По ту сторону тоннелей метро

   Серая весна выдалась довольно плаксивой — то тут, то там встречались на пути шумные потоки слякоти, перемешанные с грязью и уже мокрой, подвижной землёй. Природа вроде бы как просыпалась, но в шумном городе это было трудно заметить. Тем более, когда вся жизнь твоя проходит среди безжизненных зданий, монументальных монолитов, впивающихся в небо цвета асфальта.

   У Миши Пересторова был довольно мрачный взгляд на жизнь. Конечно же он каждому встречному сказать хотел, практически плюнуть своим мнением в лицо, что яркости той, о которой все так восхищённо тараторят на остановках и в общественном транспорте, того обилия цвета, что людям доступно, знать не знает, и вынужден поэтому жить в мире сером, блеклом и безвкусном.

   Не то чтобы люди, утром сонно плетущиеся на работу, учёбу или по делам, искрили той радостью, которую Миша не переваривал, скорее наоборот. Но всюду мерещились Пересторову какие-то преграды и препятствия, и источником их были почему-то именно незнакомые ему случайные встречные.

- Опять первые пары физика. Если отменят, я прям там лягу у аудитории и зарыдаю...

- Тащится через весь город, чтобы потом в конце месяца поесть нормально. А оно того вообще стоит или как?

- Слышала, в ПРП снова открыли набор новеньких. Как думаешь, опять всё сведётся к тому, что дельного никого не найдут? Я тоже. Только время займут у всех у нас… Зарплату бы хоть повысили тем, кто уже работает...

   Пересторов шёл по своей чёрно-белой, сероватой жизни с унылым взглядом. Вот только проблема его заключалась не в физической невозможности различать цвета, тона и прочие радости жизни — зрением Миша обладал крайне острым — а в нежелании его отдаваться светлым эмоциям. В негативных он чувствовал себя как рыба в воде, а вот в приятных…

   Из-за отсутствия опыта и сжимающих восприятие страхов, Пересторов Миша, который в паспорте был записан именно так и никак иначе, хватался за любую неприятность такой сильной хваткой, будто это было единственным, спасающим его от смерти обстоятельством. Конечно, ничего приятного из подобных историй не выходило, но Миша хотя бы не оставался ни на миг в нейтральной тишине. Самой опасной тишине из возможных, той, в которой начинаешь слышать свои мысли.

- Господи, да перезвоню я ему! Что разоралась-то, мам?

- ...да-да, и когда вы заполните бланки, вам нужно будет отправить их по почте. Сейчас я скажу вам наш адрес. Готовы записывать?

- Я почти на месте! Какой опаздываю? Я к зданию подхожу уже. В каком метро? Плохо слышу, ветер!

- Алло? Алло! А… Да ты спишь там что-ли?

- Бабушка, я домой хочу...

   Были в жизни Пересторова и моменты просветления, которые в итоге сводились к одному — они смешивались в светлую грусть, всё глубже задвигаемую за ширму «ненужного» в его утомлённом, встревоженном сознании. Например, одной прохладной осенью, приближавшейся неумолимо к ледяной зиме, году так в 2006, Миша повстречал одну таинственную леди.

   Томно-загадочная, худая и бледная, светловолосая, её можно было легко поставить в противовес его лохматому, небритому лицу. Два таких непохожих человека смотрелись рядом практически смешно: тонкая дама с задумчивым взглядом и вечно хмурый брюнет с вздёрнутым носом. Но было в этом контрастирующем союзе нечто прекрасное.

   Должно быть, это была любовь. Миша отрицал это до последнего, до того момента, когда всё рассыпалось в прах. И позже продолжал отрицать, храня долгие годы в память об этой «не любви» подарок, оставленный ему на прощание.

   Она была слишком сложной, чтобы её можно было описать в двух-трёх словах. Даже абзаца не хватило бы на то, чтобы приблизиться к пониманию того, как был устроен мир внутри неё и за её пределами. Девушка в узком пальто, с вечно печальными нарядами, коллекционер с кошачьей улыбкой. Дом её был похож на храм музыкальных плакатов и редчайших кукол — фарфоровых, пластиковых, шарнирных, тряпичных, разных. Всех их объединяло одно, и это одно таилось где-то за гранью доступного. Туманный романтический флёр, развеянный бренным музыкантом по нарисованному холсту. Миша вряд ли мог приблизиться к пониманию того, что это всё для неё значит, но всё равно приходил к ней в гости. Не мог иначе. И каждый раз критиковал чужое счастье, пытаясь выправить реальность, в которой находился. Каждый раз она отвечала ему, затягивая его всё глубже за горизонт его восприятия, а потом... Как же её звали? Алёна? Оксана? Да, кажется, Оксана.

