Мика Джума. Летопись. Медведь

- Ты не должен лететь, Сэнт. Они убьют тебя! - Неймар бежал за ним к ангару, где уже открыли огромные ворота.
- Гарри, мы должны решить этот вопрос. Альфонсо мешает мне. Я могу сделать что-то только на месте.
- Но это самоубийство! Он ждет, что ты прилетишь, и там тебя никто не защитит! Да послушай ты меня! Я знаю, почему ты рвешься в бой. Ты не бизнес спасаешь, ты себя убиваешь! Ты ищешь смерти, я знаю! Но так нельзя! Тебе нужна помощь!
- Неймар. Заткнись!
- Ты никогда не говорил мне заткнуться! Я не могу тебя отпустить! Я лечу с тобой!
Они уже были перед ангаром. Самолет выкатили, стюард опустил лестницу. Сэнт стал подниматься. Гарри шел за ним.
В дверях самолета Гэвин обернулся к нему и вдруг остановился.
- Ты не летишь.
- Что?
- Остаешься. Займись заводом. Вода. Добейся разрешения от властей, нам нужна там вода.
- Гэвин, ты не справишься без меня. Возьми хотя бы дона Карру.
- У него есть, чем заняться. Гарри, я скину тебя с трапа. Уходи.

Неймар смотрел, как самолет выруливает на полосу. Что-то было не так, что-то было неправильно во всем этом. Из Руссии Гэвин вернулся помертвевшим, разбитым вдребезги. Но то, что он решился лететь  на Гавайи один, без поддержки партнеров - было еще хуже. Это было самоубийство, идти на встречу с Альфонсо после полного разгрома наркодилеров и прекращения траффика в город. Такого не прощают никому.
Неймар должен был лететь с большим боссом. И то, что он прогнал его, было неправильно.

Гэвин посмотрел на Гарри, когда стоял в дверях самолета. И его охватил страх. Он выгнал помощника, запретил ему лететь. Сейчас Сэнт сидел в салоне и ждал, когда стюард сделает ему кофе. Зазвонил телефон. Номер не определился.
- Гэвин? - брат Карл.
- Я лечу на встречу с мексиканцами. На Гавайи.
- Сколько человек на борту?
- Трое или четверо.
- Охрана?
- Я никого не взял.
- Вы не долетите.
- Уже на полосе.
- Гэвин. Вы не взяли Гарри?
- Нет. Почему-то не взял.
- Все правильно.
- Если я не долечу, позаботьтесь о моих людях.
- Когда самолет уйдет от суши, запритесь в туалете, в конце самолета.
- Зачем?
- Они подложили бомбу в шасси.
- Значит, это произойдет так?
- Мы не можем вам помочь. Только предупредить.
- Альфонсо. Обещайте мне, что решите эту проблему.
- Обещаем.
- Прощайте, Карл. Вы - хороший человек. Передайте отцу Алексу...
- Гэвин. Я чувствую, что мы еще встретимся.
- Я не верю в это, Карл.
- Запритесь в туалете.
- Здесь нет парашютов.
- Мы знаем. Но мы еще увидимся.

Гэвин смотрел в иллюминатор, кофе остывал на столике. Сэнт не боялся смерти, последние недели измучили его. Он жил, как автомат, занимался делами, но все в нем умерло, ничего не касалось его души, ничего не могло его оживить.
Самолет покачнулся, взял курс на открытое море.
Сэнт поднялся и прошел в кабину пилотов.
Стюард посторонился, когда Сэнт прошел мимо него.
- Я могу вам помочь, сэр?
- Хочу увидеть море из кабины.
- Сейчас может трясти, держитесь крепче.
Сэнт открыл дверь в кабину, второй пилот повернулся к нему:
- Все в порядке, господин Сэнт. Горизонт чист, погода отличная.
- Не обращайте на меня внимания.
Он смотрел, как проплывает под ними береговая линия. Когда впереди не осталось ничего, кроме океана, Гэвин ушел обратно. По дороге он увидел стюарда, вгляделся в его лицо и запомнил навсегда.
А потом прошел в кабинку туалета, встал напротив зеркала и посмотрел на себя.
- Вот и все, Гэвин Сэнт. Так все закончится. - прошептал он сам себе. И понял, что впервые с опознания хочет жить. Он еще не знал, зачем, но это желание жизни - проснулось, бросило его в жар. Нет, только не так. Не по глупости. Не от взрыва.
Развернуть самолет. Вернуться. Отменить встречу, послать на границу с Мексикой переговорщиков, встретиться на суше, может быть, столкнуться в открытую. Все  это промелькнуло в голове, а потом его вышвырнуло в небо.

Отец Алекс смотрел на экран ноутбука. Программа отслеживала самолет Гэвина, его высоту и курс, его скорость.
- Сейчас?
- Да. - брат Карл, бледный, вспотевший от напряжения, стоял за спиной, вглядывался в экран и ждал.
- Надеюсь, мы не ошиблись в рассчетах. Значок самолетика на экране дрогнул и исчез.
Отец Алекс закрыл глаза.

