Неотправленное письмо

Сказать, что я устал, было бы неверно. Я почти умер, и отчаялся до такой степени, что готов грызть землю зубами. Длительная депрессия и череда жизненных неудач привели к тому, что психика стала просто рассыпаться, как карточный домик. Многие годы я был вынужден быть сильным и везти целый воз всяких проблем, и это я тоже, кажется, должен вывезти, хотя бы по привычке, и потому, что просто не умею иначе, но сил уже совсем нет.

Долгие годы я грызу бетон собственной воли, пряча свою боль за скабрезными шуточками, матом и хамством, и знакомые наверняка считают меня довольно отвязным типом, но на деле все слишком иначе. Я узник замка Иф, построенного из пепла собственных надежд, замешанного на слезах от осознания несбывшегося. Сокровище, которое получит узник, давно потеряно, и нет никакого аббата Фариа, он давно мёртв и его труп красноречиво укоряет меня, -- ну что же ты, почему не смел, не решился? И мне нечего ответить.

Я долго боролся за свою свободу, потому, что большую часть жизни был тотально несвободен, и в итоге добился желаемого. Рад ли я? Бойтесь своих желаний. Я всегда думал, что свобода – это когда тебе никто не нужен. Да, в общем, так и есть, но оборотная сторона медали такова, что и ты нафиг никому не сдался. Свобода горька и трудна. И предполагает ответственность. Я знал, что будет сложно, и было сложно, но я справлялся. Но батарейки садятся. Очень, очень быстро.

Я устал, страшно и безвыходно, и сил не хватает уже не то чтобы на то, чтобы корчить bonne mine, а просто даже на то, чтобы сохранять видимость нормальной жизни. Я даже думаю, что это начало конца.

Пусть. Я привык к пустоте в своей жизни, к одиночеству, к тупой боли, что, свернувшись в глубине сколопендрой, уютно грызет мое нутро.
Надежда всегда умирает последней, сперва мрут Вера и Любовь. Меня много помотало по сети, я видел, как сайты рождаются и умирают, и иной раз даже был причастен как первому, так и ко второму. Тогда и рунет был молод. Эх, и покуролесил. Сейчас некоторые вещи вспоминать даже стремно. Эх, молодость… Как ты глупа. Теперь даже забавно. Иногда я роюсь в архивах, перебирая свои воспоминания, как Кощей свое золото, которое давно потеряло актуальность.

Стало быть, следует научится выживать в этой обстановке, и рано или поздно мне должно повезти, так я посчитал. На проверку этого тезиса ушло довольно много времени. Мне стоило большого труда обуздывать вспышки гнева при виде неумных, плохо воспитанных, идиотически кривляющихся и откровенно нездоровых собеседников, в этих случаях я просто отказывался от диалогов, некоторые из которых были не только отвратительны, но и оставляли неприятное послевкусие. К счастью, время от времени встречались и другие люди, иногда забавные, иногда интересные. Но очень нечасто. И опять же ненадолго.

Мало-помалу переписки превратились во что-то вроде военного противостояния. Эразм Роттердамский говорил, что война – дело до того безумное, что поэты справедливо считают ее порождением фурий. Это верно, равно как и то, что любовь есть порождение Эрота, злобного и несмышленого маленького поганца. И что характерно, и там, и там, победитель всегда проигрывает. И никому после неважно, что эта война делает победителя глупым, а побежденного злобным. Так утверждал Ницше, а он был умный человек.

Привычка вести информационную разведку, как всегда, сыграла со мной плохую шутку. Я принялся анализировать собеседника, и с каждым днем меня ожидало все больше открытий. Пара слов, брошенных без всякой мысли, приводили к взрыву, попытки пошутить натыкались на стену односложных ответов, выяснение отношений заканчивалось почти открытым противостоянием с оружием наперевес. И вопросов становилось все больше, а я не могу, когда вопросов слишком много. Всегда начинаю искать ответы. И наконец, мне всегда мешала оторванность от социума. Я ведь не понимал, как должен реагировать homo ordinaris, я им никогда не был. Поэтому параллельно шли сотни других переписок, в которых я пытался найти зерна правильного поведения, с переменным успехом. Были, однако, и свои плюсы. Неоднократно натыкался на истории людей, чьи судьбы были похожи на непрекращающийся кошмар, по сравнению с моей, а ведь раньше я считал, что мне сильно не повезло. Да, это так и оставалось таковым, но всегда найдутся те, кому не повезло еще больше. Помалу я погружался в информационный хаос, созданный коллективным разумом. Дело знакомое, и для меня, своего рода, разновидность медитации.

