de omnibus dubitandum 32. 258

ЧАСТЬ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ (1665-1667)

    Глава 32.258. ОН НАМ ЗЛОДЕЙ, А НЕ ДОБРОХОТ…

    Боярин и гетман Иван Мартынович (Брюховецкий - Л.С.) извещал с своей стороны, что незадолго перед его приездом в Малороссию чуть было не сделалась беда в Переяславле: тамошний житель Петрушка Скок Челюсткин, состарившийся в Переяславле русский человек, составил заговор перебить всех московских ратных людей.

    Но наказный гетман Ермоленко узнал о заговоре и донес Брюховецкому, который велел сковать Челюсткина и отослать в Москву.

    Появились своевольные сборища, которые отказались повиноваться полковникам и сотникам, покинули свои дома и начали бродить по разным городкам и деревням и бедным людям досады чинить; начальники таких сборищ были известные нам Иван Донец и Децик.

    Гетман успел разогнать эти сборища. Касательно новых распоряжений, договоренных в Москве о сдаче малороссийских городов царским воеводам, Брюховецкий писал:

    "Я, верный холоп, рад вседушно тому указу исполнение чинить; но боюсь одного, чтоб полковники, вся старшина и козаки не встревожились и не взяли дурного замысла. Сам же я вседушно рад воеводам, потому что при них мне будет меньше хлопот, а то теперь на все стороны оглядываюсь".

    Брюховецкий писал также, что епископ, духовенство и киевский полковник Дворецкий просят о заведении новых латинских школ в Киеве, но что он, гетман, полагает это на волю великого государя.

    Доносил, что сын епископа Мефодия женился на дубичевке, у которой два родных брата служат при (польском – Л.С.) короле.

    Писал о дурных вестях из Запорожья: дает знать оттуда Григорий Касогов, что запорожцы хотят государю изменить, к бусурманам и к изменникам-черкасам (Запорожским казакам - Л.С.) приклониться; но он, гетман, послал уговаривать их; спрашивал, посылать ли в Запорожье хлебные запасы или нет?

    С ответами на эти донесения и для обстоятельного разузнания дел в марте 1666 года отправился в Малороссию дьяк Фролов.

    Посланный должен был похвалить боярина и гетмана за его раденье и отвечать на статью о школах в Киеве: если им против их вольностей будет не в оскорбление, то школ бы теперь не заводить; если же этот запрет оскорбит их, как противный их вольностям, то великий государь пожаловал, велел им в Киеве школы заводить и людей в них набрать из киевских жителей, а ИЗ НЕПРИЯТЕЛЬСКИХ И ДРУГИХ ГОРОДОВ В ШКОЛЫ НИКОГО НЕ ПУСКАТЬ И НЕ УЧИТЬ, ЧТОБ ОТ НИХ СМУТЫ И ВСЯКОГО ДУРНА НЕ БЫЛО (выделено мною – Л.С.).

    Фролов должен был также сказать: какие люди сидят у гетмана за караулом в своих винах, тех бы он судил и карал по Войсковым правам; а если из них кому-нибудь по Войсковым правам будет свобода, а он боится от них вперед чего-нибудь дурного, таких присылать в Москву. Хлебные запасы в Запорожье, Киев и другие города посылать, как прежде уговорено, пока описчики города опишут и по описи воеводы примут.
 
    Фролов привез из Малороссии много разных вестей. Иван Мартынович на отпуске говорил ему тайно, что в Переяславле своевольники, не желая работать и хлеб пахать, замышляют смуту.

    Фролов немедленно послал к переяславскому воеводе Вердеревскому спросить, что у них там такое делается?

    Воевода отвечал: «Гетман великому государю верен и служит вправду; только дивлюсь я тому, для чего переписчики замешкались? Если полгода не будут, и то гетману большая корысть: о чем в Переяславль на ратушу ни отпишет, все к нему посылают. КОЗАКИ ГЕТМАНА ВСЕ НЕ ЛЮБЯТ, ГОВОРЯТ: ПРИ НАШИХ ПРЕДКАХ У НАС БОЯР НЕ БЫВАЛО, ОН ЗАВОДИТ НОВЫЙ ОБРАЗЕЦ, ВОЛЬНОСТИ НАШИ ОТ НАС ВСЕ ОТХОДЯТ, ДА И ДОСТУП К НЕМУ СТАЛ ТЯЖЕЛ (выделено мною – Л.С.).

    Полковник переяславский Данила Ермоленко говорил у меня на обеде при головах стрелецких и при многих начальных людях: «МНЕ ДВОРЯНСТВО НЕ НАДОБНО, Я ПО-СТАРОМУ КОЗАК!» (выделено мною – Л.С.) И ко всякому слову, за что осердится, говорит: «Козаки заведут гиль и вас поколют».

