Паулина В рейсе Глава первая

«Паулина»

В рейсе

Жизнь судового механика


Глава первая

Моё первое самостоятельное рабочее утро на «Паулине» началось, как всегда буднично. По звонку будильника я поднялся, умылся и спустился на три палубы в кают-компанию.
Там, на камбузе, уже полностью хозяйничал Валёк. Он был весь в заботах в приготовлении завтрака и, конечно, обрадовался, когда увидел меня. Ведь это же были свежие уши. И он начал выкладывать мне то, что накипело у него на душе, а мне оставалось только сидеть, пить чай и слушать, что же он мне будет рассказывать. Как я понял, то он своими речам уже утомил всех окружающих, а я был новым объектом и Валёк старался излить мне душу. Но его откровенности продолжались не так уж и долго, как бы ему хотелось.
Постепенно стали подтягиваться матросы. Подошёл второй механик, заскочил Миша. Он быстро налил себе кофе, схватил горячий бутерброд, приготовленный Вальком, перекинулся парой слов с Львовичем и побежал дальше, а я, спокойно закончив завтракать, поднялся в каюту, чтобы переодеться в рабочую одежду.
Переодевшись, я спустился к входу в туннель, ведущему в машинное отделение.
Больше всего меня удивляло то, что идти надо было не вниз, в машинное отделение, а вдоль всего правого борта, по длинному-длинному полутёмному тоннелю, в котором половина лампочек перегорела, а в иных местах была кромешная темень. На счёт этой темени я уже вчера сделал Мише замечание, и он пообещал, что заменит перегоревшие лампочки. Теперь я надеялся, что мы не сломаем себе ноги и не разобьём головы при очередной учебной тревоге, когда в очередной раз будем бежать в машину. Но пока в тоннеле было темно, поэтому Миша и торопился на завтраке, чтобы начать утро с замены лампочек.
Боцману я тоже высказал свое недоумение по поводу открытых дверей из трюмов в тоннель. Тот согласился и пообещал:
— Сейчас мы пойдем на работу и по мере выгрузки трюмов, будем задраивать все двери, чтобы приготовиться к отходу, — а отход планировался вечером.
Пока я дошёл до ЦПУ, вернее пробирался по полутёмному тоннелю до входа в машинное отделение, опасаясь обо что-нибудь не стукнуться, в голове созрел план о том, что необходимо сделать сегодня.
Зайдя в ЦПУ, я увидел, что-то бурно обсуждающих Львовича и Серёгу. Что они обсуждали, мне не было слышно, из-за плохой звукоизоляции с машинным отделением. Наверное, при постройке кто-то что-то не рассчитал. Сейчас в машине работал только один вспомогательный дизель, но шум от его работы делал невозможным слышать говорящих с расстояния трех — четырех метров. Чтобы тебя услышали и поняли, надо было приблизиться к собеседнику и, чуть-чуть напрягая голос начать говорить. Я представил себе, что же делается здесь на ходу, когда работает главный двигатель. Наверное, и в ЦПУ надо будет носить наушники.
Неожиданно в ЦПУ вбежал Миша. Он уже переоделся в робу, но чувствовалось, что работать он сейчас не собирается. Увидев меня, он, чуть ли не с мольбой в голосе, обратился ко мне:
— Владимирович! Последний шанс побывать на берегу! — но, увидев мой недоумённый взгляд, тут же начал заверять меня: — Лампочки я потом заменю. Слово даю. А сейчас — вот как надо, — и он ребром ладони резанул себя по горлу.
Его обращение меня удивило — что такое, почему он мне ничего не сказал о том, что куда-то собирается, когда был в кают-компании?
Как будто поняв мой недоумевающий взгляд, Миша опередил меня:
— Тут матросы собрались, два человека в город, и я хочу с ними сходить. У меня ещё остались реалы. Мы знаем, где тут склад шипчандлера. Так мы хотим к нему сходить, чтобы затовариться до Панамского канала хоть чем-то, — он неоднозначно потёр себя по горлу тыльной стороной ладони.
Тут и без такого жеста мне сразу стало понятно, зачем Мише так срочно понадобилось сойти на берег.
По стечению обстоятельств, так как моя каюта была открыта, а ключа от неё у меня не было, я не захотел оставлять в ней кошелёк с деньгами, поэтому кошелёк положил в нагрудный карман рабочего комбинезона. Разгадав секретные Мишины желания, которые он связывал с посещением шипчандлера, я вытащил двадцатку долларами из кошелька и сделал Мише предложение, от которого он не мог отказаться:
— А купи-ка и мне что-нибудь…
— Что именно? — Миша от неожиданности, что такая животрепещущая проблема была так легко решена, был ошарашен.
