Глава 6 Июнь-июль

                «Мы теперь уходим понемногу…» С. Есенин
               
      Рыбалки отличаются не только уловами, но и впечатлениями. Бывает, поймал много, а вспомнить нечего, но бывает и наоборот.
   
      Свояк объявил пруд, в котором я вылавливал последнюю неделю не меньше ведра ежедневно, «некарасиным», а караси, по его словам, водились километров на пятнадцать дальше в, так называемом, третьем пруду третьей же бригады.
 
      Он привел обычные в подобных случаях сказки о том, как Васильич вчера «взял», а Николай с этим, как его, да не важно, с вечера хапнули и до утра ждать не стали, боялись не вывезут. Федор сегодня туда собирается на исполкомовских Жигулях: будет ловить для шефа, поскольку у последнего завтра день рождения.
   
      Подобная аргументация для рыбака, как заграничный крем к отечественным лезвиям – чувственно возбуждает, и я согласился сразу и бесповоротно:
- Заметано! В пять я у тебя.
   
      Мы торопливо загружали в машину свояково барахло, когда, крутившиеся поблизости наши дочери изъявили легкомысленное желание испытать прелести ночной рыбалки. Когда подобные абсурдные идеи возникают и высказываются заранее, мы, как правило, успеваем подготовить тысячу и один аргумент против, так уже не раз бывало, но сегодня девчонки застали нас врасплох:
- Столько раз обещали…
 
      Пришлось решать дополнительные проблемы. Набор для ухи: лук, перец, соль, кастрюльку. Бутылка воды, если захотят пить. Печенье, если проголодаются в дороге. Пришлось грузить дополнительные одеяла и фуфайки. Взяли бинокль, наблюдать за процессом, фотоаппарат, чтобы запечатлеть «амазонок» на берегу пруда.
 
      В последнюю минуту я вспомнил о лодке Игоря, которую в суматохе едва не оставили висеть на заборе. Машину загрузили под самый верх, и с опозданием на полчаса против обычного тронулись искать пруд, где «Васильич взял, а Николай с этим, как его, да не важно, хапнули».
   
      Все, как обычно, только языки пришлось придержать, чтобы не проскакивали фольклорно-жаргонные выражения, да курить поменьше, дабы не отравлять собственное потомство. Думая, что Игорь сегодня без спиртного, я спокойно держал семьдесят, но на подъезде к геодезической вышке – «Высшей точке» - свояк схватил меня за рукав:
- Ты что, забыл? – откуда-то из-за спины он торжественно извлек литровую бутыль.
      Я нажал на тормоз.
- Пап, а почему мы остановились?
- Дядь Коль, а что это за вышка?
 
      Лица девчат светятся удовольствием. Обе готовы принять на веру самую  дикую информацию и, не удержавшись от соблазна подурачиться, живо складываю историйку о, якобы, живших здесь древних людях и ставке Мамая, которую тот расположил аккурат на этом холме, а мы – благодарные потомки – отдаем дань памяти древним.
 
      Девчонки ахают и рассматривают холмик с таким напряжением, словно пытаются увидеть там голову Адама или каменный топор хотя бы. Игорь, уже выпивший свою чарочку, авторитетно подтверждает:
- Ставка здесь, а войско тянулось вдоль посадок до самого Первомамайска.
 
      Уверенный, что девчата «все проглотят», он ни секунды не беспокоится о том, что во времена Мамая здесь не было ни посадок, ни Первомайска, который он для убедительности перекрестил в Первомамайск, ни самого Мамая.
 
      Поездка становилась все веселее. Дочери оживленно болтают, и свояк стал разговорчивее. Он обратил наше внимание на машины и лодки, которых сегодня явный перебор на погонный метр сельского пруда:
- Зря только время проведут. Ничего не поймают.
 
      Наш путь дальше. По полевой дороге мы устремились в степные просторы. Впереди замаячила бригада и, предупреждая мое желание повернуть направо, свояк ткнул пальцем влево. Лихо одолев десяток километров, начали догадываться, что в ровной, как стол, степи прудов может и не быть. Впереди замаячили два знакомых силуэта.

- Дрофы! – выжимаю газ, стремясь подъехать поближе, показать детям редких птиц. Увы, пернатые не хотят принимать мой вездеход за часть равнинного пейзажа. Показав белую изнанку крыльев, птицы тяжело взлетают и, долго не пропадая из глаз, улетают в степь.
 
