Первые полёты в военном лётном училище

     Недавно поднималась тема обучения в военном лётном училище в Штатах, и там говорилось о жёсткой атмосфере в отношениях между курсантами и лётчиками-инструкторами. О царящем принципе унижения курсантов, о психологическом подавлении. О том, что при проблемах курсантов в лётном обучении их безжалостно списывали. И, вроде, это была такая сознательная методика со стороны командования. Сравнивая с нашими порядками в лётном училище, сразу можно сказать, что у нас такого не было даже близко.

     С понятием лётчик-инструктор мы, курсанты лётного училища, познакомились ещё в училище. Там были инструкторы на лётном тренажёре ТЛ-29. Но это было немножко не по-настоящему, - не было самолётов, аэродрома, полётов. Да и с инструкторами мы особо и не общались.

     Вот, когда мы, после прохождения в училище теоретической подготовки к полётам на Л-29, приехали на аэродром в учебный полк, там мы впервые встретились с настоящими лётчиками-инструкторами. Их главная «настоящесть» заключалась в том, что они должны были нас научить ЛЕТАТЬ на «настоящих» самолётах!

     Нас, курсантов-первокурсников, распределили по эскадрильям, авиазвеньям и лётным группам. В группе было 3 – 4 курсанта и «собственный» лётчик-инструктор. Смотрели мы на него и думали, - неужели этот человек научит нас летать?! В это хотелось верить, но и не совсем верилось. Теперь он, лётчик-инструктор, вершил нашими судьбами. Мы понимали, что от инструктора зависит, без преувеличения, вся наша дальнейшая лётная судьба. Для нас он теперь был как бог, - он мог тебя научить летать, а мог и списать …в никуда. Вот перед таким судьбоносным поворотом наших судеб, в прямом смысле этого слава, мы стояли.

     Занялись мы непосредственной подготовкой к полётам, - изучению аэродрома, документов, как говорилось, «регламентирующих выполнение полётов». Стали знакомиться с живым самолётом, на котором предстояло летать. Это уже были не те, отлетавшие своё, самолёты на тренажной площадке в училище. Это были летающие Л-29, которые, как нам казалось, пахли воздухом, небом. Мы смотрели на них, как на живые существа, уважительно ощупывали их и с благоговением залезали в кабину. Можно сказать, что в тот период эмоции переполняли нас. И все разговоры у нас крутились вокруг самолётов и предстоящих полётов.

     Вся эта беспокойная кутерьма называлась «наземной подготовкой». Мы ближе знакомились со своими инструкторами. Инструкторы были разными, - теми, кто всю жизнь занимался только инструкторской работой и теми, кто пришёл в инструкторы из «боевого» полка. С утра до вечера они проводили с нами занятия. И в классе, и на самолёте на аэродроме, где запускали самолётный двигатель и знакомились с работой оборудования кабины. Повторяли теоретический материал, который проходили в училище, изучали порядок выполнения полётных упражнений. Короче говоря, готовились к, предстоящим в скором времени, полётам.

     Инструкторы не только вели с нами разговоры по самолётам и полётам, но и часто затевали беседы «за жизнь», отношения складывались самые тёплые. Конечно, инструктора тоже были людьми разными, но всё же атмосфера в отношениях между курсантами и лётчиками-инструкторами была хорошей, даже уважительной, я бы сказал. Какого-то унижении или психологического давления и близко не было.

     Наконец, подошли мы к полётам. Первый лётный день был просто праздником. Да так для нас это и было. После выполнения первых ознакомительных полётов сколько было разговоров между курсантами об этом. Эмоции просто захлёстывали нас. А как же иначе, - мы наконец, вплотную приступили к тому, к чему стремились «всю свою жизнь», как ни пафосно это звучит. Разговоры не прекращались даже после отбоя.

