Левый дискурс. Часть двенадцатая. Сталинская контр

                «Левый дискурс»: часть 12. «Сталинская контрреволюция».

         Наконец-то появилась возможность сесть за клавиатуру и набить очередную статью по истории идеологии современного «левачества». Где бы мы не искали корни этого крайне неприятного политического движения, претендующего в современном мире на формирование некоего «нового проекта», в котором не будет места национальным государствам, а человечество должно разделиться на узкую прослойку «новых кочевников», управляющих миром, и основную массу населения, у которого не останется ни собственности, ни памяти, всё равно придётся обращаться к истории развития советской идеологии.
         И сегодня я постараюсь выявить закономерности одного из наименее изученных периодов в истории советской идеологии, несмотря на огромное количество опубликованной литературы и сборников источников, который можно рассматривать как «белое пятно» не только в истории идеологии, но и в истории в целом.
         Этот период начался с 1934 года, когда после убийства Сергея Мироновича Кирова начался процесс уничтожения не столько какой-либо оппозиции, которую к тому времени полностью разгромили, сколько так называемых «верных ленинцев», создавших советское государство, и закончился в начале 1939 года, когда усилиями ставшего народным комиссаром внутренних дел Лаврентия Павловича Берия и Генерального прокурора СССР Александра Януарьевича Вышинского маятник репрессий был остановлен.
        Я не претендую на какие-то открытия, но, если прочтение этой статьи сподвигнет кого-либо из историков на более детальное изучение этого периода, буду рад, если мои скромные усилия помогут им разобраться в этом сложном периоде. Скажу честно, многое до сих пор мне кажется не до конца понятным, а обилие конкретных фактов заставляет сделать акцент не столько на обосновании тех или иных предположений, сколько на выявлении общих закономерностей того периода.
        Итак, прибывший в Ленинград на место убийства С.М. Кирова И.В. Сталин поставил задачу перед руководством НКВД СССР задачу выявления террористического подполья, стремящегося физически уничтожить руководство партии и правительства. Разумеется, Генрих Григорьевич Ягода (можно, конечно, было бы назвать его и Генахом Гершевичем, но в 1913 году он крестился и формально иудеем быть перестал) прекрасно понимал, что никаких врагов в этой чисто криминальной истории с адюльтером не было, и Киров пострадал из-за своей любвеобильности, но раз руководство поставило задачу, она должна быть выполнена. Знал бы он, что своей готовностью руководствоваться в ходе расследования указаниями партийного руководства он мостит свою дорогу к расстрелу на спецобъекте «Коммунарка» под Москвой 15 марта 1938 года, может быть, он бы и постарался не проявлять излишнего рвения, но никто из нас не может заранее сказать, как отзовутся наши слова и поступки в дальнейшей жизни.
        Почему Сталин придал такое дело расследованию убийства Кирова, в целом понятно. Во-первых, возможность такой вот смерти своего друга от выстрела в затылок произвела на него сильное впечатление, во-вторых, эта смерть позволяла на вполне очевидных основаниях произвести чистку в партии и государственном аппарате, устранив ставшими токсичными «старых большевиков», которые, во-первых, помнили историю партии отнюдь не по учебникам, во-вторых, не чувствовали дистанцию между собой и бывшим боевым товарищем «Кобой», а Сталин понимал, что его образ должен сверкать подобно Солнцу для всего советского народа, и, в-третьих, многие из них морально разложились, устроив для себя «красивую жизнь» в руководимых ими организациях и предприятиях. Я уже упоминал ранее историю Авеля Енукидзе, но он явно не был одинок в своих пристрастиях.
        Любая революция проходит определённые стадии. Они были наглядно видны в ходе Великой Французской революции 1789 года, когда якобинская диктатура сменилась термидорианским переворотом. Так и в истории российской революции период революционной романтики сменился необходимостью контрреволюции, формально остававшейся продолжением той революции, в верности которой клялись её вожди.