Звука не было. От перепада давления уши отказались работать. Сэнт чувствовал только одно - он падает, падает с невероятной высоты. Его ослепила вспышка света, когда он открыл кабинку туалета. А больше он ничего не видел.
И последней его мыслью перед ударом о воду было ее имя.

Обломки самолета нашли через несколько часов. Выживших не было.

Океан качал его, бережно и любовно. Сэнт открыл глаза, слуха по-прежнему не было. Не было рук и ног, не было ничего. Он не чувствовал боли, но и не слышал ничего, не мог пошевелиться. Волны захлестывали, но не топили. Что-то держало его на волнах, не давало захлебнуться. Сэнт неимоверным усилием приподнял голову над водой. Это оказалось непросто, шея не слушалась, словно затекла. И тогда Сэнт попытался поднести руки к лицу. Но рук не было. Он подумал, что ему оторвало их. Но крови тоже не было. Сэнт хотел крикнуть, но голоса не было.
И когда очередная волна захлестнула его, попала в глаза, и он закашлялся, какие-то мокрые мохнатые куски появились перед ним, приблизились, столкнулись и ударили в лицо. Сэнт несколько раз моргнул, пытаясь понять, что это. Куски шерсти? Куски самолета? Набивка кресел?
Он пытался отплыть от них подальше, забил ногами. А куски не уплывали, они были перед ним, постоянно попадали в поле зрения. Сэнт лег на спину, попытался расслабиться, попытался успокоить мысли. И когда куски поднялись над водой и вдруг ожили, Сэнт понял, что это.
Это были медвежьи лапы, и они были его, и он не мог почувствовать рук не потому, что их не было, а потому, что разум не мог осознать, что вместо пальцев рук, кистей и предплечий у него теперь были лапы, поросшие бурой шерстью, и длинные желтые когти, и черные подушечки с тыльной стороны. Гэвин скосил глаза и увидел, что весь покрыт шерстью, и она не дает ему утонуть, и ему не холодно в ледяной воде, потому что он огромный бурый зверь. Он не мог говорить, потому что связки изменились. Но он мог зареветь.
И Гэвин взревел, перевернулся и поплыл вперед, загребая огромными лапами, подняв морду зверя над соленой водой.
А потом он вспомнил, что такое телепатическая связь, как звучал в его голове голос и слова девочки, которая умела обращаться рысью. И Сэнт сосредоточился на этом, он представил себе брата Карла, юношу, что помогал ему последние дни, вспомнил его голос, его полный сочувствия взгляд и доброту. И позвал его, позвал по имени - внутри, глубоко внутри, словно закричал в бездонный колодец.

Отец Алекс смотрел на своего молодого сотрудника, держал его за плечо и следил, чтобы Карл не отключился.
- Я слышу его! Я слышу, как он меня зовет! Он зовет меня, отец Алекс! Он в море, он плывет!
- Ты можешь передать ему свои мысли? Ты можешь четко передать ему три слова? Всего три слова? Ночь. Держаться. Помощь.
Брат Карл закрыл глаза, представил себе Гэвина и стал передавать послание. Он просто заставил звучать в своей голове три этих слова - ночь, держаться, помощь. Он представил каждую букву, словно написал их в воздухе огнем. И услышал в ответ далекий рев, звериный.
- Получилось. Он услышал. Отец Алекс, получилось! - брат Карл закричал. - Он понял!
- Катер, команду. Форму береговой охраны. Спасательный набор. Быстро!

Медведь лежал на воде. Он нырнул и поймал рыбу, когда проголодался. Еще он освоил, как держаться на воде, чтобы не уставать. Но ему нравилось новое тело, новая сила. Он не мерз, шкура защищала от холода и держала на воде. Подкожный жир грел лучше термокостюма. И еще Сэнт чувствовал, как наконец отступила эта дикая душевная боль, что терзала его с тех пор, как он прилетел из Руссии. Он понимал, что стал перевертышем, что пробудился таинственный дар, и это был ее прощальный подарок. И прошлая жизнь казалась ему сном, мутным и ничего не значащим. Деньги, власть, авторитет - что они значили теперь, когда он стал чем-то большим, чем человек.
Чаек не было, но несколько раз он видел огромных прекрасных птиц, что проплывали над ним, пересекая чистейшее небо. Альбатросы. Он вспомнил, как они называются. И вспомнил, что под ним бездна океана, нырнул снова и открыл глаза под водой. Мир подводный поразил его, бесконечный мир внизу. Косяки рыб проплывали под ним, он сделал несколько взмахов лапами и опустился еще ниже. И увидел рыб так близко, так отчетливо.

