Серия Васильчик Пожар

Василий Петрович Чиков, прозванный односельчанами Васильчиком, имел обыкновение выкашивать траву перед всеми домами на улице, где он жил. Причём, скошенная им трава вся, и та, которую он скашивал у своего дома, и та, которую скашивал у других домов, тут же растаскивалась расторопными соседями для корма домашнего  скота, хотя сам Василий Петрович тоже имел живность, он разводил кур и имел козу, и эта трава ему тоже пригодилась бы для корма. Людям, перед чьими домами Василий Петрович выкашивал траву, это нравилось, их улица по сравнению с другими из-за выкошенности травы и отсутствия мусора, убираемого тоже Василием Петровичем, была самой ухоженной. Зимой она тоже была самой вычищенной и опять усилиями Василия Петровича. Жители других улиц часто с завистью упрекали жителей улицы, где жил Василий Петрович, тем, что те «эксплуатируют Васильчика», а иногда упрекали и самого Василия Петровича: «Убираешь только улицу, где живёт председатель». Председатель действительно жил на той же улице, где жил и Василий Петрович.
В час, когда дом старой Зинаиды занялся пожаром, Василий Петрович докашивал траву на своей улице.
- Пожар! – крикнул мальчонка, промчавшийся мимо на велосипеде. Оторвавшись от работы, Василий Петрович увидел невысокие клубы дыма от реки. Спешно отставив косу к забору, Василий Петрович поспешил к пожару. Из калитки двора, у которого Василий Петрович докашивал траву, выбежали трое: хозяин с женой и их прыткая восьмилетняя дочка и все тоже кинулись к пожару. Хозяйка несла старое пластмассовое ведро. Впереди бегущей четвёрки бежали ещё несколько человек, иные из которых тоже были с вёдрами.
У горящего дома, расположенного в низине у самой реки, уже суетились: кто-то бежал к реке за водой, кто-то от реки с водой, смельчаки пытались, подойдя ближе, выплеснуть воду на горящий дом, а иные раздавали советы:
- На крыльцо лей!
- Зинаида, Зинаида-то где?! – завопила старуха Настя – одна из тех немногих, кто знался со сварливой недоброй старухой Зинаидой.
- Чай, в доме! – отозвался кто-то из толпы, - где ж быть-то ей, она ж неходячая.
- Ой, горит! Зинаида горит! – завопила ещё громче старуха Настя, цепко взором обшаривая уже занявшееся пламенем крыльцо и оконце горящего дома.
- Горит! Бабка Зина горит! – подхватили то ли женские, то ли детские голоса.
- Что делать-то? – нервно топчась на месте, задавали люди себе и окружающим вопрос.
- Она точно в доме? – переспрашивали люди друг друга и отвечали: А где же быть-то ей? Она ж неходячая.
Вдруг от толпы отделилась высокая фигура Василия Петровича. Выхватив у парня ведро с водой, Василий Петрович облился, огляделся по сторонам, подыскивая что-то, и, видимо, не найдя, стянул с головы ближайшей женщины платок, окунул его в другое ведро с водой, спешно выжал, повязал его на лице в виде маски и ринулся в горящий дом, вызвав крик восклицания одних и ропот других.
- Васильчик! – крикнули почти хором несколько женщин, испуганно провожая его взглядом.
Возвращения Василия Петровича ждали все, даже те, кто собирались бежать к реке за водой. Василий Петрович с ношей на руках появился скоро, но ожидавшим его показалось, что отсутствовал он долго, кто-то из мужчин даже успел заявить:
- Ну всё, каюк Васильчику!
