Сердце Чернобыльца 12 Полный кирдык 1

   Группа почти вышла на вершину холма. Перед ними гордо возвышалось цельнолитое бетонное строение водосброса. К почти круглому отверстию трубы снизу была прокопана и взята в бетон канава. Её отвесные стены сужали канаву при приближении к высокому жерлу водосброса. На широкой правой стене росли две обычные белоствольные берёзы.
   Природа не терпит пустоты, а потому заполняет собой все конструкции, созданные и брошенные человеком. Вначале прорастают семена, занесённые сюда ветром или птицами. Проростки проверяют рукотворный объект на присутствие человека. И если заботливые руки не выметут и не выдернут первые проростки, растение начинает свой монолог. Тонюсенькие корешки проталкиваются в микроскопические трещинки, занимают пространство и разрывают то, что человек создавал на тысячелетия. Корешки становятся корнями, причудливо вонзающимися в глыбу конгломерата, и, словно якорь, держат поднимающийся к небу ствол. Постепенно местность покроется другими растениями, слой опавшей листвы надёжно укроет следы человека на этом куске земли.
   …Стены с приближением к трубе становились более высокими.
   – Не кажется вам странным, что на макушке горы водосброс? – проговорил Седой.
   – Какой же это водосброс? – хмыкнул Ширяка, – больше похоже на дзот. Смотрите, какая у него толстая крыша, с метр, наверное, будет.
   – Может ета душ для мутантиков, – радуясь передышке, отдувался Памперс, – вон на крышку и труба проведена.
   Действительно, вдоль всей канавы была протянута достаточно толстая труба, а к ней непонятно зачем приварена небольшая дуга. Один конец трубы уходил в землю, а другой – на крышу водосброса. Между стен валялись проржавевшие детали и куски какого-то оборудования.
   – Вы ещё не привыкли к чудесам Зоны и глупостям человека? – обернулся к ним Мобила. – Ширяка, глянь-ка, что там в самом водосбросе.
   Тот, ткнув автоматом в спину одиночки, согласно кивнул головой.
   Посветив фонарем, сталкер не обнаружил ничего подозрительного.
   – Труба как труба, – сказал он, вталкивая Тормозача в водосброс. – Полк разместить можно. Мы посмотрим.
   – Седой, вторым, – почти приказал Мобила, и Седой поспешил войти в трубу.
   Вскоре послышались сухие щелчки, которые эхом отражались в пустом пространстве.
   – Глюк, ты с Васькой! – заорал командир, бросаясь вперёд.
   Следом за ним кинулся Памперс.
   – Полежи-ка, – сказал Глюк, положил паренька и двинулся вслед за компаньонами.
   В трубе было намного прохладнее, чем на улице, и сталкер передёрнул от неожиданного холода плечами. Далеко впереди мелькали огоньки и слышалась трескотня. Звуки не были похожи на выстрелы. Но Глюк не опустил автомат.
   …Весь пол трубы был заставлен прозрачными полусгоревшими свечками. Пламя в них ещё теплилось, чуть мерцали фитильки. Время от времени какая-нибудь свеча негромко щёлкала, разбрасывая в стороны белые горошины, которые под светом фонарей переливались всеми цветами радуги.
   – Надо же, Сгоревшая Свеча, – усмехнулся замыкающий, – теперь к жемчуговому тоннелю идти нет смысла.
   – Это точно, – задумчиво произнёс Мобила, – но я никогда не слышал, чтобы ещё где-нибудь встречалась эта аномалия.
   – Ты чё, – вскинулся на Глюка Памперс, – дитё одно бросил?
   – Я думал, засада.
   Сталкер повернулся к входу и вздрогнул – рядом стоял Васька и с любопытством смотрел на огоньки.
   – Красиво, – сказал он, – зачем зажгли столько?
   – Ты глянь-ка, – обрадовался Памперс, – проснулся.
   – Выспался? – обернулся на голос командир.
   – Я же не нарочно, – потупился виновато подросток.
   – Ты хоть знаешь, что ты натворил? – дружески потрепал его за плечо Ширяка, потом легонько ткнул кулаком в скулу. – Ты подвиг совершил! О тебе сталкеры будут около костров молодым рассказывать легенды.
   – Прям уж, – недоверчиво протянул Васька.
   – Разговоры потом, – одёрнул команду командир, – гасим Свечи, собираем Жемчуги. Ширяке с Томозачем тоннель до конца пройти. Разговоры потом.
