находятся у них утешители, которые были готовы ещё тогда, когда в них не нуждались.
Не меня любите вы, но чувствуете потребность в любви. Как мало нужно человеку для счастья. Но довольно обманываться, хотя бы я был на седьмом небе от счастья, то знаю, «достаточно капли, чтобы убить»(Б. Паскаль, «Мысли»), меня не говоря уже о моем счастии – что останется от него?
Но уважающий себя не будет назойливым в своём стремлении, не будет и негодовать, когда его ожидания не сбудутся.
Всё лучшее отдается случайным. Я не дорожу тем, что мне дают, ведь не этого ищу я.
Прежде чем полюбить всех, станьте тем, «кто любит самого себя…»(3.151). Не ставьте себя на место другого (как учили вас с детства), лучше оставайтесь на своём. Не сострадайте несчастным, не сочувствуйте плачущим, ибо плачущие уже имеют утешение своё и награду свою(«Блаженны плачущие, ибо они утешатся» – Мф.5:4); и к тому же: «Сорадость, а не сострадание,  создаёт друга»(1.455). Не с неба упало мне на голову счастье, но я сам выковал его, поэтому я равнодушно принимаю то, что мне дают. Только то, что я построил своими собственными руками принадлежит мне. Зачем мне дорожить тем, что не мне принадлежит? Они говорят о смерти, и их глаза округляются, потому что они воображают, что говорят о важном, потому что  слышали они некогда: «Быть или не быть?»; «Победа или смерть!», - но напрасно всё это, ибо что есть, то есть, а чего нет, того нельзя считать; «Но и лишние важничают своей смертью, и даже самый пустой  орех хочет быть расколотым»(3.61).














VI. БЛАГОДАРНОСТЬ

      Часто  я слышал: «Как я Вам завидую!» – но ведь это только исполнение одной из заповедей, и все убийственные  слова рассчитаны на слабых и немощных.
      Богатство  игры, эмоций, натуры не происходит от нищеты, только свободный способен на это.
      Как близко все то, что ты говоришь, когда и сам я так говорил, но не были мы вместе и никогда не будем одним, «хотя бы он и хлебал с нами  из одной миски»(1.657).
      Еще раз скажу: «Сильные ищут равных себе. Слабых презирают за их слабость, их вина в том, что они слабы; коли так устроено, то все же,  не справедливо – когда  сильные борются, а слабые боятся? Хотя к тем, кто менее счастлив в жизни нужно относиться очень тепло».
       То, что есть сильные, что они непрерывно борются, это еще куда ни шло, но то, что есть слабые, боящиеся, презираемые, несчастные - это уже несправедливо.
      «Жизнь основана на видимости»(1.644), ложные ценности возводятся в ранг истинных ценностей и большинство трагедий происходит от этого.
      Сильный подавляет слабого и он, униженный, возмущается, ибо  «восстание – это  доблесть рабов»(3.41), но каковым должно быть его разочарование когда он узнает, что на самом деле ничего нет, что вопрос «что есть истина?» встает в своей остроте. Тогда наступает пора «переоценки ценностей».
      Люди были бы счастливее, если бы не рассчитывали ожидать лучшего, если бы продолжали надеяться  до конца.
      Еще раз скажем, когда видишь что-либо,  не верь глазам своим, будь то доброе или злое,  хорошее или плохое. Наши ощущения это только наши ощущения, но кто называет  свои ощущения истиной? На кого рассчитаны всякие нелепые утверждения? – На слабых и немощных, на униженных и несчастных. Но это уже сверх того, считать свое счастье на несчастье других - это уже слишком.
      Когда борются равные,  в этом еще нет беды, но когда это делается для зрителей, для слабых, это уже «игра» и верно, что «истин нет». Когда каждый кричит: «Я есть истина»,   –  то  он становится соблазном для тех, кто не может так кричать и принимая ту или другую сторону они верно становятся как есть.
      Один бьет другого, попадает «в точку»,  тот уже изнемогает, но напрасно! Не сильный устроил этот мир, не мудрый, не известный, не авторитет – и что он сам как не жертва! Он точно такая же жертва, как иной, слыша постоянные призывы: «Будь внимателен!» – становится жертвой внимательности, делая то, что сам не желает – не назову я это хорошим делом!
      Все правильные, умные, мудрые слова я предпочел бы лучшим: «Одно бывает необходимее другого»(3.253), – и что толку от всех правильных, умных слов, если от них никому не становится лучше? Но эти слова громко называют правдой, сказанные перед толпой, они становятся убийственными. Но, что произошло, то произошло. Что толку во всех правильных, умных словах?
        Человек был бы счастливее, если бы меньше думал, умей он хорошо думать – все было бы лучше. Но что толку думать, когда  очевидно, что он ничего не придумает.
        Все одиноки, стоит ли кому-то признаваться в этом? Его «признание» ему же вменится в вину, каждый чувствует себя немножко счастливее, видя  несчастного и даже размышляя, как помочь ему, он преисполняется сознанием возвышающего чувства.
        Ведь он делает добро и делая  это он должен делать для Бога. Так он думает.
        Но все решается просто – если ты любишь это, то я люблю то, а если ты любишь то, то я люблю это: «А там разберемся!» Не это страшно. Все страшное, все ужасное прежде всего разрушает слабых. Но что толку ужасаться, когда дело сделано, что произошло, то произошло.
       Хотя бы я изнемогал, то разве мир стал бы другим?
       Разве мир не таков как есть?
       «Если я люблю тебя, что тебе за дело до этого?»(1.599). Вот ты уже злишься, потому что все против тебя – потому что ты правду не любишь и не понимаешь, что все к лучшему, что: «Человек должен становиться все лучше  и злее»(3.257).
     И  «люблю  я кровь»(3.172) и  то, что «пишется кровью», - так говорил Заратустра.
       Делая  добро для меня, делали вы все же для Бога, и моя благодарность Вам как соль на рану, и как давление на больной зуб. Но не дождавшись благодарности, вы обвиняете того в неблагодарности.
       Если бы дождались то, боюсь, услышал бы другое, но, по сути,  то же самое: благодарность - наиболее мягкая форма мести. Когда все идет по кругу, то нелегко понять кто впереди, кто позади, кто первый, а кто последний, но и то и другое существует только во мнении.
       Вы слышали, что «жизнь – борьба» и ваш опыт говорит вам об этом, и вот вы раздаете тумаки налево и направо, как это и следует, ибо вопрос стоит только так: «кто – кого», и если не ты, то тебя.
      Будь же тверд в своем намерении,  и наноси удар первым, чтобы не оказаться   последним.
      Если ваши удары достигают цели, то вы  утверждаетесь (хотя во мнении!) все больше и больше, на повергнутых, побежденных стоите вы, но весь  ваш вид выражает одно: «Все хорошо. Все правильно. Все нормально».       По-вашему  выходит, потому и заявляете вы так: «…в сердца добрых и праведных заглянул некогда тот,  кто сказал: «Это фарисеи». Но его не поняли»(3.189).
      Приобретая, мы и теряем, когда мы добиваемся своего, но это дается ценой невероятных усилий, так что в конце концов наступает «расплата» за все то, что имел в жизни.
       «Жизнь пропала», – говорим мы и содрогаемся, но прежде нас жизнь пропала у всех, живущих до нас.
      Все, что дается, то и отнимается, когда я торжествую или когда отчаиваюсь, то это только мои  ощущения, если же я хорошее принимаю, а ужасного не понимаю, то что я делаю? «Счастье  и несчастье  –  братья – близнецы…»(1.658), – так говорит  «Веселая наука».
    Если же я все доверяю  другому, то я и возлагаю на него свою ношу, лучше бы было, если бы я верил себе больше, а ему меньше, чем наоборот.