        Перспектива предстоящей мировой войны требовала железной дисциплины, ждать которой от «старых большевиков» не приходилось. К созидательной работе революционеры были мало пригодны. Поэтому их было необходимо отстранить от рычагов управления, но так, чтобы основная масса населения поддержала вождя. И обвинение «старых большевиков» в контрреволюционной деятельности и шпионаже в пользу десяток иностранных разведок «смотрелись лучше», чем обвинения в коррупции, непотизме и нарушении моральных норм.
        Но начинать предстоящие репрессии надо было мягко, чтобы «старые большевики» не смогли организовать сопротивление. А это были люди, прошедшие царские тюрьмы, воевавшие в Гражданскую войну на весьма значимых командных должностях и не понаслышке знающие методы работы ВЧК.
        В 1935-1936 годах нарастает вал уголовных дел о «вредительстве», главными фигурантами которых становятся научные и инженерные кадры, получившие образование ещё до революции. Приговоры по сравнению с теми, которые будут выноситься в скором времени, выглядят весьма мягко, позволяя, с одной стороны, обновить руководящие кадры на производстве за счёт молодых специалистов, получивших высшее и среднее специальное образование в советских Вузах и техникумах, сохранив старые кадры на случай необходимости их возвращения.
                И в этом нет ничего удивительного: и сам Сталин, и его соратники в своих планах рассуждают, как обычные крестьяне: «Вот этот петух ещё способен крыть кур, а этот уже нет и его место в супе, а вот того молодого задиристого петушка можно будет сохранить на замену нынешнему хозяину куриного гарема». Звучит грубовато и не научно, но не всегда наука способна описать то, что понимает обычный крестьянин со своим крестьянским здравым смыслом. Не поняв этого, невозможно понять ни логику переселений, ни функционирование ГУЛага, ни путь к Победе в Великой Отечественной войне.
        Одновременно начинается активный поиск шпионов, и в первую очередь среди представителей тех национальностей, которые имели свои национальные государства. В начале 30-ых годов резко сокращается возможность выезда за границу советских граждан, многие из которых ранее этим активно пользовались.
                А раз сокращается количество выезжающих и граждане – выходцы из других стран живут в Советском Союзе, среди них наверняка есть иностранные шпионы. Отсюда польские и венгерские, финские и эстонские, латвийские и литовские, греческие и иранские шпионы, не говоря уж о тех, кто работал на такие империалистические страны, как Великобритания, Франция, Германия, США и Япония. НКВД просто арестовывало по спискам, получаемым из паспортных столов. Был ли в этом смысл? Скорее всего, это должно было работать как способ профилактики изменнических настроений в национальной среде, поскольку впоследствии большинство шпионских дел потребовало реабилитации осуждённых, значительная часть которых была расстреляна.
                Разумеется, всё это находит отражение и в идеологии. Теперь на первый план выходит бдительность и преданность делу Коммунистической партии и вождю Иосифу Виссарионовичу Сталину, а также готовность выполнить любое задание партии и правительства в любой точке мира. Поэтому прославляются лётчики и полярники, пограничники и милиционеры, снимается множество «политически правильных» фильмов.
                Страна начинает готовиться к войне. Военная подготовка вводится в школах, Вузах и техникумах, а для тех, кто не получил полного школьного образования – на предприятиях и в МТС. Особое внимание уделяется подготовке к войне с использованием отравляющих веществ и технической подготовке. Создаются школы с начальной лётной и артиллерийской подготовкой, выпускники которых станут курсантами военных училищ.
                Было ещё два серьёзных внешних фактора, оказавших значительное влияние на идеологические изменения в СССР. Это приход к власти в Германии Адольфа Гитлера и его Немецкой национал-социалистической рабочей партии, противостоять которому немецкие коммунисты и социал-демократы не смогли, поскольку Москва выступила против даже временного союза этих двух политических сил, рассчитывая на то, что германские рабочие сделают ставку именно на коммунистов Эрнеста Тельмана, а не на нацистов. В своей практике национал-социалисты многое позаимствовали у ВКП (б) и Советского Союза, тем более, что большое количество немецких офицеров и генералов, промышленников и рабочих часто бывали в СССР и очень хорошо знали политические механизмы партийного руководства в различных отраслях.