   Погасить аномалию Сгоревшая Свеча было легче лёгкого. Разряжали любые предметы животного происхождения, попавшие в её центр. Но был и побочный эффект – цепная реакция. От одной аномалии начинали разряжаться остальные. При этом артефакты выстреливались с такой скоростью, что свободно могли нанести урон здоровью.
   Около аномалий остался Памперс как самый опытный в этом деле. Соорудил что-то вроде барьера, залёг за него и вынул из рюкзака кусок колбасы. Вздохнул обречённо, куснул немного, а остатки бросил в ближайшую аномалию.
   Попадание было точным. Огонёк аномалии ярко вспыхнул и, громко хлопнув, стал разгораться ещё ярче. Ослепительно взблеснув, погас. Тут же во все стороны с треском полетели белые горошины. От удара о стену некоторые взрывались, обдавая лежащего сталкера волнами холода. Поёживаясь, сталкер пополз к выходу. Его догоняли хлопки и треск – это разряжались аномалии одна за другой, горошины градом сыпались на голову.
   Пулей выскочив из водосброса, Памперс запрыгал, словно кузнечик.
   – Зима, едрит кадрит, – стуча зубами, смеялся он.
   – Перекур, – объявил командир, – пока Свечи не разрядятся.
   – Ну-ка, малой, расскажи, как ты со звероящером справился? – спросил у паренька Седой.
   Жёсткие складки легли на лбу сталкера. На скулах под кожей прокатились желваки. Веки сузились, и из них взблёскивали колючие глаза. Ладони машинально скрутились в тугие кулаки. На костяшках пальцев появились белые пятна. Жёсткая ткань комбинезона топорщилась над буграми напрягшихся мышц. И только губы нервно улыбались.
   – Ни с кем я не справлялся, – засмущался Васька.
   – Чё ж ето было? Ты скажи, не боись, – одобряюще посмотрел на Ваську Памперс.
   – Я и не боюсь! Она была сытая и добрая. Я говорю: «Играть на полянке внизу». Она и побежала. Тут слышу: «Кэп говорит».
   – Кто говорит? – быстро переспросил Седой.
   – Кэп. Ну, Славка, мой друг, значит. У вас клички, а у нас ники.
   – Ето как?
   – Кэп, Алекс, Лим.
   – А ты? – снова напрягся Седой.
   – Васька.
   – Как же тогда тебя зовут?
   – Так что Кэп тебе сказал? – перебил Седого Глюк.
   – Не мне. Он с кем-то говорил.
…
   – Он говорит кому-то: «Вперёд! Враги!»
   – Свечи разрядились, командир, – подал голос Ширяка, – мы с Тормозачем пошли.
   – Потом договорим, – поднял группу Мобила, – в тоннель. На сбор полчаса.

   Ширяка и одиночка быстро прошли Жемчуги, за поворотом им открылся второй вход водосброса. Тормозач споткнулся, ойкнув, схватился за ногу. Как только его конвоир подошёл, чтобы помочь подняться, одиночка врезал кулаком ему по лицу и сбил с ног. Рванул на себя автомат. Неудачно. Ширяка не из тех, кто отдаёт своё.
   Пнув ногой в голову охранника, Тормозач кинулся к выходу. Ещё шаг…
   Свобода сложила Тормозачу гигантскую фигу в виде отвесной стены, уходящей далеко вниз. Труба водосброса аккуратно заканчивалась обрывом. Ни тропинки, ни лестницы… Гранитные стены горушки карнизом зависали над бурым кустарником.
   Вверху плыли серые лохматые тучи. Кое-где открывались голубые глаза небосвода. Далеко-далеко мотались чёрные точки стаи ворон. И под всем этим простором клубились холмы, покрытые коричневыми деревьями Зоны.

   Удар прикладом сделал одиночку снова послушным.
   – Ещё такой финт, – рыкнул Ширяка, – пристрелю.
   – Тебя Глюк за меня пристрелит, – ползая по дну трубы, хныкал Тормозач, – вы же пацанов без меня не найдёте.
   – Вставай, падаль, возвращаться надо. Считай, что тебе сегодня второй раз крупно повезло.

   Нейтральные Жемчуги не требовали экранирования, а потому их собирали в простые контейнеры.
   – Ишь, народились, – протянул пацану пустой контейнер Памперс. – Сбирай, Васька, сбирай. Ето твой первый хабар. Теперь ты настоящий сталкер.