VII. Я  ЕСТЬ ИСТИНА

Как мне не любить вас, если вы пробудили моё «зло» (и «злобу») – «наилучшую силу в человеке»(3.257), то я плачу вам добром за зло, но, не так ли поступали и вы со мной? Как мне не благодарить вас, хоть вы и делали мне добро, вопреки своей воле?!
Мне остаётся только убедить вас в том, что вы не сделали мне ничего плохого: «…если  есть враг у вас, не воздавайте  ему за зло добром: ибо это унизит его. Напротив, убедите его, что он сделал вам добро»(3.58).
Как мне не благодарить вас мучители мои? Не будь вас, кто то другой сделал бы тоже самое, но после вас им ничего не остаётся.
Любишь ли ты меня? И я не могу выносить тебя, но я сделаю всё, чтобы убедить тебя: ты сделал мне добро.
Вы же испытывали меня на прочность, предпочитая лучше брать самим то, что вам нужно, чем ожидать – и здесь вы ничего не сделали против него. Вы опираетесь на моё зло, как на «наилучшую силу» и меня же наказываете за это, это несправедливо, но я не удивляюсь, ибо «…выбираю вашу несправедливость как долю, мне предназначенную»(3.54).
Когда вы призываете меня к добру, то я не могу принимать это иначе, чем как укол; и когда вы призываете меня к радости, тогда вам больше нравится процесс призыва, чем моя радость, я же тогда думаю: «моя радость это не ваша радость» и в душе вы повторяете другое: «…должно становиться вам все  хуже и хуже»(3.257). Так говорил Заратустра.
Кто из двоих лучше – кто ожидает лучшего, хотя и царства небесного или кто не верит ни в какое небесное царство? Люди делятся на тех кто внушает доверие и на тех, кто не внушает доверия,  но разница между ними не так велика, как это считается. И тот и другой прежде всего и после всего пекутся о себе, о своих и о земном. А потом о другом, о других и о небесном.
Французский  мыслитель Н. Буало заметил: «Кто ясно мыслит, тот ясно излагает», – станем прежде теми, кто ясно мыслит, чтобы не «запутаться»: «Нас вечно зазывает в сторону чей то крик…»(1.658). Так говорил  Заратустра.
«Жизнь основана на видимости»(1.664), люди делятся на тех, кто вызывает доверие и на тех, кто не вызывает доверия, если вид не вызывает ни у кого доверия, то, очевидно, что все слова будут потрачены в пустую, можно было ни чего не говорить и иметь тот же самый результат.
Его бьют не за то, что он плохой, как это говорится, а за то, что он не умеет быть убедительным, за то, что его вид не вызывает ни доверия, ни уважения, за то, что на такого нельзя опереться, а всякий так нуждается в этом, имея потребность.
Я скорее захочу полюбить одного человека, чем стану любить всё человечество, слишком это ненадёжный материал.
Когда же мы,  наконец,  повернёмся лицом друг к другу?  Вы называете меня любимым, а в душе утешаетесь тем, что закопаете меня. Вы сделали все, что могли, но у вас ничего не получилось и вот тогда вы стали любить меня; «призываю я вас потерять меня и найти себя»(3.67),  – так говорит истинное почитание.
Так ли всё ясно?
Иной всю жизнь учится, и всё  чего - то не знает, другой выбрал себе то, что ему нужно – он находчив, весел и всем доволен.
Всё красивое вызывает одно неизменное желание – сорвать покров – это непонятно, особенно, когда известно, что «под платьем мы все – голые, все – мужчины и  женщины» (Мстислав Ростропович).
Кто даёт, тот и отнимает, нашёл – не радуйся, потерял – не плачь. Я внимательно слушаю вас, но ничего не потерял бы, если бы прошёл мимо. Кто стал равнодушным, тот, верно, прожил своё, тогда легко объяснить недовольство и «брюзжание» тех, кто говорит.
«Всё – суета! Это древняя болтовня всё ещё почитается за мудрость…разбейте скрижали тех, кто никогда не радуется»(3. 181), - так говорил Заратустра. Я поступил скверно, но даже если бы я сделал хорошее, то вам не было бы легче: «Даже в лучшем есть и нечто отвратительное; и даже  лучший  человек есть нечто, что должно  преодолеть»(2.148).
«Всё правильно!» – говорите вы, когда происшедшее льёт воду на вашу мельницу, но это также и внушение.
За что вы любите меня? Ни за что. За что вы ненавидите меня? Тоже ни за что. Всё правильно! – ведь вы идёте своей дорогой. Когда я с вами и не мешаю вам, тогда вы со мной, но горе мне,  когда я упаду! «Горе, если мы столкнёмся и всё кончено, если мы упадём»; «…горе живущим, которые хотят прожить без спора  обо всем, что касается взвешивания»(3.102). Так говорил Заратустра.
Хотя бы вы кормили меня с ложечки то все же я знал бы, что всем лучшим я обязан не вам.
Понял и я вас! От меня требуется самая малость («да что тебе стоит!»), а всё что вам нужно вы сами возьмёте.
Если своё счастье вы строите своими руками, то тогда и ваше несчастье – дело ваших собственных рук.
Хотя бы приложили все свои усилия, но всё же результатом было бы то же самое, то есть все было бы точно также, но с этим вы не можете согласиться. Мне же самое простое и необходимое далось дорогой ценой, слишком дорогой,  что бы я мог платить еще раз.
Хорошо понял и я вас! Моё несчастье вы готовы расценивать как свою победу. Любя меня – «от чистого сердца» желали бы вы мне перевернуться. Торжествуете, хотя, если бы любили правду, как говорите, то тоже – «признались бы, что вам не легче, чем мне, но это уже, было бы слишком. И вот вы – неприступны и вы же без мыла влезете, когда вам нужно. Какое то объяснение необходимо и вы называете всё это любовью. Лучше бы мне оставаться идеалистом, – не о такой любви я мечтал. Но мы все – одно и вы такие же, как и я. Нужно было время, что бы это «раскрылось». Так открытие, как откровение – очевидно и ничего не стоит.
Я хорошо понял вас: «Ибо всякий становится бодрым, взглянув на отчаявшегося; и чтобы утешить его, каждый считает себя достаточно  сильным»(3.249). Мысль о том, что я не доволен, утешает вас, вы готовы сочувствовать моему горю, но не готовы разделить мою радость, так что утешением вам, скорее,  может служить моё несчастье, чем моё счастье. При всём том, что это так только кажется, разве мы живём не в кажущемся мире? На самом деле нет ничего, а то, что есть – только кажется.
Современный человек, как и первобытный, делает всё, чтобы обмануть злых духов, он постоянно «колдует» и даже весьма в том преуспевает, он, как и первобытный, хочет жить и живёт, хочет побеждать и побеждает, – но что следует за всем этим?  То же самое.
Он рвётся и мечется в поисках «счастья», а потом вдруг прозревает и начинает понимать, что всё лучшее уже было и то, что было и было « счастьем». Балует ли кого судьба, наказывает ли – так предназначено, в свете этого бессмысленны все « если бы».
Но отрицание есть способ самоутверждения, остаётся найти слушателя. Кто то ни чего не имеет и это становится для него источником для переживаний, у другого есть всё и всё же ему не легче.
Всё что вызывает смех и одобрение – мелко; но утонуть можно даже в ванной, и смех убивает, и смеха боится даже тот, кто ничего не боится: «Убивают не гневом, а смехом…»(3.281). Так  говорил Заратустра.
Ваша характеристика убийственна, одно слово, один вздох – и конец: «…если бы взор убивал, мы уже давно погибли бы»(1.279).
«Идеалист» и «материалист», хотя бы каждый из них утверждает различное, остаётся, как и следует быть, человеком, говорят они различно, а поступают одинаково, одеваются различно, желают того же самого, («женщина одевается для всех, а раздевается для одного»).
