Украина. Думы о будущем

Мой дедушка, Сергей Иванович Тесля, умер в 1938 году, а я, его внучка, Ирина Фёдоровна Миляновская, родилась в 1943 году. Разошлись мы по времени на целых пять лет. Что я знаю о нём, о дедушке? Он – украинец. Его предок жил когда-то, возможно, ещё во времена Сулеймана Великолепного, не то в Болгарии, не то в Турции. Он поссорился с тамошним начальством и бежал на Украину. Там он женился на местной девушке и взял её фамилию – Тесля, и затерялся в безбрежных степях Незалёжной. Так гласит о нём наше семейное предание. Что здесь – вымысел, а что – правда – трудно судить. А вот что – правда, так это то, что было потом… А потом, в 1876 году, родился мой дедушка. Он был из семьи малоземельных крестьян. Кроме него в семье ещё стало шестеро девчонок, которым предстояло выйти замуж. Так что на родине, на Украине, дедушке, в смысле наследства, не светило ничего хорошего, а ему так хотелось чего-то другого: интересно-го, светлого. Как раз в это время подоспело начавшееся строи-тельство в России Восточно-Сибирской железнодорожной маги-страли. По стране был объявлен набор рабочих на эту великую стройку, и дедушка отправился в Сибирь. В городе Красноярске он поступил на работу в паровозоремонтные мастерские, маля-ром. Тогда же поступил на учёбу в воскресную школу, увлёкся изучением точных наук: математикой, физикой, астрономией. Да так увлёкся, что приобрёл телескоп – новейшее по тем временам устройство для наблюдения за небесными светилами. Потом свои заметки он посылал в научные журналы, которые охотно печатали его работы, нисколько не смущаясь тем обстоятель-ством, что дедушка был почти неграмотен и открыл дверь в науку будучи взрослым человеком. Тогда же он сдружился с предста-вителями городской интеллигенции: художником Д. И. Каратано-вым и биологом В. М. Крутовским. Дедушка сблизился с револю-ционно-настроенными рабочими. Революционером он не стал, но политикой, идеей переустройства общественного порядка, интересовался. Дедушка был замечателен ещё и тем, что он ни-когда не употреблял спиртного.
Женился он в 24 года на моей бабушке, Евдокии Егоровне. Ба-бушка была из очень богатой купеческой семьи. Её отец, весель-чак, пьяница и хулиган, был купцом первой гильдии. Он умудрил-ся в короткое время промотать все своё состояние и приданое жены. Купеческое общество постановило – выслать прадеда из города в далёкую Сибирь. А было это в центре европейской части России, на реке Оке. Прабабушка с детьми, как верная жена, по-тащилась за своим безобразным мужем в Сибирь. Она была ста-роверкой, моя несчастная прабабушка Елена. Она всё терпела и терпела всю свою жизнь. Семья до того обнищала, что мою ба-бушку Евдокию отдали в люди, и моя милая баба Дуня прожила в прислугах у богатых людей до 19 лет. А потом дедушка Сергей Иванович женился на ней. Через несколько лет супруги купили домик или дом на левом берегу Енисея, недалеко от паровозо-ремонтных мастерских. Дедушка работал, учился, вёл свои наблюдения за звёздами, посылал заметки в журналы. Бабушка вела домашнее хозяйство. Дети, их было четверо, учились. Моя мама училась в гимназии. Её братья – в училищах.
Всё было бы совсем не плохо, если бы не революционные по-трясения в России 1905-1907 годов. Сергея Ивановича, за одно только сочувствие к рабочему революционному движению, уво-лили с работы с волчьим билетом, то есть его лишили права по-ступать куда-либо на работу. Хорошо, что товарищи помогли ему. Дедушка с семьёй уехал в Воронеж. Там он устроился на работу в земство. Далеко от Сибири, но поближе к Украине. В Воронеже всё было то же самое: учёба, работа, наука. Только Красноярска не было. Жили неплохо. Но вот грянул 1917-й год. Земство упразднили, училища закрыли. Дедушка с семьёй подались на Украину, к своей родне. А там… Гражданская война. Пропал без вести старший сын Сергея Александровича, Александр. Как? Где? При каких обстоятельствах? Никто не знает. Дедушка дважды по-падал под расстрел. Чудом жив остался. Голодали, болели тифом, работали. Только тем и остались живы. Кое-как пережили лихо-летье. Но как только появилась возможность, они уехали в Крас-ноярск. А там – привычные дела: работа, учёба, наука. Только вот седина пробила себе дорожку в их волосах, да морщинки «укра-сили» лица.
Я прерву своё повествование на несколько десятков лет. Наполнены они были беспрерывным трудом и страданиями. Всё было: Великая Отечественная война, культ личности и всякие подлые культики, меньшие по размерам, гладоморы. Но были и великие победы, и великие радости от содеянного. Всё выдер-жали мои герои – те, кто умерли, и те, кто не родился на свет в эти годы.
Вот последнее, чему я являюсь свидетельницей.