Слова эти, утонувшие в нарастающем гуле огня и весёлом треске быстро сгораемых трухлявых брёвен старого дома, расслышали не многие, но те, кто расслышал, были согласны с высказанным, многим казалось, что Васильчик шагнул навстречу смерти. Вышел Василий Петрович не с крыльца, которого уже вовсе и не существовало, а со стороны реки. Неся на руках старую женщину – свою бывшую одноклассницу Зинаиду, Василий Петрович виновато улыбался. Улыбка его, к которой все в селе давно уже привыкли, никого не удивила, удивило то, что из огня он вышел почти и не опалившись, лишь на правом его предплечье была большая обожжённость, а бабка Зина и вовсе была не тронута огнём. Передав свою ношу людям, а точнее, переложив осторожно бабку на безопасном расстоянии на траву, Василий Петрович спешно скинул свои старые кеды, подошва которых была прожжена насквозь. Носки, а вернее обгоревшее тряпьё, оставшееся от них, Василий Петрович скинул с ног следом, и те, кто увидел его обожжённые ноги, ахнули:
- Прямо до мяса!
Далее Василий Петрович стянул с шеи криво повязанный платок и со словами «Верните, пожалуйста» протянул его людям. Женщина, с чьей головы был снят Василием Петровичем этот платок, быстро приняла его со словами «Это мой».
Машина скорой помощи приехала необычно быстро для этих мест, опередив даже машину пожарной помощи. Пока дожидались этих машин, женщины хлопотали вокруг бабки Зины, не имеющей ни одного ожога, ни одного ушиба, но очень напуганной. Василий Петрович сидел поодаль в траве близь своих скинутых выжженных кед. На расспросы мужчин он сообщил, что в доме Зинаиды не оказалось, благо, дом в одну комнату. Заглянув за кут и убедившись, что женщины нет в горящем доме, Василий Петрович выскочил из окна в огород, понимая, что далеко неходячая деться не могла. Бабка Зина пряталась от пожара в кустах смородины, накрывшись старым металлическим корытом. Еле отцепив от корыта перепуганную женщину, Василий Петрович поднял её на руки и помчался в обход к реке. За то время, пока он, топчась по старым горящим доскам искал в доме Зинаиду, резиновая подошва его кед расплавилась, и Василий Петрович сильно ожёг ступни ног. Получив от Василия Петровича ответы на интересующие их вопросы, те, кто первыми узнали информацию, не допускали других с расспросами к Василию Петровичу, отвечали уже на вопросы любопытствующих сами. Бабка же Зина, оказавшаяся в центре внимания, чуть оправившись от испуга, вдруг завопила:
- Вот окаянный! По миру пустил!
- Кто? Кто это? – полетели к ней вопросы.
- Васильчик! Кто ж ещё! – зло выкрикнула бабка, перекрикивая общий гам и мощный шум огня.
- Что, дом поджог Васильчик? – удивляясь и в то же время сразу веря, переспрашивали иные.
- Ну, бабка сдурела! – говорили другие, не веря словам бабки Зины. Тем не менее, ложь возымела действие: некоторые в толпе говорили уже о том, что дом бабки Зины поджог Васильчик.
По приезду скорой помощи всё внимание медиков было приковано к бабке Зине: её осмотрели, сделали какой-то укол, уложили на носилки и занесли в карету скорой помощи. И только уже когда доктор – строгая пожилая женщина в белом халате, стала неуклюже задирать ногу на подножку автомобиля, её остановили и чуть ли не волоком потащили к Василию Петровичу. Василию Петровичу тоже была оказана помощь, его на машине подвезли до дома, мужчины перенесли его в постель, так как «негоже сырым мясом по дорогам ходить».
Ещё проезжая мимо того места, где им была оставлена коса, Василий Петрович заметил, что косы нет на оставленном месте. «Упёрли!» - с досадой подумал он. Косу, действительно, упёрли. Упёрла женщина с соседней улицы, где Василий Петрович не косил траву. Упёрла для внучка Серёжи, который никогда не держал косы в руках и брать не собирался.
***
В этот день всё село обсуждало главное событие дня – пожар: жалели бабку Зину, гадали, где теперь она станет жить, хвалили геройский поступок Васильчика, говорили о полученных им ожогах, но больше всего односельчан занимало заявление бабки Зины о поджигателе Васильчике.
- Чем она ему помешала? – задавали некоторые вопрос и тут же высказывали на этот счёт разные предположения.