Когда стемнело, он осматривал поверхность воды и ждал. Помощь и ночь, он уловил послание брата Карла, но не мог представить, как это будет.

Когда вдалеке послышался шум, Гэвин принюхался. Далеко от него работал двигатель, ветер доносил слабый запах топлива и железа. Сэнт определил направление и поплыл к ним.

Отец Алекс стоял на борту катера береговой охраны. Они переоделись в форму, чтобы не вызывать подозрений, если встретят поисковые отряды. О крушении уже было известно, обломки самолета уже нашли, но ни одного пострадавшего океан не отдал.
Брат Карл стоял на носу катера и всматривался в темноту. Он посылал свои мысли, посылал зов в непроглядную тьму. И не получал ответа.

Гэвин увидел далекие огоньки, понял, что идет катер, и остановился. Прикрыл глаза и позвал брата Карла. И почувствовал ответ, как тогда, с Джу, ответ по телепатической связи, удивительной связи разумов. А еще он почувствовал, что где-то рядом отец Алекс и попытался подключиться к нему

Глава Ордена постучал по стеклу рубки и дал знак глушить двигатель.
- Он здесь, отец! Я слышу его в своей голове!
- Я тоже, Карл. Он говорит и со мной. Переведи прожектор на воду.

Из темноты послышался плеск. И к корме подплыла огромная мохнатая туша. Отец Алекс отступил от края, брат Карл тоже.
Сначала над бортом появились лапы с большими желтыми когтями. Они вцепились в железо борта, заскрежетали и остановились. А затем над водой поднялась невероятная фигура - медведь одним рывком перекинул себя на палубу и распластался на ней. Он шумно дышал, с шерсти ручьем стекала вода. Орденские смотрели на зверя с ужасом. Отец Алекс дал знак не шевелиться и очень четко и медленно заговорил:
- Гэвин, все в порядке. Мы тебя не тронем. Отдыхай.
Медведь поднял голову, в его глазах не было злобы или страха. И отец Алекс услышал:
- Ты не можешь представить, как это здорово!
- Ты не замерз? - спросил глава Ордена вслух. Медведь поднялся на лапы, помотал головой. И вдруг разом превратился в человека. Брат Карл бросился к нему, помог не упасть.
- Как же я рад вас видеть! - Сэнт рассмеялся и потрепал Карла по плечу. А затем рухнул на палубу без сознания.
- Его надо согреть. Он весь день был в океане. Возвращаемся.

Он шел по каменистому берегу. В воде стояла девушка, он не видел ее лица, но откуда-то знал ее, знал, что она ему дорога. Медвежьи лапы было очень тяжело передвигать, когти скрипели, когда попадали на камень. Девушка обернулась и вышла из воды, пошла к нему.
- Тебя нет, Джу. Тебя больше нет. - он услышал свой голос, хотя помнил, что в форме медведя не может разговаривать.
- Меня нет. Но ты есть. Помнишь, как я называла тебя?
- Кадьяк.
- Найди их. Поезжай на Аляску, на медвежий остров. Смотри на них, учись у них. Ты не просто зверь. Ты посредник между нами, между зверями и людьми.
- Ты сделала меня таким?
- Может быть. А может быть кровь богов, что течет в твоих жилах.
- Богов нет, Джу. Они бы спасли тебя.
- А кто сказал, что я умерла окончательно, Гэвин? Кто сказал, что смерть - окончание пути? Она только прекращает страдания.  Я не в твоем мире больше. Но кто сказал, что мир один?
- Я люблю тебя.
- И я люблю тебя  кадьяк. Не оплакивай меня. Хватит. Теперь ты стал тем, кем должен был стать. Иди с Орденом, он поможет тебе и защитит.
- Мы еще встретимся?
- Конечно, мой медведь. Конечно. Миров много. Мы найдем друг друга.
Сэнт открыл глаза. Он лежал на узкой койке, рядом сидел отец Алекс и что-то писал. Было светло, койку потряхивало, и Сэнт понял, что они в трейлере.
- Где я?
- Проснулся? Хочешь пить?
- Да, спасибо. - Он жадно припал к бутылке с водой. Голос не слушался, срывался.
- Мы едем в Сиэттл. Ты спал тридцать часов с тех пор, как мы выловили тебя в океане. И тебе надо поесть. Очень много сил потратил.
- Самолет. Нас взорвали.
- Ты послушался брата Карла и ушел в хвост. А когда раздался взрыв, превратился в медведя. И целый день провел, как медведь.
- Я даже рыбу поймал.
- Мы услышали твой зов. Не только Карл, но и я тоже. Значит, ты можешь говорить с кем захочешь, по этой особой связи.
- Как я выгляжу? Когда я - зверь?
- Мы не сразу поняли. Но ты обращаешься в очень редкого и интересного медведя. В кадьяка.
- Кадьяк...так она называла меня.
- И ты очень воспитанный медведь. - отец  Алекс рассмеялся и подал ему сверток с одеждой.
- Я голый? Ах, да...
- Когда ты обратился, одежду просто разорвало. А когда мы тебя нашли, и ты снова стал человеком, то на тебе ничего не было. Признаться, ты нас немного шокировал. Габаритами.
- Как такое возможно? Джу была генетически модифицированным человеком, но я-то не подвергался экспериментам. Я знаю.
- Это тайна. И боюсь, мы не узнаем ответ никогда. Но можно называть это чудом.
- Чудо. Так я ее звал.
- Да. А теперь чудо - ты сам.
- Самолет. Они погибли?
- Боюсь, что да. Два пилота и стюард. Тел не нашли, но по обломкам уже определили, что самолет взорвали.
- Я должен позвонить Гарри! Он же с ума сходит!
- Мы уже передали ему весточку. Он приедет к тебе, как только уляжется шумиха. Официально ты пока числишься пропавшим без вести. Неймар думает, как обставить все получше.
- Альфонсо. Он подстроил?
- Да. Но теперь им займутся другие люди.
- Я о многом думал, пока вас ждал. Очень о многом.
- Теперь ты понимаешь, каково было твоей Санни?
- Еще не до конца, но понимаю. Все теперь кажется таким смешным. Нью-Йорк, кланы, наркотики. За что я боролся? Зачем мне теперь все это?
- Ты смотришь теперь на мир ее глазами. Ты такой же, как она.
- Теперь я понимаю, что она видела вещи такими, какие они есть.
- Тебе больно? Помнишь, каким ты вернулся из Руссии?
- Помню. И мне не так больно, как прежде. Я помню, что ее убили. Но по-другому. Она словно подарила мне свои непрожитые годы. Свой дар обращаться в зверя.
- Думаю, так оно и есть. Ты будешь жить, за себя и за нее. А мы будем рядом.

