Глава 16 Унылая пора

              Осенью боюсь зимы, вдруг она навсегда
               
      Даже в добрые времена я встречал осень с тревогой и уже с середины августа начинал с безнадежной обреченностью ждать неизбежных холодов и завидовать африканским аборигенам, считая, что по метеоусловиям мы более негры, чем жители жаркого экватора. Было бы любезно с их стороны предоставлять Климатическое убежище жителям северных провинций.
   
      Шутки шутками, но отсутствие работы и зарплаты, а рыбалка и, соответственно, мой небогатый заработок подходят к концу, рождает мысли очень не радостные. Надежды получить работу, и летом достаточно призрачные, с наступлением осени тают вместе с теплом.
 
      Машина плавно идет проселком. Позади густым шлейфом вытянулась пыль, что создает ощущение скорости. Колеса катятся мягко, однообразие природы не раздражает, и умиротворение опускается на душу.
 
      Закуривая, я отвлекся, а когда снова глянул на дорогу, метрах в двадцати перед машиной мчался громадный ушастый заяц. Азарт захлестнул, и, придавленная ногой, коснулась полика педаль газа. Одним глазом я посматривал на спидометр, стрелка перевалила за шестьдесят, и только тогда расстояние до зверушки стало сокращаться. Десять метров, пять, три… Заяц присел на задние ноги и нырнул в кусты, а я едва не свернул следом.
 
      Расступилась лесополоса, справа зазеленели озимые, и не далее сотни метров знакомые силуэты – дрофы. Машина менее привычна для птиц, чем трактор или комбайн, они начали отходить в глубь поля, побежали, взмахнули крыльями и полетели. Стоя на обочине, закурил, провожая взглядом, пока полет не превратился в посверкивающую изнанкой крыльев полоску. Удивительно красивое зрелище в степи.
 
      Пруд — бывший овраг, ограниченный плотинами. Русло извивается змеей, как на низменных северных реках, но для наших мест десять поворотов на версту – нонсенс. Зато прятаться от посторонних глаз удобно, и я завел машину под берег: привычка не афишировать свою деятельность, ставшая второй натурой.
 
      Спустился к воде по крутому откосу, и на меня бесшумно набросился рой слепней – обратная сторона заветерья. Когда отмахиваясь и убивая десятками летучих вампиров, выбрался на ветерок, белая майка оказалась сплошь в кровавых пятнах.
   
      Серьезная рыбалка и развлечение мало стыкуется, называть ее удовольствием может только очень легкомысленный человек. Ежедневно я провожу в лодке по четыре-пять часов: постановка, проверка, съем сетей, полтора часа переборка, столько же на дорогу, и ночевка в холоде и сырости, и постоянный недосып, и непреходящий стресс от незаконности моей работы.
 
      В пруду много линя, встречаются экземпляры до килограмма весом, однако первой почти у самой лодки взрывает воду щука – мой любимый хищник. Ловить щук на жерлицу, живца или блесну – сплошное удовольствие из-за ее потешно-бестолковой жадности.
 
      Однажды крупная щука ухватила мою плотвичку-живца, и мы добрых десять минут играли в перетяжки, пока она догадалась проглотить наживку, а я смог сделать подсечку. Слегка приподняв шнур, ухватил рыбину за спину и бросил в лодку, выдернув сеть из зубастой пасти.
 
      Характерная примета «бабьего лета»: на смену жаркому дню приходит холодный вечер. Как предвестник наступающей ночи протянулись от камыша широкие усы по воде, навстречу лодке плывет ондатра. Стараясь не зашуметь погреб без плеска, но за пять метров крыса резко сворачивает в камыш и минует лодку, с треском продираясь вдоль берега, потом выбралась на чистое и, как ни в чем не бывало, продолжила путь.
 
      Зверушка совершенно меня не боится – это приятно, и я заботливо проследил, как она минует сеть, готовый помочь, если потребуется. Убивать ондатр в сетях для меня удовольствие из последних, но порой приходится: оставить живой – поставить крест на сети, а выпутывать руками – упаси бог – зубы острее шила.
 
      Пошел линь, встречается плотва, начали наступление на сети грязные и мелкие раки. Неподалеку выращиваются травы на орошении, наличие гербицидов сыграло в облике раков, очевидно, не последнюю роль.
 
      Быстро темнеет. Потягивает сыростью, хотя на воде ни рябинки. «Порою той, что названа, порой меж волка и собаки» - очень верные слова нашел классик. Поздние сумерки вызывают ощущение озноба и неясной жути, связанной с расплывчатостью всего, что недавно виделось отчетливо. Но кругом никого. Нет и бога на небе, а с сатаной, бог даст, договорюсь. Самая темная пора – начало ночи.
 
      Я спал спокойно, только в сетях неподалеку что-то однажды шумно заполоскало и разбудило. Сразу проверить поленился, пошел посмотреть только утром, но поднимающееся солнце размазало отблесками поверхность, и любопытство пришлось отложить на потом.
 
      В восемь утра начал скопом собирать сети. Там, где ночью слышался плеск, комочками на воде лежат три ондатры. Обычная картинка: попались вместе, а выбраться пытались врозь, кусая и топя друг друга – ситуация характерная не только для крыс. Жаль зверушек. Против воли они становятся частью добычи.
   
      Шкурка идет рублей в тридцать, но мне этот заработок не нравится.