                Вторым серьёзным испытанием стали события в Испании, в которой в 1931 году пала монархия, и к власти пришли социалисты. Обстановка там была очень сложной, и до тех пор, пока 16 февраля 1936 года на парламентских выборах не одержал победу Левый фронт, Советское правительство наблюдало за обстановкой, но старалось не вмешиваться. После победы Левого фронта начались первые гуманитарные поставки из СССР. Обстановка в Испании быстро менялась. 16 июля 1936 года в Испанском Марокко начался военный мятеж правых сил под руководством ряда генералов. Однако в целом на начальном этапе он провалился.
                Начиная с июля в конфликт внутри Испании начинают вмешиваться различные страны Европы. Мятежников поддержали муссолиниевская Италия и гитлеровская Германия, Великобритания официально заявила о совём нейтралитете, а внутри Франции были силы, как поддерживавшие официальное испанской правительство, так и его противников.
                29 сентября 1936 года политбюро ЦК ВКП(б) решает начать оказывать республиканцам и военную помощь (к тому времени в Испании, помимо командования интернациональных бригад, уже официально находилось более 30 советских авиационных специалистов). В середине октября в Испанию прибывают первые партии истребителей И-15, бомбардировщиков АНТ-40 и танков Т-26 с советскими экипажами. Главным военным советником стал генерал Ян Берзиньш (псевдоним — «Гришин»), военным атташе — Владимир «Горис» Горев. Полпредом (послом) и генеральным консулом СССР в Испанской республике были Марсель Розенберг и Владимир Антонов-Овсеенко.
                23 октября советский полпред в Великобритании И. М. Майский официально объявил одному из идеологов «невмешательства» английскому дипломату лорду Плимуту о фактическом отказе СССР от участия в политике невмешательства в гражданскую войну в Испании.
                В сложившейся ситуации советские офицеры были вынуждены буквально «с колёс» вступать в боевые действия. Так, 29 октября танковая рота капитана РККА Поля «Грейзе» Армана участвует в удачном контрнаступлении Народной армии на Сенсенью. В конце октября — начале ноября ряд успешных бомбардировок «национальной зоны» проводят эскадрильи АНТ-40. Целую серию удачных диверсий в тылу у националистов провела группа подрывников под руководством Хаджи-Умара «Ксанти» Мамсурова и Ильи Старинова.
                Сначала транспортировка военных грузов из СССР в Испанию осуществлялась через советские черноморские порты (Одесса, Севастополь, Феодосия, Керчь) и Средиземное море до Картахены. Для маскировки при выходе в Средиземное море советские суда поднимали иностранные флаги и меняли названия.
                После того, как усилилась блокада и активизировались действия флота националистов на морских коммуникациях, грузы стали отправлять из северных портов СССР (Ленинград, Мурманск) морем до Гавра или Шербура, а оттуда — по железной дороге через Францию. Было потоплено три советских судна и столько же было захвачено националистами, причём все они следовали без военных грузов и под советским флагом. Лишь одно из судов с грузом не дошло до Картахены: повреждённое авиацией, оно выбросилось на берег, но все же было разгружено.
                Оказание военной помощи республиканцам со стороны СССР заставило Италию и Германию увеличить масштабы своей поддержки националистов. Так, 6-7 ноября было объявлено о создании из 6500 немецких лётчиков-добровольцев и обслуживающего персонала авиационного легиона «Кондор» под командованием Хуго Шперле. Через «Кондор» прошли такие немецкие асы грядущей Второй мировой войны как Вернер Мёльдерс и Адольф Галланд. Через две недели в Испанию прибыл и бронетанковый немецкий батальон полковника Вильгельма фон Тома.
                К 4 ноября попытки контрнаступления Народной армии окончательно провалились. В этот же день Варела после короткого боя взял город Хетафе, находящийся всего лишь в 13 километрах от Мадрида. Националисты не скрывали своего оптимизма и считали итоговый успех наступления делом ближайших дней. Большинство зарубежных наблюдателей придерживались того же мнения. Падение Мадрида считали неминуемым и многие республиканцы. Так, ещё 22 октября столицу покинул президент Асанья. Премьер-министр республики Ларго Кабальеро держался смелее и пытался по мере сил организовать оборону города.