Отец Алекс работал почти всю дорогу, Сэнт просматривал статьи о крушении на планшете. Он еще не звонил Неймару, не знал, что сказать.
Он должен увидеть медвежий остров. Должен понять, кто он теперь. И научиться жить в двух мирах. О том, что она сказала во сне, он никому не расскажет. Кровь богов. Что за боги могли обращаться в зверей? И каким образом в нем могла быть кровь подобных существ? Гэвин набрал в поиске - боги-звери. И первым увидел Баст. Он поднял голову и спросил отца Алекса:
- У Ордена есть подразделение в Египте?
- Мы есть везде. Что ты хочешь?
- Увидеть Сфинкса.
Священник улыбнулся:
- Твой помощник, Гарри Неймар, очень хочет тебя видеть. Мы назначили встречу в Сиэттле. А потом мы полетим куда захочешь.
- У вас ведь есть свои дела, отец Алекс. А вы возитесь со мной.
- Ты - мое главное дело сейчас, Гэвин. У меня есть другие проблемы, но мой статус позволяет заниматься делами в любой точке мира.
- Я хотел того же. Когда мы мечтали вместе с ней.
- Да. Теперь ты свободен, как и мечтал.
- Но ее нет.
- Зато у тебя есть дар. И ты должен понять, для чего ты его получил.
- Что мне сказать Неймару?
- А что ты думаешь? Как ты видишь свою жизнь? Вернешься в Нью-Йорк, встретишься с теневой стороной? Решишь проблемы передела территорий, будешь вести дела, как прежде? Займешь положение в обществе, станешь советником, может,  поднимешься до тайного советника, попадешь в парламент. Станешь министром. Или королем. Деньги потекут рекой. Их станет не на что тратить, только скупать дома, предприятия. В определенный момент денег становится столько, что они теряют свое значение. Этого ты хочешь? С твоим даром ты легко наведешь порядок на теневой стороне. Тебя будут бояться все, кто хоть раз увидит медведя, в которого ты превращаешься. Да, тебя можно убить, как любого из живущих. Но ты можешь окружить себя армией. Власть. Она у тебя есть, а может стать еще больше. Но разве тебя теперь прельстит власть? Женщины? Медведи моногамны. Ты знал об этом? А твой вид вообще иной. Они не дерутся за самку. Вообще. У них нет такого понятия, нет такого инстинкта. Так и ты всю жизнь искал только одну женщину. И нашел.
- Ее больше нет. Орден не одобрит, если я...
- Ты заблуждаешься. Целибат - это выбор, Гэвин. Некоторые религии его одобряют. Мой Орден - оставляет право выбора. Хочешь всю жизнь быть один, не заниматься больше сексом - пожалуйста. Мы не одобряем только разврат. И категорически против проституции. Но никто не запретит тебе заниматься сексом. Ты можешь жениться, заводить подруг, все, что хочешь в рамках морали. Ну, и если женишься - ты обязан соблюдать клятву у алтаря. Тут мы ханжи.
-  Я не могу представить этого.
- Пройдет год, может быть и больше, и тебе захочется нежности. Захочется ласки. И никто не осудит тебя. Сейчас у тебя горе. Но жизнь продолжается, Сэнт. И никто из нас тебя не осудит.
- Вы любили когда-нибудь, отец?
- Почему "любил"? Люблю и надеюсь, буду любить до самого конца.
- Вы вместе?
- Да. И мои сыновья служат вместе со мной. Брат Карл, ваш новый друг, мой старший сын.
- Вам разрешено иметь детей?
- Гэвин, нам разрешено все. Это естественное желание человека - иметь детей, продолжать свой род! Вопрос в том, как мы воспитываем наших детей. И кем они становятся. Карл с детства очень любил историю и археологию. Он получил образование в лучших колледжах. Но поступал туда он сам, я только помогал найти жилье или работу на месте. Низкооплачиваемую работу. И когда он стал заниматься наукой, то столкнулся с нашим миром. Он не понимал, зачем люди уничтожают памятники. Не мог понять, почему из-за горстки террористов нельзя посещать памятники в пустынях и на территории древнейших государств. И тогда он пришел ко мне и задал вопрос, может ли он что-то сделать. И я ответил, что сделать может только он, а не я. С тех пор он - брат Ордена. Он вывозил сокровища с территорий, захваченных необразованными дикими экстремистами. Спасал остатки народов в Африке. Сохранил такие сокровища первобытных племен, что ты пока не можешь представить. Он тайком вывез много реликвий из охваченных войнами стран. Свой дар, дар историка, он посвятил нам. А взамен Орден отдал ему весь мир. И тайный архив. Он счастлив. Мой сын счастлив, и я вижу это, знаю это. Не это ли обязанность родителей - помочь своим детям стать счастливыми.
- У нас не будет детей. У нас ничего не будет.
