Агент в исторической реальности гл. 5 Цюрих ч. 2

   И вот тот час Х настал. Фрэд привез меня и остался, присутствовал при окончательных сборах. Все ж таки он меня увидел в этом обалденном наряде. Мне выдали цепочку с часами в прозрачном музейном футляре, ридикюль с документами, деньгами и несколькими листами аутентичной бумаги. Закрепили тиару под шляпой. Небольшой дорожный кофр, на случай, если вдруг я за один день не успею, стоял у ног. Я глубоко вздохнула: « Ну, что, как говорил Гагарин – «Поехали»?» и достала часы.

Движение осуществлялась, как при движении поезда. Что-то постукивало, дребезжало и раскачивалось. Я очутилась на дорожке парка, скрытой цветущими кустами магнолии. Поправив шляпу, я прошла к округлой площади и подозвала извозчика.    « Отель Адлер» - сказала я ему. Он снял цилиндр, и поклонился. Ну надо же! Копыта лошади зацокали, и я двинулась навстречу неизвестности. Все происходило, как во сне. Меня провели на третий этаж в небольшой номер с односпальной кроватью. Пять франков за три дня, включая завтрак. Ну что же, значит, пора позавтракать. Кофе со сливками, рогалик с абрикосовым джемом и кусочек знаменитого швейцарского сыра привели меня в хорошее расположение духа. Я решительно подошла к консьержу и спросила, заглядывая в разговорник: «Месье, где находится кафе «Одеон» ? У меня там назначена встреча». Месье галантно объяснил мне, что сейчас надо пройти по улице Розенгассе, повернуть налево и идти вдоль реки Лиммат, по набережной Лимматквай до пересечения с улицей Ремиштрассе. Я с таким отчаяньем смотрела на этот говорящий путеводитель, пытаясь не забыть швейцарские названия улиц, что он смилостивился и посоветовал: «Мадам, пройдите по улице Розенгассе и сядьте на трамвай. Доедете в два счета». Уф, у меня прямо отлегло от сердца. А то так все ноги сотру, разыскивая своих фигурантов. Но трамвай в Швейцарии в 1915 году? Это невероятно. Непонятно, зачем им революция? Ах да, им то, как раз, и не надо. Я благополучно добралась до нужной улицы, немного погуляла, рассматривая витрины магазинчиков, и, не торопясь, направилась к «Одеону».

Боже, я чуть не опоздала со своим завтраком и витринами. Вождя пролетарской революции я почему-то узнала сразу, наверное, много портретов насмотрелась в детстве. Рыжеватый, с тупым носом, маленькими глазками и большой, почти лысой головой – он сидел и пил пиво из высокого бокала. Напротив него большой человек, с ухоженной бородой, в отличном костюме, что-то быстро писал на листках бумаги. Давал почитать Ленину, тот читал и подписывал. «Прямо допрос какой-то с подписью своих показаний »- сложилась картинка у меня в голове. И я нажала пальцем маленькую жемчужину. Ну что же, как там, в шпионских фильмах делают? Я шла мимо их столика со скучающим видом и вдруг! Моя нога подкосилась, и я с тихим, но достаточно ясным вскриком, упала почти к ним под ноги. Сидящий ко мне спиной обернулся, с недоумением посмотрел на меня, но сразу же поднялся и начал оказывать мне первую помощь. Вождь, прищурясь, только почесал мочку уха. Большой господин посадил меня на стул, который стоял рядом, и стал легонько отряхивать мои туфли, немного задерживая пальцы на щиколотке. Вот, молодец какой, не теряет времени даром. Я, делая дыхание немного прерывистым, держалась правой рукой за лоб и указательным пальцем придерживала шляпу, чтобы она не сползла вместе с тиарой. Затем с невинным видом подняла глаза и начала: « Простите, господа, за мою неловкость. Немного утомилась, разглядывая здешние витрины. Я только немного посижу здесь, подожду, пока нога отдохнет, и покину вас. Надеюсь, я вам не помешала?» Парвус, а это был он, быстро складывая все бумаги во внутренний карман пиджака, произнес « Что Вы, мадам, нисколько. Мы уже почти закончили. Может, заказать Вам что-нибудь выпить для тонуса? А вы, Ульянов, будете еще что-нибудь?» Ульянов прошипел: «Гельфанд, я же просил Вас, никаких фамилий!»

-Ах да, герр Рихтер, я совсем забыл. Ну, так что, еще по бокальчику? За чужой счет пьют и язвенники и трезвенники?