    Полковнику, атаману и судье идет из ратуши с города всякий день вино, пиво, мед и харч всякий. А что ему, полковнику, пожаловал государь город, то он говорит: «Этот город украйный, разорен весь, СТОЯТ В НЕМ БЕСПРЕСТАННО КОЗАКИ ИНЫХ ПОЛКОВ И КОРМЯТСЯ ПО ТЕМ ЖЕ ЖИЛЕЦКИМ ЛЮДЯМ, и мне взять с него нечего, да и не надобно, потому что И ПРИ ПРЕДКАХ НАШИХ ТАК НЕ ПОВЕЛОСЬ» (выделено мною – Л.С.).

    Козаки в городе говорят: «Пойдем в Запороги, и не одни мы, соберемся вместе с переяславцами и из других местечек и пойдем из Запорог на гетмана».

    «Государевых людей, которые живут в Переяславле, зовут злодеями и жидами». Фролов обо всем этом дал знать Брюховецкому, тот отвечал, что козаки поднимают такие голоса, видя везде в городах при воеводах малолюдство: НАДОБНО, ЧТОБ ВЕЛИКИЙ ГОСУДАРЬ УКАЗАЛ В МАЛОРОССИЙСКИХ ГОРОДАХ РАТНЫХ ЛЮДЕЙ ПРИБАВИТЬ (выделено мною – Л.С.).
 
    Мы видели, что Шереметев писал к гетману насчет поборов с городов.

    Брюховецкий обиделся и говорил Фролову: «Дело известное, что боярин Петр Васильевич написал ко мне об этом по чьей-нибудь ссоре: боярин ссоре не верил бы и уха своего на ссору не склонял; я в доходы вступаться никогда ни в какие не буду и с боярином хочу жить в любви и в приязни, готов, пожалуй, и слушать его; только служа великому государю, даю знать свою мысль, ЧТОБ МАЛОРОССИЙСКОГО НАРОДА СВОЕВОЛЬНЫХ И НЕПОСТОЯННЫХ ЛЮДЕЙ БОЛЬШИМИ ПОБОРАМИ ВСКОРЕ НЕ ОЖЕСТОЧИТЬ; пока не попривыкнут и пока государевы воеводы и люди не возьмут их в свои руки, брать с них понемногу; А ВДРУГ ОЖЕСТОЧИТЬ ОПАСНО: ЛЮДИ ОНИ ХУДОУМНЫЕ И НЕПОСТОЯННЫЕ; ОДИН КАКОЙ-НИБУДЬ ПЛЕВОСЕЯТЕЛЬ ВОЗМУТИТ МНОГИМИ ТЫСЯЧАМИ; ХОТЯ ОНИ И САМИ СГИНУТ, А ДО ЛИХА ДОЙДЕТ, УСПОКАИВАТЬ БУДЕТ ТРУДНО, А НЕПРИЯТЕЛЬ ПОД БОКОМ; стоят неприятеля и запорожцы, только и думают, как бы добрых людей разорять и, пограбив чужое имение, всякому старшинства доступить; А НА ЗАПОРОЖЬЕ ТЕПЕРЬ БОЛЬШЕ ЗАДНЕПРЯН. Да и духовенству не всякому бы верить; ГОРАЗДЫ И ОНИ ССОРИТЬ И ВОЗМУЩАТЬ ОТ ЛАТИНСКОЙ СВОЕЙ НАУКИ, НА КОГО НЕЛЮБЬЕ ПОЛОЖАТ» (выделено мною – Л.С.).
 
    Приехал Фролов в Киев. Тут начал Шереметев говорить свои речи: «Гетман Иван Мартынович очень корыстолюбив. Я было велел в Переяславле греку Ивану Тамару сбирать с перевозу и с проезжих людей пошлину на великого государя против обычаев прошлых лет, как он, Иван, сбирал на гетманов.

    Но грек Иван недавно приехал в Киев и, говорит мне тайно, со слезами, что собрал он в Переяславле таких пошлинных денег с 500 рублей, а гетман присылает с угрозами, велит привезти к себе в Гадяч 1000 рублей пошлинных денег, и грек, занявши, везет, а не везть не смеет, чтоб без головы не быть».

