Каждый раз...

Каждый раз, проходя от Тулузского оперного театра Капитолий по rue de la Pomme Яблочной улице к Площади Вильсона, я обязательно, неосознанно, практически инстинктивно замедляю шаг у дома номер 11.

На этой же Яблочной улице в годы оккупации Тулузы, на другой стороне через три дома напротив, в доме 26 был штаб полиции, что, в принципе, аналог немецкого ГЕСТАПО но с французскими погонами, а в доме 11 располагался штаб Еврейской Армии и она, Ариадна Александровна Скрябина, она же Сарра Фиксманн, она же Регина, была ее координатором по Югу Франции. И она так же как я проходила эту улицу с 1942 до 22 июля 1944 года. Изящно постукивая каблучками, как полагалось тогда выглядеть модисткам, она проходила мимо отделения полиции в арендованную квартирку, якобы для работы с клиентками, которым она шила. И за все эти годы никому: ни соседям, ни покуривающим на солнышке полицаям, выходившим на улицу после сытного обеда - не приходило в голову, что у них под носом находится партизанский штаб. Воистину, хочешь надежно спрятать, положи на видное место.

Я машинально поворачиваю голову чтобы хотя бы зацепиться взглядом за убогую табличку. Если не знаешь, что она там висит, на облезлой грязной стене, то никогда не обратишь не нее внимания. Но я знаю, что она там есть и обязательно ее ловлю взглядом.

ICI SONT TOMBES

LE 22 JUILLET 1944

BAUER THOMAS

FIXMANN ARIANNE

HEROS DE LA LIBERATION

Не думайте, что это плохое фото. В суматохе будней, в заботах и проблемах именно так видится эта табличка для несведущего глаза. Грязная труба ливневой канализации, электропроводка, полусгнившая парадная дверь – такое впечатление, что только табличка добавилась в этом пейзаже после тех самых событий, о которых она сообщает, а еще в оккупацию вот так все и выглядело. А может быть даже свежее: все-таки 80 лет прошло с той поры. Дверь в этот дом всегда закрыта. За все годы, которые я прохожу эту улицу никогда попасть в этот дом мне не получалось. И вот однажды…

Я задержала взгляд на табличке, как обычно. Но что-то не как обычно! Дверь не закрыта! Кто-то небрежно распахнул дверь и прошел, не убедившись, что дверь захлопнулась на защелку. А может быть пришло время мне попасть в этот дом и специально провидение оставило ее не запертой?

Я оттолкнула ее.

Узкий длинный коридор, а впереди маленький дворик. Крошечный дворик-колодец. Я подняла голову вверх чтобы оглядеться и у меня закружилась голова, я очутилась в том самом, в июле 1944. Мимо меня промчались люди, автоматная очередь….

***

Ариадна Александровна Скрябина унаследовала от своего знаменитого отца русского композитора Александра Николаевича Скрябина художественные таланты. Она прекрасно играла на фортепиано, писала стихи и прозу. Она была невероятно эрудирована и обладала самыми разными навыками, одним из которых было умение изящно одеваться и шить. Кто бы мог подумать, что вкус и навыки, полученные ею еще девочкой в далекой России, станут прикрытием партизанского движения в Тулузе и помогут не только сводить концы с концами в эмиграции, но и спасут тысячи жизней?

До сих пор нет точных сведений о том, сколько еврейских детей спасла эта женщина. Данные о детях, куда их отправили, сколько денег было потрачено на ту или иную сделку по сопровождению детей в Швейцарию или Испанию через горы в большинстве своем ушли в историю вместе с Региной. Мы может только догадываться. Одно совершенно ясно: их гораздо больше, чем в знаменитом Списке Шиндлера и с этим фактом никто не спорит.

Русская девушка, оказавшись в Париже после потери за очень короткий срок отца, брата и матери, не может влиться в мир аристократической русской эмиграции. Ей не могут простить факт рождения не от законной жены Скрябина, а от его любимой женщины – Татьяны Шлецер. До 1915 года Ариадна носила фамилию матери, лишь после смерти отца Император Николай Второй разрешил детям Татьяны Шлецер – Ариадне, Марине и Юлиану – стать Скрябиными.

Русский Париж начала ХХ века – это глубоко верующее, воцерковленное сообщество православных людей, впитывающих Бердяева, как воздух. Русский путь и все традиции и порядки Царской России здесь святыни, бережно хранящиеся и непререкаемые. С французами русские эмигранты пересекаются только на работах, в префектурах, в отделениях полиции, на таможне. А все остальное время они – в России. Пусть в парижской, но России. Все правила и порядки тут русские. Поэтому свое место этот затравленный ребенок с явными признаками посттравматического синдрома находит среди изгоев: русскоговорящего еврейства, представителей которого здесь полным-полно.

Три раза Ариадна успевает выйти замуж. С первым супругом они умудрились расстаться так, что оба потом работали в сопротивлении в годы войны, второй не вынес того, что она беременная их сыном ушла к Довиду Кнуту, последнему и самому важному мужчине ее жизни. Была ли это любовь настоящая или от безысходности? Если бы Ариадна не была незаконной дочерью, рожденной вне православного брака и ее приняла русская парижская аристократия, вышла бы она замуж за Довида Фиксмана? Кнут – это псевдоним поэта. Но почему-то спустя годы дочь Ариадны, Бетти, прославленная партизанка, воевавшая вместе с матерью и даже сбежавшая из застенков ГЕСТАПО, ехавшая в День Победы в машине за машиной Шарля Дэ Голля, написав свой роман взяла фамилию Кнут, а не Скрябина и даже не Лазарюс, хотя ее родной отец тоже был в сопротивлении.