- К чему только тебе столько пустоголовых, - пробубнил Пересторов, крутясь вокруг одного из Оксаниных шкафов. Он усеян был куклами, высокомерными принцами и строгими дворецкими, загадочными вампирами и тёмными колдунами, и всеми прочими, чьи лица полны были бесконечного отчаяния, а сердца пусты и одиноки. - Глупо это.

- Сам дурак, - отрезала резко хозяйка квартиры, одним движением руки отодвинув Мишу от своей коллекции. - Они умеют слушать. И головы у них не такие пустые, как у тебя. Как минимум им, как куклам, это простительно. А тебе вот… Ты же всё-таки человек.

- Человек, как и ты.

- Нет, мы разные. Ты — дурак.

- А ты?

- А я — не дура. Мы разные, повторяюсь. И нас ждёт совершенно разный итог. Я провалюсь в нору кролика, а ты даже не сможешь разобрать, что написано на флаконе, что будет стоять на столике возле дверей!

- Ну не начинай только опять свои шарады...

   Она замолчала. Рукой пробежалась между ног своих бездушных, неживых, но очаровательных при этом, почти что дышащих кавалеров...

- Знаешь, Миша, - начала она неожиданно сухо. - Нам нужно разойтись. Мне пора.

- Как пожелаете, моя госпожа, - на прощание съязвил Миша невзначай, повинуясь указам своей не-любви. Он знал, что противостоять ей нельзя, она всё равно сделает так, как посчитает нужным, оттого и повиновался почти что безропотно. - А куда ты собираешься?

- Куда-то, - ответила Оксана, выскальзывая из его пальцев, исчезая из виду, навеки уходя в непроглядный туман прошлого.

- И где тебя искать потом? Тут, в Марьино? Или где-то в Питере? А? Больно я любитель шагать по спальным кварталам разных городов, ища ту, которая никогда сама никого не ищет и не искала, - Пересторов хотел пошутить, но перестарался. Его слова задели тонкую леди, и он почувствовал, как внутри него что-то надсадно хрустнуло. Треснуло. Разбилось. Он так старательно убегал от этого, закрываясь в неверие, скептицизм и иллюзорную надменность, но вот оно настигло его. Оно… Или она. Миша попытался сгладить свои грубые слова вопросом. - Так где искать-то тебя, когда ты остынешь и передумаешь?

- А я тебя сама найду, - кошачья улыбка сверкнула на бледном лице, и дверь захлопнулась у Миши перед глазами. - Прощай.

   Из-за двери это последнее прощание звучало скомкано, глухо. Так, будто вслед за этими словами должно было последовать что-то ещё. Как если бы телефонную трубку забыли бы повесить, и вместо гудков раздавалась бы в телефоне потрескивающая тишина.

   Тишина, та самая, опасная и смертоносная.

   И дело было не в куклах, розоватые лица которых, блестящие глаза которых, причудливые наряды которых вечно всплывали в памяти. И не в запахе душных, лаковых почти что духов. Дело было не в любовных письмах, не в заезженных глупых пластинках, не в проведённых вместе часах, даже не в чувствах, нет! Дело было в том, что прощание это осталось для Миши каким-то ненастоящим.

   Неправильным.

   Нечестным.

   Разве может человек вот так с кем-то порвать и навсегда исчезнуть, ничего не объяснив, не дав и шанса разобраться?

   Через недели две, а потом и через месяц, и так дальше до полугода Пересторов являлся на пороге заветной квартиры в Марьино, но как бы он не старался, сколько бы не жал на звонок, ответа оттуда, из квартиры, не было. Пару раз даже оставлял букеты в дверной ручке, чтобы в следующий раз прийти к ним же, к своим же букетам, нетронутым и завядшим.

- Так померла, - как-то пусто бросила старушка-соседка, поднимаясь на свой этаж. - Всё грезила о смерти, так и умерла…

- Красиво? - Мишу передёрнуло от холода, забравшегося под куртку, и зазвучал он словно заводная игрушка монотонно. - Она хотела умереть красиво, я знаю.

- Да нет в смерти ничего красивого, - старушка покачала головой. - Ушла куда-то в ночь, да и не вернулась. Уверена я, что под поезд бросилась в метро, с неё станется. А родных нет, никого нет, так и забыли про неё все… Вот и вся красота. Что ж в этом красивого-то?

   Миша не мог вот так поверить, что никогда больше не увидит её — эту томную загадку, эту бледную женщину, в чём-то даже жестокую, абсолютно непонятную.

- Куда ехала то хотя бы? - торопясь спросил он.

- А мне откуда знать? - соседка пожала плечами и засобиралась идти дальше.