— Купи бразильского красного вина, чипсов, орехов. Но так, чтобы уложиться в эту двадцатку. Вон Серёга по дороге на судно, купил бутылочку, — я бросил взгляд в сторону Серёги, — а я что-то не догадался. А так бы хотелось попробовать, что же это за такое — бразильское вино.
— Понял, — с готовностью и счастьем в голосе, подтвердил Миша и, выхватив у меня двадцатку, моментально исчез.
А Львович с одесским юмором только успел крикнуть вдогонку вихрю, оставленному Мишей:
— Не забудь купить зубную щетку, мыло, пасту, порошок, крем для обуви, и принеси сдачу пять центов, — от его шутки мы рассмеялись, но Мишин след уже давно простыл.
После ухода Миши, в ЦПУ нас осталось трое, то есть вся машинная команда. Решили сделать ознакомительную экскурсию по машине. Пошли туда под руководством Львовича. Одели наушники, и вышли из ЦПУ.
Львович начал рассказывать и показывать, как запускаются дизеля и остальные механизмы. Особенно он обратил моё внимание на один вспомогательный дизель-генератор. В машине было два вспомогательных дизель генератора, один работал, а второй Олег мне почему-то не предъявил в работе. Когда же я предложил Львовичу запустить его, то тот скривил мину на лице:
— Я тебе не рекомендую его запускать, потому что у него забортная система связана с пресной системой охлаждения. Мы сейчас закрыли все клапана на нём, чтобы пресная вода не уходила за борт, и я тебе не рекомендую его запускать. Он весь гнилой внутри. Запчасти заказали. Но когда они будут доставлены — никто не знает.
Для меня это опять было неожиданностью, вот ещё одна гнилушка попалась, которую надо ликвидировать. Начинались не очень весёлые времена.
Потом мы полезли наверх, в помещение аварийного дизеля.
Интересным было то, что из ЦПУ можно было сразу войти в мастерскую. Там находились — сварочный верстак, сварочный агрегат, слесарный верстак и стеллажи для запасных частей горами, наваленными на них.
Как работал Львович — непонятно.
Глядя на эти горы барахла, Львович похвастался, что он уже притёр несколько форсунок, распылители к которым нашёл в этих г;рах хлама и сделал несколько пригодных к работе форсунок, которые уже стоят на главном дизеле.
Глядя на всё это, я в недоумении спросил его:
— Львович, а как же ты в такой грязи умудряешься это делать? На эти форсунки даже пыль не должна попадать, а ты тут вон, что устроил…
— Ничего, они работают, нам хватит дойти до Панамского канала, — махнул рукой Львович на что я с сомнением покачал головой:
— Дай бог, чтобы хватило их, но путь-то наш будет ещё дальше.
— А вот там нам уже и запчасти подвезут, потому что сюда, в Бразилию, хозяева вряд ли что доставят. Стоянки здесь очень короткие, да и агентов надёжных нет.
Я и сам это понимал, что фирма не рискнет связываться с пересылкой запасных частей. Тем более что, как стало известно, фирма, которая владеет «Паулиной», решила продать её. И уже в течение года ищет покупателя. И вот-вот этот покупатель должен найтись. Кто он такой? Скорее всего, это будут немцы, но не очень богатая компания, которая тоже будет экономить на поставке запчастей. Вот это я попал!
С такими мыслями, вернувшись в ЦПУ, я сел за компьютер и продолжил более подробно знакомиться с документами, которые мне вчера показывал Олег.
Приближалось время обеда, нужно было составить первый рапорт о расходе топлива за прошедшие сутки. У меня была своя собственная программа, которую я сделал несколько лет назад для подсчёта топлива, она меня спасала на многих моих предыдущих судах. Она была моим первым помощником в подсчёте топлива, но надо было приспособить её к этому судну.
Сев за компьютер, я быстро переделал программу и написал первый суточный отчёт по расходу топлива.
Телефонная связь с мостиком могла осуществляться только с помощью аварийного телефона, который имел несколько номеров — мостик, помещение аварийного дизеля, капитан, румпельная и ЦПУ. Обычный телефон, как и громкоговорящая связь не работали. При последнем обесточивании они сгорели. Когда их восстановят? Об этом тоже никто не знал, потому что запасных частей для неё не было. А что именно сгорело, никто не знал. Миша на мой вопрос только недоумённо пожал плечами.
Позвонив на мостик, я передал сведения об остатках топлива и пошёл обедать.