Отразилось ли тяжелое детство Ариадны на ее решении спасать детей или это была ее форма сражения с судьбой? Ежедневно рисковать, проходя мимо полицаев на явочную квартиру, куда кроме милых тулузских домохозяек приходили члены ее бригады, где прятали документы для детей, подготавливаемых на перевозку за границу. Хотя она вполне могла бы себе позволить жить обычной жизнью. Кушать круассаны в соседней булочной и заигрывать с милыми полицейскими, курящими на ее же улице под лучами ласкового тулузского солнца. Но может быть потому, что она понимала какого это быть изгоем, она не могла не начать спасать этих детей? Или это ее русскость? Быть наперекор всему не во имя, а вопреки, назло? Даже здравому смыслу и чувству самосохранения?

22 июля 1944 года Ариадна с Раулем Леоном пришли в квартиру на первом этаже дома 11 по Яблочной улице. Но там их поджидали двое полицейских. Аресты членов Еврейской Армии неизбежно вели к тому, что за Ариадной должны были прийти. Она знала об этом, но отменять операцию по переправке детей не захотела. В тот день детей за границу повезла ее пятнадцатилетняя дочь, Бетти. А Ариадна пришла на присягу новой партизанки. Но это оказалась засада. Их предали.

Полицейские затолкнули Рауля и Ариадну в комнату и заперли дверь. Один наставил автомат, а второй начал обыск. Ни документов, ни денег на квартире не было. Ариадна передала документы и деньги с Бетти, а новых документов они еще не приготовили. Но на квартире были найдены лыжи, горнолыжные ботинки разных размеров… Один из полицаев ушел за подкреплением, а второй остался, держа на мушке Рауля и Ариадну.

В этот момент в дверь постучали.

Это пришел Томми Бауэр, который сразу же оказался тоже под прицелом. Воспользовавшись ситуацией, Рауль Леон схватил бутылку со стола и запустил ее в голову полицейского, тот нажал на курок …

Закрыла ли собой Рауля Ариадна, или это было случайно, но пули достались ей. Она погибла на месте. Томми получил тяжелое ранение в грудь. Подоспевшие полицаи на носилках унесли его в ГЕСТАПО где он через трое суток умер под пытками. Рауль невероятным образом с обеими простреленными ногами смог уползти через сквозной двор и выжил.

Ариадну Александровну Скрябину похоронили на кладбище Терр-Кабад. Сейчас это мемориальное кладбище. На нем есть великолепный памятник тулузскому партизану Марселю Ланже, масса великолепных, поражающих воображение акрополей первому директору ЕДФ и других компаний. Но на могиле Ариадны Скрябиной надгробие появилось лишь на 50-летие со дня ее трагической гибели. 50 лет на ее могиле лежала глиняная табличка, изготовленная нацистам, сгнившая и полностью утратившая надпись, сохраненная на память и уложенная поверх гранитной плиты. Молодежь тулузской синагоги, большая часть бабушек и дедушек которой жива только благодаря Ариадне, положила ее на могилу спасительницы. Но ни одного слова на русском языке на плите нет.

Ariane Sarah Knout Fixman написано на ее могиле. В разных источниках упоминается о каком-то памятнике в Тулузе Ариадне Скрябиной, о площадях, названных в ее честь. Но ничего этого в Тулузе нет, да и остальной части Франции нет. Лишь эта гранитная плита, до которой нужно перескакивать через могилы, чтобы добраться до нее, на безликая табличка на доме 11 по rue de la Pomme.

***

– Мадам, что с вами? – услышала я над собой.

Милый молодой человек склонился надо мной. Я пришла в себя. Я огляделась: я сижу на ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж между старыми велосипедами и мусорными контейнерами.

– Вам плохо? – заботливо спросил он, склоняясь надо мной. – Вы с какой квартиры?

– Я с квартиры Ариадны Скрябиной, – ответила я.

– А у нас такой не живет, – насторожился мой собеседник.

– Она навсегда теперь здесь живет, – улыбнулась я и слезы почему-то полились у меня сами собой, хотя плакать мне совершенно не хотелось, – Вы видели табличку на стене вашего дома? – спросила молодого человека, вытирая слезы кулаком.

– Какую табличку? А! Ту, что справа? – всплеснул руками молодой человек.

– Да, – кивнула головой я, – Я как раз от нее.

Я поднялась, опираясь на стену. Молодой человек смотрел на меня вытаращив глаза и боявшись притронуться, как будто увидев призрака. На ватных ногах я вышла из дворика, прошла по коридору и вышла на улицу. Дверь захлопнулась за мной на защелку. Холодный ветер обдал мое лицо запахами свежей выпечки из булочной, расположенной на перекрестке rue de la Pomme и rue des Arts.

Во дворе этой булочной беженка из Сирии открыла ателье по перешиву и ремонту одежды…

Жизнь продолжается.