   – Зачем этот горох нужен? – спросил Васька, рассматривая горошины.
   – Ета не горох, ета артефакты. Несильно дорогие, но и недешёвые. А на прожить вам с мамкой хватит.
   – Нет у меня мамки. Я в детдоме живу.
   – Куда подевалась мамка? – дёрнул бородёнкой Памперс.
   – Когда папку убивали, она на улицу выскочила на помощь. Такой лохматый ей подножку поставил и толкнул. Мамка упала и умерла. Говорили, что виском о бордюр ударилась. Когда милиция приехала, один дядька говорит: «Пиндосы, совсем обнаглели, просто так убивать стали».
   Васька стоял на коленях, вцепившись в контейнер.
   – Вот сучье вымя, – прохрипел Памперс, – пока мы тута радиацию хватаем, они людей убивают. Не боись, Васька, в казенный дом ты больше не пойдёшь. Выведу отсюда, к себе отправлю. Будет у меня четверо. Цельная хоккейная команда нас.
   – Собирай, Васька, хабар, собирай, – тяжело вздохнул командир, – это успокаивает. Разбазарили добро, выпустили всякое гнилье на свет божий. Чтоб этому Бобу Елкину трёх болотниц сразу повстречать на том свете. Губошлёп ему в бок.
   – Я Боба не знаю, – шмыгнул носом паренёк, – а того Синусом называли.
   – Найдём мы этого Синуса, – пообещал Мобила, – и пропишем ему тангенс с котангенсом.
   Сталкер отвернулся, чтобы скрыть короткий вздох. В душе ворочались глыбы печали от того, что даже такого счастья, как несчастье этого паренька, у него не было. У него не было ничего, за что можно было бы зацепиться в этой жизни. Водить группы, кое-как существовать, чтобы дышать, – это всё, что ему осталось. И ждать… ждать, когда настигнет его пуля зонного отморозка или сожрёт сама Зона.
   Вернулись Ширяка с одиночкой.
   – Ё-ё-ё! – захохотал Памперс. – Ет чё, Ширяка с Тормозачем тормозилися? Откуда такое украшение на мордах? Никак Чернобылец в засос любил или губошлёп губой шлёпнул?
   – Да как симметрично! – хыкнул Седой, подавая Ширяке полный контейнер артефактов.
   – Командир, можно я эту падлу пристрелю? – приставил пистолет к голове одиночки Ширяка, его сухой палец лёг на спусковой крючок.
   – Не при дите, – рявкнул Памперс, загораживая Ваську.
   – От него толку нет, – брезгливо окинул фигуру одиночки Ширяка, – только проблемы. Где пацаны, мы и без него знаем.
   – Что с тоннелем?
   – Полный кирдык. Там обрыв метров пятьдесят. Будто кто топором срубил.
   – Командир, тамплиеры… – подошёл Глюк.
   – Твою «Душу» Зоне. Далеко?
   – По склону поднимаются.
   – Расслабились, «Душу» Зоне! Васька, быстро за поворот!
   Подхватывая на ходу оружие, сталкеры ринулись к выходу.
   – Зато Жемчугов ведро набрали, – на ходу зло бросил Седой.
   Первый тамплиер упал, скошенный пулей из винтореза Памперса, на его месте сразу показались две головы…
   Автоматные очереди перекрещивались, неся в себе смертельную энергию полёта. Сталкеров защищали бетонная стена да две берёзки, выросшие в своё время и, как оказалось, в нужном для людей месте. Берёзки со стоном приняли на себя большую часть свинца. Срубленная пулями белоснежная кора разлеталась во все стороны маленькими свитками, несущими в себе кусочек истории человечества. С тыла в стволы берёз тоже вонзился металл. Куски коры полетели уже на головы обороняющихся.
   – Обходят с тыла, – крикнул Седой и метнулся к другой стене.
   За ним побежал Глюк. Чёрные силуэты падали, на их место вставали другие.
   – Перезарядка, – крикнул Седой.
   Глюк кивнул и продолжил палить из автомата. Отбросить пустой рожок, достать и вставить полный было делом секундным, но новый магазин неожиданно перекосило. Секунды длились так долго, что Седому показалось: прошла вечность. Наконец рожок вставлен на место, автомат заработал на всю мощь. Горячий ствол подпрыгивал в руках опытного стрелка. Перезарядка у Глюка прошла так мгновенно, что это поцарапало сердце честолюбивого сталкера.