После обеда, когда я уже собирался выходить на работу, в каюту постучался капитан. Он обратился ко мне на русском языке и пригласил зайти к себе в каюту, где мы обсудили, что необходимо ещё сделать, чтобы подготовить судно к выходу в рейс.
Я поинтересовался о правилах компании, существующих на судне, для того чтобы правильно оформить все документы перед отходом и при подходе в порт и какие документы и информацию мне надо предоставить лично капитану, чтобы не нарушить правила страны захода и судна.
Решив с капитаном все вопросы, я вернулся в машинное отделение, а капитан ушёл на мостик.
По мере приближения к машинному отделению я всё больше и больше задумывался, с чего бы начать, чтобы разгрести всю эту грязь, весь этот бедлам, который заполонил ЦПУ, токарку и машинное отделении? Сейчас в моём распоряжении были только Серёга и Львович, которые заняты тем, что готовят форсунки в запас. Да! Их рук будет недостаточно, чтобы навести порядок с запасными частями. Надо самому впрягаться по полной программе в работу. Придётся вспомнить то время, когда я работал на костере. Тогда я в машинном отделении был один. У меня в помощь не было не то, что механика, а и моториста. Поэтому все работы за семь месяцев контракта пришлось выполнять только самому.

Войдя в ЦПУ, я увидел мирно беседующих Серёгу с Львовичем, которые сидя за столом мирно попивая послеобеденный кофе. Подсев к ним, я налил себе чай и, прислушавшись к их разговору, прервал его:
— Давай-ка, Львович, продолжай тереть форсунки. А ты, Серёга, иди в машину, продолжай знакомиться со всем оборудованием, а заодно и с веником и тряпкой. Хоть что-то протри. Собери ветошь, которая там валяется. Одним словом — наводи порядок. К отходу, чтобы нигде ничего не валялось.

Хоть и был позавчера порт-контроль на борту, но после произведенного ремонта, Львович оставил вокруг топливного насоса и сепаратора кучу грязи. Всё на площадке было перепачкано топливом и везде разбросана ветошь. Я себе никогда такого не позволял. У меня за долге годы на флоте выработалась привычка, что как бы я не устал, сколько бы времени ни было на часах — порядок после работы и ремонта должен был наведён обязательно.