- Подожди. Никто не знает наверняка, что будет впереди. Сейчас тебе надо пережить свое горе и оплакать свою Санни. А потом - кто знает, может, однажды ты встретишь маленькую девочку, которая будет похожа на нее. И удочеришь сироту, поможешь ей выжить. Будешь смотреть, как она растет, будешь читать ей книжки и водить в зоопарк. И вырастишь ее, как вашу дочь. Или это будет мальчик, неважно. Ты будешь рассказывать им на ночь сказку о загадочной русской девушке, что умела обращаться в лесного зверя. Будешь рассказывать им о том, как полюбил ее самый сильный разбойник города Нью-Йорк. А когда она погибла, то и его сделала оборотнем. И разбойник исправился, перестал грабить и убивать, а стал помогать людям. Это будет прекрасная сказка. Дети любят такие. И ты сам ее напишешь, всей своей жизнью. Дети - особые существа, Гэвин. У русских есть поговорка - чужих детей не бывает. И это правда. Кровь не так важна, как считают люди. Важно твое желание быть родителем. В конце концов, ты забываешь, что Джу вырастили точно так же. Просто люди очень хотели маленькую девочку. И судьба подарила им Санни. И все получилось. Почему не получится у тебя?
- Но они не будут похожи на нее!
- Нет. Они будут похожи на себя. Если бы у вас был ребенок, он был бы похож на кого угодно, только не на тебя или Джу. Дети похожи только на того, кем они должны стать. Ты думаешь, ребенка любят только за то, что у него мамины глаза или папино лицо? Посмотри на Карла. Он вообще не похож на нас с женой. Он смуглый и темноглазый, а мы с женой обычные. Где-то в далеком прошлом ее прабабушка полюбила араба. А в моем роду была забавная история с мавританцами. И спустя двести-триста лет у нас родился смуглый и темноглазый мальчик. Нам плевать, какая у него внешность. Я помню, как он однажды удрал из дома в Мадрид, за сотню километров, проехал автостопом целый день, чтобы спряться в музее и всю ночь бродить по залу Веласкеса. Всю ночь! Я приехал за ним утром и ничего не сказал. А через неделю жена и дети сняли квартиру в Мадриде и жили там целый год, чтобы он мог посетить все музеи, которые только захочет. Все мои дети проходят домашнее образование. Я в то время занимался как раз итальянскими проблемами, но жена привыкла к тому, что я часто отсутствовал. Младшие выучили испанский, Карл буквально жил в музеях и библиотеке. Но это и значит быть отцом. Давать им в детстве все, что они искренне хотят, и что им не навредит. Растить их, помогать учиться. Оберегать их от мира до той поры, пока они не отрастят клыки и когти.
- Карл отрастил?
- Он не только историк. У него есть талант сапера. Он может расколоть скалу так, чтобы  стоящий под ней памятник остался невридим. Он умеет вскрывать гробницы, не потревожив церквей над ними. Он способен направленным взрывом сместить пласты, чтобы обнажить скрытый в них артефакт.
- Сапер?
- Да. Он лучше других понимает, что лишнее, что можно убрать, а что бесценно. И он проходил службу в армии.
- И он был на войне?
- Гэвин, мы все на войне. У каждого она своя. Ты воевал в Нью-Йорке. Джу - в Руссии. А я делаю так, чтобы войны не развязывали все остальные. Чтобы мир был в равновесии. Религия - тоже сила и власть. И она способна остановить многое. Но цель ее не в насилии. Центр любой религии, ее смысл - человек. Ради человека она появилась. И только с последним человеком умрет.
- Разве то, что я оборотень, не противоречит религии? Разве колдовство и магия не презираются христианством?
- Насчет магии - мы не верим в нее, в зелья, взмахи волшебных палочек или прочую мишуру. Ты еще не знаешь, но ты - тоже часть религии, только более древней. В Европе христианской оборотни относятся к низшим существам, демоническим. А в Руссии медведь наоборот на светлой стороне, вернее, на границе между тьмой и светом. На медведя по верованиям русских не действует нечистая сила. Индейцы Америки поклоняются медведю, для них это тотем, как и рысь, их праотец.Многие малые народы, что до сих пор живут на северных и южных островах верят в богов-животных. Религия имеет самые разные формы, но она необходима человеку.
- Я не верю в бога.
- Но это не значит, что Он в тебя не верит, Гэвин. Ты не искал Бога. Но Он тебя никогда не терял из вида.
- Она верила?
- А ты слышал ее песни? Помнишь их?
- Да.
- Разве может человек из ничего взять такой свет и такую любовь? Разве твои бывшие дружки способны написать такие слова и такие песни?
- Нет. Мои боевики не могут писать песни. Никто не может так связывать слова и мелодии, так рассказывать о том, что он чувствует.
- Ошибаешься. Очень многие. Просто ты их не слышал.
- Слышал. Она показала мне музыку. Мы были на концерте, и она сказала, что этот Чайковски - их русский композитор. Его музыка меня потрясла.
- Просто ты не искал таких песен и книг. Не искал музыку.
- Я делал бизнес. Я был большим боссом. Мне было не до искусства.
- А теперь?
- Теперь я хочу найти такую музыку и такие слова. Как у нее. Денег мне хватит до конца жизни.
- Тебя ждет замечательный период, Гэвин. Ты поймешь, что в мире столько песен о вашей истории, столько книг. Ты даже не представляешь, сколько! Я тебе даже завидую.
- И все они - о Санни? О моей девочке?
- И о тебе, Гэвин. О том, что с вами произошло. О том, как тебе жить дальше. О том, как тебе помочь.
- Не верится, что кто-то способен понять, что я сейчас чувствую и как мне невыносимо больно.
- Ты поверишь. Обязательно.