- А вы разве не всё про всех знаете? - Пересторов возмущённо застонал. Ширма, скрывавшая от него боль, радость и прочее, прочее, прочее, рвалась, оставляя его наедине с всепожирающими мыслями. Ему нужно было предпринять что-то, чтобы не остаться в тишине перед закрытой дверью, которая никогда уже не откроется. — Разве не знаете?

- Знаю, - ухмыльнулась старуха.

- Так чего же не говорите? Не хотите?

- Чего ж тут не хотеть-то, касатик… На «Площадь революции», небось, ускакала твоя моделька… Всё твердила что-то про музыкантов и другие измерения. Жалко её, только голова её с фантазиями-то и сгубила.

- Не говорите того, чего не знаете!

- А сам-то чем лучше? Настрадалась она с тобой...

   Миша весь трясся от злости, обиды и страха.

   Но впервые за всю жизнь решил не сдаваться, налетев на острые штыри, застрявшие посреди ровной стенки, отгородившей его от реальности.

   И выбрал сложный путь поисков.

- Не переживайте, я найду её, - сказал он, говоря будто не с неприятной соседкой, не с собой даже, а с теми пустоголовыми манекенами, запертыми в квартире, с теми куклами, к которым никогда особой симпатии не питал, которых не понимал. - И всё будет как раньше...

   ...Но как раньше не бывает ровным счётом никогда.

   Сколько бы часов Миша не провёл в метро, изъездив всю Арбатско-Покровскую линию до дыр, он так и не встретил её. Так и не разглядел среди толпы знакомые, манящие глаза. Так и не увидел среди случайных прохожих её пальто, так и не поймал на себе её взгляд, так и не уловил в воздухе этот манящий, дурманящий запах духов.

   В отчаянии, он вернулся обратно в Марьино, к родным почти что дверям. Он постучал, затем нажал на звонок и... Ему открыла какая-то миловидная женщина Оксаниного возраста. Незнакомая. Чужая.

- ...сестра, - пояснила она что-то, открыв дверь. - ...да, квартира в наследство. А что, вы были с ней знакомы?

   Беглым взглядом пробежавшись по квартире и заметив, что внутри не осталось ничего, напоминавшего бы о предыдущей владелице, Пересторов извинился, наврав, что перепутал что-то, и быстро умчался прочь. Свои поиски в метрополитене он собирался прекратить, а о музей своей забыть раз и навсегда.

   Но подарок, настигнувший его дома и заставший врасплох, заставил вернуться обратно к перебору всех линий метро. Это была очаровательного вида коробка — аккуратная, перевязанная лентой. Внутри помимо чего-то, завёрнутого в плотную, но мягкую ткань, находилось письмо. Оно гласило: «В память о заброшенных музыкантах и счастливых моментах, проведённых с тобой, я хочу подарить тебе Элливарда, хранителя старых песочных часов. Пусть он будет тебе верным помощником и поможет тебе вернуть страсть к жизни, проведёт тебя сквозь все тёмные лабиринты. Твоя Оксана.» Миша развернул кулёк и обнаружил в нём куклу — пушистые волосы, недлинная бледная косичка пепельного русого оттенка, нежная чёлка, сонный взгляд, левый глаз закрыт, а правый мигает изумрудно-сиреневым блеском, бледно-розовые щёки, задумчивые губы и элегантный, почти что баронский какой-то костюм.

- Как странно… - пробормотал Миша вслух, усаживая обретённого «хранителя старых часов» на стол перед собой. - Она ведь знает, что я не люблю кукол. Или это последняя её со мной игра в шарады? А если она правда бросилась под поезд, как сказала соседка, то как … Заранее? Разве она заранее знала?

   Элливард сел на краюшек стола с поднятыми руками, но почти сразу уронил их на свои кукольные колени.

- Что, подсказать что-то хочешь? - Миша весь искривился в неясном выражении — то ли он был рад, то ли испытывал отвращение, то ли готов был зарыдать. - Ха! Я становлюсь на неё слишком похожим — разговариваю с неодушевлёнными предметами…

   Что-то внутри куклы подозрительно громко хрустнуло.

- Ладно тебе, - Пересторов погладил подарок по голове. - Не обижайся. Я ведь это всё так не оставлю… Что за музыканты? Где они заброшены? Или куда? Куда ушла Оксана? Я должен докопаться до истины.

   Голова куклы сдвинулась набок.

- Что-ж ты так, братец… Подтянуть тебя что-ли? Так я не умею… Не развалишься хоть? Как тебя? Элливард? И куда ты посеял свои часы…

   Ночь была долгой, а попытки понять, как усадить куклу в статичное положение, ещё дольше. Но, так или иначе, Миша уже принял решение не сдаваться, и с намеченной линии никуда не сходил.

