Письма мистеру БОКу

                Письмо 1
     Бутылка этанола со вкусом горького винограда - и земля снова поката. "Сядь на ягодицы - и катись!"
     Осенние лужи приобрели радужные оттенки, а встречные перестали казаться агрессорами, стремящимися выжать все твои соки ради продолжения своей жизни и увековечивания своего имени на постаменте бессмертия.
     Вот они - гении, разрывающие пространство бульвара дробью шагов. Все излучают радий желаний и большинство преисполнено токсином улыбок.
     ...А ты?
     А я тоже шёл, и битум асфальта под подошвами приобретал для меня качество детского пластилина.
     Так короталось время, отведённое на вкушение плодов с древа познания. Славянская филология - интересно, но только когда ты находишься за стенами кирпичного здания с чугунными решётками на окнах.
     Добродушные старцы, милые бальзаковские дамы с картинок первой четверти прошлого столетия и разношёрстный дизайн из сотен студентов - настолько остро всё это въедалось внутрь и вызывало там химические реакции влюблённости такой мощности, что прогулы превращались в образ жизни, а райский покой становился марафоном по аду.
     Так было всегда. Бежать из огня да в полымя, теряя здравомыслие.
     Почему?
     ...Аня нравилась. Вызывала желание. Импонировала. Поля - ещё больше. Болгарский язык - тоже. Как и литературоведение, и остальное.
     Поэтому ВУЗ играл по своим правилам, а я - гулял по бульвару. Следствие воздействия отравления чрева рассудка.
     Между тем, дни тоже шли. Как я и остальные прохожие. Это был мой второй ВУЗ. Тогда я не догадывался, что и он окажется под красным крестом закрываемой вкладки биографии.
     Обычно, когда люди пишут литературу, - они размазывают собственные воспоминания по всем поверхностям пройденных маршрутов. Почитать их - так кажется, будто их биографии - это сплошные сокровищницы, переполненные драгоценным металлоломом событий. Как правило, возраст у таких мемуаристов далеко за сорок. Ну или за тридцать, если твой приговор - Пугачёва.
     Ладья моей биографии быстро отправится на дно, вступив в сражение за красоту с другими судёнышками. Поэтому осень, ВУЗ и вино - это макияж. Почти что художественный вымысел. Рекламный трюк ради грязного хайпа. Попытка самооправдания.
     Возможно.
     Пока я учился - мне некогда было хлебать алкоголь. Да и не зачем. Имелась масса других интересов и желаний, часть из которых...пожалуй  даже, большая часть из которых не получила дальнейшей реализации и логичного продолжения. А прогулы происходили, скорее, из-за психических особенностей и сильнодействующих препаратов эмпатии: то, что затирал профессор, было фоном - а молчание окружающих студентов оживало в моей голове множеством голосов.
     Есть такие футболисты, кредо которых - запарывать момент. Но
     ...но падает ручка из рук,
     и ветер листает архив,
     в которых какой-то недуг,
     заболевание, вирус,
     засунутый в кожный покров,
     оформленный в образ скелета,
     идёт по бульвару, из слов
     сплетая сюжеты
     своей же огромной судьбы.
     Идёт, плечи вжав в подбородок.
     На протяжении игры
     собою - в кого-то -
     слепивший сто тысяч оши-
     бок, огрехов, пороков,
     и вышедший из игры,
     как из ГУЛАГа, до срока...

                Письмо 2
     Но вернусь в игру. Скрепя телегой своих нейронов. На время. И ещё чуть-чуть пройдусь по обнажённому торсу прошлого.
     ...Здание на Энгельса было старым. Оно и сейчас есть...и только лишь постарело лет эдак на восемь (написал эту цифру - и в голову что-то ударило. Боже, целых восемь лет!)
     Аня и тогда сочиняла вирши и нравилась мне. Сегодня я признаюсь себе: нравилась даже не столько она, сколько я сам себе, через неё. Нравилось, что она подходит, а я ухожу. Нравилось, что она думала обо мне и живо интересовалась мной, а я старался быть скрытным и непредсказуемым. Старался - не то слово. Был. Хотя и не осознавая этого тогда, в двадцать с совсем коротким хвостом.
     Годы быстро прокрутили событийную ленту Мёбиуса перед моими глазами - и вот я уже совершаю путешествие в прошлое. Абсурд размером с Юпитер?