                Это описание только малой части тех событий, которые происходили в Испании в тот период. Но в целом обстановка для левых сил сложилась неудачно, и 1 апреля 1939 года генералиссимус Франсиско Франко Баамонде объявляет об окончательной победе теперь уже не мятежников, а законного правительства Испании, над левыми силами.
                Испания сыграла особую роль и в советской пропаганде, и во взаимоотношениях Сталина с руководством советских Вооружённых Сил. Иосиф Виссарионович очень опасался, что из Испании, в которой были сильны не столько коммунисты, сколько анархисты и троцкисты, советские военные советники завезут «чуждую идеологическую заразу» в Советский Союз. Для значительной части генералов и офицеров, побывавших в испанских командировках, возвращение домой заканчивалось следствием и кому тюрьмой, а кому и расстрелом.
                Не меньшую проблему для Сталина представляло и командование Красной Армии. С одной стороны, были выросшие в годы Гражданской войны соратники Сталина, такие, как Народный комиссар обороны Климент Ефремович Ворошилов, с определёнными опасениями относившийся к техническим новшествам, с другой – его заместитель Михаил Николаевич Тухачевский, считавший, что современная война потребует совершенно новой техники. При этом далеко не всего начинания в области артиллерии и применения ракетного оружия оказались достаточно эффективными, а расходов требовали весьма значительных. Вокруг обоих тяжеловесов сложился круг своих сторонников из числа командно-начальствующего состава Красной Армии.
                Уже в августе 1936 года последовали первые аресты красных командиров, среди которых были комкор Виталий Маркович Примаков, комкор Витовт Казимирович Путна и комкор Борис Миронович Фельдман.  Кроме того, в начале 1937 года через президента Чехословацкой республики Эдварда Бенеша по линии НКВД были переданы в Москву так называемые «красные папки», в которых содержались сведения о контактах Тухачевского с Генеральным штабом Рейхсвера. Считается, что эти материалы могли быть сфабрикованы германскими спецслужбами, тем более что за время тесного общения командиров Красной Армии и Рейхсвера все они хорошо знали друг друга. Так или нет, сказать трудно, поскольку и сам Тухачевский нередко критиковал высшее партийное руководство и считал, что в условиях приближающейся войны именно военные должны взять власть в свои руки.
                В мае 1937 года Тухачевского снимают с должности заместителя Наркома обороны и назначают командующим войсками Приволжского военного округа, а в конце мая арестовывают и привозят в Москву, где в ходе краткосрочного следствия он признаёт свою вину, и уже 11 июня 1937 года дело по обвинению Маршала Советского Союза Тухачевского, командармов 1-го ранга Уборевича и Якира, командарма 2-го ранга Корка, комкоров Фельдмана, Эйдемана, Примакова и Путны в шпионаже, измене Родине и подготовке террористических актов было рассмотрено в закрытом заседании Специального судебного присутствия Верховного Суда СССР. Решением суда (Специального судебного присутствия Верховного суда СССР) подсудимые были признаны виновными в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58-1"б" 58-3 58-4 58-6 и 59-9 Уголовного кодекса РСФСР.
                В 23 часа 35 минут был оглашён приговор — всех восьмерых приговорили к смертной казни без права на отсрочку приговора. Сразу же после этого Тухачевский и остальные обвиняемые были расстреляны в подвале здания Военной коллегии Верховного суда СССР.
                Дело красных маршалов дало Сталину прекрасную возможность организовать массовые репрессии по всей территории Советского Союза. Ссылаясь на выявленный заговор, была дана установка для местного партийного руководства и органов НКВД решительно выявлять «врагов народа». Для облегчения судопроизводства создаётся такой временный судебный орган, как «тройки» в составе партийного руководителя, начальника управления НКВД и прокурора, которые в упрощённом порядке рассматривали дела по ст. 58 УК РСФСР и принимали решения, кому умереть, а кому жить в ближайшие годы в тюрьмах и лагерях.