   – Отступаем, – послышалась команда командира.
   Отряд нырнул в трубу водосброса. И очень вовремя. Вслед им с крыши водосброса полоснула автоматная очередь.
   – Обложили как мутантов, законники хреновы, – проскрипел зубами Седой.
   – Они же тебе други-приятели… Теперь вы никак кукол не поделили? – отстреливаясь, спросил Ширяка.
   – Кто их разберёт, этих придурков. То всем друзья, то… сам видишь…
   Теперь позиция тамплиеров оказалась выгодной. Автоматные очереди не давали сталкерам высунуться из трубы водосброса. Да и спрятаться в ней было негде, ни укрытия, ни ниши. Голый бетон. Пули рикошетом летели во все стороны. В ложбину спустились первые бойцы тамплиеров, теперь труба простреливалась насквозь.
   – Отходим за поворот, – скомандовал Мобила. – Памперс, погляди, можно ли спуститься вниз. Да побыстрее.
   Тамплиеры не спешили, видимо, знали, что уйти сталкерам некуда. Вжикнула пуля и обожгла плечо Глюку. Он перекинул автомат в другую руку и продолжил вести огонь. Серые фигуры были уже на пороге трубы, когда перед ними неожиданно вспыхнули тоненькие фитильки аномалий Сгоревшая Свеча. От попавших в них пуль Свечи стали разряжаться, «выстреливая» Жемчугами. Люди кинулись во все стороны: тамплиеры наружу водосброса, сталкеры – за поворот.
   – Вовремя Свечи стали восстанавливаться, – перевёл дух Ширяка. – А то бы нам кирдык.
   Он подошел к сидящим у стены Ваське и Тормозачу. Щёлкнул легонько пальцем по носу пацана, подмигнул:
   – Не боись, малой, не всё пропало в жизни.
   Повернулся к одиночке, пнул его ногой:
   – А ты, дерьмо кабана, ждёшь, когда нас перестреляют? К друганам своим рванёшь? Думаешь, ты им нужен.
   – Я всем нужен, – окрысился одиночка, – а вот вам крышка.
   – Не мечтай. Последним патроном я тебя пристрелю!
   Ширяка замахнулся прикладом.
   – Остынь, – подошёл Глюк, – перевяжи меня.
   Мобила время от времени выглядывал из-за угла и стрелял по аномалиям. Треск разряжающихся Свечей то стихал, то снова усиливался. В трубе стало холодно.
   – Командир, – вернулся Памперс, – там ниже навроде есть дыра. Метров так десять до её. Спуститься можно.
   – Потом как подниматься?
   – Придумаем чё-нибудь.
   – Давай быстрее, слышишь, тишина…
   В мире установилась то самое мгновение, когда Зона с изумлением смотрит на оставшихся в живых и очень хочет спросить: чего же ещё не хватаем вам, люди? Но не успевает, мгновение прерывается очередными автоматными строчками.
   Свечи разрядились. Мобила выглянул из-за поворота. Вся труба была усеяна горошинами, а своды покрыты белым инеем.
   – Царство Деда Мороза! Тудыт «Душу» Зоне.
   В проёме трубы показалась серая фигура и осторожно начала двигаться вперед. Вот вторая фигура…
   – Ну, суки, получите, – взревел Ширяка, выскочил вперёд и открыл огонь по Жемчугам. Снеговой вихрь взлетел к потолку и обрушился на тамплиеров. Волна мороза дошла и до сталкеров.
   Верёвку закрепить было негде, а потому Глюк перекинул её через шею, намотал на здоровую руку.
   – Ты же ранен… – заикнулся было Ширяка.
   Глюк мельком глянул на него и скомандовал Памперсу: «Давай!» Тот быстро слетел вниз, раскачался и запрыгнул в отверстие.
   – Креплю, – закричал он, привязывая конец верёвки к торчащему корню, – Ваську давайте!
   Парнишка деловито взялся за верёвку, змейкой обмотал её вокруг правой руки, пропустил через спину и ухватился ниже пояса левой, заученным движением пустил «змейку» по ноге.
   – Профессионально, – одобрительно сказал Седой.
   Но Васька не услышал, он с тоской смотрел на Глюка. Большие чёрные глаза заглядывали в самую середину души. Они несли в себе тоску и печаль, любовь и понимание прощального взгляда. Спрашивали разрешение на безрассудный поступок, разрешение остаться… Но в ответ такой же беззвучный отказ.