Серёге, естественно, моё приказание очень не понравилось. Он что-то бухтел себе под нос. Типа — не успел приехать, а уже гайки закручивает на шее у единственного моториста. С такими темпами у него не хватит никаких сил дожить до конца контракта. Но всё же, поднявшись и скорчив недовольную мину, генеральный секретарь ушёл в машину.
Львович, искоса глянув на меня, переместился в токарку, а я, сев за компьютер принялся восстанавливать в памяти, сверяясь с записной книжкой, куда были занесены все замечания по приёмке, что же надо ещё сделать.
Рядом с основным компьютером на столе лежал ноутбук. В нём находилась информация о том, как надо извещать компанию о заказе запасных частей. Я ещё толком не знал, как именно составлять эту заявку, но тут же лежала папка с инструкциями и я начал знакомится, как именно это делается.
Около трех часов дня с радостной физиономией прибежал Миша.
Когда Миша уходил, я ему сказал, что каюта будет открыта и, если он что-то купит, то пусть занесёт в каюту и положит в спальне.
Миша, уже был переодет в робу. Он доложил, что купил бутылочку бразильского вина и несколько пакетов с чипсами и орехами.
Миша сам был из Мурманска, ему было всего-навсего двадцать семь лет. Что за специалист Миша — я ещё не знал, но уезжая, Олег сказал, что он очень башковитый парень, полностью знает электрооборудование судна и способен разобраться во всём, что может сломаться, хоть и закончил всего лишь три года назад электромеханический факультет Мурманской Вышки. Тогда невольно и мне вспомнился Мурманск и первые два года, которые я проучился в этой же Вышке.
Увидев Мишу, я попросил его сделать мне экскурс в электрическую часть машинного отделения и, если останется время, то и всего судна. Мы надели наушники и спустились в машинное отделение.
До пяти часов мы с ним облазили всё машинное отделение, аварийный дизель, кладовки в трубе и трюме, слазили в рулевую машину. Ой, а туда было вообще страшно пробраться.
Это надо было зайти в трюм из тоннеля, который вёл в машину. В трюме пройти вдоль борта, открыть одну из дверей и спуститься вниз на пару палуб по узенькому скоб-трапу. Потом согнуться и проползти, чуть ли на четвереньках, к рулевой машине.
Помещение рулевой было небольшое. Так что Серёга, при ежедневном обслуживании рулевой здесь будет нагибать голову, а то точно не доживёт до конца контракта.
Помещение для рулевой машины находилось в таком неудобном месте, что я представления не имел, что за проектировщики его сотворили. Как они сюда засунули рулевую машину и всё оборудование для неё? И, вообще, как надо эксплуатировать и ремонтировать её?
Я осмотрел рулевую машину с помещением. Вроде бы сама рулевая была смазана. Подергал за рычаги. Они показались мне расхлябанными. Глянул на один и выставил его на упор. Зазор между штоком и втулкой был около двух миллиметров. Невольно подумалось:
— Ничего себе, как же она ещё работает? Как же штурмана руль перекладывают?
Тут же с Мишей достали тавот, набили тавотницы, протавотили всю рулевую машину и вернулись в машинное отделение, где за столом важно восседал Серёга.
Несмотря на весь его вид, глубоко уставшего человека, я соизволил ему заметить:
— Серёга, я понимаю, что ты устал, — от такой вводной у Серёги чуть ли не вывалилась из рук кружка с горячим кофе, — но одной из важнейших твоих задач с утра у тебя будет делать замеры всех топливных и всех малых танков по машине. Затем слазить в рулевую, смазать её и доложить мне, что эта работа тобою проделана. Понятно?
От такого приказа у Серёги округлились глаза, перехватило дыхание и полностью пропало дальнейшее желание пить кофе. Неспешным жестом он отодвинул кружку с ароматным кофе и, стараясь не выдать волнения от полученной информации, сделал необходимую паузу, а затем весомо произнёс:
— Ладно, я постараюсь. Но есть ли необходимость в том, чтобы делать это каждое утро? Я могу это делать и через день.
Я уже примерно представлял, какую линию мне придётся гнуть с нашим генсеком и поэтому, как можно мягче и доходчивее пояснил:
— Серёжа, я тебе сказал, что это надо делать каждый день для нашей же безопасности. Я не знаю, как поведет себя рулевая машина, потому что зазоры у неё во втулках уж очень большие. Мы их хотя бы тавотом немножко забьем, она будет хоть как-то смазываться. А пока попробуем на этих полках в токарке, — я ткнул в открытую дверь ЦПУ, ведущую в токарку, — найти хоть что-нибудь для неё.
Серёга на моё пояснение что-то невнятно пробухтел. Типа того, что теперь человеку уже и с утра никакой жизни не намечается, только одна работа ему светит на ближайшие полгода. Как же ему несчастному, одинокому мотористу одолеть всё это? Где же ему найти силы на столь непосильную работу?
Всё это он бубнил таким несчастным голосом, что несведущий человек сразу бы поверил ему.
Но, посмотрев в мои непреклонные глаза, он благосклонно согласился, важно кивнув головой. А так как рабочий день уже закончился, то мы пошли в кают-компанию на ужин. Переодеваться не хотелось. Для этого надо было подняться в каюту, помыться, переодеться, поэтому мы сели за столы, не переодеваясь, подстелив под себя газетки, чтобы не испачкать кожаные кресла.
Не успели взять вилки с ложками, как забегает старпом, плюхается в своё кресло и скороговоркой сообщает:
— Так! Всё, ребята, готовимся к отходу. Вам часовая готовность. Сейчас к восемнадцати закончится оформление документов, а после девятнадцати лоцман будет на борту. Так что будем отходить. Буксиры заказаны. Особо не расслабляйтесь!
Ну что же. Отходить, так отходить. Сделаем мой первый отход. Недаром я весь день потратил на изучение судна. Теперь это закрепится практикой и будет надолго забито в мой мозг.
Закончив ужинать, мы вернулись в ЦПУ. Надо было что-то делать, если поступил приказ о подготовке двигателя к отходу.
Сделав соответствующие записи в журналах, мы начали готовиться. Как это делается на этом судне, я ещё не знал. Зато Львович был на коне.
Он запустил машинный компьютер, прокрутил валоповороткой главный двигатель и запустил все насосы. Я ходил вместе с Львовичем и выполнял всё то, что необходимо для запуска.
С важным видом Львович провернул главный двигатель на воздухе, а потом и запустил его. Дизель легко разогнался и равномерно заработал. В ЦПУ сразу почувствовалась его работа, что я даже пошутил:
— Может нам наушники тут одевать?
— Да нет, не стоит, громче не будет, — со знанием старожила, ответил на мою реплику Львович.
Во всяком случае, так оно и было, когда двигатель развил полные обороты. Шум от его работы был прежний.
Мы его прогрели и, позвонив на мостик, я передал вахтенному помощнику данные об остатках топлива на отход. Топливо опять пришлось всё перемерять и пересчитывать. Помощник всё тщательно записал, а я передал управление двигателем на мостик.
Двигатель так и продолжал работать на оборотах холостого хода, потому что он работал на винт регулируемого шага и этот шаг сейчас регулировался только с мостика. Обороты двигателя были неизменны — семьсот пятьдесят оборотов в минуту. Это показывало, что электронный регулятор поддерживал этот режим должным образом и все форсунки на цилиндрах были в норме. Об этом свидетельствовала и температура выхлопных газов, которую мы постоянно контролировали по показаниям бортового компьютера.
По аварийному телефону позвонил капитан и сообщил, что лоцман на борту и судно начинает движение.
Двигатель натужно загудел, что свидетельствовало о том, что капитан увеличил разворот лопастей винта. Температуры по цилиндрам поползли вверх. Всё было в пределах нормы. Промелькнула мысль:
— Ну, слава Богу. Хоть тут всё работает нормально, — но я всё равно чутко прислушивался ко всему происходящему, сплюнул через левое плечо, постучал по деревяшке и пошёл делать обход работающих механизмов, ощупывая и прослушивая каждый из них.
Через минут сорок вновь позвонил капитан:
— Ну, все! Лоцмана сдали! — Радостно сообщил он. — Давайте начинать вводить главный двигатель в режим полного хода.
Перед этим Олег мне рассказывал, что тут был один румынский капитан, который ногой управлял главным двигателем и из-за этого форсунки от резкой нагрузки, то есть от резкой подачи топлива, не выдерживали и лопались.
На двигателе была специальная система отвода протечного топлива, которая сигнализировала, что если какая-то из двенадцати форсунок лопнула, то об этом выходил специальный сигнал. Какая именно это была форсунка, можно было легко определить по компьютеру.
Для того чтобы поменять повреждённую форсунку, надо было остановить двигатель. Форсунки так неудобно были смонтированы на двигателе, что замена повреждённой форсунки могла занять час или полтора. Намного позже, когда мы уже приобрели опыт по замене форсунок, мы укладывались и в час, но первую форсунку мы с Серёгой меняли часа два.
После распоряжения капитана о вводе двигателя в режим он сам с мостика потихоньку начал увеличивать нагрузку до полного хода. Тем временем я постепенно снимал ручное ограничение нагрузки. Когда нагрузка достигла девяноста процентов, капитан вновь позвонил в ЦПУ и поинтересовался о состоянии главного двигателя и режиме его работы. Когда я ему подтвердил, что всё в порядке, то он разрешил покинуть машинное отделение.
Я отпустил Мишу и Львовича из ЦПУ, а сам ещё раз спустился в машину, обошёл её и прослушал все механизмы. Вновь поднялся в ЦПУ, переключил аварийную сигнализацию себе на каюту и тоже пошёл на выход.
Пройдя уже полностью освещённый длинный коридор с задраенными дверями и лазами, я вышел на палубу.
Глубоко вдохнул тёплый и чуть влажный морской воздух. На горизонте с правого борта ещё виднелась земля. Судно шло на юг — в Аргентину.
«Паулина» шла в балласте, подгоняемая лёгким ветерком. Атлантический океан баловал. На календаре - зима, а здесь, в Южном полушарии — лето, тепло и светит неяркое закатное солнышко.
Нормальная, приемлемая, европейская температура. Дышалось легко и свободно.
В машинном отделении тоже не жарко, но вдувные вентиляторы мы оставили в работе. Машинное отделение располагалось в корме судна, поэтому их вой едва доносился до надстройки.
На всех предыдущих судах, чтобы уйти от постоянного шума работающих механизмов, я вечерами ходил на бак, где часа по два гулял.
После рабочего дня в машине всегда хотелось тишины. С моей профессией судового механика — её всегда не хватало. Если на корме в районе машинного отделения всегда ощущалась вибрация корпуса судна от работающих механизмов и шум от их работы, то здесь и не надо было никуда ходить. Сама надстройка уже находилась на баке. Для меня это было непривычно. Но, ничего! Человек привыкает ко всему.