      Мы наблюдали птиц, пока они не слились с горизонтом, потом вернулись к развилке и поехали вправо. Пруд не заставил себя долго ждать. Приехали.
   
      Девчонки не знают, за что хвататься, полный восторг. Смотрят в бинокль, принимают позы перед фотоаппаратом. Пытаясь как-то упорядочить это «Броуновское движение», строгим голосом даю указание собирать дрова:
- Будем уху варить. Далеко не убегайте, чтоб мы вас видели.

      Наташка ответила: «Ладно,» — и обе исчезли в какой-то лощинке. Мы занялись лодками и сетями.
 
      Пруд не казался очень широким, но крутые берега не оставляли сомнений в его глубине. В длину зеркало протянулось на несколько километров. С обеих сторон к руслу выходят несколько оврагов, образуя заливы, «хвосты» по-нашему. Судя по деревьям, растущим в двух-трех метрах от берега, еще в прошлом году пруд был значительно меньше.
 
      Игорь пригласил меня выпить перед работой, и мы, наскоро распределив места, расплылись в разные стороны. Вечер теплый и тихий. Сеть распускается ровно и ложится точно, куда ее направляю. Беспокоит отсутствие всплесков на воде, хотя погода не менялась несколько дней, и карасям следует быть поактивнее.
 
      Увы, сколько не смотрю вопрошающим взглядом на поплавки, они остаются неподвижны, при том, что сети поставлены так хорошо, как если бы были нарисованы в учебнике по браконьерству, если бы его написали. В ячеях не бьется рыба, и это здорово портит картину.

      Свояк подвигается в мою сторону. Закурив и бросив весла, я съязвил:
- Сэр, вы уверены в наличии рыбы в данном конкретном пруду?
- Константиныч ловил. Говорит: «Мешками брали».
- Может, в другом пруду?
- Других здесь нет!

      Я насмешливо промолчал: в этих краях можно устроить пруд, полдня поработав бульдозером, и прудовое строительство в годы совсем недавние здесь процветало. Поняв, что хватил лишку, Игорь примирительно добавляет:
- Помнишь, про бетонную плотину говорил? И переезжать уже поздно.
- Что-то слишком новая плотина.
 
      Наваливается вечер. На берегу суетится и спрашивает о чем-то моя дочь. Наташка стоит чуть выше, затененная закатным солнцем, и до меня вдруг доходит, что вижу не девчонку, а женщину. Свободные джинсы и свитер теплой вязки не скрывают, а подчеркивают, прилегая местами, бедра и талию.
 
      Я смотрю снизу из лодки, и не хочется отрывать взгляд от расплывчато очерченной солнцем фигуры. На меня падает тень от нависшего берега, и, я надеюсь, мое смущение не очень заметно.
 
      Видимо, в такие моменты и вонзается бес в ребро сорокалетним мужикам. Случайно подсмотренный жест, движение, взгляд, остановленное мгновение, которое позволяет другими глазами взглянуть на обыденность. Лет бы десять назад начал взбрыкивать и глупости творить. Но, к счастью, я уже списался в тираж, сбросил карты, поумнел, черт возьми.

      Кое-как успокоившись, я вылез из лодки, поднялся по склону и заглянул Наташке в лицо. Да, к сожалению, я действительно стал умнее, чары развеялись, а на меня смотрит детское лицо, румяное, милое, симпатичное, но вовсе не привлекающее внимания повидавшего и пережившего все и вся, готовящегося стать пожилым мужика.
- Дядь Коль, мы уху будем варить?
- Все нормально, - отвечаю, скорее, себе. — Твой батя посмотрит сети. Сейчас я разведу костер и поставлю воду, а вы покатайтесь на лодке.

      Процесс усаживания в рыбацкий челночок двух девчонок не обошелся без потерь: у обеих промокли ноги, Наталья едва не свалилась за борт, а я черпанул сапогом.
- Только не отплывайте далеко, чтобы успеть вытащить.
 
      Вечер продолжался прекрасный: на небе ни облачка, солнце клонится к чистому горизонту, ни ветерка, ни шороха и очень тепло. Издалека доносятся голоса. Недавно проехал горбатый Запорожец и остановился километрах в двух дальше. Слов разобрать невозможно, только хриплое бормотание да изредка прорывается мат.
   