Так как мы пока  продолжаем жить,  и проживем,  сколько нам отпущено, то значит, «взор» не убивает, хотя это нам всегда кажется, и «нас каждый день убивают»; «Никто теперь не умирает от смертельных  истин: существует слишком много противоядий»(1.458).
Если бы даже всё и было хорошо, то, очевидно, это не было бы хорошим, а хорошее было бы ложью. Всё лучшее и всё худшее существует только во мнении.
Самое хитрое в душе людей – власть, если разобраться, то власть основана ни на чём, а всякий покушающийся ничего не теряет, как и строптивый, то остаётся удивляться и принять никчёмное за очевидное, так как всё идёт по заведённому кругу и стоит ни на чём. Нет ничего из того, что считается за «реально» существующее, оно «существует» только по тому, что кому-то так хочется, кому-то так выгодно, кому-то так удобнее. Не стоит «докапываться» до истины, как не стоит искать того, чего нет, того, что неизбежно ускользает. «Не только разум тысячелетий, но и  безумие их проявляется в нас. Продвигаясь шаг за шагом, боремся мы с исполином-случаем, и над человечеством  до сих  пор еще тяготеют  неразумие и бессмыслица»(3.66).
Если «разобраться», то частичка бытия дороже всего того, что пишут о нём.
Если кто учится на ошибках, то это мастер; все отличие его от невежды в том , что он умеет исправить ошибку , исправленная ошибка перестает быть ошибкой , становится ступенькой. Не ошибается тот, кто ничего не делает,  но  для мастера ошибка – этап, а для неумехи камень преткновения.  У страха глаза велики и малое вырастает в большое, как  снежный ком ,так что уже изменить что-то невозможно.
Все идет своим чередом , но человек на то и человек , чтобы принять  ваш успех и найти виноватого в бедах.   Ты сам виноват в силу своей слабости!  Ты придал  ценность вещам , которые не представляют никакой ценности, они только вещи, такие как есть. Много их или мало - неважно. Но в тайне хотели вы, чтобы оценили и вас.
Они такие как есть, но ты  сам одно считаешь хорошим, а другое плохим, чтобы не сказать:  все свое - хорошее; чужое, значит плохое.
Лицо имеющего власть ничего не выражает, стоящие же внизу смотрят вверх и восклицают: «Я тоже так умею!»  Как будто бы вопрос так стоит. «Я тоже так умею!», - кричит всякий, видя лучшее, и это правильно, потому что, если это лучшее, значит наше, не будем же мы скрывать, что все лучшие чем-то похожи на нас!
Кто не умеет, у кого ничего не получается, тот громко заявляет о своих  достоинствах, о своем деле, о своем знании, а у кого получается, кто умеет, тот молчит. Хотя бы ты умел многое, то все же остается невостребованным .
Они выдают очевидное за невероятное , нужно ли говорить , что значит переоценить ценность?  Это значит, во первых,  не придавать ценность тому, что ты ценил вчера так что, кажется,  это была ложная ценность и,  во вторых , давать цену большую, чем вещь действительно  стоит,  и чем выше оцениваешь вещь, тем дороже она стоит, - хорошо, когда есть чем платить , но горе когда ты банкрот .
  Успокойся , если у тебя ничего не получалось , тебя никто не любил бы, а если  любят, значит у тебя получается . И только.  Когда ты  со всеми , тогда и  все  с тобой.  Когда ты сам хороший, тогда и с тобой хороши , когда ты сам  любишь, тогда и тебя кто-то любит. Люди все те же, как мир все тот же,  меняются только наши представления о людях и о мире.               
Кто делает таким меня, какой я есть?   Природа, общество, место и время. Но кто сделал меня таким, какой я есть, тому нет никакого дела до меня,  и вот меня уже никто не знает.  Вы сделали меня таким, какой я есть и вам нет дела до меня. Всем лучшим я обязан вам, а во всем плохом, в своем горе я сам виноват.
        Хотя бы я добился того, чего хотел, то за это мне  придется  расплачиваться, кто ничего не имеет, тот ничего и не  теряет, но кто много имеет, тот ничего не приобретает.
        Я болен, но потому, что больно общество, в котором я жил, я не могу не быть больным, живя среди больных , но какое дело всем больным до меня или уже нет более  достойного  предмета?
     «Я тоже так умею!», – «когда большой человек кричит, тогда  мигом подбегает к нему маленький и  называет это «состраданием». Так говорил Заратустра.
       Если же все хорошо, значит этому скоро придет конец, если я здоров , значит я обманываюсь и предупреждение готово: «Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет…»(Гал.6:7)
       Хотя бы я и обманываюсь, но что остается даже смертельно больному?
      И хорошо  еще, что можно  обманываться , но кому-то  плохо , когда кому-то хорошо, и правда звучит не сурово, но убийственно: «А  разве не более жестоко оставить его в живых?..»(1. 557), - вопрошал  автор «Веселой  науки».
       Еще раз спрошу:  за что вы любите меня? Еще раз скажу: за то, что я смертен; за то что я «закат, переход и уничтожение»; за то, что «один только шаг между мною и смертью»; за то, что «есть только миг» , - так ваша любовь ко мне становится тем же самым , что ваша любовь  к самому себе.
       Кто видит человека в ближнем своем, тот не вовсе потерянный человек, «будем же терпеть  другого, как терпим самого себя».
       Никому еще не удавалось уйти от своего прошлого, и в памяти остается все. Но что было, то прошло,  разве мы  не живем в будущем? Разве все  в прошлом, и разве ничего –  в будущем?
          Нет! Трижды нет ! Я жив пока надеюсь и надеюсь , пока жив, хотя «…невозвратимое отняли  у меня – так говорю я вам, враги мои»(3.97). Хотя бы вы были действительно правы, и даже если бы вы были  тысячу раз правы ,то все же, все идет как следует, как и должно быть, все идет своим чередом и ваше торжество, ваш  «крик души»:  «Я прав! Я все знаю!» – что это? Только крик. Как будто я уже не могу кричать. Как будто мое горе действительно может быть вашей радостью! Как будто бы вам от  этого легче !
         Но у человека «есть только миг», что ему до того, что будет потом? И вот уже кажется – все  лучшее - ваше, что вам «чужого не надо», что значит:  «и мы свое не отдадим!» В лучшем случае готовы вы только сочувствовать и наставлять: «Я сочувствую тебе, теперь ты не хочешь того, что хотел прежде, но ничего  не изменишь, это судьба». Но нет у вас силы  разделить мою радость, хотя  именно «сорадость, а не сострадание создает друга»(1.455).
      Меня убеждают в том, что я против своей судьбы: «от судьбы не уйдешь»,  «от себя не убежишь». Так как я не знаю что мне хорошо, а что плохо,  меня то ведут, то тащут, то тыкают носом. И , главное: «Нам не по пути»; и: «Мы не таковы!».
       Маска плотно прилегает к лицу , так что не  разобрать где лицо, а где маска:  «Актеры, не сознающие своего актерства производят впечатление настоящих алмазов  и даже  превосходят  их – блеском»(1.764). Вокруг столько ценностей , так что не отличить где фальшивые, а где истинные, особенно  если учесть,  что  все заявляют о себе , как об истине;  «это из-за нескромности того, кто некогда сказал: «Я  есмь  Истина». Так говорил Заратустра.
         По чьей-то милости воздают мне здесь за честь , но лучше бы нам было не встречаться. Все говорит в пользу этого, ведь хорошими  мы называем тех, кто нам не мешает...