***

Впервые дефицит тишины я ощутил на ледоколе «Адмирал Макаров». Тогда я был двадцатишестилетним третьим механиком. И мне по многу часов приходилось находиться в машинном отделении среди работающих главных дизелей.
По специфике своей работы ледоколы в полярке почти не имели стоянок. Они постоянно куда-то шли, проводя суда с грузами с востока на запад и возвращались обратно уже с судами, которые опустошили свои трюмы в полярных портах.
Ледокол имел девять только главных дизелей, да вспомогательных ещё восемь штук. Общая мощность главных дизелей составляла сорок тысяч лошадиных сил. Мне тогда приходилось постоянно заниматься перекачками топлива и балласта, поэтому я крутился днями, а то и ночами в машинных отделениях ледокола пополняя танки топливом, откачивая льяла трюмов, перекачивая балласт.
Тогда о наушниках никто и понятия не имел. А если они и были, то их носили неохотно. Не одевали их из-за бравады. Мол, мешает слушать ритм работы машин. Из-за этого многие механики были глуховаты, да и у меня в ушах постоянно стоял какой-то шум.
И вот, как-то раз после очередной бункеровки в Певеке, нас вывезли на природу.
Автобус остановился на полпути между Певеком и Валькумеем. Нас со всем нашим скарбом, закусками и выпивкой выгрузили и оставили якобы подышать свежим воздухом.
Воздух, и в самом деле, был великолепен. На небе - ни единого облачка. В тундре – ни ветерка. Июльское солнце жарило не на шутку. Если бы не берёзки по пояс, то можно было себе представить, что ты находишься не за Полярным кругом, а где-то у нас в Приморье.
Народ сразу кинулся собирать грибы, а я по распадку между сопок пошёл подальше от галдящей толпы возбуждённых моряков. Через пару десятков шагов я уже не слышал этого гвалта.
Я подметил одну интересную особенность. Вокруг стояла абсолютная тишина несмотря на то, что рядом находились люди. Их было видно. Они что-то, наверное, кричали, жестикулировали руками, а я их не слышал, но когда кто-то из парней полез на сопку, то тогда до меня донеслись все слова их разговоров. Я разбирал каждое их слово. Даже шуршанье выскакивающих из-под ног камней, мне было явственно слышно.
А вокруг не было ничего — а вокруг царила только тишина.
Я растянулся на тёплом мхе и слушал эту тишину. Стало различимо журчанье ручейка. Слышалось шуршание листвы знаменитых карликовых берёзок. Даже появившегося невдалеке евражку я услышал ещё перед тем, как он встала домиком, чтобы поподробнее рассмотреть меня. Но я по-прежнему лежал без движений, впитывая в себя окружающую тишину всеми клеточками своего тела.
Наверное, я уснул под воздействием такой целительной тишины и очнулся только лишь от того, что меня пнул в пятку мой котельный машинист Сашка Оборин. Он забеспокоился, что я куда-то пропал и пошёл меня разыскивать.
Найдя меня спящим на мху среди камней и берёзок, он, как всегда, с серьёзным видом толкал меня, стараясь разбудить.
— Ты чего это тут разлёгся? Водка уже заканчивается, а ты тут валяешься. Смотри! Не достанется тебе ничего, — беспокоился он обо мне.
Так мне так не хотелось покидать этот мир тишины и покоя! Но делать было нечего. Я поднялся и вместе с Сашкой пошёл в прежний мир шума и суеты.