- Надоела она ему своими придирками. Она же всю жизнь к нему цепляется, - говорили другие.
На сельской площади, где смыкаются все улицы, напротив библиотеки по этому случаю собралось человек пятнадцать, что в последние годы случалось не часто. За большим деревянным столом на металлических ножках, зацементированных в землю, на подобных скамейках тоже с зацементированными ножками сидели председатель Макар Константинович, дочь его Валентина – библиотекарь, или как правильно по должности – заведующая библиотекой, участковый инспектор Бурыгин, прозванный в селе Буркой, трое пожилых мужчин и две женщины-доярки. Вокруг них стояли те кто, проходя мимо, останавливались полюбопытствовать, что за сбор посреди села. Речь за столом шла всё о том же происшествии.
- А может, она его рыбалке мешала. Она же вредная такая: как только он выйдет на мостки ловить рыбу, так и она тут как тут! Бежит с каким-нибудь тазом. Да ладно б чистое бельё какое выносила, а то ведь тряпки какие-то грязные, и где только она выискивала их! Я не раз такое замечал. Нет его, тишь и благодать, только Васильчик придёт, она тут же прискочит. И вот давай полоскать свои тряпки, того и гляди, рухнется с мостков! – высказал предположение один из стоящих вокруг стола мужчин. Участковый заметил:
- Так она ж уж с год как неходячая. - Хотел что-то сказать ещё, но не успел, заговорил председатель:
- А у неё со школы к нему неприязнь. Они же бывшие одноклассники, вместе учились.
- Одноклассники? – с недоумением в голосе переспросила дочь председателя Валентина. Другие тоже не очень поверили, ждали, что ответит Макар Константинович, подтвердит слова или скажет, что ошибся. Макар Константинович подтвердил сказанное:
- Да, они же погодки.
- Так ведь она же уже старуха! – удивлённо воскликнула Валентина.
- Да и он-то уж не молод. Они в одном классе учились. Он-то лучшим учеником района был, ну и она как бы отличница, только он во всём опережал её. Злило её это страшно! А в восьмом классе или после восьмого, уж точно не помню, но его перевели сразу на два класса вперёд.
- Ааах! На два?! – ахнула Валентина. – Так не бывает!
- Было! Васильчик с десятым классом экзамены сдавал, когда мы ещё пацанами были. На все пятёрки сдал! Он же все олимпиады, конкурсы там разные выигрывал. О нём в газетах часто писали. А Зинке это было завидно! А когда уж, окончив школу, стал преподавать вместо химички, она куда-то уезжала что ли, Зинка совсем рехнулась. А вредная была, невозможно!
- Макар Константинович, - обратилась к председателю одна из стоящих женщин, - а Вы почём знаете?
- Я-то? – что-то решая для себя, переспросил Макар Константинович. По лицу его стало понятно, что принял нужное решение, и ответил: Я же тоже с ними учился.
Женщина выразила удивление на лице и переспросила:
- В одном классе?
- Ну да, мы все учились в одном классе: я, Васильчик и Зинка. Я с Васильчиком дружил, он хороший пацан был, - отвечал Макар Константинович, изучая тем временем реакцию окружающих. По лицам одних было видно, что они ведут мысленный подсчёт лет бывших одноклассников, несколько взрослых людей, знавших всех троих с детства, просто согласно кивали, а на лицах иных просто рисовалось удивление.
- Так сколько ж вам лет, Макар Константинович? - спросил тракторист Паша.
- Нам всем по шестьдесят два года, - с какой-то затиркой в голосе ответил председатель и добавил с наигранной весёлостью: - Мы уже старики!
- Да вам-то не дашь! – выкрикнула Людмила, подруга дочери председателя, махнув рукой, - а вот бабке Зине я бы все восемьдесят дала!