VIII. ВОССТАНИЕ – ЭТО ДОБЛЕСТЬ РАБОВ

          Кого бьют тот «заработал» –  и все «еще обижается». Но мы все раненые. В глубине души хорошо, что так сказано, ведь все к лучшему, но об этом мы лучше умолчим, наказание для примера необходимо другим и имеет целью исправление тех, кто наказывает, а не тех, кого наказывают, наказывая  других, исправляют себя,  не наоборот.    
         Кто защищает, тот  и подставляет, вот идеальное  устройство - когда битый  еще и благодарит, как тут бьющему не проникнуться  чувством жалости? И хотя жалость не лучшее чувство, но все- таки чувство. Если я несовершенен, то зачем я? Написано в древней священной книге: «Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш небесный».               
         Верующие это и  есть те самые битые, которые благодарят Бога за все, уповая на то, что:  «Человек  несломленный  бесполезен для Бога».
         Может, быть, и нет лучшего, но есть мысль о том, что  он лучший. Может, быть хуже всех делает тех, кто уверен, что он поступает хорошо. Если должно быть все, что есть, то дай нам силы пережить все это. Может быть,  не плачущий невыносим, не  несчастный, а торжествующий?
          Ищите истину: «Ищите же прежде  Царства Божия и правды Его, и это все  приложится вам»(Мф.6:33); но истина не открывается назойливым: «И обратился я, и видел под солнцем, что не проворным  достается  успешный  бег, не храбрым – победа, не мудрым – хлеб, и не у разумных – богатство, и не искусным – благорасположение, но  время и случай для всех их»(Еккл. 1:11).
        Чем более он уверен в своей правоте, тем дальше он от правды, так получается,  тогда  тот, кто прав,  тот и неправ и кто неправ,  тот прав, потому что все это в мыслях  во  мнении. Кого высший суд сохранит в не правоте своей, того он настигнет тогда, когда он будет прав. «Я такой же, как и ты, говоришь ты  и делаешь так, как делаю я. Но дело в том, что я не знаю, какой я, и когда ты делаешь, как я и говоришь, как я говорю,  тогда ты не мечешься как я. Видя, мое спокойствие, -  и ты спокоен, но ты не видишь, чем я живу, и не знаешь, что я думаю.
        Чем  больше узнаешь людей…,  но «я далек от мысли» (!) об окончательном приговоре поставить точку. Когда формируют  молодого, то это еще не худо, но когда продолжается «формирование» зрелого, то оно уже не то.
          Вы разбились о меня, но я не разбился о вас. Вы считаете, для себя делом чести сразиться со мной, но я не  считаю для себя честью сразиться с вами.
         Мое горе – это не ваше горе. Когда мне хорошо,  тогда все люди вокруг становятся лучше. А когда  мне плохо, тогда я один среди чужих. Когда все прошло, тогда, как бы ничего и не было!
         Вы говорите: «Я знаю тебя!» – и ведете себя со мною, как со знакомым, но я не знаю себя. Это нас различает и разъединяет.
        Мои проблемы – это мои проблемы, мои позор-это мои позор. Но вы как это и следует, поворачиваете все это к своей выгоде. Кто наказывает меня, тот и дает силы вынести наказание. Кто дает мне, тот и возьмет в свое время. В этом еще нет, несправедливости, но  кто все «знает», тот невыносим, как торжествующий. Поэтому  пусть все лучшее, пусть мое торжество, пусть моя радость, мое  торжество, мое открытие остается во мне, и пусть умрет во мне,  но зачем мне наживать врагов? Зачем мне кричать, когда я что- то понял?
      Очевидно, что «все ложь», но, несмотря на это иному хочется отдать или помочь, а другому - нет.
      Все это и ничего, но человек живет маленькими радостями, кто смотрит вперед, тот не замечает многое  из того, что мешает,  что лучше не замечать. Так он проходит мимо того, что мешает ему, но так он преодолевает и  преграды.
      Злой бывает, скрывает  за яростью свое смущение  («ничто человеческое мне чуждо»), но почему понимание этого приходит слишком поздно?
      Стремясь к вам, общаясь с вами, я выхожу за пределы свои, но меня неизменно загоняют в установленные рамки.
Горе тому, кто не знает себя. Любовь проходит и тогда проходит и ненависть – ничего не остается от всего этого. Живя, человек имеет  все для счастья, дело за малым, малый смотрит всегда вверх, но высший хорошо знает, что дело не в том, какое место человек занимает, и что мир даже всем малым, собравшимся вместе не изменить. Неважно, какое место занимает человек, важно чтобы человек оставался человеком. Где тут, правда, где  ирония?  Все в одном не в том, не в другом и  не  в третьем. Но мир не изменен, и каждый говорит: «Я  прав», справедливо полагая, что «там разберемся». Что человек ценит? То, чего нет.
     Кто утешает нас: «Жить стоит», «ты хороший», –  тот говорит  только то, что, мы хотим слышать, он  просто «угадал»  нас!
      Когда чего- то нельзя, то значит нельзя, но если очень хочется, то можно: «Разве к счастью стремлюсь я? Я  стремлюсь к делу моему»(3. 292). Так говорил Заратустра.
     Стоит ли огорчаться подобно тем, кто любит все красивое, что нас никто не любит, что мы никому не нужны? Лучше сделать все для этого, чтобы стать нужным.
      Чем любить всех, лучше полюбить кого-то одного, но прежде следует полюбить себя.  Прежде чем делать счастливым другого, следует самому стать счастливым. Нельзя быть несчастным, потому что несчастному никто не верит.
      Человек не знает сам, чего хочет, но склоняется перед силой, также может быть силой то, что представляется  слабым.
      Женщина одевается для всех, а раздевается для одного. Если вообще можно кого-то любить,  то это разоблаченного: «Обнаженный человек  вообще постыдное зрелище – я говорю о нас европейцах (а никак  не о европеянках!)»(1.672).
      Все лучшее близко к гибели, все лучшее всегда не бесспорно, так что вопрос остается открытым, что дает повод толковать всякому проходимцу. «Что же поддерживало меня? Всегда лишь беременность. И всякий раз с появлением на свет творения жизнь моя повисала на волоске»(1.721). Так говорила «Злая мудрость» самого одинокого мыслителя». ). мы
       Порой говорят невесело: «Ожидание лучше, чем обладание», - не удивительно, кто получает ожидаемое, тот лишается привычного.
          Мастер не брезглив и ему не бывает стыдно, ибо стыд это то, что сковывает, тормозит развитие, не позволяет парить над обыденностью; «кого я называю плохим? Того,  кто вечно хочет стыдить». Но если он сам не стыдится, то это не значит, что он не готов стыдить других: «Восстание – это доблесть рабов»(3.41);  но что является доблестью свободных? 
         Пусть не говорят о стыде бессовестные, но именно так и бывает, и кто уже потерял стыд, тот ищет тех, кто еще имеет совесть, не разумно было бы думать, что делает он это  ради них, но все это представляется именно так, хотя и называется обличением и испытанием.