***

На палубе стояли Миша с Львовичем. Они любовались на вечерний закат и напивались свежим воздухом и тишиной.
Увидев меня, Львович подошёл ко мне:
— Ты сигнализацию переключил? — поинтересовался он, раскатисто произнося своё «р».
— Да. На свою каюту, — утвердительно кивнул я головой.
— Это ты зря сделал, — Львович посмотрел на меня. — Тебе пока первые дни не надо этого делать. Всё равно меня будешь звать на помощь. Я пойду и переключу её на себя, чтобы ты хоть первые дни ночью не подскакивал. Я обычно хожу в машину ближе к полуночи, проверяю всё, а после этого до утра иду спать. Бывает, что и ночью срабатывает сигнализация, особенно если работает сепаратор тяжёлого топлива. Он на ходу у нас постоянно работает. Бывает, что он не справляется с работой. Автоматика его уже на ладан дышит. Поменять бы, а Миша всё не может найти какие-то катушки на реле.
Миша сразу же отреагировал на замечание Львовича:
— А что я? Я знаю, откуда их взять. Только надо мне конкретно сказать, когда это вам надо.
— Ну, и откуда же их взять? — с ехидцей посмотрел Львович на Мишу.
— А вот с сепаратора дизельного топлива, можно их взять, и поставить на тяжёлое топливо. Но тогда надо у сепаратора дизельного топлива находиться постоянно. Он без этих реле на автомате работать не будет. Если у него пойдет перелив топлива, то без автоматического контроля, всё топливо уйдёт в сливную цистерну. А так как мы им почти не пользуемся, то с него и снять будет их можно. А поставим мы их назад, когда придут запасные.
Я посмотрел на воодушевлённого идеей Мишу и поинтересовался:
— А когда они придут? — на что Миша недоумённо пожал плечами. — Ну, так вот и давай, попробуем завтра это сделать. И тогда мы не будем подскакивать ночью, и будем спать спокойно до утра, — Миша задумался, а я даже усмехнулся, от того, что мне показалось, что в Мишиной голове зашуршали шарики-ролики. Но, кивнув головой, он тут же выдал своё согласие:
— Ладно, завтра с утра будем делать.
Мы ещё постояли на палубе, любуясь прекрасным вечерним закатом, который можно наблюдать только в море, и разошлись по каютам.
Я поднялся на мостик. В кресле у радара сидел капитан, а штурман с циркулем что-то отмечал на карте.
Капитан, молча, поприветствовал меня взмахом руки, и по-прежнему продолжал наблюдать за горизонтом. Я глянул в радар. По нашему курсу никого не наблюдалось. Что он там так усердно наблюдал? Только где-то слева сзади милях в десяти отблёскивала небольшая группка судов. По всей видимости — это были рыбаки.
Капитан, увидев, что я интересуюсь радаром, пояснил:
— Это рыбаки. Там есть банка. Рыбку они там ловят, — и поинтересовался: - Как там в машине?
- Всё нормально. Второй сегодня на ночной вахте, - коротко пояснил я.
- Угу, - капитан кивнул головой и продолжил смотреть куда-то вперёд.
Я зашёл в штурманскую, где третий помощник что-то рисовал на карте. Мы ещё не были с ним знакомы. Конечно, я видел его в кают-компании и по телефону передавал ему сведения об остатках топлива, но в разговоры с ним ещё не вступал. Сейчас была как раз та возможность, когда можно было спросить у него о письмах.
На предыдущих судах разрешалось по спутниковому телефону звонить домой и отправлять электронные письма, но для этого надо было покупать карточку у капитана. А как происходит эта процедура здесь — я не знал. Этими делами как раз занимался третий помощник. Вот с этими вопросами я и обратился к нему.
Третий оказался высоким, сухощавым, доброжелательным молодым человеком. На вид — примерно лет за тридцать. Мы разговорились. Он из Мариуполя. На судне он уже три месяца. Списываться пока не собирается. Хочет подкопить деньжат и построить дом, поэтому будет продлевать контракт. Так что мне с ним предстоит работать всё время моего контракта.
Отвлёкшись от карты, он объяснил мне процедуру связи с домом. Мы тут же отправили письмо в компанию о присвоении мне номера, по которому я смогу в дальнейшем сам связываться с домом и в котором были указаны реквизиты тех, с кем бы я хотел поддерживать связь.
Закончив дела на мостике и пожелав всем спокойной вахты, я спустился в каюту. Разделся и долго стоял под душем, смывая дневную усталость. Потом спустился в кают-компанию. Сделал себе «сиротский» бутерброд, вернулся в каюту, заварил чай, сел у телевизора и включил очередной сериал. Всё! Морская жизнь началась.

Конец первой главы

Полностью повесть «Паулина» опубликована в книге «Паулина»: https://ridero.ru/books/paulina_1/