По лицу Макара Константиновича мельком проскользнула довольная улыбка: приятны ему были слова Людмилы, хотя в действительности его сутуловатая фигура и лысая голова выдавали его возраст, и никто в нём не усомнился, но возраст двух остальных не соответствовал их внешности. Бабку Зинаиду, действительно, можно было принять за восьмидесятилетнюю, а Василию Петровичу давали лет сорок, не более: прямая красивая осанка, крепкие руки, красивое молодое лицо, и волосы, и зубы на месте. Правда, волосы все седые, но это, по рассказам, у него с молодости, со дня смерти его матери.
- Куда ж теперь бабка-то Зина денется? – спросил тракторист Паша.
- Так у неё же дочь есть! – рявкнула над самым ухом тракториста мужловатая женщина по имени Антонина. - Пусть к себе её берёт.
- Да ты что, Тонь, - возразила её подруга Нина, худенькая юркая женщина с острым личиком - да кто же с бабкой Зиной уживётся-то! Она же всю кровушку высосет!
- Это да – громко, как бы ставя точку на этой теме, отозвалась Тоня.
- Так ведь дочь-то её хотела продать участок, значит, и бабку имела в виду куда-то пристроить, - заявила одна из женщин, сидящих за столом. – Так что всё само собой сложилось: и дом разбирать не надо, и мусор увозить не надо, всё сгорело.
- Откуда такие сведения? – поинтересовался участковый.
- Любка сама говорила, - с нотками обиды в голосе ответила женщина и добавила: - Да я и с покупателем сама говорила.
Перебивая женщину, точнее, накладывая свой вопрос на её слова о разговоре с покупателем, участковый спросил:
- Кто такая Любка?
За женщину ответила Валентина: - Да это дочь бабки Зины, - и добавила: - Да, да, мне она тоже говорила, что хочет продать.
- А я даже с покупателем разговаривала, - перекрикивая Валентину, заявила женщина. – Он сам-то из Прахова, а тут у нас хочет дачу себе устроить. Река ему наша сильно нравится, и говорит, воздух у нас хороший.
- Ну, так чего тут думать! – энергично разведя руки и опустив их со сжатыми кулаками на стол, громко, как бы подытоживая, сказал Макар Константинович. – Получается, сами они всё и подожгли. Вот ведь вопрос: как это неходячая Зина оказалась в огороде, да корыто прихватить не позабыла!
Все оживились, зароптали, стали говорить о нарочном поджоге хозяйками дома. Кто-то высказал предположение о том, что Любовь вынесла мать в огород, накрыла корытом, подожгла дом и скрылась.
Услыхав эту версию, участковый спросил: - Куда бы она скрылась-то? К автобусу незамеченной она никак не прошла бы.
- А может, кто её и видел, – оглядывая окружающих с высоты своего роста, как бы задавая всем вопрос, громко, перекрикивая другие голоса, сказала Тоня.
- А может, она пешком через зады по мосту ушла до Черебцов, и уж оттуда уехала, - предположила Варя – тоже подруга Тони, симпатичная женщина с пышными формами.
Люди стали строить догадки и высказывать разные предположения. Поговорили с полчаса, и когда все предположения высказались, и наступила небольшая пауза, Варя вдруг задала всем вопрос:
- А как Васильчик-то? Кто его видел?
Все переглянулись.
- Ты что, он же не может ходить, ноги у него все обуглились, - заявил мужик в кепке.
- Типун тебе на язык! – взвизгнула Нина. – Не обуглились, а до мяса сожжены. Говорят, врач сказала, ходить будет.
- Будет, будет, - злясь на Нину, ответил мужчина в кепке, - только не скоро пойдёт.
- Ой, девоньки, он же целый день один валяется, некому ему даже воды подать! – выкрикнула Варя, обводя всех укоризненным взглядом. Махнув рукой, как бы отмахиваясь ото всех, Варя кинулась в сторону дома Василия Петровича, подруги её – Тоня и Нина кинулись за ней.
Вбежав втроём в дом Василия Петровича, женщины застали хозяина сидящим за столом. Напротив него сидел белобрысый Коля – сын Вари. На столе перед сидящими стояли кастрюля с картошкой, отваренной «в мундирах», и блюдо с разделанной селёдкой.