Отец Алекс вернулся к делам. Сэнт выключил планшет и персел к окну. Он смотрел, как по сторонам дороги высится лес, как изредка мелькают указатели, стоянки,  вырубки. Трейлер шел по дороге со средней скоростью, его обгоняли большегрузы, он пропускал лесовозы и легковые машины. Сэнт захотел выйти, размяться.
- Мы можем остановиться?
- Сэм, надо сделать остановку, - приказал водителю священник.

Трейлер заехал на стоянку для дальнобойщиков, встал поближе к лесу.
Сэнт давно оделся в форму Ордена, что выдал ему отец Алекс.
- На ней нет знаков отличия. Просто у нас никогда еще не было оборотней.
- А по вашим меркам, кто я в системе?
- У нас нет званий или рангов. Братья, священники и воины. Ты относишься к друзьям. Друг Ордена - очень почетное звание.

Тонкие штаны были на удивление теплыми. Ботинки напоминали армейские, но были легкими, как кеды. А куртка грела, как пуховик.
Гэвин прошел от стоянки в лес. Ушел как можно дальше, в темноту под деревьями. И остановился только когда вышел на опушку. Небольшая поляна была в тени, никого здесь не было. Он чуял запахи, новые, неизвестные ему. Слышал, как затихал шум с дороги и ясно проступали звуки самого леса. Птицы наверху. Какие-то зверьки под ногами, скрытые прошлогодней листвой. Он слышал их. И один из запахов принадлежал этим невидимым зверькам, он понял это. А вдалеке - другие, неведомые ему звери, он не видел их, но чуял, всем существом, он чуял, что не один.
Он видел животных только в зоопарке, в детстве. Он ничего не знал о лесе, о деревьях, о мире, что окружал его город.
Он ничего не знал об Америке, настоящей, ничего не знал о мире за ее пределами. И Сэнт понял, что хочет знать. Хочет увидеть диких зверей. Хочет увидеть океан, не с пирса, не в интернете, не в океанариуме. Он помнил, как проплывали под ним косяки рыб, когда он был медведем. Помнил альбатросов, что летели над ним.
И впервые с того дня, когда он вошел в морг на улице Россолимо, он почувствовал, что хочет жить. Хочет увидеть этот мир, которого совсем не знал. Хочет увидеть медвежий остров и понять, кто он.
Боль никуда не ушла. От разговора о детях у него до сих пор саднило в груди. Но жажда жизни была сильнее. Он еще не оправился, и нескоро еще сможет просто посмотреть на ее фотографию. Нескоро он сможет вернуться в свою пентхаус, туда, где он был с ней. Он не знал, похоронили ли ее на том жутком кладбище в Москве, которое он видел. Но надеялся, что Густав не сделает этого. Ее место было здесь, в лесу, под деревьями, среди цветов и трав. Если где и похоронить ее, солнечного человека, волшебную рысь, то только здесь, в лесу, на природе. На свободе.
Сэнт присел, опустил взгляд и увидел первые крохотные цветы с белыми почти прозрачными лепестками. Он сорвал один из них и пошел обратно.
- Что это, отец Алекс? Что это за растение?
- Где ты их нашел?
- Там, в лесу.
- Покажи мне их.
Он привел отца Алекса к тому месту, где нашел цветы.
- Гэвин, смотри! - священник указал ему на поляну, которую он толком не разглядел. Из туч выглянуло солнце, и вся поляна вдруг ожила. Те цветы, что он нашел, были везде, кучками и по отдельности, они белели в островках зеленых листьев, маленькие хрупкие колокольчики на тонких ножках. И они были единственными, снег только сошел, еще нигде не было ни зелени, ни листьев.
- Это подснежники, Гэвин! Они редки  здесь! Как ты их нашел?
- Случайно. Там еще кто-то бегает, я их слышу. Под листьями.
- А запах? Ты чувствуешь их запах?
- Кажется, да.
Священник смотрел на стену леса, переводил взгляд на первоцветы, улыбался и дышал полной грудью.
- Ты представить себе не можешь, что за дар она тебе оставила. Теперь ты часть этого леса и часть мира людей. Ты на границе двух миров, Гэвин. Ты ведь чуешь других зверей?
- Я их совсем не знаю, но вы правы, я чую, что там кто-то есть, просто чую всем телом.
- Теперь это все - твое. Лес. Города. Мир. Тебя не тронет никто, потому что у медведя нет естественных врагов. А ты еще и самый крупный на свете, твой вид. Даже другие медведи не справятся с тобой, потому что ты сохраняешь человеческий ум, ты умнее их. А в городе - кто мог тебя тронуть в Нью- Йорке, тебя, большого босса, богатого бизнесмена, мощного лидера самого крупного клана?
- Отец Алекс, я не хочу в Нью-Йорк. Мне хорошо здесь.
- Да. Ты взял у города все, что мог.
- Теперь я хочу взять все остальное.
- Ты возьмешь. Все, что захочешь. А мы тебе поможем.

