Я не хочу быть отцом Гл. 1 маленькая повесть

Гл. 1


«И когда же прошло это лето?  - вздыхая, думала пожилая Александра Артёмовна Селина. Причём она совершенно не имела в виду жаркий солнечный сезон, а свою жизнь, которая уже незаметно подкрадывалась к закату. – Только и побарствовала, когда девчонкой была, у родителей под крылышком. Пусть не всегда сыты бывали, но это и было настоящее счастье. И дедушки с бабушками тогда ещё живые, баловали нас, эх, времечко… Потом замуж, дети. Наступила пора, что даже в гору некогда глянуть. Сына вырастили, вот сейчас бы и пожить, так нет же, беда за бедою. Васеньку, мужа дорогого, похоронила и у самой здоровье начало подводить. И лишь уже после я поняла, что именно тогда и была настоящая жизнь, когда «в гору некогда глянуть». Зато здравые, молодые, с верой в будущее. Теперь это будущее уже прошлое, а подобное, до того тяжко воспринимать, но выбора нету, старость никого не забудет и стороной тоже никого не обойдёт, с условием, если кто до неё доживает».

Вообще Александра Артёмовна не сильно горевала, даже считала, что ей в жизни повезло, ни то, что некоторым, вон, её подруга Нюська, всю жизнь мужем битая была, оттого из больниц не выходит, еле двигается, бедная. Как непогода, так и боли в голове, да такие, что на стенку лезет, никакие таблетки не помогают, она уж и руки на себя наложить собиралась, да Бога побоялась, не простит. А у кумы Анфисы сын пьяница горький, ни жены у него, ни детей. А кому нужен такой? Да и ему баба не нужна, была бы рядом бутылка, а больше никого и не требуется.

А у бабы Шуры, так её называли селяне, сын Павлик рос послушным мальчиком, родителям помогал и в школе был примерным учеником. После школы в институт поступил, в родные края вернулся с дипломом инженера по сельскохозяйственным машинам. Работает, на лучшем счету у председателя колхоза, казалось бы, что ещё надо? Но баба Шура переживала, что так и не увидит своих внуков. Павлику уже за тридцать давно, а он до сих пор ещё не женился. Сначала некогда было, всё производство и производство без выходных, а потом и привык, наверное, к холостяцкой жизни. Баба Шура на пенсию вышла: и еду ему приготовит, и рубашки погладит, потому Павлику на судьбу грех жаловаться.

Артёмовна места себе не находила, напротив девушка живёт прехорошенькая, хозяйственная, Оленькой зовут, тоже в институте учится на экономиста. Вот бы пара Павлуше, а он ни в какую, мол, не до души она ему и всё тут.
Однажды дед Оленьки, Семён Кочура, сказал бабе Шуре:

-   А может он у тебя… этот?

-   Кто этот? – не поняла пенсионерка.

-   Ну, который девочек не любит.

-   Да ты что такое говоришь? – вскипела любящая родительница и огрела Семёна по голове его же палкой, била со всей дури, тем самым вымещая на нём все свои невзгоды и плохое настроение.

Дед не простил бабе Шуре такой наглости и написал на неё заявление участковому, Косову Игорю Аркадьевичу.

-   Почему-то я не удивлён. – сказал участковый, как только баба Шура перешагнула порог его участка. Он подождал, что она ответит, но женщина молчала, прикусив нижнюю губу. Артёмовна то руки свои, загрубевшие от времени, рассматривала, то на пол взгляд переместила, всем видом показывая недовольство. Мол, её сына оскорбил какой-то лысый недоумок, а она ещё и виноватой осталась. Участковый как будто прочёл её мысли:

-   Оскорби и ты его дочку, но руки распускать никому не позволено. А ты везде отличишься, затычка в каждой бочке, звездень из себя возомнила тут местную и никому покоя от тебя нету. – Игорь Аркадьевич был одноклассником бабы Шуры, потому и обращался к ней по-свойски, не стесняясь в выражениях.

-   Аркадьич, да чего ты разошёлся, я чиста, как слеза младенца. – наконец, вмешалась баба Шура. – За что я буду его дочку оскорблять, я же не дура? Что плохого мне сделала его дивчина? А он, дрянь такая…

-   Тихо! – стукнул ладонью по столу участковый. – Ты понимаешь, что я обязан тебя оштрафовать, хотя Семён требует, чтобы я тебя на пятнадцать суток посадил.

-   Гляди, умный он какой. Я ему дам пятнадцать суток. Выйду, вообще убью.