                Надо отметить, что «ленинская гвардия» начала активно участвовать в этих делах и организовала даже некое пособие социалистического соревнования, требуя себе дополнительных «лимитов». Были подняты все архивные дела, и по новой рассматривались дела давно отбывших наказание бывших дворян и купцов, офицеров и священников, членов некоммунистических партий и различных уклонистов, в первую очередь троцкистов. И вскоре размах репрессий принял такой размах, что даже для Сталина и его окружения стало понятно, что пора притормозить этот процесс, чтобы самим не попасть в его жернова.
                Первым «козлом отпущения» стал недавний Нарком внутренних дел СССР Г.Г. Ягода. Тучи над его головой сгустились ещё в конце 1936 года, когда его перевели из НКВД в народные комиссары связи СССР, 28 марта 1937 года его арестовали, и вплоть до марта 1938 года продолжалось следствие, в ходе которого его обвинили в государственной измене, связи с троцкистами и развале работы в НКВД и НКС СССР. Под суд пошли и практически все руководители центрального аппарата НКВД, руководители республиканских, краевых, областных управлений и значительная часть  руководителей районных отделов НКВД, видные советские разведчики отзывались из зарубежных командировок и попадали вместо уютных кабинетов в подвалы Лубянки. Одновременно под каток репрессий попали и «старые большевики», руководившие их первой волной.
                Надо отметить, что первая волна репрессий была организована не Г.Г. Ягодой, а его сменщиков на посту Народного комиссара внутренних дел Николая Ивановича Ежова, о котором говорили, что всю «контру» он взял в «ежовые рукавицы». Самое интересное, что в отличие от Г.Г. Ягоды и Л.П. Берия он был чистым номенклатурным работником, соприкоснувшимся с делами госбезопасности лишь в 1934 году, когда Сталин назначил его куратором следствия по поводу убийства С.М. Кирова.
                25 сентября 1936 года находившийся в отпуске И. В. Сталин и А. А. Жданов отправили в Москву шифротелеграмму следующего содержания:          
                «ЦК ВКП(б). Тт. Кагановичу, Молотову и другим членам политбюро ЦК. Первое. Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост наркомвнудел. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока ОГПУ, опоздал в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей наркомвнудела. Замом Ежова в наркомвнуделе можно оставить Агранова… Что касается КПК, то Ежова можно оставить по совместительству, а первым заместителем Ежова по КПК можно было бы выдвинуть Яковлева Якова Аркадьевича… Ежов согласен с нашими предложениями… Само собой понятно, что Ежов остаётся секретарём ЦК».
                На новом посту Ежов занимался координацией и осуществлением репрессий против лиц, подозревавшихся в антисоветской деятельности, шпионаже (статья 58 УК РСФСР), «чистками» в партии, массовыми арестами и высылками по социальному, организационному, а затем и национальному признаку. Систематический характер эти кампании приняли с лета 1937 года, им предшествовали подготовительные репрессии в самих органах госбезопасности, которые «чистили» от сотрудников Ягоды. 2 марта 1937 года в докладе на пленуме ЦК ВКП(б) он выступил с резкой критикой подчинённых, указав на провалы в агентурной и следственной работе. Пленум одобрил доклад и поручил Ежову навести порядок в органах НКВД. Из сотрудников госбезопасности с 1 октября 1936 года по 15 августа 1938 года было арестовано 2273 человека, из них за «контрреволюционные преступления» — 1862. 17 июля 1937 года Ежов был награждён орденом Ленина «за выдающиеся успехи в деле руководства органами НКВД по выполнению правительственных заданий».
Именно при Ежове появились так называемые разнарядки местным органам НКВД с указанием числа людей, подлежащих аресту, высылке, расстрелу или заключению в лагеря или тюрьмы.
                30 июля 1937 года был подписан приказ НКВД № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов».