К машине возвращались притихшие от радости. Сэнт не тронул остальные цветы, а тот, что сорвал, хотел взять с собой, но отец Алекс сказал, что подснежники не стоят в воде. Сэнт оставил цветок там, где нашел, бережно положил рядом с остальными. И вдруг понял, что не надо было его трогать. Не надо было срывать, надо было только видеть это маленькое чудо, вдыхать его дикий водянистый запах, непохожий на запах цветов. И просто - увидеть его.
Беспричинная детская радость охватила Сэнта. Он шел к машине и впервые не вспоминал о своем горе. Лес словно укрыл его на время от непосильной тяжести, от его потери.
- Мне легче.
- Знаю. Мне тоже, Гэвин. 
- Вы знали ее?
- Мы летели вместе. Когда она села в самолет в Нью-Йорке. В тот последний раз. Это была случайность, я часто летаю обычными самолетами. Так мы познакомились. И двенадцать часов я был с ней рядом. Этого хватило, чтобы ее полюбить. Не как женщину, как человечка, светлого и доброго человечка. Она рассказала о тебе, Сэнт. О том, что тебе нужна помощь. О том, что хочет тебе подарить мир, которого ты совсем не знаешь.
- Она так легко с вами познакомилась? Мне показалось, что она не настолько открытая.
- Гэвин, она обладала потрясающим чутьем на людей. Ты вспомни, как легко она сошлась с Ваном. Или Полли. А с Гарри держалась уважительно, но не приближалась, не лезла напролом. Она видела людей насквозь, она понимала, с кем можно сразу найти общее, а кого лучше не трогать.
- Да. С другими моими людьми она держалась на расстоянии. Особенно с боевиками.
-  Когда мы узнали, что Корион потерял дочь, я не мог поверить, что она, такая сияющая, такая солнечная и живая, могла умереть. Это не укладывалось в моей голове. Но так часто бывает, самые лучшие гибнут молодыми. Люди не любят тех, кто видит их насквозь. Люди убивают их. И ее убили. С Густавом работает много людей, намного ценнее и могущественнее. Но именно ее выбрали целью.
- Кто это сделал? Вы знаете?
- Мы ищем. Корион ищет. Но ты - ты хочешь мстить?
- Я уже не знаю. Месть ее не вернет. Ничто ее не вернет. Этот свет. Это счастье. Я могу залить Москву кровью. Но она так рассказывала о том городе, что это будет кощунство. Она любила тот город, она рассказывала, как там красиво, какие там бывают люди. Добрые. Щедрые. Понимающие. Они не виноваты, что Корион не уберег свою дочь. Это его  вина, не моя. Я мог уберечь ее здесь, в Нью-Йорке. Но она сама ушла тогда, во время конфликта с Альфонсо. И могла за себя постоять. Я не могу понять, как они смогли застать ее врасплох, с ее чутьем, с ее даром обращаться в зверя. Я не боялся отпускать ее, я знал, что ее хранят некие силы, высшие силы. Вокруг нее был особый свет, я только что понял. Как вокруг этих подснежников. Их нельзя трогать, они такие хрупкие, такие чистые. Она была такой, и люди вокруг меня это видели. Особенно русские. Стеыан как-то сказал, что таких, как она в их стране зовут "благословенная"Кто мог тронуть такое существо?
- Те, кто не видел подснежников, Гэвин. Кто не чувствует этой красоты, что ты мне только что подарил. Этого дара жизни, дара быть живым, видеть красоту в самом обычном цветке. Теперь ты ее чувствуешь. Жизнь. Живое.