Я поздно вышла замуж: по причине слабого здоровья. Я думаю, что я родилась не только в Великую Отечественную войну, но и являюсь ещё «участницей» этой войны: плохое зрение, неврозы, лёгкие и прочее, прочее, с чем пришлось бороться всю жизнь. Мой муж был украинец с Западной Украины. Меня это не беспо-коило. Все мы были тогда друзьями, товарищами и братьями. Но меня удивляло одно обстоятельство. Мой муж не любил говорить о своей родине, настолько не любил, что я и не заморачивалась на эту тему. В конце концов, каждый из нас имеет право на свою тайну, на свою потаённую дверь, за которую он никого не пуска-ет. Ну и ладно. Пусть всё остаётся так, как есть. Но началась пере-стройка, и с этого времени кое-что начало проясняться в нашей жизни. У нас в стране всякое новшество встречается на ура. С возгласом «Даёшь!» мы мчались на Перекоп, на Магнитку, на це-лину и т. д. Я тоже была в восторге от грядущих перемен. А мой муж – нет. Он расстроился, насторожился… и не напрасно. Все эти ваучеры, публичные откровения политиков ничего не прояс-няли в наших умах. Наоборот, всё запутывали. А уж после ГКЧП, после терактов в Москве и других городах нашей родины, после того как нам перестали платить зарплату, мне показалось, что мы все начали потихоньку сползать с крыши. Мы не могли понять, кто на этот раз виноват, и что надо делать. Одно было ясно: надо работать. Но не на государство, а на себя, на своём подворье, на своём огороде. Мы и раньше, сколько себя помню, сажали кар-тошку, овощи на землях, которые нам выделяло государство. Это спасало нас от голода, отвлекало от тяжёлых дум.
Спасибо за это нашему руководству. Мой муж рьяно взялся за дело: построил подвал, купил дачу, ушёл в торговлю. Всё было бы хорошо, если бы не было так страшно ему, жившему когда-то на Украине – там, где советская власть установилась уже после войны. Он видел не в кино, не на картинках, а наяву фашистов, бандитов, карателей. Через их деревню брели толпы беженцев, гнали лошадей, коров. Он видел повешенных и расстрелянных людей. В его семье было в начале войны шестеро человек, а по-том он остался один. Его приютила у себя какая-то старушка, по-том – дядя, вернувшийся из германского плена, забрал его к се-бе. Его игрушками были неразорвавшиеся снаряды. У него лицо было посечено мелкими осколками от таких «игрушек». Ему ещё повезло. Он проучился несколько лет в школе. А потом его за-брали в армию. Вот с этого момента для него началась новая жизнь, которая ему понравилась.
Ему дали казённую одежду, обувь, дали место в казарме, кро-вать. Он служил во внутренних войсках. Их хорошо кормили. Служба давалась ему легко. О его здоровье заботились, заботи-лись о его досуге, образовании. Их вечно чему-то учили. Служба в армии была самым счастливым периодом в его жизни. Так он го-ворил мне. А потом было училище механизаторов. Там тоже бы-ло неплохо. Потом его направили на работу в Сибирь, в Красно-ярский край. И здесь ему было комфортно. Уже то, что здесь не стреляли во время Великой Отечественной войны, ужасно ему нравилось.
Но… Перестройка всё оборвала. Не стало Союза Советских Со-циалистических Республик. А что взамен? Новые войны, теракты. Куда деваться от всего этого? В какой огород, в какой подваль-чик? Мужу становилось всё хуже и хуже. Он любил советскую власть, как дитя любит отца и мать. И вот её не стало, и он вто-рично осиротел. В 2003 году начался обмен паспортов. Новая бе-да для него. Он не торопился с обменом, тянул до последнего. Я долго не могла понять, в чём дело? А потом догадалась. Он боял-ся. Боялся обнаружить себя украинцем с Запада Украины. Боялся, что его депортируют на его злополучную родину, с которой он когда-то расстался. Я уговаривала его не поддаваться таким мыс-лям. Он и хотел верить мне, и не мог. Слишком уж очевидность была жестокой. Она, эта проклятая очевидность, неумолимо вползала в нашу жизнь через больницы, поликлиники, школы, через детские садики, через нашу культуру и литературу, через наши учреждения, через наш быт и семейные отношения. Везде надо было бороться не на жизнь, а на смерть, отстаивая свои права. О, как это было ужасно! По счастью, до гражданской вой-ны дело не дошло. Народ опять проявил свои мужество и стой-кость, терпение и ум. Я помню, по телевизору показали митинг на Болотной площади. Тогда была хорошая заваруха.
Был сырой, мокрый вечер. Было темно. Выступал В. В. Путин. Он говорил. Я помню его лицо. Оно было мокрым то ли от дождя, то ли от слёз. Конечно, мы его поддержали тогда, поддерживаем и сейчас, и потом будем поддерживать.
А потом был коронавирус, который поддал нам немало.
Сейчас вроде бы стало легче, если не считать военной опера-ции на Украине. Слава тебе, русский, советский, российский сол-дат нашей многонациональной страны! Ты опять спасаешь нашу Родину, своих отцов и детей. Всё хорошо, несмотря ни на что, я в это верю. Но мой муж, бедный Адам с Западной Украины, год назад умер. Сердце остановилось, не выдержало. Я осталась од-на.
Я часто думаю о том, чем помочь своей стране, нашему народу, в новых бедах? Что я могу сделать? Мне уже 80 лет. Скоро я уйду вслед за мужем туда, где не больно и не страшно, где приюти-лись все мои дорогие предшественники: мои дедушка-украинец, бабушка, мои дорогие родители, братья, сестра. Я их всех помню и люблю. Обо всём этом я написала в своём письме. Надеюсь быть понятой.