    Шереметев, епископ Мефодий и полковник Дворецкий толковали Фролову одно: чтоб переписчики спешили, а МЕЩАНЕ ЭТОМУ ВСЕ РАДЫ И ДОХОДЫ В КАЗНУ ГОСУДАРЕВУ ПЛАТИТЬ БУДУТ БЕЗ ОТГОВОРКИ, ТОЛЬКО Б КОЗАЦКОЙ СТАРШИНЕ И КОЗАКАМ ДО НИХ ДЕЛА НЕ БЫЛО; а если переписчики к первому сентября людей и угодий переписать не поспешат, то, КАК ТОЛЬКО СЕМЕН ДЕНЬ ПРИДЕТ, И ГЕТМАН, И ПОЛКОВНИКИ, И СТАРШИНА ПОБОРЫ ВСЕ ОТБЕРУТ НА СЕБЯ, А ВЕЛИКОМУ ГОСУДАРЮ ОСТАВЯТ МЕЩАН НА ЦЕЛЫЙ ГОД НАГИХ И ОГРАБЛЕННЫХ (выделено мною – Л.С.).
 
    3 мая 1666 года в Печерском монастыре был обед, обедали Фролов, епископ Мефодий, печерский архимандрит, много других духовных, полковник Дворецкий.

    После обеда, вставши из-за трапезы, взяли Фролова в архимандричью келью и пили здоровье бояр и окольничих. Фролов заметил, что надобно выпить и здоровье гетмана Ивана Мартыновича, который великому государю службою своею во всем верен, с духовными во всяком совете и любви пребывает и Войску Запорожскому и всему малороссийскому народу добронравием своим и правым рассуждением угоден.

    «ОН НАМ ЗЛОДЕЙ, А НЕ ДОБРОХОТ, - крикнуло в ответ духовенство, - бывши на Москве, он великому государю бил челом и в статьях подал, чтоб в Киеве быть московскому митрополиту, и этим он нас ставит перед великим государем как бы неверными».

    Епископ и некоторые другие из духовных решительно отказались пить, другие пили, но несогласно, как бы только поустыдясь.

    Фролов разведал, что статьи, в которых написано, чтоб в Киеве быть московскому митрополиту, прежде всех объявил в Киеве полковник Дворецкий, отчего у духовенства встало нелюбье к гетману; Дворецкий пристал к духовенству. Узнав об этом, БРЮХОВЕЦКИЙ ДВА РАЗА ПРИСЫЛАЛ ЗА ДВОРЕЦКИМ, ХОТЕЛ ПОСЛАТЬ ЕГО В ЗАПОРОЖЬЕ ОТГОВАРИВАТЬ ОТ ШАТОСТИ ТАМОШНЫХ КОЗАКОВ, ХОТЕЛ ПОСЛАТЬ ЕГО ЗА ТЕМ, ЧТОБ ТАМ ЕГО УБИЛИ ИЛИ РАССТРЕЛЯЛИ (выделено мною – Л.С.).

    Полковник испугался и стал бить челом, чтоб ему с Киевским полком быть под начальством боярина Шереметева. Последний спрашивал: если гетман пришлет в третий раз за Дворецким, то отдавать ли его? Сильнее всех продолжал высказываться против Брюховецкого старый друг его епископ Мефодий.

    «Брюховецкий нам не надобен, - говорил он при всех вслух, - он теперь принял всю власть на себя; не только нас пред царским величеством неверными выставляет, но и старшину карает, в колодки сажает и в Москву отсылает, новых полковников от себя по полкам рассылает без Войскового приговора; Юрий Незамай, Гамалея, Высочан и другие старшины ни в чем не виноваты, страдают от него напрасно, а здешним людям и смерть не так страшна, как отсылка в Москву; думаю, что иные и из заднепровской старшины поддались бы государю, да боятся погибнуть от гетмана; печерский архимандрит говорил, что гетманского войска козаки разоряют их монастырские маетности между Киевом и Белою Церковию; писали они к гетману, и он их не защищает».
 
    Дворецкий выставлял себя умеренным, желал примирения: «Епископ Мефодий, все духовенство и я гетману не злодеи и не посягатели; мы только отводим его, чтоб до корыстей был не лаком и гордость отложил; хочется нам того, чтоб он приехал в Киев к боярину Петру Васильевичу Шереметеву, мы бы, облича его в неправдах, с ним помирились и были в вечной любви.

    Епископ Мефодий посылал в Чигирин уговаривать тамошних людей, чтоб великому государю вины свои принесли: чигиринские жители к тому склонны, и Дорошенко говорил, что он тому рад, да боится гетмана, сделает его без головы или в Москву отошлет, пусть епископ, боярин и гетман обнадежат его грамотами, что ему лиха не будет, тогда он и станет промышлять над ляхами».

    Мефодий, кроме несчастного пункта о митрополите, показывал по-прежнему усердие к Москве и, подобно Ивану Мартыновичу, не щадил своих; советовал также, чтоб во всех малороссийских городах воеводы и ратные люди жили особо в городках так, как в Нежине, потому что малороссийского народа люди ко всему шатки, - сохрани боже, чтоб кто-нибудь чего не начал: а прежде всего надобно это сделать в Полтаве, там люди больше всех шатки, к Запорожью близки и с запорожцами в мыслях бывают согласны, живут советно, что муж с женою.