      Кто больше вредит другому, тот, кто хвалит или тот, кто порицает? Тот, кто защищает или тот, кто нападает? Кто из нас помощник и кто вредитель? Все не так ясно: «Хваля, хвалишь всегда самого  себя:  порицая,  порицаешь всегда другого»(1.765).
       Не есть ли они, тот и другой – одно. И, защищая, не нападают ли? Кто дает, тот и отнимает, но человек слаб и вот он уже смиряется и повторяет: «Все к лучшему».
     Куда обращаются взоры всех верующих? Туда, где есть чем поживиться. Все возможно верующему, если он и делает вклад в предприятие, то все же получает нечто неизмеримо большее, особенно если учесть, что душа есть самое дорогое.
     Мои мысли как птицы, они вылетают неизвестно откуда и улетают неизвестно куда, но правила  приличия требуют упорядочения и систематизации.
       Всякий, кто пишет «о жизни»    должен понимать, что частичка бытия дороже всего того, что пишут о нем. Sapient sat (лат. – для умного достаточно, он понимает с полуслова), для кого тогда пишется все остальное?
       Пора понять, что люди идут  к другому  не потому, что он «такой хороший», а потому, что ведет их к нему собственная потребность.
      Человека жалеть, только портить, не будем же щадить его, а скажем, что он всегда предпочитает иметь в другом добросовестного  (что касается его самого, то Бог ему судья).
       Если до тебя никому нет дела, то предстоит и тебе стать равнодушным. Кто может пройти мимо лучшего, тот способен пройти и мимо худшего, тогда он не будет ни восхищаться первым, ни негодовать при виде второго, тем более что тот и другой существуют только в воображении. Не следует спрашивать: «Что есть?» Но человек не был бы человеком, если бы не шел до конца.
     Нам надлежит узнать то, что старо как мир, что все давно знают. Но умные знают, что нет ничего из того, о чем говорят и пишут. Молчание – золото только потому, что молчащий не выдает себя, своих чувств.
       То, что человек хочет говорить или писать, еще куда ни шло, но если он хочет еще и быть услышанным всеми и хочет печататься это уже выходит за всякие рамки, надлежит ему стать скорее гласом вопиющего в пустыне.
      Верно, никогда  другому не понять нас, «хотя бы он и хлебал с нами из одной миски»(1.657); именно потому, что чужое не болит, и что моя боль это не твоя боль, моя печаль – не твоя печаль.
      Когда они говорят о смерти или об умерших, то не верьте, ибо  говорят они все же о жизни. А все такие разговоры, как известно, о пустом, «природа любит скрываться», так малый становится большим и взоры обращаются на него, многое делают с оглядкой: «что люди скажут?» Но как же с истиной, которая, как опять же известно, дороже всего? «Наши самоубийцы дискредитируют самоубийство – не наоборот»(1.744); «Кривое не может сделаться прямым,  и чего нет, того нельзя считать»(Еккл. 1:15).
      Многие торжествуют откровенно, видя чужое горе, так, что, кажется,  их это не коснется;  эту иллюзию они лелеют, это то, что они внушают: «Ибо всякий, кто смотрит на отчаявшегося, становится бодрым»(2.201); но немногие радуются и смеются так, как это и следует, т.е. сквозь слезы, понимая, что на  месте  погибших могли оказаться они сами. Мы идём к людям, хотя  нам важнее быть уверенными в том, что друзья окажут помощь, чем сама помощь, но это уже показывает нас такими, какие мы есть.
      Я не против того,  чтобы ты использовал меня, ты делаешь то, что хочешь, а моя задача состоит в том, чтобы не мешать тебе. Хорошо, если ты сам знаешь, чего хочешь, но ты не знаешь, а в случае неуспеха, в случае разочарования, что должно неизбежно случиться ты, конечно, обвинишь меня. Я знаю только то, что все знают,  а все знают, что ожидание лучше, чем обладание и то, что ты хочешь сегодня, то ты будешь не хотеть завтра. Я против этого. Я бы сказал, что молодых людей лучше всего бросать в гущу жизни, в толпу, ибо чтобы научиться плавать, нужно лезть в воду, чтобы узнать жизнь, нужно оказаться в гуще, чтобы узнать людей, нужно побывать в толпе, а это небезопасно. Я бы сказал так, если бы знал, что это такое – жизнь?!
       Но я уже понял – никогда не следует ни у кого спрашивать: «Как это получается?» – ибо никто и никогда не скажет этого, ибо все это всегда скрывается, и что бы ни было сказано, все будет не то и ложь,  ибо истинное это «…все  то, что не может быть написано. Посему никаких дел с писательщиной»(1.751); необходим  «драконов закон против писателей»(1.341).
      Нет ничего из того, что думают, говорят и пишут, на самом деле все не так. Хорошо ли все, удается ли дело, или плохо, или ничего не получается, когда все это пройдет, тогда его как будто и не стало, «попробуй докажи, что было, а чего не было!» К тому, если верить мудрому Хайяму:  «Когда разорвется каба твоей жизни, – что не сбылось, что сбылось – безразлично тебе». 
       Хорошо это и плохо, «хорошие поступки суть утонченные плохие»(1.297),  любовь это и ненависть, но ты выбираешь первое, ведь ты всегда и везде хочешь быть первым. Однако: «Счастье и несчастье – братья-близнецы»(1.658); но ты хочешь быть счастливым. В таком случае тебе надо учиться не видеть того, что лучше не видеть и не слышать того, что лучше бы не слышать.
      «Люди не равны», они делятся на высших , на постоянных, на тех, кто внушает доверие и на низших, недостойных, на тех, кто не внушает доверия, и тех, у кого «сообразно голосу роль»(1.465).
      Я могу только размышлять – это все, что есть у меня, но ты хочешь ясности и тут же определяешь  мне то место, какое хочешь, но ты становишься жертвой ясности, никто не любит запутавшихся, но все любят, когда говорят громко, четко и ясно, представляя, что тогда знают, чего хотят. Ты все делаешь правильно, но мне от этого не легче. Жизнь показывает, что бессовестный ничего не теряет, и еще более того: «…всякий деятель, по выражению  Гёте, всегда бессовестен»(1.165).
       «Жизнь основана на видимости»(1.664); «…обещают, собственно, длительность видимости любви»(1.277). Разве ты любишь меня? Любишь  ты играть со мной и особенно любишь видеть, как я запутываюсь все  больше и больше.
       Что бы я ни знал, и сколько бы я ни знал  - это никому не интересно, но каждому интересно то, что я не знаю и то, что я не умею: «Все необъясненное и  темное кажется важнее объясненного и светлого»(1.460).
       Странно – не иметь нужды и делать вид, что любишь это и что все хорошо, тогда «я люблю», - звучит почти как предупреждение, почти как: «Я тебя не выпущу» или:  «Не думай и  не старайся,  все равно у тебя ничего не получится!»