   ...Если ввалиться в душноватый вагон на кольцевой, то можно несколько часов ездить кругами, вглядываясь в лица случайных пассажиров, не только выискивая среди них то самое, Оксанино, но и параллельно ища кого-то, кто мог бы пролить свет на историю с музыкантами. Конечно, можно до этого покопаться в новостных заголовках, в обрывках историй из прошлого, связанных, например, с городом Верный, но без знающего человека выяснить все детали будет непросто. Ой-как не просто!

   В тот день, а было это уже весной 2008, той самой плаксивой серой весной, Миша Пересторов снова спустился в подземку. Воздух метро обхватил его буйным потоком, и собирался унести куда-то глубоко-глубоко… Как вдруг…

- Извините, уважаемый, - голос раздался из-за спины. Выбившись из толпы, идущей прямиком к турникетам, Миша отошёл в сторону, чтобы поток не унёс его вниз на станцию.

- Что-то не так? - спросил он, выглядывая из под капюшона своей помятой толстовки. - Вам что-то нужно?

- Нет-нет, - голос, кажется, не имел тела. Либо Пересторов слегка ослеп от неожиданности, поэтому в толпе и не разглядел своего собеседника. - Я знаю, что вы ищите. Возьмите с собой куклу, он проведёт вас.

   Таскать с собой куклу Миша ни разу до этого не решался — тяжёлая она, ещё побьётся… Но мысль эта показалась ему интересной. Всё-таки, быть может Оксанин подарок и правда способен был привести его к ней, а он всё это время отчего-то скитался в тумане, не видя, что ответ находится буквально у него перед глазами. Поблагодарить неизвестного, к сожалению,  не удалось, голос стих, а владелец его, если таковой был, растворился в утренней городской суете.

   Немного помедлив, Пересторов направился к выходу из метро, чтобы через каких-то полчаса вернуться уже с куклой в рюкзаке.

   Элливард долго упирался перед тем, как оказаться внутри своей временной кареты — руки его заламывались, будто живые, а ноги выскальзывали наружу, выпячивая кукольные каблуки. Однако, в ходе недолгих переговоров, Миша справился со своим несговорчивым компаньоном, с осторожностью завернув его в яркий шарф, и вновь стоял пред вратами, ведущими вниз, в подземный мир переплетающихся линий тоннелей, поездов и станций.

   Турникеты быстро оказались позади, и затхлый воздух ударил по лицу бурным потоком. Утренняя толпа пассажиров окружила Пересторова, и тот неспешно, заранее сняв со спины рюкзак и сжав его в руках перед собой, доверился этому суетному потоку.

   Когда-то во времена беззаботной, трепетной юности, когда страхи ещё не поместили Мишу в замкнутый круг серости и бездумного отчаяния, он способен был на нежность. Надежда вела его по жизни куда-то вперёд, в светлое, в будущее, оставляя за спиной нетленные стихи. Рукописи не горят, и даже, несмотря на всю замкнутость и мрачность Пересторова, они сохранили в себе отпечатки тех времён на исписанных тетрадных листах, забытых где-то на верхних полках шкафов его одинокой квартиры.

   И в это утро, полное длинных, перебивающих друг-друга движений, старые стихи тоскливо вырвались наружу, шелестя словами между проводами, тянущимися по стенам нескончаемых тоннелей метро, и отражаясь масляными силуэтами на поцарапанных стёклах усталых вагонов.

Есть мир средь теней и молчаливых ночей,
Красивый, как небо на пламенном закате.
Есть мир, что вечно бесцельно ничей,
Полный сладкого мрака под кроватью.

Есть люди, которые сквозь тьму и ничто
Идут за огнём трепетного сердца...
Пока они есть, жив будет мечтой
Тот мир, что вынужден томно мерцать.

Когда-то до них, этих скрытых миров,
Дойдёт линия прогресса -
И тогда загорятся огни факелов,
Начнётся полуночная месса.

Из коридоров пустых зданий сложится путь.
Многоэтажные переулки сомкнутся,
И тогда почти каждый сможет взглянуть
На всё это и на мир тот наткнуться...

   Пересторов почти задремал, прижимая к себе рюкзак с ценным содержимым. Монотонный стук колёс по рельсам, лёгкая тряска и собственные туманные мысли вводили в лёгкий транс, контролируемый ритмом стихов, ровно до того момента, как что-то внутри Миши перещёлкнуло. Спина загорелась диким огнём, и он спешно вылетел в открытые двери вагона, скорей прочь отсюда, на станцию, даже не понимая, что окажется сейчас на той самой «Площади революции». Сознание его было помутнено скорой сменой места, поэтому на то, чтобы прийти в себя, потребовалось некоторое время — сменить бег на шаг, а потом и вовсе остановиться. Неподалёку от Миши оказался какой-то подозрительно внимательный незнакомец, решивший посверлить его взглядом. Но Пересторову было в тот момент не до этого.