                Для ускоренного рассмотрения сотен тысяч дел использовались внесудебные репрессивные органы, так называемая «Комиссия НКВД и прокурора СССР» (в неё входил сам Ежов) и тройки НКВД СССР на уровне республик и областей.
С января 1937 года по август 1938 года Ежов отправил Сталину около 15 000 спецсообщений с докладами об арестах, проведении карательных операций, запросами о санкционировании тех или иных репрессивных акций, с протоколами допросов. Таким образом, в день он отправлял более 20 документов, во многих случаях достаточно обширных. Как следует из журнала записей посетителей кабинета Сталина, в 1937—1938 годах Ежов побывал у вождя почти 290 раз и провёл у него в общей сложности более 850 часов. Это был своеобразный рекорд: чаще Ежова в сталинском кабинете появлялся только Молотов.
                Сколько всего людей было репрессирована при Ежове, мы вряд ли когда-нибудь узнаем точно. Историк В. Н. Земсков, в своей статье «ГУЛАГ (историко-социологический аспект)» в журнале «Социологические исследования», приводит данные: «…в действительности число осужденных по политическим мотивам (за „контрреволюционные преступления“) в СССР за период с 1921 г. по 1953 г., то есть за 33 года, составило около 3,8 млн человек».
                «В феврале 1954 г., — значится далее в тексте, — на имя Н. С. Хрущёва была подготовлена справка, подписанная Генеральным прокурором СССР Р. Руденко, министром внутренних дел СССР С. Кругловым и министром юстиции СССР К. Горшениным, в которой называлось число осужденных за контрреволюционные преступления за период с 1921 г. по 1 февраля 1954 г. Всего за этот период было осуждено Коллегией ОГПУ, „тройками“ НКВД, Особым совещанием, Военной коллегией, судами и военными трибуналами 3 777 380 человек, в том числе к высшей мере наказания — 642 980, к содержанию в лагерях и тюрьмах на срок от 25 лет и ниже — 2 369 220, в ссылку и высылку — 765 180 человек».
                Причина невозможности назвать точную цифру проста. Мы не знаем, сколько человек умерло во время следствия или покончило жизнь самоубийством при попытке ареста, а их дела не рассматривались «тройками» и приговоры по ним не выносились. Соответственно, они и не могли быть реабилитированы ни в хрущёвские годы, ни в годы Перестройки.
                Приведу конкретный пример из истории моей семьи. Мой прадед Анисим Лукьянович Семёнов, уроженец села Анненского Фатежского уезда Курской губернии. Был призван в войска и направлен на службу в город Хабаровск в 1903 году. Стал унтер-офицером, экстерном сдал курс реального училища, после чего продолжил службу в военно-инженерном управлении при Хабаровском генерал-губернаторе.
                Судя по тому, что он успел до революции стать личным дворянином, был офицером. Это не мешало ему состоять в партии социалистов-революционеров, что в конечном итоге и станет одним из поводов для его задержания. После революции становится товарищем министра просвещения Дальневосточной республики. В 1922 году первый раз арестовывается, ему предлагают перейти в ВКП(б), но он отказывается. После полугодичного заключения возвращается в Курскую губернию, где его назначают начальником детской колонии для беспризорников, а затем директором школы и учителем математики, и он занимается этой работой до своего ареста в июне 1938 года.
                В мае 1938 года у него происходит конфликт со своим заместителем. Суть конфликта такова. Перед выпускными экзаменами в средней школе в канцелярию приходят опечатанные конверты с заданиями, вскрыть которые можно только в момент начала экзамена. Его заместитель, любовницей которого являлась ученица выпускного класса этой школы, просит тайно вскрыть конверты, чтобы скопировать задания и обеспечить своей пассии отличные оценки в аттестате.
                Прадед отказывается, и тогда его заместитель идёт в Фатежский райотдел УНКВД по Курской области и сообщает об антипартийных высказываниях своего начальника. Прадеда арестовывают и отправляют в КПЗ на станции Ржава, поскольку в Фатеже мест в тюрьме нет.