 
IX. ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Когда маленькие люди видят большого, то они раскрывают рот в ожидании; но лучшим становится тот, кто отрицает его,  срывает с него покров, кто разоблачает его. Это небезопасно. Опытными могут быть и дураки, ведь они искренне верят в то, что поступают правильно. Хотя, как правило, эта опасность  сильно преувеличивается: «Беда учит уму», – говорит народ; а насколько она  учит уму, настолько же учит  она и дурным поступкам. К счастью, она довольно часто учит и глупости»(2.460).
  Я перестал желать ясности, когда получил то, что хотел, тогда я понял, что ясность все та же видимость, что это видимость ясности. Зная это,  предпочел бы не ясность ясности, но приговор уже произнесен - так я становлюсь сторонником темноты, сам я - темный, а моя душа потемками. Но мрак должен рассеяться, а тайное стать явным, что не приносит пользы, то становится вредным, и что не помогает, становится  лишним: «…всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь»(Мф.3:10).
Я готов молчать, предоставляя возможность говорить тем, кто любит говорить о том, что будет потом, что будет там. Слишком часто такую возможность  предоставляли мне, - говорить,  когда дело сделано; всегда приятно видеть, как ближний запутывается и барахтается пытаясь выбраться, и «…всякий, кто смотрит на отчаявшегося, становится бодрым»(2.201).
Теперь я предпочел бы заняться делом, чем говорить о деле, соглашаясь с утверждением,  что: «Кто всегда  глубоко погружен в дело, тот выше всякого затруднительного положения»(1.620).
Люди делятся на желающих и достойных, очевидно, что первых всегда больше, чем вторых. Если бы он знал себя, свои силы, может, то тут же прекратил бы попытку, но он не знает ни себя, ни того, что он может и  топчется на месте. «Наши самоубийцы дискредитируют самоубийство, не наоборот»(1.744); «Кривое  не может cделаться прямым, и чего нет, того нельзя считать»(Еккл.1:15); умный  делает  выводы, а глупый спрашивает: «Что есть ?».
Умный думает о жизни, а глупый размышляет о смерти. О чем они говорят? О смерти, о том,  чего нет. «Мне доставляет счастье – видеть, что люди  совсем не желают  думать о смерти!»(1.626).  Но кто сжигает за собой корабль, тот не оглядывается, тот хорошо понимает, что назад дороги нет. Хорошо это и плохо, но по-прежнему людей делят на тех и других, умных и глупых, но разделение прочно, еще древними сказано: «Все – одно», но всегда  сильные ели  слабых, удивительно, почему не остались одни сильные, почему люди не стали сильнее? Нужно было иметь невыразимое в душе, нужно было  носить это в себе, чтобы  родить следующее: «Но Господь сказал мне: довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи…ибо,  когда я   немощен, тогда силен»(2 Кор.12:9-10).  Если мир основан ни на чем , если все строится на лжи,  то это  не так мало: «Для очень одинокого и шум   оказывается утешением»(1.761).
Людей делят на тех, кто дает и на тех, кто просит, они слышали что «все одно» и повторяют это без устали, как будто можно получить из чьих то рук готовую истину. Жизнь продолжается, но человек нетерпелив, он спешит поставить точку и, мало того, поделиться открытием, которое он хотя не может назвать  своим, но зато чем - то близким.  Хотя бы кто и понял, что жизнь это ничто, то ничего не сказал  бы. Не имея охоты тотчас прервать ее, он стал бы наблюдать за другими, что за наслаждение наблюдать за другими! И еще после этого осуждают подглядывающих!  Все лучшее всегда украдено, где-то подсмотрено, также как все запретное только и способно вызвать интерес и: «Все необъясненное и темное кажется важнее объясненного и светлого»(1.460).  Я любил бы всем сердцем, если бы не знал этого, я слишком поздно понял, что человек должен быть, как женщина, - загадкой, тогда всегда найдется тот, кто захочет разгадать его; но разве может быть интересен тот, с кем все ясно, у кого все на лице написано, кто весь как прочитанная книга?
Кто закричал впервые: «Эврика!» – тот «…выбрал из хороших побуждений, дурной пример(1.658);  назвался груздем – полезай в кузов, а попался на крючок - замри и не  дергайся,  чтобы не было хуже, потому что, если будут рвать, то с мясом. Чем хуже, тем лучше – вот и объясните своим детям , что жизнь – ничто, что мы живем в выдуманном мире, что на самом деле ничего нет, и что жизнь «…как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, – такая пустая и глупая шутка». Удивительно как люди любят жизнь, как любят заниматься тем, что никому не нужно, и что  им не надоедает это. Остается признать, что, то, чем они занимаются, нужно им самим, и что  «…приходится теперь, подобно всякому  творцу, любить свое творение!»(1.730).