      Костер разгорелся стремительно: дрова хорошо просохли за день. Выплыл Игорь и бросил на берег трех карасиков и линька.
- Не густо.
- К утру будет.
 
      Девчата накатались, и драма повторилась в обратном порядке: качалась лодка, падали весла. Девчонки порывались выпрямиться во весь рост и гордо шагнуть на берег.
- Давайте, амазонки, картошку чистить, - я вылил воду из сапог, снял и бросил на траву мокрые носки. — Игорек, не пора ли принять от простуды?
- Пап, гляди каких рачков я набрала, - дочь показала на ладони отвратного вида личинок бледно-розового цвета. — В коллекцию возьму.
- Дядь Коль а вон там рыбки такие толстенькие.
- Очень интересно! Из тех рыбок, правда, вырастают не караси, а озерные цыплята. И давайте помогу, или уху придется в темноте хлебать. Игорь, расстилайте достархан.
 
      Своим недостатком я считаю стремление командовать при общей работе, но ужин скоро поспевает и оказывается неожиданно сносным. В обычных условиях наша еда соответствует слову «закусь», а сейчас есть, на чем остановиться взгляду: зеленый лук, яички, вареная курочка, уха, в другие дни мы питаемся скромнее.
   
      Дочь задумчиво прихлебывает. У нее мозги исследователя, и вопрос не заставляет себя ждать:
- Пап, а болотные цыплята – это кто?
- Озерные. Вон, у воды прыгают.
- Лягушки? – лицо Натальи в бликах костра кажется женским и притягивает взгляд.
   
      Дети взрослеют медленно, а взрослость замечаешь вдруг. Вспомнился анекдот про старичка, который посетовал:
- Жалею, когда вижу красивую девушку, что мне не на двадцать лет больше.
- Вы хотели сказать «меньше»?
- Именно «больше». Тогда бы меня это не волновало.
   
      Я сегодня в аналогичной ситуации: видит око, да зуб неймет. Уложив девчат, остаюсь у костра. Игорь, помаячив у берега, допивает остатки, и отправляется спать.
 
      В свете костра вода размыто черная, из-за крутых берегов ощущение колодезной глубины. Уходить от костра не хочется, и душе не мешает охолонуть от впечатлений, я подбрасываю хвороста и укладываюсь рядом.
   
      Костер – явление самоценное: ничего не надо, только нежиться в тепле и смотреть на огонь. А вдруг среди моих предков был небезызвестный Обломов? Вряд ли. Когда литературный герой уже полеживал на диване, обсасывая вечные вопросы всеобщей справедливости-несправедливости - законченный сукин сын, и он же образчик цивилизации - мой предок, не исключено, еще на  ветке по-плебейски хвостом от мух и комаров отмахивался. И в моем лице, соответственно, развалился в тепле и неге не Эпикур и не потомок мудрых сибаритов, а обожравшийся бананов шимпанзе или орангутанг. Мозги, вздернутые алкоголем и нестандартной ситуацией, создают иногда причудливые образы.
   
      Стряхнув наваждение, достал новую сигарету и повернулся лицом к машине. Четко доносится храп свояка, девчат не слышно, Спят безгрешные души, у них еще все впереди.
 
      «Будет», «я буду» - слова, которые обещают надежду, а вот до меня сегодня дошло, что  уже «не буду», уже «есть». Добрался, достиг, и все. Серенький человечек без имени, без работы, без денег, без надежды, без будущего. Жил, стремился, планировал и споткнулся о взгляд девчонки, осознав, что «поезд ушел». Перешел в другую весовую категорию. Сначала мечтал повзрослеть, потом грустил об ушедшей молодости. Так и не пожил. Говорят, в преклонном возрасте есть свои плюсы.
 
      Пока я мостился на передних сиденьях, дочь во сне вскинула руку и произнесла что-то быстро, энергично и совершенно непонятно.
- Спи, нервный ребенок, - я провалился в сон.
 
      Утром мы уже  складывали сети в мешок, когда дети начали выбираться из машины. Наташка не прочь еще поспать, но я помог ей проснуться, вытащив на травку вместе с матрацем. Погрузились и уехали.

      Рыбы наловили едва на жареху. Не стоило и ездить на этот пруд.