   Замерев около скульптуры женщины с сыном, Пересторов достал из рюкзака своего молчаливого спутника и проверил, цел ли он. Элливард выглянул на него из шарфа с недовольной физиономией, страшно оскорблённой всем происходящим. Миша с облегчением выдохнул. «Правда всё это не объясняет той тревоги, что заставила меня выбежать из поезда...» - подумал он. Внезапно, человек, всё это время молча наблюдавший со стороны, двинулся к нему.

- Я знаю, что вам нужно, - сказал мужчина, щурившийся в сторону Пересторова уже несколько минут. - Билет до Тенедворья, верно?

- Билет… - сонно протянул Миша, не желая выдавать удивление.

- Не отмазывайтесь — притащить с собой куклу с Тёмного базара, а потом отказываться от предложений…

- А я и не отказывался.

- Надо же? А звучало так, словно вы ни сном, ни духом.

- Просто не сообразил.

- Будто я не знаю! С «солнышками» всегда так. Кто-то из знакомых притащит сувенирчик-другой, али какую неведомую зверушку, и потом все только и выспрашивают, откуда. А тот глазами мигает, ничего не говорит. Зато под боком, али среди толпы, всегда окажется верный товарищ, что подскажет — спустись с вещицей «оттуда» в метро, там тебя найдут и проведут куда следует. Я вот сам недавно заделался в «проводники», но уже многое успел смекнуть.

- Например?

- Например… А что, парень, любишь истории слушать? Может перейдём к делу…

- До дела всегда дойдёт, а вот никогда не помешает.

- Хорошо говоришь! Ладно.

   Неизвестный широко улыбнулся и протянул Мише руку.

- Серёга меня зовут, - сказал он. Внешне Серёга больше походил на обычного городского раздолбая, нежели на «проводника». Впрочем, Пересторову выбирать было не из чего. - А вы двое кем будете?

- Элливард, - пробубнил Пересторов, осторожно отпуская руку нового знакомого. Кукла юркнула обратно в рюкзак, хотя за мгновение до этого всеми силами пыталась оттуда выбраться, скинув обязательно при этом на пол шарф. - А я просто Миша.

- Элливард, - протянул Серёга. - Наслышан. Ладно, Мишка, если хочешь сегодня же поехать до базара, встретимся вечером на «Третьяковской». Я тебя найду. И этого бери с собой. А если нет…

- Во сколько примерно? - Миша набросил рюкзак на спину. Она уже не горела от неясного пламени, а скорее дрожала от волнения.

- Да где-то около восьми думаю… Успеем на ранний поезд.

- Хорошо, значит увидимся.

   Конечно, доверять незнакомцам, очень рискованное занятие, потому что узнать наверняка, врёт ли тебе человек, с которым ты знаком три минуты, практически невозможно, но у Миши Пересторова на каждую плохую историю был готов сценарий, в котором он справляется почти что со всеми трудностями, на каждому шаге оступаясь и страдая, поэтому…

   Да и разве мог кто-то другой провести его к Оксане?

   ...Первые визиты дались Мише непросто. Непривычно было оставаться в подземке допоздна, чтобы потом, дождавшись нужного времени, сесть в последний уходящий поезд. Но не каждый бы подошёл, нужен был «тот самый». Иногда он приходил раньше — в восемь, а порой задерживался. От других он отличался пустыми, но при этом полностью заполненными, вагонами. Внутри пробегали тени. Да, именно наличие странных теней отличало «тот самый» поезд от других. Чтобы войти нужно было предъявить билет, выставить руку с ним вперёд перед тем как войти в вагон. Если верхняя часть билета отлетала в сторону, значит, можно было ехать.

- А это безопасно? - спросил Миша в первую поездку своего проводника.

- Не, даже не думай, - ответил Серёга. - Главное шуму не создавать.

- Просто эти… Силуэты… Такие необычные.

   Тени, бесплотные, с каждой минутой становящиеся всё более чёткими. Минута, другая, теней всё больше... А ехал поезд довольно долго. По ощущениям. По времени эту поездку невозможно было оценить. Миша пытался, несколько раз, но каждый раз что-то шло не так: то свет начинал мигать, то стрелки чудили, а потом и вовсе его часы сломались.