Когда наученный, воскликнул, подобно поэту: «Ай да я!»(«Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!»),  – и поделился своей радостью, тогда  ни один не захотел принять его  дар, и еще после этого повторяют древнюю болтовню типа «все - одно!»  Не исключено,  что и древний не без корысти сказал это,  но это уже не сделает чести  никому;  умный не любит привлекать к себе внимания, направляя его всегда либо к делу, либо к предмету.  Хотя бы вы были тысячу раз правы, то что с того? Но вы бьете себя в грудь, и это устрашает слабых. «Я такой же, как и ты !» – кричите вы, зная меня, но я не знаю себя, не знаю, какой я есть, знаю только что это несправедливо, и: «…выбираю вашу несправедливость, как долю мне предназначенную»(3.54). «И пусть даже тысячу раз справедливы слова Заратустры – в твоих устах  они всегда будут  вредоносны и несправедливы!»(3.157), – хотя бы вы и тысячу  раз повторили слова Заратустры, то  из ваших уст, это было бы все же не то. Если вы хотите узнать, что такое любовь, то следует также узнать что такое ненависть, но вы  выбираете первое и отвергаете второе.
Если есть предопределение и от судьбы никто не уйдет, то почти издевательством звучит замечательное: «Человек сам хозяин своей судьбы; и: «Каждый сам кузнец своего счастья», – разве вы стали другими? «Хваля, хвалишь  всегда  самого  себя: порицая,  порицаешь всегда другого»(1.765),  –  хваля другого, всегда хвалишь себя, бьешь себя в грудь и кричишь: «Я не такой!»; «Мы не таковы!»; «У нас не так!» Я рвусь и мечусь , но все схвачено, даже самый страшный сверху смешно выглядит и  чего стоят все страшные истории?
«Я люблю всех, а меня никто не любит», –  здесь скрывается недовольство, если кто вечно не доволен, то у него спросят: «Чего ты хочешь?» «Чем тебе помочь?» Признаюсь, если бы я любил всех, то довольствовался бы этим и какое мне тогда дело до того, любил ли кто- то меня? «Если я люблю тебя,  что  тебе  за дело до этого?»(1.599);  (пусть это и было даже вполне достаточной критикой христианства). «Мало в нем было любви – иначе бы он не гневался, что не любят его самого. Всякая великая любовь желает не любви, она жаждет большего»(3.262), будь сам хорошим, тогда и с тобой будут хорошими; самому гореть нужно, тогда и другие будут приходить к тебе за  огнем;  нужно многое иметь, чтобы быть в состоянии давать, нужно самому гореть, и сильно гореть, чтобы все получалось, чтобы все было хорошо. Если сам я – горю, то все остальное – дело других. Прежде ты сам должен стать счастливым, чтобы люди  тянулись к тебе. Действительно,  правду о себе нужно сказать самому и: «Только  несгибаемый  вправе молчать о  самом себе»(1.760).  Автор сам лишь пепел, «…тогда как пламя укрылось вовсе стороны и сохраняется по – прежнему»(1.346). Но кто только ждет, что ему дадут то , что ему нужно, тот рискует ждать до скончания века , то, что нужно,  не просят и не дают , а зарабатывают и берут сами: «Не позволяйте дать вам то,  что вы можете взять сами»; и «…право, которое можешь взять силой, не позволяй дать себе!»(3.176); «Будьте… равнодушны, принимая что – либо! Оказывайте честь уже тем, что принимаете, – так советую я тем, кому нечем отдарить»(3.77). Все лучшее не дается, а берется: «…наш «собственный путь» и есть слишком суровое и ответственное дело, а главное, слишком далекое от любви и благодарности других…»(1.658). Возбудить любовь способен только тот, кто сам способен любить, «актеры гибнут от недохваленности, настоящие люди – от недолюбленности»(1.765). И не надо путать: «Любовь к жизни – это почти противоположность любви к  долгожительству»(1.753);  «Лучший друг, вероятно, получит лучшую жену, ибо хороший брак покоится на таланте к дружбе»(1.415), а не на любви. «Актеры, не сознающие своего актерства, производят впечатление настоящих алмазов и даже превосходят их  –  блеском»(1.764). Если я хочу сделать счастливым другого, то прежде сам должен стать счастливым, если я хочу зажечь кого – то,  прежде сам должен пылать. А если ты всем помогаешь, а себе нет, то что ты делаешь? «Ты захочешь также помогать: но только тем, нужду которых ты полностью понимаешь, ибо у них одна  с тобою скорбь и одна надежда – твоим  друзьям; и лишь таким способом, каким ты помогаешь сам себе – я хочу придать им больше мужества, больше стойкости, больше простоты, больше веселья!»(1.658-659).
Мысли  - это все, что у меня есть, но ты говоришь, что я плохо думаю о тебе: «Я сержусь: ибо ты неправ»  –  так думает любящий»(1.755).
Кто много думает,  тот мало делает, так устроен человек, но это еще не беда , хуже , когда он пытается всюду  успеть.
Иной хочет показать себя плохим, только с той похвальной целью, чтобы привлечь к себе внимание;  но он и тут лжет, ибо не так  плох и не так зол, как показывает. Человек всегда не такой, каким показывает себя,  и выдает себя гораздо  чаще, чем ему хотелось бы.
Наш мир – мир образов, но говорят: это хорошо, это плохо, «факты – упрямая вещь»; «это правда, я люблю правду»; правду никто не любит, кроме меня,  (а вон тот прямо пылает злобой !), но теперь мы уже знаем, что все было не так, как о том говорят и пишут. «Правдивый человек в конце концов приходит к пониманию, что он всегда  лжет. Кому нет нужды в том, чтобы  лгать, тот извлекает себе пользу из того, что он не лжет»(1.742). Так говорит  «Злая мудрость» самого одинокого скитальца».
               

