И он захохотал, показывая крупные зубы. Где то я это уже слышала … Мне казалось, что Парвус немного издевается, и постаралась немного смягчить ситуацию: «В таком случае рада познакомимся, я- Анна Мазур-Гнездовская, для друзей Аннет, приехала сегодня и остановилась в отеле «Адлер». Знаете, мы в России совсем ничего не знаем о европейских городах. Моя маменька больна, и доктора посоветовали ей лечение здесь, в Швейцарии. Ничего не можете мне посоветовать из пансионатов или лечебниц?» Я тарахтела, как заведенная, чтобы у этих опытных и искушенных мужчин не возникло и тени сомнения по поводу меня. Принесли на подносе напитки. Мне - просеко, им – по высокому бокалу пива. Я с наивным и радостным лицом глотнула.  « Божественный, божественный напиток!» - щебетала я, хотя просеко не очень люблю. Вождь положил свою руку на мою и произнес: «Советую голубушка, советую Вам и Вашей матушке, Зеренберг. Недорого, и вдали от шума. Там прекрасный воздух и отличные виды. Мы могли бы вместе совершать прогулки». Потом, подняв голову, он немного побледнел и, быстро встав, подошел к просто одетой женщине, с глазами навыкате, стоявшей неподалеку и наблюдавшей за ним. «Крупская»- пронеслось в моих мыслях. Но я отвернулась, достала из ридикюля зеркальце и стала рассматривать себя и, одновременно, стоящую невдалеке пару. До меня доносились громкие звуки.

- Что? Опять? Володя, сколько можно? Сначала Маша Эссен, потом Инесс, теперь вот эта. Ты сказал, что поехал по важному делу, теперь я вижу, что это за важное дело. Мое терпение закончилось. Выбирай или я и революция, или эти дамы и непристойное поведение. И я молчать не буду, обо всем сообщу товарищам.

Крупская развернулась и твердым шагом пошла в сторону трамвайных линий. Вождь пролетариата бегом вернулся к столику с лицом человека, загнанного в угол. Я опять нажала на маленькую жемчужину. Ленин наклонился к Парвусу, который невозмутимо потягивал пиво, и громко зашептал: « Больше я с Вами встречаться не намерен. Достаточно того, о чем мы сегодня договорились. Для всего остального у нас есть Фюрстенберг. Все вопросы только через него. Я ему всецело доверяю. Всецело. И, батенька, распорядитесь, побыстрее, на счет денег. Наде необходимо лечение, это архиважно для нее, мы выезжаем в Зеренберг». Потом перевел свой взгляд на меня и произнес: «Аннет, не приезжайте в Зеренберг, найдите для матушки другое место. Благодарю!» Он приподнял шляпу и заторопился вслед удаляющейся жене.

Я откинулась на спинку стула и потягивала просеко. Парвус с улыбкой смотрел на меня.

- А Вы не так просты, Аннет, какой хотели показаться вначале. У Вас на лице все написано. Ну, Ульянова то, Вы, положим, провели. Но меня…

-Ах, господин Гельфанд, почему Вам так кажется? Я сама была участницей вот такой же сцены, только на месте той женщины. И потерпела поражение, поскольку любовница моего мужа сказала мне, что раздвигает ноги, также как и я. Простите за такую откровенность.Возможно эти воспоминания отразились на моем лице? А кто этот господин Ульянов? Нет, нет, нисколько не шучу, поверьте. У нас в Крыму все тихо, провинциально и благопристойно. У моего отца небольшой винный заводик под Ялтой. Зачем лечиться в Щвейцарии? Так нервы, господин Парвус, нервы. Это только чахотку приезжают в Крым лечить, и то не всем помогает.

Я успешно делал вид, что оскорблена его недоверием. Парвус посмотрел мне прямо в глаза, в его глазах что-то промелькнуло, и он, взяв меня за руку, произнес: «Аннет, простите великодушно за мое бестактное замечание и зовите меня Александр. Просто, и без всяких стеснений. Давайте еще что-нибудь выпьем, может, желаете перекусить? Здесь славно готовят. Я закажу на свой вкус». Да ладно, заказывай, мне то все равно надо узнавать дальше, что же здесь произошло в мое отсутствие. Я великодушно кивнула головой, слегка нажимая на краешки глаз, как будто, промокая слезы. Да, тут артисткой станешь, больших и малых театров. Александр подозвал кельнера и продиктовал ему что-то. Я решилась повторить свой вопрос про Ульянова.

- Так знайте, Аннет, это русский социал-демократ, живущий в эмиграции и мнящий себя великим революционером. Только вся его революция на бумаге, в статьях и рефератах. Никаких реальных шагов. Нет, как журналист или литератор он, безусловно, очень способен. Только писать статейки в газеты и делать революцию реально – это разные вещи. В чем различие? А в том, что все действия требуют материальной поддержки. Потому, что в газеты надо не только писать, но и издавать их, а еще доставлять, а потом распространять среди населения. За одну идею работают только фанатики и идиоты. На агитацию, организацию забастовок и восстаний тоже нужны деньги. И они есть у меня. И я хочу и могу осуществить эту революцию А то, что я предложил этому щелкоперу возглавить революционное движение в России в обмен на власть, которую он может получить, то это только благодаря нашему старому знакомству и кое-какому его авторитету в определенных кругах.