                Там во время допроса он погибает, возможно, был убит проводившим допрос сотрудником НКВД. Все попытки его реабилитации закончились ничем в связи с отсутствием следственного дела и приговора в архиве УКГБ по Курской области. Эту историю я знаю от своей бабушки Веры Анисимовны Семёновой, которая на всю жизнь сохранила память о своём отце.
                Это только один маленький эпизод той трагедии, которую мы знаем под названием «Сталинские репрессии». Сколько таких никому не ведомых жертв следствия, не учтённых в общей статистике, не смогут сказать даже самые придирчивые и въедливые историки этого периода.
                Но продолжим наш рассказ. Когда перед партийным руководством встала необходимость закончить репрессии, потребовалось сменить руководство НКВД СССР, и на место первого заместителя Н.И. Ежова назначают бывшего первого секретаря Коммунистической партии Грузии Лаврентия Павловича Берия.
                Это, пожалуй, самый оболганный из руководителей советских репрессивных органов. Именно Берия, имевший весьма серьёзный опыт чекистской работы, сумел остановить вал репрессий и начал, совместно с Генеральным прокурором СССР Александром Януарьевичем Вышинским, процесс постепенной реабилитации жертв массовых репрессий. Разумеется, ни тот, ни другой не были ангелами, и у каждого из них хватало своих грехов, но именно они заслуживают доброй памяти, хотя Военная коллегия Верховного Суда СССР и отказала в посмертной реабилитации Маршала Советского Союза Лаврентия Павловича Берия, на которого вылили столько ушатов грязи с подачи Н.С. Хрущёва, что поневоле подумаешь, что это была не просто ненависть к «сталинскому палачу, чьи руки по локоть в крови», но и какая-то очень сильная личная обида.
                Но вернёмся к окончанию периода массовых репрессий. 10 апреля 1939 года, Ежов был арестован при участии Берии и Маленкова в кабинете последнего. Дело Ежова, по утверждению П.А. Судоплатова, вёл лично Берия и его ближайший сподвижник Богдан Кобулов. Содержался в Сухановской особой тюрьме НКВД СССР.
                Согласно обвинительному заключению, «подготовляя государственный переворот, Ежов готовил через своих единомышленников по заговору террористические кадры, предполагая пустить их в действие при первом удобном случае. Ежов и его сообщники Фриновский, Евдокимов и Дагин практически подготовили на 7 ноября 1938 года путч, который, по замыслу своих вдохновителей, должен был выразиться в совершении террористических акций против руководителей партии и правительства во время демонстрации на Красной площади в Москве».
Также там утверждалось: «Не имея сочувствия и опоры в массах советского народа, Ежов и его ближайшие сообщники Евдокимов, Фриновский и др. для практического осуществления своих предательских замыслов создавали и насаждали шпионские и заговорщицкие кадры в различных партийных, советских, военных и прочих организациях СССР, широко проводя вредительскую работу на важнейших участках партийной, советской и, особенно, наркомвнудельской работы как в центре, так и на местах, истребляя преданные партии кадры, ослабляя военную мощь Советского Союза и провоцируя недовольство трудящихся».
                Кроме того, Ежов обвинялся в преследовавшемся с 1934 года по советским законам о мужеложстве. 24 апреля 1939 года Ежовым было написано заявление с признанием в своих гомосексуальных связях. Среди обозначенных в признании Ежова любовниками значились: театральный деятель Я. И. Боярский-Шимшелевич, видный партиец Ф. И. Голощёкин, дивизионный комиссар В. К. Константинов, охранник И. Н. Дементьев. Все они были арестованы и расстреляны, кроме Ивана Дементьева, отправленного на принудительное лечение в психиатрическую больницу (в обвинительном заключении было сказано, что Ежов совершал акты мужеложства, «действуя в антисоветских и корыстных целях»).
                Впрочем, подобные обвинения не вошли в обвинительное заключение и Ежову на суде не предъявлялись. Внесён в список Л. Берии от 16 января 1940 года по 1-й категории. На следствии Ежов отвергал все обвинения, но после избиений написал признательные показания по всем обвинениям. На заседании ВКВС СССР Ежов отказался от своих признаний в шпионаже, терроризме и заговоре, но своей ошибкой признавал то, что мало чистил органы госбезопасности от врагов народа.