Первый этап разведки медленно, но неустанно начал набирать обороты. Шел сбор информации и ее каталогизирование, и все больше плиток ложились в мозаику. Больших усилий мне стоило держать под контролем свои эмоции, исследователь должен быть отстранен и холоден, иначе ничего не выйдет. С этим было, пожалуй, больше всего проблем, так как моя депрессия вкупе с физической усталостью вышла на новый, более мощный виток, и я буквально заставлял себя жить. Принудительно просыпался, принудительно ел, принудительно работал, натужно шутил, и время от времени по вечерам срывался с нарезки, потому что невозможно все это терпеть столько времени. Я иногда пью, не до изумления, но качественно, покуда назойливый внутренний диалог не заткнется. Уж очень он надоел за годы. Да и знаю я, что мне скажет внутренний голос, он не слишком оригинален-то, на самом деле. Все как всегда: я знаю от него, что я ***вый, тупой, неудачник, жизнь свою просрал еще задолго до того, как просрал все остальное, что мне ни одна баба не даст даже из жалости, и что я сдохну в одиночестве под мостом и ни одна собака не будет жрать мои останки, и что я настолько бессмысленный, что лучше бы сразу сдох в роддоме. И еще множество увлекательных и несомненно интересных вещей.

Борьба между мной и зеленым змием всегда кончается победой последнего. Он давно меня изучил, и знает, куда бить, когда мозг был слаб, бил в мозг, позже в печень, сейчас лупит в желудок. Дни после попоек всегда сложные, мне плохо и больно, и я не могу есть. Хожу голодный весь день, а если это полузапой, как у меня водится, -- пью вечерами, то ужин это моя единственная еда за сутки. Не знаю, сколько я протяну в таком режиме. А как известно, любую победу следует отмечать похоронной процессией, как сказал мудрец. Как тут не выпить за упокой.
Война — это сначала надежда, что нам будет хорошо, потом — ожидание, что им будет хуже, затем — удовлетворение тем, что им не лучше, чем нам, и наконец — неожиданное открытие, что плохо и нам, и им, сказал как-то Карл Краус

Отпусти меня, пожалуйста, призрак в моей голове.
Я не могу быть любим. Я давно знаю, какой я есть и этого никак не изменить. Я пытался. Задолго до тебя, и не раз, и даже не два. Всегда всё заканчивалось точно вот так.

Я враг сам себе. Знать бы, что мне нужно и зачем? Поэтому вот так все получилось, глупо. Кто виноват не важно, все равно это ничего не изменит.
А кто знал. Наверное, все же я.

Попытайся переварить это. Убить часть себя, что привязана ко мне. Надеюсь, рана будет не велика. Мы уже не встретимся никогда. Для тебя жизнь, конечно, продолжается. Так что время все вылечит.

К чему я стремлюсь, я уже, наверное, понял. Это тяжелое понимание, его трудно проглотить и ещё труднее переварить, но я справлюсь. Я сильный. Так я все время себе говорю.

Но если нет того, ради чего идти дальше, то зачем вообще переставлять ноги.
Я решил, и дышать уже тяжелей, но почему-то легко. Я убежал и на этот раз. И наверное навсегда.

Система, замкнутая на себе…

Вот так все получилось. Прости.

Это письмо - не признание в любви.. Нет, не люблю тебя. И это даже не жалость.

Это ненависть и сочувствие. Понимай как хочешь, мне плевать.

Ты никогда это не прочитаешь, да и не надо. Я думаю, так будет для тебя лучше.