X. ОТ ВЕЛИКОГО ДО СМЕШНОГО ОДИН ШАГ

Рано или поздно мы должны
расстаться со всем, что нам дорого.
Разве на этом свете есть что-нибудь вечное?
Л. Н. Толстой

«Я такой же, как и ты!» – когда ты так кричишь, то я думаю: «Лучше бы ты оставался  самим  собой».
Не говорите мне: «все хорошо», ведь я знаю, что хорошо только то, что прошло, я был счастлив, но не знал этого, если я, имею все для того, чтобы чувствовать себя счастливым, все же недоволен, то я стану, наверное, счастливым, когда потеряю все, что имею.
Вы собрали все, что могли, и все свидетельствовало против меня,  каждая часть собранного  вами была каплей, а я был камнем.
Вы сделали все, что могли, но ничем не смогли помочь мне, так что черпать силу я могу из себя, но никак не из вас.
Горы устремляются в небо, но вода занимает низины.
Я против откровенности, хорошо зная, что в током случае и мне будут платить тем же.
Вы такие же, как и я, но я не такой же, как вы, «лучше оставаться должником, чем расплачиваться  монетой, не носящей нашего образа».
Сколько нуждающихся вокруг! Но какое нам дело до них? «Не будет невежливостью стучать  камнем в дверь, у которой нет звонка» –  так думают нищие и нуждающиеся всякого рода; но никто не соглашается с ними»(1.612).
Молчание лучше всего и все соглашаются с этим (памятники потому стоят на одном месте, что никому не мешают), но из чьих глоток, не переставая, вырывается «крик души»?
Работа любит злых, а немощные и ленивые добры.
«Рискуешь попасть под лошадь, когда только что  посторонился от другой», иногда конец приходит тогда, когда, казалось бы, все уже позади и когда, казалось бы,  можно, наконец, вздохнуть свободно.
Всегда предпочтительнее иметь дело с низшим, чем с равным, даже когда большой умирает, то всегда можно подозревать в том, что мысли его не чисты, поэтому лучше других тот, кто откровенно злорадствует – В чем его тогда можно упрекнуть , коль он сам сорвал с себя одежду?! Сама природа на стороне тех, кто всегда такой, как есть, только и трава шевелится безмолвно и листва шепчет.
Придавленного почти всегда находят подозрительным и не без оснований, ведь он хотел бы ворчать, но его вина только в том, что он слаб.
Если ты все знаешь, то, что мне остается, как не молчать?
 В  твоих глазах я всегда лицемер, мне приходится улыбаться, делать хорошую мину, ты сам учишь меня этому, но мою игру называешь плохой, а меня самого ничтожеством.
За что ты еще любишь меня?
За то, что я еще стыжусь.
За что ты ненавидишь меня?
За то же самое.
Ты показываешь мне меня самого, и это зрелище должно внушать мне отвращение к себе;   в  довершение   ко всему, ты называешь меня эгоистом, но доверху наполненная чаша – это всегда хорошо – у меня от твоих слов  в горле комок, – и это ты называешь  любовью.
Ближний это тот, кто всем показывает,  какой ты есть, но ему никто не верит.
Страсть к подражанию свойственна не только  обезьянам, но, бывает, даже  пожилым  людям, особенно если душа их, как это и должно быть, остается молодой.
Многие плоды чем и хороши, что  запретны, но если бы их запрещали еще больше, то, может быть, тогда возникло бы желание рвать их?
Много хорошего сказано о тех, у кого горячее сердце, но, думаю, я ничего бы не потерял, если бы умел проходить мимо того, что привлекает к себе. Еще раз скажу: свое дело лучше всякой награды. Да, я забочусь о себе, но мне недостаточно вашей заботы  обо мне; да я такой, а вы те ли, за кого себя выдаете?
От великого до смешного один шаг, так «большое и светлое чувство», которое требовало всего человека превращается  в «естественную» потребность, надобность, в нужду, в привычку, а сам человек в развалину.
Все лучшее это только то, что я думаю, теперь я не написал бы так, как тогда, но это не значит, что я не был таким;  я стал другим; но пусть не говорят, что можно чему-то научиться, я говорю это шепотом, потому что у «каждого специалиста свой горб». «Твое знание не завершает  природу, а напротив, убивает  твою  собственную. Сопоставь хоть однажды высоту твоего познания с глубиной твоей немощи в действии. Цепляясь за солнечные лучи знания, ты, правда, поднимаешься все ближе к небу, но также и спускаешься  в хаос…Но не стоит больше тратить по этому поводу серьезных слов, когда можно сказать нечто веселое»(1.213). Так говорил  «О пользе и вреде истории» автор бессмертного Заратустры.
Никто не станет бить другого даром, как никто не станет даром тратить силы или не станет даром работать, нужно много иметь, чтобы давать другим.
Самоубийцы, уходя из мира, хлопают дверью, их можно понять, но они ничего не будут иметь с этого.
Да, я страдал от «непонимания» и от того, что, как я  говорил, никто меня не любит, но теперь, когда слышу: «люблю», - то меня это мало радует, и хочу добавить, что я  предпочел бы теперь лучше любить, ибо ваша  любовь ко мне это все  же  ваша любовь, а все ваше, – не мое.
Все, что, привлекает, отвлекает, раздражает или радует, по сути, мелко: «Благороднейшее и высочайшее совершенно не действует на массы…»(1.219), и все лучшее совершается в тиши и незаметно.
Не я вам нужен и не меня вы любите, но единственно озабочены тем, чтобы  ваша совесть была спокойна. «Брак – это наиболее изолганная  форма половой жизни, и как раз поэтому на его стороне чистая совесть»(1.757). Здесь «каждый… готов от чистого сердца причинять другому зло и сотворить себе даже при дурной погоде некое жалкое подобие удовольствия»(1.613). Так  говорит «Веселая наука».
Кто не верит себе, что находит того, кому он верит: «я верю вам больше, чем себе!» - что за нелепость! Но кто сказал, что нелепость уже не имеет право на существование?
Кто чувствует свою правоту, тот  ничего не заявляет об этом и  ничего не доказывает. Имей  он терпение, то, как мудрец, плыл бы по течению, ничего не меняя и предоставляя событиям развиваться естественным образом, но он не терпелив и поэтому заявляет: «Все ясно!»
Лучшие люди тем и хороши, что они задают тебе  те же  вопросы, что и мы,  и что они лучше нас размышляют, пытаясь  разобраться и ответить на них.  «Один только шаг между мной и смертью», - написано в древней священной книге(1Цар.20:3), но как раз это и придает жизни  ценность и необходимую остроту. Что же, если мысль служит украшением человека, то уместно, кажется, вновь вспомнить слова средневекового мыслителя и изобретателя Б. Паскаля: «Всё наше величие состоит в мышлении. Будем же стараться мыслить красиво». В конечном итоге, это то, что только и делает  человека Человеком.

 












СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Ницше Ф. Сочинения  в 2 т. т. 1. Литературные памятники/ Составление, редакция изд., вступ. Ст. и примеч. К. А. Свасьяна; Пер. с нем. – М.: Мысль, 1990.-829 с.
2. Ницше Ф. Сочинения в 2 т. Т. 2/Пер. с нем.; сост., ред. и авт. Примеч. К.А. Свасьян - М.: Мысль, 1990.- 829 с.
3.Ницше Ф. Так говорил Заратустра: Философская поэма. - Алма-Ата: Жазушы: Интербук, 1991.-304 с.

























СОДЕРЖАНИЕ


I. Становление Ф. Ницше……………………………………3

II.       Спорщики…………………………………………………....7

III.     Мораль………………………………….…………………..12

IV.     Зло – наилучшая сила……...……  ………………………..18

V.      Любовь и ненависть…………..… ………………………...22

VI.    Благодарность…………………………………………  ….. 26

VII.   Я есть Истина………………..  ………………...…………. 30

VIII.  Восстание - доблесть рабов... …………………………...   38

IX.    Жизнь продолжается………………………………………  46

X.      От великого до смешного один шаг……………...……… 52

          Список использованной литературы  …….……………... 56

















Викентий  Мичиславович  Гонгало

Феномен Фридриха Ницше

к 180 – летию со Дня Рождения