-   Ты поосторожнее со словами. Завтра кто-то пристукнет Семёна, не дай, Господи, а все шишки на тебя полетят. Надоела ты мне, Шурка, ладно молодой была, но нынче же годы твои уже не позволяют дурачиться, а ты всё равно за своё. Ведь ни одного соседа нету, кого бы ты не обсудила и не поругалась бы с ними, можно думать, одна ты у нас пример на всю деревню. Додельница тут выискалась.

-   Аркадьич, надо всегда быть в курсе жизни своих соседей, понятно? Потому я и взяла на себя такую тяжёлую обязанность – всегда оставаться на посту.

-   Хватит! – снова прикрикнул на неё страж порядка. Вот выпишу тебе штраф, да побольше, тогда узнаешь у меня.

-   Обижаешь?

-   Пока нет, но очень хочется. Значит так, пойдёшь и извинишься перед Семёном, слышала меня?

-   Ни за что. – поднимаясь со стула, сказала баба Шура. – А кто ответит за оскорбление моего сына?

Участковый промолчал.

-   Я спросила, Игорь! – почувствовав, что права, напирала баба Шура. – Вот нехай сначала он извинится перед моим Павлушей, а после и я подумаю. Я всё сказала. – и пенсионерка направилась к выходу, участковый лишь посмотрел на закрывающуюся дверь. Он понимал - его одноклассница не права, что руки распустила, но страж порядка даже не сомневался, что сам он - точно так же бы поступил, если бы кто-то, не дай Бог, вот так опозорил его сына.

Спустился сильный весенний дождик, а баба Шура оделась с утра совсем лёгонько, в платье тонкой вязки, тапочки на босу ногу, хоть бы носочки поддела, а на голову повязала шёлковую косынку. Постояла под тополем возле магазина, пусть дождь немного утихомирится, а потом быстренько поспешила до дома, пока ветер не нагнал ещё одну чёрную тучу, которая растянулась за огородами на всё небо. В хату женщина не стала заходить, села во дворе на лавочке, постелив на неё тряпочную сумку, она поджидала сына, должен прийти на обед. Хоть и заступилась за него, всем рот заткнула, а душа всё равно не успокоилась, потому что никогда не слышала, чтобы Игорь с кем-нибудь из девчат тут заигрывал.

«А вдруг прав Семён? Горе-то какое, потому и не женится. Позор, какой позор, я точно такое не перенесу».

Из ступора её вывела скрипящая, от порывов ветра, дверь летней кухни. Баба Шура оглянулась на неё.

«Всё забываю сказать Павлуше, чтобы петли смазал. А то скрипит, как зараза».

-   Мам, ты чего на улице, холодно. А я решил куртку надеть, ой, да ты вся бледная, что-то случилось?

Баба Шура вздрогнула от неожиданности, она не слышала, как сын к ней приблизился.

-   Да я только с участка, Аркадьич меня к себе вызывал.

-   Зачем? – молодой человек с подозрением глянул на мать. – Ма, что опять?

-   Я Семёну голову разбила.

-   Ну ты даёшь… - было видно, что Павел стесняется поведения матери.

-   Так за дело же! – с обидой в голосе оправдывалась баба Шура, но Павел лишь отмахнулся.

-   Он сказал, будто ты мальчиков любишь, потому и не до женитьбы тебе. И что, надо было не заступаться за тебя?

Павел усмехнулся, образовалась пауза. Баба Шура чувствовала, что именно в эту минуту произойдёт что-то важное, она ждала.

-   Мам, никому не верь.

-   Сынок, но рядом с тобой никогда ни одной девки.

-   А кто, одни пацаны?

-   Нет.

-   Так чего тогда?

Снова замолчали оба.

-   Я что, каждый раз должен тебе говорить, мол, я с той переспал, потом с этой, да? Ага, мама, имей в виду, завтра пойду к третьей, а ты не зевай, галочки ставь исправно для длинного списка. Ты когда-нибудь видела, чтобы сыновья, вот так матерям всё докладывали?

Баба Шура аж рот открыла от такой правды и ей стало очень стыдно за себя.

«Значит, правильно я сделала, что Семёну по лысой башке настучала. Ишь, чё придумал, козёл горно-алтайский».

-   Мам, помнишь, недавно слухи по селу ходили, будто Люська Ходеева аборт сделала?

-   Ну?

-   Прости, мне неприятно об этом говорить, но ты сама меня вынудила. Это она от меня сделала, вот так. Потому нормальный я, теперь ты довольна? Ладно, пошли, обедом меня покормишь, а то я на работу опаздываю.