- Вы что? – вырвался у Вари дурацкий вопрос с каким-то неподдельным волнением.
- Едим, - ответил Коля, удивлённо глядя на мать.
- Молодцы! – выдохнула Варя с облегчением и тут же добавила, - а почему без лука? А ну-ка, Колька, сгоняй в огород!
Коля вопросительно взглянул на Василия Петровича. Тот со словами «Верно, с лучком лучше будет» одобрительно кивнул Коле. Мальчик не заставил ждать себя, мигом выскользнул на улицу.
- Как вы, Васильчик? – спросила Варя, нежно заглядывая в глаза красивому мужчине. Василий Петрович с виноватой улыбкой на лице ответил:
- Да ничего. – И тут же прибавил: - Не желаете с нами?
- Нет, - ответила Варя, оглядываясь на подруг, - нас трое, а кортохи-то у вас только на двоих. Ешьте, поправляйтесь. – И обращаясь к сыну, который уже с пучком лука в руке усаживался за стол, сказала: - Не оставляй Васильчика. Подсоби ему, если что. – И снова обращаясь к Василию Петровичу: Я вечерком к вам загляну.
Задом Варя стала пятиться назад и нечаянно наступила на ногу Нине. Нина взвизгнула и тут же заорала: - Ты чего, совсем ох…-ла что ли? Смотри куда прёшь! Хочешь и меня без ног оставить? Палец, мне отдавила!
- Ой, Нинуль, прости, я же не нарочно! – взмолилась Варя.
- Не нарочно! А глаз-то нет что ли у тебя! Ты же не одна пришла к человеку!
- Нина, - спокойно обратился к Нине Василий Петрович, - подойдите ко мне.
- Что?
- Подойдите ко мне, - повторил Василий Петрович.
- Это ещё зачем?  - удивилась Нина.
- Не бойтесь, подойдите, - игнорируя вопрос, подозвал мужчина, виновато улыбаясь.
Нина подошла.
- Поднимите ногу, поставьте на табурет, - попросил Василий Петрович. Нина скинула с ноги старую туфлю и поставила ногу на выдвинутый Василием Петровичем из-под стола табурет. Василий Петрович поднёс к отдавленному пальцу Нины ладонь и, не касаясь пальца, сделал несколько оттягивающих движений. Боль в ноге Нины тут же утихла, палец, уже покрасневший и готовый распухнуть, вошёл в норму. Варя и Тоня смотрели на действия Василия Петровича с некоторым недоверием, недопониманием, Коля спокойно жевал и смотрел на это действо как на обычное дело. Минуты две Василий Петрович поводил попеременно руками над пальцем Нины, потом, стряхивая с рук своих что-то невидимое, сказал Нине: - Всё, обувайтесь. Идите.
Нина обула туфлю и пошла на выход. Уже в дверях она обернулась и сказала Василию Петровичу: - Спасибо! Не болит.
- На здоровье, - отозвался Василий Петрович.
Кроме названных трёх подруг Василия Петровича навещали и другие односельчане: кто молока приносил ему, кто пирогов, кто овощей с огорода. Зашёл и председатель Макар Константинович. В разговоре он заметил: - А ты у нас, Васильчик, говорят, и лекарь. Любую боль рукой можешь снять.
- Пустое, - отозвался Василий Петрович.
- Ну, девки сказывают, ты на глазах у них Нинке что-то там вправил.
- Да нет, пустяки.
Перекинувшись ещё парой фраз, Макар Константинович, собираясь уходить, заметил: - Заросла наша улица без тебя, Васильчик. Давай скорее поправляйся.
- Да нечем мне теперь косить-то будет, - посетовал Василий Петрович, - утащили мою косу, пока я на пожар бегал.
- Вот засранцы! – ругнулся Макар Константинович и тут же с каким-то озорством в голосе сообщил: - А мы тебе бензокосилку купим! И бензин тебе будем выписывать! Только уж придётся косить улицы по всему селу.
- Да когда же мне успеть? – начал возражать Василий Петрович.