   Однако, к разу четвёртому он остепенился. Даже перестал следовать за Серёгой, у которого цели и желания оказались крайне примитивными. Освоив простенький маршрут из Солцесвета, а именно обычного мира, в Тенедворье, самый просторный из миров Зеркальной реальности, Пересторов продолжил поиски Оксаны.

   Тёмный базар оказался огромным сплетением коридоров и похожих на тоннели и станции метро помещений. Из одного крыла в другое можно было проследовать пешком или, если имелась местная валюта, проследовать на небольшом аналоге поезда, у которого не было стен. Крыльев у базара было бесчисленное множество, и заблудиться было проще простого. Однако, очень быстро Миша смекнул, что выбраться куда нужно можно было через полупрозрачные двери, возникавшие то тут, то там. «Проходы, созданные хранителями». Да и эти «хранители» были весьма и весьма благосклонны к нему, и Пересторову было невдомёк, что везёт так не каждому «солнышку». Да и не каждому «луннику», неопытному приключенцу из местных жителей. Не только это — здесь, кажется, всё было Мише словно родное. Слушалось. Подчинялось. Помогало. Пару раз из рюкзака доносился звон, шумел Элливард, словно колокольчик, и это позволяло вовремя сориентироваться в ситуации. Так Пересторов ни разу не был обманут мошенниками, а на продаже небольших мелочей из своей реальности заработал немного местной валюты… Оксану или следа её не обнаружил. Выяснил, правда, что среди торговых рядов базара имелся рынок, которые посещали некие «непокорные». Но их Миша остерегался — нутро всё его переворачивалось от одной мысли о них. Хотя, тени со временем почти перестали его пугать.

   И лишь к осени, когда все маршруты были опробованы, основные законы изучены, а серые будни реальности заменены Зеркальной, что-то сломалось в только что налаженном механизме. Миша Пересторов встретил её. Вернуться до рассвета, вот главное условие для переходящего реальность, второе по важности после платы за билет. И в день первой встречи с ней, он его нарушил.

- Они виноваты лишь в том, что доверились не тем людям, - закачала головой она, услышав, как Миша судачил с кем-то из продавцов о музыкантах. - Те, кто хотел защитить их, стали марионетками в руках злодеев. В итоге пострадали неповинные ни в чём души… Их заперли в Мглачерни. Это самый плотный из миров Зеркальной реальности. Жутко даже подумать…

- И их никак нельзя оттуда спасти? - Пересторов пытался отвлечься от звона, исходившего из рюкзака. - То есть… Оправдать? Вытащить? Это насовсем?

- Между Тенедворьем и Тьмаворотнями можно ходить довольно свободно… Имея приглашение одного из королей. Например, того же Заземелья. «Контролёры» строго за этим следят. Если что-то идёт не так, вызывают «регуляторов»… Ты же, наверное, сам в курсе. На тебе стоит печать местных «хранителей». Видимо, кому-то из «властителей» ты дорог. Учитывая фамилию… А я вот не такая, приходится ножками туда-сюда топать.

- Ты из «лунников», да?

- А ты, поди, из «солнышек»?

- Может быть… «Проводником» пока не назначили.

- Вот как… Смешной ты. Как зовут?

- Миша Пересторов.

- Перестор… Был город такой когда-то среди Тьмаворотен, а потом пал... А ты смел, если называешь своё настоящее имя.

- А тебя?

- Меня? Я Лиза.

- Приятно.

   Миша ринулся к рюкзаку, чтобы достать Элливарда. Отчего-то ему показалось, что если вынуть его наружу, то звон, им издаваемый, исчезнет. Но он стал только громче — а взволнованное кукольное лицо заморгало открытым глазом.

- Какая кукла! - воскликнула Лиза. Её светлые, короткие волосы поднялись от лёгкого прыжка. А тёмно-изумрудные глаза взволнованно заблестели. - Такие доступны ведь только теням… Тем, кто родился в Мглачерни и вышел ненадолго в Тьмаворотни...

- Теням? Это вообще подарок, - Миша слегка отпрянул, когда фарфоровое лицо Лизы очутилось рядом с его. - Тебе случайно не встречалась девушка по имени Оксана?

- Оксана? - резко «лунница» сменила тон. - Так вот ты что ищешь тут… Я поняла…

- А я не совсем… До сих пор ещё путаюсь в местных понятиях.

- Ты ищешь тень, что совсем неудивительно. У тебя подарок от неё в руках… Видимо, она приняла женское обличье. И была тебе дорога... Но поверь, не будет в этом толку — она уже ушла из этого мира. Давно и навсегда.

- Откуда тебе знать? Ты что, чувствуешь такие вещи?

- Может быть. А может быть, я просто уже сталкивалась с подобным. В любом случае, извини, мне пора. И ты сам уходи, пока не стало поздно...

- Эй, так не делается!