    Шереметев свидетельствовал пред государем, что он от епископа никакого злого умысла и плевел не видал; но вопреки словам Дворецкого доносил о невозможности помирить Мефодия с Брюховецким и приводил в доказательство следующий случай:

    «Я говорил епископу, чтоб послать в Запорожье какого-нибудь верного человека с увещательною грамотою и для проведывания вестей; а Мефодий отвечал мне: это дело самое надобное, только в грамоте надобно спросить: отчего у них, запорожских козаков, делается шатость, не от бояр ли от кого?

    Я ему сказал на это, что так написать не годится: из этого я заключаю, что между ними и вперед совета не будет; только я о гетманских грамотах епископу, а об епископских словах гетману не даю знать, чтоб между ними ссоры не было, а ссора опасна, потому что к епископу и духовенству пристали мещане всех городов: так чтоб от их ссоры делу великого государя порухи не было».

    От самого Шереметева, по рассказам Фролова, не могло быть порухи государеву делу, как была поруха от боярина и гетмана. В Киеве, на Подоле, поставлены были рейтары и на мещанских дворах, потому что в верхнем городе поставить их было негде.

    Мещане много раз били челом, что от рейтар теснота большая и чтоб великий государь пожаловал, велел рейтар от них свесть. О том же просил воеводу и Мефодий.

    Шереметев отвечал, что перевести рейтар в верхний город скоро никак нельзя, потому что там дворов и изб мало, а взять изб негде, потому что около Киева все разорено; если мещане хотят, чтоб от них рейтар вывели, то пусть дадут от себя 30 изб и переведут в них рейтар.

    4 мая 1666 года епископ является к Шереметеву и приносит ему в почесть 100 рублей, чтоб рейтар от мещан велел вывести, изб на них не спрашивал, а велел бы избы купить из государевой казны.

    Боярин отвечал: «Я денег не возьму, а пусть мещане отдадут их на избы рейтарские». На другой день в соборной церкви епископ стал говорить боярину, чтоб он сто рублей себе в почесть взял, а на избы взял еще 100 рублей, мещане этим не оскорбятся, только бы рейтар от них велел вывесть. Шереметев велел взять у мещан все 200 рублей и купить на них избы и, как избы поставят, перевести в них рейтар тотчас.
 
    Фролов привез и грамоты: Брюховецкий жаловался, по обычаю, что московского войска мало в Малороссии: «При мне, вашего царского величества верном холопе, войска очень мало, едва не все ваши государевы ратные люди от наготы разбрелись. Воеводы вашего царского величества - миргородский, лубенский и прилуцкий - без семей на воеводства свои приехали, а хорошо бы им было приехать с семьями и со всем своим хозяйством, чтоб тамошние жители, видя воевод своих целое житье, от того лучше крепились и в отчаяние не приходили».

    Гетман жаловался на воеводу Протасьева, который не унимал иноземных ратников, притеснявших малороссиян; жаловался, что стольник Измайлов, присланный для сыску обид, ничего не делает. Жаловался на переяславского воеводу Вердеревского, который зятя его, Михеенка, велел бить и в тюрьму сажать безвинно, человеку гетманскому сена косить не дает.

    «Все это он делает, - писал Брюховецкий, - по наущению Ивашки Фирсова, который затем в Переяславле и живет, чтоб ссорить меня с воеводою. Вердеревский же всякому козаку налогу чинит, не выслушав речей; козаки многие ропщут, говорят, что все это делается по моей милости».

    Полтавские козаки жаловались на своего воеводу Якова Тимофеевича Хитрово: «Велит москалям коней осталых брать в подводы по домам; сам стоит в доме у вдовы; начальных своих людей ставит по домам знатного товарищества; полковника, которого мы почитаем как отца, бранит скверными словами; который товарищ придет к нему - глаза тростью выбивает, плюет или денщикам велит выпихнуть в шею. ПОЧТИТЕЛЬНЕЕ ОБХОДИТСЯ С НАЛОЖНИЦАМИ МАЙОРОВ СВОИХ ИЛИ СОЛДАТ, ЧЕМ С ЖЕНОЮ ПОЛКОВНИКА НАШЕГО, ОБ НАШИХ ЖЕ ЖЕНАХ И ДЕТЯХ ГОВОРИТЬ НЕЧЕГО, КАКИЕ ПОЗОРЫ ТЕРПЯТ (выделено мною – Л.С.). Не велит у мещан подвод брать, а только у козаков».
Источник: История России с древнейших времен / соч. Сергея Соловьева: В 29 т. - Изд. 5-е. - Москва: Унив. тип. (Катков и К*), 1874-1889