     Аня - космит. Это я понял сразу. Космит - человек, скажем так, с космогеном. Такие имеют более развитую эмпатию, телепатию, более активны и заряжены на жизнь или - если что-то идёт не так! - на смерть.
     Она писала стихи и фанфики, вела дневник, вышивала и была умной девочкой маленького роста и с антилопьими глазами.  Мы неединожды с ней гуляли. Каждая такая прогулка становилась приключением, стреляя по гормонам бронебойными. Но до серьёзностей дело не доходило. Уже тогда, опять же, бессознательно, я учился переводить энергию с нижних чакр - к высшим. Это же здорово, когда мозг пашет, как комбайн пашню, а краник болтается, не напрягаясь и не напрягая мозг. Если бы у нас случился секс - думаю, сейчас бы я не страдал по упущенным возможностям, а значит, не возвращался б в прошлое. Ведь возвращаются для чего-то, для какой-то цели. Например, что-нибудь найти, спрятать, забрать, взять на вооружение, использовать и остальные синонимы. Когда всё получилось, как надо, и ничто не давит - прошлое тебе до фонаря, остаётся жить одним днём. Конечно, это удобнее: жизнь в настоящем позволяет быть целенаправленным и всю силу вкладывать в один удар. Но такой деловой подход ведёт к пастеризации мышления. Страдания и обломы, действительно, закаляют.
     Помню, как мы с Аней впервые ехали вместе в электричке. Я её провожал с Курского вокзала до Кучино. Мы обнимались в тамбуре. От этого маленького черноволосого счастья по телу расходилось хорошее отношение к лошадям. Единственное, что подпорчивало ядом бокал бургундского - страх. Я боялся её потерять.
     В дальнейшем, страх превратится в  моего постоянного спутника. Практически, попутчика. Получая что-то хорошее - боязнь его потерять становилась настолько гипертрофированной, что, в итоге, я сам отказывался от подарка, просто уходя в сторону.
     Так получилось с Аней. И с Полей.
     Поля была скрипачкой. Тоже низкого роста и с волшебными глазами. Мне казалось, что не влюбиться в такую девушку  невозможно! Она была слишком красивой.
     О ней я думал каждый день. Сидишь утром на паре - и думаешь. Приятное занятие. И субординация сохраняется. При попытке конструиррвания долгосрочных отношениях - это основной компонент.
     Ей адресовывались стихи. Такие, глупые, как километровый пробег курицы перед колесом велосипеда и наивные. Стихи заливались в тетрадь, которая позже благополучно подкоптилась на костре.
     Возможно, с тех пор у меня и вошло в привычку "отдавать богу" свою писанину. То есть, сжигать слова...
     Полина снилась мне даже наяву (диагноз поставили после, но обошлось курсом препаратов). Однажды вечером, сладко пустив слюну из ротовой полости и стараясь не задушить лысого, я отключился в сон. На несколько минут, в этом состоянии полной покорности господину Морфию, из бездны подсознания вылезло оранжевое солнце, фосфорицирующее лучами. В его центральной части болтался чёткий образ объекта моего поклонения. Воистину, сон разума порождает чудовищ. Хотя тогда я для себя определил это видение, как образ Богородицы.
     ...Пройдя через ряд глупостей, роман с нимфой закончился, так и не начавшись. И после этого я крепко сел на мель. Что было не так? Почему не получалось?
     Из ВУЗа я резко уехал в Донецк. Захотелось почувствовать себя героем. Им я не стал, но война до сих пор вызывает рвотный рефлекс. С Полей и Аней связь оборвалась. Я казался себе придурком настолько, что просто боялся восстанавливать отношения с кем-либо из них. Признаться честно, до сих пор опасаюсь.
     Ещё одна помеха в попытках благоустройства совместного с кем-то будущего  - сексуальное желание. Эта доменная печь, эти шахты Газпрома, сконцентрированные в одной маленькой области человеческого организма, вырабатывали столько тепла что, кажется, его хватило бы на освещение всех городов Евразии. Соответственно, и неприятностей тоже хватало. Например, онанизм.
     В Библии Онан приравнен к злодеям. Я из религиозной семьи, в которой баловство пипеткой если и не является преступлением - то соответствует очень дурному занятию, за которое бог непременно отобьёт ягодицы крапивой "на том свете", как пердят знатоки.
     Не смотря на это - многие верующие подростки применяли руки в постижении сакральных глубин собственной сексуальности и не брезговали теребить до превращения своих фаллосов в подобие сливы со снятым скальпом кожуры.