   Не успел Миша запротестовать, как прекрасная незнакомка скрылась среди ярких, заполненных безделушками, рядов.

- Думаешь уйти сейчас? - Элливард заговорил, на миг став практически живым человеком. До этого он никогда себя так не вёл, и Пересторов смутился.

- В каком смысле? Думаешь, я помчусь за первой встречной, которая… И с каких это пор ты разговариваешь? - эмоции взяли над ним верх. Обида, смятение, и, что необычно, азарт. Не такой, как обычно. Живой, направленный на жизнь и на человека азарт.

- Я всегда разговаривал, просто ты не слушал. И да, ты помчишься за ней.

- Глупость какая!

- Но ведь из этого соткана жизнь — из случайностей и мелких чудес. Считаешь, Оксана подарила тебе меня, шанс очутиться здесь, шанс на новую жизнь, только для того, чтобы ты сгубил и первое, и второе, носясь за иллюзорным счастьем среди этих торгашей? Что с того, что ты станешь самым богатым из даже «проводников»? Тебя слушаются здесь даже стены, а ты носишься за копейками...

- И что ты предлагаешь?

- Предлагаю начать носиться за чём-то более ценным. Догнать её.

- Здравствуйте, приехали… А потом?

- А потом допросить.

- Вот даёт! И я ещё после этого что-то там гублю…

- Думаешь, это случайность, что вы встретились?

   Миша слушал и думал, думал и слушал. Внутри него что-то ёкало и трепыхалось.

- Оксана знала что-то, что мы не знали, - Элливард продолжал говорить, жестикулируя своими маленькими ручками. - И Лиза тоже знает. Ты можешь найти её и узнать... Или этот аргумент ты тоже назовёшь глупостью?

   Разве можно было от всего отказаться вот так? Ведь он был прав, этот кукольный строгий судья, напоминая ему о более важных целях. Какой выйдет толк, если он прожжёт свою жизнь не в своей реальности, а в Зеркальной?

   Но что было в Мишиных силах? Обежать всё вокруг, следуя за невнятным предчувствием, ища по эту тёмную сторону Москвы то чувство, тот шум в ушах, тот звон, что возник, когда Лиза… Он даже опоздал на поезд, впервые был вышвырнут «регуляторами» обратно на реальную платформу, подобран сонными работниками метрополитена, с руганью выпровожден на только просыпающуюся улицу...

- Видишь, - прошептал за спиной Элливард. - Как будто испытал вдохновение, увидев картины в галерее. Кстати, об этом… Я давно хотел туда заглянуть.

   И тут сердце Пересторова навсегда перестроилось.

- Что, так проникся искусством? - спрашивала немая кукла. - Тогда, пойдём...

   ...Конечно, не искусство спасло Мишу. Его не спасли бы даже чувства, если бы не одно «но». Его спасла та отложенная плата за билеты, по которым он путешествовал в Тенедворье. Каждому желающему приобрести билет предлагается выбрать способ оплаты — либо забыть, либо вспомнить 1 воспоминание из жизни. Можно отложить платёж — утрату или восстановление воспоминания, но только на определённый период, который плательщик узнает только тогда, когда оплата пройдёт. Или не узнает, если забудет об этом. Происходит всё это возле одной из колонн на отправной станции, нужно лишь настойчиво просверлить оную взглядом, и тогда она предложит вам приобрести желанный билет. Пересторов принял решение вспоминать, в отличии от Серёги.

- Те, кто часто путешествуют, - он вспомнил радостную историю из детства, и так и смог поймать Лизу — нацелился на туманную дверь, вошёл в неё, вспомнил что-то чудесное… И снова встретил её. Она удивилась, а когда услышала, как он гонялся за ней, а потом вылетел из Зеркальной реальности со свистом, задорно рассмеялась. - Могут либо сильно улучшить, либо ухудшить свою жизнь… Ты явно выбрал правильно.

- Ах, и скольких нервов мне стоил этот его выбор… - раздалось из рюкзака кукольное бурчание.

- Элливард, да? - Лиза очаровательно улыбнулась. - Не удивляйся, что я знаю. Таких как он — единицы. Их отливают из чистейших слёз, собирают по кусочкам с помощью нитей судьбы… Они рождаются как желания теней. Те желания, которые им никогда не удастся исполнить. Он - «хранитель песочных часов». Хранитель времени почти. Значит, Оксана больше всего мечтала о времени. Больше времени, наверное так звучало её желание.

- А ты знала её? - осторожно спросил Миша, ощущая, как по телу пробегает дрожь.