   – Как же ты? – хрипом вырвалось у паренька.
   – Выкручусь. Пошёл – не задерживай, – наигранно строго произнес замыкающий.
   Один за другим сталкеры спустились по верёвке вниз. Глюк хотел бросить фал за ненадобностью, но его кто-то потрогал сзади. Перед ним стоял леший.
   – Фифи, ты как здесь? – удивился Глюк. – Опасно! Уходи! Фифи уходить…
   В трубе послышались торопливые шаги. К повороту бежали тамплиеры. Глюк поднял «Грозу», загнал заряд в подствольник и выстрелил. Взрывом разметало тела врагов, окрасив Жемчуги красно-розовым.
   – Фифи держать… – леший легонько стукнул палкой по спине Глюку.
   Верёвка была намотана на волосистую лапу. Палка показывала, куда надо двигаться сталкеру.
   – Спасибо, друг, – сказал Глюк, закинул «Грозу» за спину и, намотав на ладонь рукав куртки, нырнул в обрыв. «Не рассчитал, – мелькнула мысль, – надо бы спускаться помедленнее…». Тонкое жало верёвки быстро перерезало прочную ткань и, словно нож, полоснуло по ладони.
   Твёрдая почва под ногами возникла несколько неожиданно, и человек, не удержавшись, повалился набок. Его подхватили, помогли встать.
   С ладони сорвало кусок кожи. Подскочивший Васька отобрал у Ширяки аптечку, вынул оттуда пластырь и бинт. Мобила подал ему фляжку с водкой. «Я не пью», – шарахнулся паренёк.
   – Плесни на рану. Дезинфекция, – подождал, пока Васька забинтует Глюка и скомандовал,  – уходим.
   Вглубь скалы вёл подземный ход.
   – Как верёвку-то удалось закрепить? – на ходу спросил Седой и как-то нервно гыкнул.
   – Тампики подержали.
   Фонари выхватывали из темноты корявые каменные стены, они то сужались, то расширялись и наконец распахнулись, давая простор людям. Не сговариваясь, сталкеры попадали, кто где смог. Свод пещеры уходил ввысь. С потолка медленно капала вода. Размеренные «кап-кап» успокаивали. Стены, промытые водяными потоками, волнами окружали полое пространство.
   У одной из стен неподвижно блестела поверхность озера. Васька опустился на колени на плоский камешек, заглянул в озеро. Тьма водоёма светилась крохотными огоньками фонарей. Посветил вглубь. Прозрачная вода приняла световой луч, позволила ему беспрепятственно побродить по дну, осветить чистые, без капли ила, камешки. Паренёк опустил в озеро руки, лизнул капли на ладони. Вода оказалась очень вкусной. Повернулся к сталкерам.
   – Воду пить можно. Вкусная, как у бабушки в колодце.
   – Ну-к, сынок, дай попробую, – подошёл Памперс, – а ты не моги, а то отравишься.
   Пока мужики пробовали и набирали воду во фляжки, Мобила проверял наладонник. ЛДА молчал. Детектор аномалий даже не мигал.
   – Глюк, у тебя КПК целый?
   – Вроде целый.
   – Посмотри, где это мы, а то моя техника, похоже, сдохла, даже компас, и тот взбесился. Стрелка носится по кругу, не остановишь.
   Компьютер грузился медленно.
   – Чё, Васька, памперсы-то не надо дать, – закручивая крышку фляжки, устраиваясь поудобнее, спросил Памперс. – Ет тебе не по стройкам носиться. Тут другой дреналин качается. Напугался сильно?
   – Не очень. Только не пойму, почему я их не слышу.
   – Кого?
   – Этих, в серых костюмах…
   – Так и мы их не слышим, – повернулся к ним Ширяка. – Не переживай, тампоны сейчас далеко от нас, надеюсь, пещеру не найдут.
   – Я не про это, – махнул рукой Васька. – Они подходят, а я не слышу. В них не было злобы. Вместо людей идут большие белые пятна, а к ним тянутся нитки. Сосем как к куклам в кукольном театре. К рукам, ногам, к голове – всюду нитки. Дёрнулась нитка – дёрнулась голова. И глаза у них пустые, в них ничего, будто они ничего не видят, как мёртвые. Пятно есть, а человека нет.
   – Васька, а как ты их слышишь?