     Полёты становились регулярными. Нельзя сказать, что обыденными, но к этому начинали привыкать. Летали вывозные полёты, где инструкторы показывали и объясняли, как управлять самолётом, собственно учили летать. Сейчас я особенно понимаю, сколько нервов они тратили на это. И не всегда их речь в самолёте была культурной, присутствовали и крепкие словечки. И крики. Но это не было унижением, подавлением. Это были, можно сказать, - «рабочие моменты». И это было только в воздухе, на земле инструкторы были очень даже культурными людьми, и это, конечно, бесспорно.

     Курсанты осваивали самолёт, выполнение полётов, конечно, все по-разному. Одни хорошо двигались по программе обучения, осваивали и сам самолёт, и всё боле сложные элементы полёта и новые упражнения. Другим это давалось не так просто. Начиналось этакое «расслоение» среди курсантов. «Отстающему» курсанту инструктор добавлял вывозные полёты, иногда этого было достаточно. Если такого было недостаточно, такому курсанту добавлял полёты командир звена, если и этого не хватало для освоения полётов, уже подключался зам или командир эскадрильи. Летали с этим курсантом, оценивали его способности и тоже добавляли полётов. В большинстве случаев этого было достаточно, и курсант успешно продолжал полёты, вылетал самостоятельно и вместе со всеми двигался по программе. Но были и такие, которым это не помогало.

     Основным камнем преткновения была посадка самолёта. Есть такое понятие - «видеть землю». Это, когда при подходе самолёта к посадочной полосе, при приближении земли, лётчик должен оценить высоту, вовремя начать выводить самолёт из снижения, выдерживать нужную скорость, создавать самолёту посадочное положение, чтобы приблизить его к полосе с минимальной вертикальной скоростью снижения, коснуться основными колёсами земли с нужным посадочным положением самолёта. Начало вывода самолёта из снижения называется «выравниванием», потом следует «выдерживание», то есть гашение скорости до посадочной скорости и сама посадка.

     Оказывается, не все люди могут правильно оценивать высоту до земли. Вот про таких и говорили, что он «не видит землю». Это как музыкальный слух, - у одних он есть, у других его нет. И ничего тут не проделаешь.

     С такими курсантами занимались дополнительно, добавляли дополнительные полёты. Не было такого, что просто махнули рукой и бросили. В конце концов, когда уже ничего не помогало, таких курсантов «списывали». Списанные курсанты по-разному относились к этому событию, одни с некоторой показной бравадой, - мол не сильно и хотелось, но в основном переживали, а некоторые очень сильно.

     В нашем «потоке» списано курсантов «по нелётной» было, вроде, немного, несколько человек из семи десятков. Мы видели, как инструкторы, командиры реально «тянули» каждого проблемного курсанта. И тоже переживали за каждого. Мы с ещё большим уважением относились к инструкторам. И, как я знаю, это уважительное отношение к нашим первым лётчикам-инструкторам осталось на всю жизнь.

     В моей лётной группе из четырёх человек был списан один курсант. Он очень сожалел об этом, переживал. Мы успокаивали его, как могли. И даже чувствовали себя немного «виноватыми», что мы остаёмся летать, а ему нужно всё это бросить.

     Нельзя промолчать о техниках самолётов, что были при самых первых наших полётах на Л-29. Это были солдаты-срочники. Доверяли этим совсем молодым парням такую непростую и ответственную работу. И они соответствовали. За всю мою дальнейшую лётную службу я не встречал более добросовестных и ответственных техников самолётов, хотя в дальнейшем это всегда были офицеры.

Вот такая, вполне «человеческая» атмосфера существовала в учебном авиационном полку при первоначальном лётном обучении. И она закладывала определённые правила взаимоотношения между лётчиками на будущее. И за это большое СПАСИБО нашим первым лётчикам-инструкторам, у которых был «нелёгкий хлеб», как мы хорошо это стали понимать в будущем.

- на фото:   - Курсанты-первокурсники. Аэр. Слепцовск - 1974г. Слева направо:
               Роганин Н., Ларский Н., Артюхов Ю., Балабанов В., Бельков А.,
               Шманёв Е., Шишкарёв С. 

19.01.2024 – Севастополь.