- Мой отец… У нас дома есть большая библиотека, и там есть книга, в которой написано всё-всё. Она тёмная, словно бесконечный коридор… Или тоннель. Смотришь в неё, и всё узнаёшь. Однажды там я повстречала тень, которую не видела до того… Она спросила, почему я плачу. Не то чтобы я плакала, нет, вовсе нет…

   Каждая беседа с Лизой откладывалась в его голове светлым воспоминанием.

   Светлым чувством.

   Кажется, к нему возвращалась любовь.

- Неужели, она была в той книге и говорила с тобой? - Пересторов пытался уложить всё в голове, но не мог. Ему не хватало времени, не хватало воздуха, чтобы дышать.

- Думаю, что да. Отец использовал книги, чтобы искать таких, как она. Теней, способных обрести форму и... Не думаю, что она хотела бы прожить жизнь как они, став орудием в чужих руках… Оксана, да? Такое она выбрала себе имя. Она могла бы наделать ещё столько всего, - «лунница» задумалась. На мгновение лицо её застыло копией Оксаниного. - Но ей был отведён такой срок. Думаю, она сделала всё, что могла… Хотя, конечно, хотела бы больше. Но и подарок тебе успела подарить вместо прощания. Она молодец...

- А как ты считаешь, она хотела бы, чтобы я нашёл кого-то здесь?

- Нашёл? Что это ещё за намёки? Не знаю даже… А что?

- Хочу предложить тебе пожить жизнь так, как до этого ты её не жила.

- Думаешь, меня это так же касается? Её послание? Хм… А ты ведь совсем дурак.

- Может и так... Я решил, что больше не буду думать. Буду делать. Как тебе?

- Сойдёт. Ладно, рассказывай теперь, как ты проходишь сквозь стены… То, что ты любитель «хранителей» я уже поняла, а вот как это работает…

- Сейчас покажу!

   Он взял Лизу за руку и, сделав несколько шагов в сторону, нырнул в одну из теневых дверей. Затхлый воздух метро, проникший даже в другой мир, охватил их обоих.

   ...Миша чуть не потерял Лизу, когда о их дружбе узнал её отец. Елизавет не рассказывала, что папенька её правил одним из королевств Тьмаворотен. Как раз Заземельем.

   Если бы всё это выяснилось бы раньше, как и тот факт, что отец грозил доченьке изгнанием за любые путешествия на Тёмный базар, то вряд ли Мише удалось бы почувствовать вновь страсть к жизни. Не было бы разговоров до рассвета, не было бы объятий до беспамятства, не было бы попыток понять, как работает этот другой, тёмный мир… Ничего бы не было. Но тогда не было бы и попытки вину перед монаршим родителем загладить.

   Если бы на аудиенции Пересторов не высказался бы против заземельского короля, ставшего одной из причин заточения музыкантов в Мглачерни, деспота, воровавшего обретших мечты теней, то, быть может, тот бы смилился над дочерью — разрешил бы ей завести себе этого «друга» из Солнцесвета. Даже позволил бы порой выходить из дома, из этого гнилого дворца... Но Миша перестал смиряться с тем, что его не устраивало. И почувствовал на себе весь гнев короля Заземелья. Его отбросило на шахматный пол…

- Элливард!

   Кукла, вывалившаяся из рюкзака, с трудом встала на ноги, и, разведя руки в стороны, загорелась ярким, солнечным светом.

- ...и для кого-то время пойдёт вспять. Но для тебя ли, мерзкий король?

   Если бы он не решил пожертвовать всем, защищая свою любовь и память, то остался бы, наверное, мёртвым силуэтом на шахматном полу. Разве Оксана бы этого хотела? Вырваться из тьмы лишь для того, чтобы те, кто был тебе дорог, погряз в ней?

   Если бы он не сделал всего этого, то вряд ли свет, прожигающий всё насквозь, вывел бы его из лабиринтов тоннелей того, «другого» метро на поверхность.

   Но условия были просты — он уходит, и гнев отца больше не трогает её. Ведь так? Жертва ради большей жертвы, ради того, чтобы хоть кто-то из них двоих смог бы жить спокойно...

   …Элливард лежал в сугробе, вывалившись из рюкзака вместе с ненавистным ему шарфом.

- Ударился, сильно? - спросил едва различимый женский голос.

- Н-да… - промычал Михаил, вставая на ноги. - А… К-кто?

   Объятья, молчаливые, обвились вокруг его шеи.

- Лиза?

- Я решила уйти с тобой.

- Но ты ведь не сможешь вернуться…

- Толку мне оставаться там, где тебя нет? Да и если у нас когда-нибудь будут дети, для них моё изгнание не станет преградой… Как и для тебя. Ты ведь теперь один из лучших «проводников». Ты нужен миру, нужен «хранителям». И мне… Мне тоже.