Я, сделав недоуменное лицо, тихо переспросила: « Александр, неужели это возможно? Россия огромная страна, как же это все… У меня не укладывается в голове». Парвус самодовольно усмехнулся: «Я предложил некоторым значительным личностям Германии прекрасный план. Он заключается в том, что с одной стороны российские демократы могут добиться своих целей только при условии полного разрушения самодержавия и разделения России на отдельные государства. С другой стороны, Германии не удастся добиться полного успеха, если в России не произойдет революция, и Российская империя не распадется на отдельные независимые государства. Я предложил оказать поддержку партиям, борющимся за социалистическую революцию в России, прежде всего большевикам, а также националистическим сепаратистским движениям, в том числе еврейской социалистической организации «Бунд». Я считаю настоящий момент подходящим для ведения в России антиправительственной пропаганды. Схема этой агитации проста. Царь — виновник войны, императрица - немка, а, значит, шпионка, наследник неизлечимо болен, а значит, династия обречена. Все это должно будет привести к хаосу и отречению царя. А затем Россия рухнет. И потом, мне представляется важным организовать в прессе международную антироссийскую кампанию».

« Вот скотина, все именно так и произошло. Царь отрекся. Не стало Финляндии, Эстонии, Литвы и Латвии, Западную Украину и Белоруссию разделили Польша, Чехословакия и Румыния. Армению и часть Закавказья забрала Турция, Румыния получила Бессарабию. Япония присвоила часть северного Сахалина. И у власти одни евреи – про себя подумала я, а вслух вкрадчиво произнесла - И что, Ульянов на это согласился?» Парвус, поглаживая мою руку, продолжил: «Ульянов, одержим манией власти и мирового господства, готов на любые средства ради достижения цели, и ему все равно из чьего кармана будут сыпаться деньги». А затем, насмешливо глядя на меня, добавил: «Аннет, давайте оставим сегодня эту политику. К черту ее! Сегодня такой прекрасный день, мы совершенно случайно стали знакомы. Я люблю красивых и умеющих слушать женщин. Вы одна из них. Все у меня сегодня складывается просто замечательно. Расписки Ульянова у меня в кармане. Все необходимые документы подписаны. А значит, деньги к деньгам!» Я высвободила руку и, достав из ридикюля зеркальце и припудривая нос, спросила : «Александр, а что эта женщина кричала про какую-то Инесс? Это что, любовница Ульянова? Мне показалось, что он не производит впечатление ловеласа».

- Аннет, зачем Вам их грязное белье? Ну да, Ульянов не спит со своей женой, а крутит, который год, амуры с Арманд, француженкой, у которой пятеро детей. Но она стала слишком вольно трактовать понятия феминизма и свободы любви, так что Ульянов стал ее сторониться. Он мне здесь, как раз об этом и рассказывал. Хотел вот на вас лапу свою наложить, я уж увидел, как у него его монгольский глаз загорелся. Но приход Крупской все испортил, вернее, он Вас спас. Чему я несказанно рад.. Давайте по бокальчику за дружбу, за любовь, и закусим, чем Бог послал» .

А Бог послал бифштекс с яйцом, картофель, нарезанный на колесики и обжаренный в масле с чесноком и розмарином, яблочный штрудель с мороженным и кофе. И пришлось мне везти Парвуса в гостиницу, который еще кричал по дороге, что сейчас закажем устриц и шампанского со льдом. За его счет, естественно. Надеялся, дурик, на ночь любви. Вот так, наверное, и растратил сто тысяч марок Горького. Он совсем захмелел, но не отпускал мою руку из своей лапы с массивным золотым перстнем. Мериться с ним силой я не имела желания. Мне ведь надо только забрать дорожный кофр, вдруг это тоже подотчетная вещь. И смоюсь прямо из уборной.

Лаврентий Палыч и Фрэд сидели друг напротив друга и о чем то беседовали.. Я возникла, бросила кофр на пол, а шляпу аккуратно положила на него. Молча начала расстегивать колье и вынимать серьги из ушей, сложив их затем перед хозяином стола. Потом сняла обувь и села на стул, облегченно вздохнув. Лаврентий Палыч вопросительно смотрел на меня. Я растрепала прическу и устало ответила на его немой вопрос.

- Ваша камера звук писала? Вот все и услышите. Бумаг мне никаких не дали. Фрэд, дорогой, я страшно хочу отмыться от всего этого… Не буду называть чего. Пойдем , я в приемной переоденусь. И дайте глотнуть чего- нибудь крепкого, а то от просеко меня уже тошнит. Отчет напишу завтра. Спокойной ночи.