- А мы тебе и жалованье выпишем. Это у тебя будет официальная работа – ответственным за благоустройство села, - подумав с секунду и что-то решив для себя, Макар Константинович добавил:  – инженер по благоустройству. А зимой снегоуборочный комбайн дадим тебе. Одному, конечно, не управиться, - прикидывая территорию села, продолжил Макар Константинович, - так мы тебе мальца, - подумав, добавил, - нет, лучше двух в помощники дадим! -  Говоря всё это, Макар Константинович радовался тому, как умно он всё придумал. «Должность такая есть, оклад есть, платить Васильчику можно будет меньше положенного, он жаловаться не пойдёт никуда, язык распускать не станет», – думал Макар Константинович.
Покинув дом Василия Петровича, Макар Константинович продолжал думать о выгодах, которые он сможет получить, назначив Василия Петровича инженером по благоустройству, сместив неродивого Геннадия, который приходился Макару Кузьмичу дальним родственником. «Свой старый снегоуборочный комбайн сбагрю Васильчику, а новый присвою. Васильчик разберётся, что там барахлит, починит, за ним не заржавеет. Пристрою балбеса Пронькиных к Васильчику и Вадьку Прахова, а то давно уж Сергей просит пристроить куда-нибудь своего балбеса». – При том мысленно Макар Константинович ощутил запах свежего мяса, получаемого от жены забойщика Сергея. – «Праховский сынок тоже, гляди, будет пристроен». – Тут перед Макаром Константиновичем мелькнул образ директрисы школы Праховой Инны Эдуардовны и его маленькой внучки Фаиночки. – «И в селе хоть толки утихнут о том, что Васильчик только председательскую улицу убирает», - продолжал мысленно рассуждать Макар Константинович. – «Всё село  будет убрано. Зимой на масленицу приглашу Главу района, пусть увидят, как у нас везде расчищено. Васильчик – мужик рукастый, так что его в должности-то этой можно будет заставить и заборы красить, и за вывоз мусора на него можно будет контроль возложить и …»
Участок бабки Зинаиды дочь её, действительно, скоро продала. Полежав сколько-то в больнице, а потом пожив с неделю у дочери, бабка Зина вернулась в село. Поселилась она у своей подруги бабки Насти, которой дочь бабки Зины посулила платить ежемесячно по пять тысяч рублей. «Только уж вы, тётя Настя, не говорите маме, что я плачу вам, а то ведь знаете, какая она…», - просила дочь бабки Зины бабку Настю. Такой расклад устраивал бабку Настю, ведь получалось, что её подруга живёт у неё как нахлебница. Но бабка Зина не долго пробыла в неведении. Дабы не прослыть нахалкой, дочь её многим в селе сказала о том, что платит бабке Насте за проживание своей матери. Люди быстро донесли эту информацию до бабки Зинаиды, которая, узнав это, радикально изменила своё поведение: теперь бабка Зина чувствовала себя не приживалкой, а чуть ли не благодетельницей, и, навёрстывая упущенное, она стала гнобить свою подругу. Долго это бабка Настя не выдержала, вызвала из города дочь бабки Зины и со словами «Забери от меня свою мать!», швырнула в бабку Зину пятитысячную купюру, полученную от её дочери. Не взирая на то, что бабка Зина прожила у бабки Насти почти две недели, дочь бабки Зины без зазрения совести забрала деньги, забрала она и мать свою. Живут ли они вместе, или дочери удалось пристроить куда-нибудь свою сварливую мать, никому в селе узнать не удалось.
Василий же Петрович вскоре выздоровел. Мёд, календула и подорожник быстро поставили его на ноги, и плечо обожжённое быстро зажило почти без шрамов. «На Васильчике всё заживает как на кошке», - судачили злые языки. Но все возвращению Василия Петровича в строй были рады. Теперь уже не только та улица, где жил Василий Петрович, но и две остальные улицы села были ухожены, ведь Василий Петрович приступил к обязанностям ответственного за благоустройство, правда не в должности инженера, которую председатель так и оставил за своим родственником, а в должности старшего рабочего.