                «Я почистил 14 000 чекистов, но огромная моя вина заключается в том, что я мало их почистил.»
                В последнем слове на суде Ежов также заявил:
                «На предварительном следствии я говорил, что я не шпион, я не террорист, но мне не верили и применили ко мне сильнейшие избиения. Я в течение двадцати пяти лет своей партийной жизни честно боролся с врагами и уничтожал врагов. У меня есть и такие преступления, за которые меня можно и расстрелять, и я о них скажу после, но тех преступлений, которые мне вменены обвинительным заключением по моему делу, я не совершал и в них не повинен… Я не отрицаю, что пьянствовал, но я работал как вол… Когда на предварительном следствии я писал якобы о своей террористической деятельности, у меня сердце обливалось кровью. Я утверждаю, что я не был террористом. Если бы я хотел произвести террористический акт над кем-либо из членов правительства, я для этой цели никого бы не вербовал, а, используя технику, совершил бы в любой момент это гнусное дело… Передайте Сталину, что умирать я буду с его именем на устах.»
                3 февраля 1940 года Николай Ежов был приговорён Военной коллегией Верховного Суда СССР к «исключительной мере наказания» — расстрелу вместе с М. П. Фриновским, Н. Г. Николаевым-Журидом, Н. Н. Фёдоровым и др. Приговор был приведён в исполнение 6 февраля 1940 года в Сухановской особой тюрьме комендантом НКВД Блохиным вместе с Н. Г. Николаевым-Журидом. Согласно утверждению Судоплатова, «Когда его вели на расстрел, он пел „Интернационал“». Место захоронения — «могила невостребованных прахов» № 1 крематория Донского кладбища.
                Об аресте и расстреле Ежова в советской печати ничего не сообщалось; он просто исчез без каких-либо объяснений. Среди внешних знаков падения Ежова были переименование в 1939 году недавно названного в его честь города Ежово-Черкесска в Черкесск и исчезновение его изображений с некоторых «исторических» фотографий. В первом издании «Краткого курса истории ВКП(б)» (1938) в описании октябрьских событий 1917 года имелась фраза о Ежове, а ниже, при описании событий Гражданской войны, его имя входило в перечень «деятелей», занимавшихся «политическим просвещением Красной армии»; начиная с переиздания 1939 года эти упоминания Ежова были сняты.
                Так закончилась в основном эпоха массовых репрессий в Советском Союзе. «Ленинская гвардия» была уничтожена, база для возможной вражеской и шпионской деятельности почищена, и никто, кроме Г.Г. Ягоды (в значительно меньшей мере виноватый в массовых репрессиях, чем его сменщик) и Н.И. Ежова и их сотрудников не ответили за миллионы сломанных судеб.
                О том, ка изменялась идеология после 1939 года, я попытаюсь рассказать в следующей статье. Надо только помнить, что массовые репрессии шли параллельно с принятием одной из самых демократических конституций того периода - Конституции (Основного Закона)СССР, формально подведшей черту под Гражданской войной и её последствиями.
                Не надо думать, что массовые репрессии были чисто сталинским изобретением. Из истории Древнего мира хорошо известна история римского диктатора Луция Корнелия Суллы (138 г. до н.э. – март 78 г. до н.э.), который в 82 г. до н.э. ввёл так называемые «проскрипционные списки», на основании которых уничтожались его враги, а их имущество подвергалось разграблению. Мы не знаем точного числе его жертв, но оно исчислялось тысячами.
                К сожалению, человеческая история редко бывает благостной и стерильно чистой. Чаще всего это великие события, за которыми стоят моря крови, великие усилия, огромные страдания и забвение лучших и сохранение памяти о худших. И всё же прогресс существует. Поэтому будем надеяться, что никогда больше в российской истории не повторится эпоха массовых репрессий и не появится идеологического обоснования их проведения.
                Хотя некоторые тревожные признаки сегодня уже в наличии.