- Да. Она научила меня это видеть.
- Если и стоит что-то усилий, борьбы, то только жизнь. Эта красота. Орден не сражается в войнах. Не ведет боевых действий. Не поддерживает ни одну сторону в конфликтах. Мы стремимся сохранить это - этот свет в людях, жизнь, красоту. Это цель нашего Ордена, сохранить хоть что-то там, где сила, власть и деньги толкают наш мир к пропасти. Религия - она о Боге и человеке. О том, как его найти. Как увидеть его даже в подснежнике. Ты ведь понял, что тебя привело туда. Ты шел в лес, чтобы побыть одному со своим горем. А жизнь привела тебя на поляну с самыми редкими цветами. Они появляются только ранней весной, самыми первыми, и быстро сойдут. Скоро появится трава, все зарастет и нельзя будет найти даже их следа. Но тебя привели туда, показали тебе самое первое чудо в году. И ты увидел, что оно существует. Оно повторяется каждый год. Они росли здесь задолго до тебя и будут появляться тогда, когда нас уже не будет, Гэвин. Они переживут нас и не заметят. Но ты теперь знаешь о них, знаешь, как это прекрасно. И никогда не забудешь, до самого конца. Ради этого - тебя привели и показали, что ты не все потерял в своей жизни. Ты не все потерял. Ты еще не обрел то, что она тебе оставила. И мне.
- Вам?
- Я знаю про тебя очень давно. Про твои дела в Нью-Йорке. Как ты разбогател, чем ты владел. Как шел наверх. Как создал свой мир. И мы уже думали связаться с тобой по  вопросам, далеким от сегодняшнего нашего общения. С Неймаром переговоры уже были. Как вдруг в самолете со мной рядом садится  русская девочка с заплаканными глазами. И рассказывает мне о тебе, не называя твоего имени. Я узнал тебя по Неймару, она говорила, что тебе помогает один из лучших финансовых аналитиков Америки. И за нашу короткую встречу я узнал о тебе, как о мужчине, как о человеке. О твоей физической силе. О том, как ты принес ей любимые цветы. Как ты был потрясен музыкой Чайковски. Как она любит тебя. Она рассказывала, что встретила удивительного человека, настоящего американца, хваткого, решительного, сделавшего себя, то что называют selfmade man. И о том, что ты для нее и есть Нью-Йорк. И я понял, что это ты, человек, который уже давно у нас в разработке. Она подарила мне тебя. Другого. Настоящего, каким тебя увидела она.
- Она просила за меня?
- Нет. Тебе ни к чему наша помощь, а наши финансовые возможности практически бесконечны. Мы хотели заключить контракт с твоими новыми заводами, потому что нам нужны некоторые переработанные пластики и дерево. Но когда я узнал о том, что ты вышел из наркотрафика, что после поездки в Руссию ты вернулся мертвым, что ты страдаешь, я решил, что Орден должен тебе помочь. Я не ошибся.
- Теперь я ваш должник.
- Нет, Гэвин. Это мы, Орден и я, предлагаем тебе нашу защиту, нашу помощь и нашу дружбу. Потому что ты - чудо, которое мы обязаны сохранить для этого мира. Ты единственный перевертыш, который остался  на этом свете. Мы не успели к твоей девочке, не спасли ее. Но тебя мы будем защищать любой ценой. В память о ней.