   – У меня начинает спина гореть, а в глазах чёрное с красным смешивается. Кэп говорил, что так злоба кипит в человеке.
   – А у тампонов, значит, злобы не было?
   – Совсем. Они деревянные.
   – Не очень деревянные, кровь у них настоящая, – Ширяка помолчал немного и спросил, – сейчас что чувствуешь?
   Васька задумчиво поглядел вверх, пожал плечами и спросил:
   – Ты в цирке выступал?
   – Это нетрудно заметить, да? – рассмеялся мужик. – Ты не ответил на мой вопрос.
   – Почему кличка такая? Может, лучше – циркач?
   – Потому что один придурок увидел мой поединок с кабаном, пришёл в лагерь сталкеров и говорит: «Он такой ширяка, так ширяет нож»…
   – Кто вам клички даёт?
   – У кого как. Зона умеет пошутить даже с тем, как тебя зовут. Хочется человеку быть героем, а его кличут Мисимат. И как ты станешь героем с такой кличкой. Тут каждый с причоком. Кто приходит с кличкой, кто её сам себе даёт, кому вручают: носи – не хочу. И не отвертишься, даже если прибьёшь этого придурка.
   Ширяка внимательно посмотрел в сторону притихшего Тормозача, тот сжался, словно хотел исчезнуть или стать невидимым. Грязный, ещё недавно новый комбинезон сложился неровными складками, спрятав внутри помятого комка своего хозяина. Тормозачу сейчас хотелось быть маленьким и незаметным, как песчинка на берегу Вужа.
   – Необязательно же на них откликаться, если они вам не нравятся.
   – Эх, Васька, Васька, – усмехнулся Ширяка, – не захочешь, да откликнешься.
   – Разве ваши ники – это не то же самое, что клички, – вступил в их разговор Седой.
   – Думаю, что нет. Мы же их сами придумываем. В них нет обидного.
   – Но и те, и другие нужны, чтобы скрыть свое настоящее имя!
   – Чего скрывать-то? Просто прикольно. Всё вокруг по-другому.
   – Хватит трепать языки, – окликнул их Мобила. – Ты, Васька, лучше расскажи, почему вас должно было прийти трое, а пришло четверо? Кто был четвёртый?
   Васька пожал плечами.
   – Никто. Мы всегда ходили четверо: и в парк, и на стройку. И на экскурсию сюда тоже вместе собирались. Но у Лима не хватало денег, и ребята предложили мне остаться дома. Павел Петрович узнал, что я остаюсь, и в последний момент согласился сделать скидку всем и потому вскладчину получилось нормально.
   – Ты же детдомовский, откуда у тебя такие деньги?
   – За меня Кэп заплатил. У него батя деньги лопатой гребёт.
   – И что, отец Кэпа разрешил идти в Зону?
   – Да ему фиолетово на Кэпа. Он только и знает, что делает свой бизнес. Мы часто уходили в лес с ночёвками. Так он даже ни разу не спросил, где мы были столько времени. Хмыкнет под нос, типа: «Не шляйся, где попало», или «Мне некогда разыскивать тебя по притонам». Неделями дома не бывает. Мы с пацанами однажды уехали к морю. Жили на берегу. Здорово было! Так меня детдомовские воспитатели разыскали, Лима мать забрала, Алекса – отец, а Кэп с нами поехал, потому что одному скучно оставаться. Его батя за всё время даже ни разу не позвонил. А Кэп ждал… Он всегда ждёт, когда предок о нём вспомнит.
   – Это понятно, а кто из вас в технаре учится у Павла Петровича?
   – Никто. Мы все ещё в школе учимся. Просто мы были в парке на аттракционах, а у него потерялась собака, Кэп услышал, как она боится. Знаете, как Павел Петрович обрадовался, что с нами познакомился… Это вас ничем не удивишь, а он нам в ладоши хлопал, как в цирке.
   – За то, что собаку нашли?
   – Не нашли, а услышали её страх.
   – Значит, в последний момент передумал?
   – Ага!
   – Жадностию страдает етот Паша, – зло бросил Памперс. – Встретить бы етого упыря, да в глазки ево поганые заглянуть.
   – Передохнули, – поднялся Мобила, – надо идти. Похоже, здесь и КПК не работает.
   – Ты знаешь, куда идти? – спросил Седой.
   – У тебя есть другие предложения?
   – Можно переждать и попробовать подняться наверх.
   – Тампики тебе руку подадут, – хмыкнул Памперс.