     Я относился к таким подросткам. Испытывая сильнейшее чувство вины, я продолжал втихоря наяривать, рассматривая на экранах первых цветных телефонов обнажённых наяд и аполлонов.
     Под одеялом моей кровати кипели нешуточные страсти!
     Быть может, бог - импотент и просто завидует?..
     Всвязи с не самым крепким здоровьем, благодаря недоеданию или ещё по какой-либо неясной для меня до сих пор причине - уже в пятнадцать лет я стал ощущать боли в голове, видеть очертания туманности Андромеды вместо привычных предметов быта, испытывать временную потерю координации и некоторые другие спецэффекты после столь бурно проведённой ночи с самим собой.
     Не совмещались внутри моей головы две части одного целого: любовь и секс, привязанность и жажда траха. Не могли они расти на одной почве. Боролись друг с другом.

                Письмо 3
     Белая крошка снежной глазури покрылась шоколадом городского смога и первых дождей. По всем фронтам наступало тепло. Под ногами всё текло и всё менялось - точно также, как и под кожей собственного тела.
     Апрель. Четвёртое.Пятница.
     ...Когда - то, будучи учеником школы, я очень любил этот день. С последнего урока среди ребят было принято сбегать. Два прыжка по лестнице - охранник - и ты на свободе. А вот и школьные ворота! Мимо, к бетонной стене какого - то здания непонятного назначения, поворот...здесь можно отдышаться. Сейчас мы стрельнём сигаретку, и нервные подростковые губы прильнут к её горючей нежности.
     - Не угостишь огоньком?
     - О, рыжий, и ты тут? На, кури!
     Вспыхивает жёлтенький шар, освещая белый кончик ядовитого божества.
     - Рыжий, а ты с истории сбежал?
     - Да. А ты?
     - Английский. Ща я докурю и пойду, завтра контрольная.
     - По попе тебя отстигать!
     - Чё?.. Слышь, ты, на себя посмотри! Ты вообще через день в школу заглядываешь на алгебру и русский, всем прогульщикам прогульщик.
     - Стараюсь, держу марку!
     - Зелёную...
     - Ахахахах...
     Серовато - глянцевое от проникновения слабых весенних солнечных лучиков облачко относит ветром немного левее. Нельзя не чувствовать свою сопричастность процессу глобального творчества: мы строим эту жизнь кто как умеет. Кто - то - прогуливая занятия, не совладав с трудностями подросткового переломного периода, кто - то  - сидя за рабочим столом цвета свежеприготовленного капучино в думах об открытии нового образовательного центра, куда будут приходить счастливые старшеклассники с целью приобщения к таинству знания.
     Но способно ли написанное обучить саму жизнь - тянущуюся, как растение, к теплу и свету сквозь любую прорезь, сквозь мало - мальскую трещинку на коже земного тела? Иногда начинает казаться,будто мы целенаправленно убиваем жизнь, пытаясь зафиксировать её, зарисовать, даже...понять... Может, нам не стоит тянуться к свету, если мы так много прочитали книг? Ведь в книгах всё похоже.
     ...В книгах, но не в жизни!
     ...А сигарета медленно тает в руки. Чудное превращение: только что её рост был чуть больше моего указательного пальца...а теперь чуть меньше мизинца. Также будет со мной: я вытянусь до метра восьмидесяти пяти или даже метра девяноста, а потом пойду на убыль: начну уменьшаться, чтобы не оскорблять других, совсем свежих и зелёных, своим длинным непропорционально возрасту телом.
     Завтра настанет суббота. Пора уроков.Я раскрою учебник, тетрадь и буду делать вид, будто Н2О и хлорид натрия - это настолько увлекательно, что всё остальное меркнет на их фоне, как слабые отблески костра на фоне самого огня. Но кто же узнает,что на белой клеточной странице школьной тетради рождаются строки первых глупых стихотворений о любви к жизни? Любови к жизни у человека, которого тогда любил только осенний дождь и футбольный мяч.

                Письмо 4
     Жёлтые слюни пламени на кончике языка фитиля.
     "Гори...не падай...роняй холодные лучи...живое сердце не стучит..."
     Моё - стучит. Лупит по стенам темницы грудной клетки так, что приходится его успокаивать: мол, расслабься, мол, всегда успеешь туда, куда Макар телят не гонял...
     Слабый свет лучшего гаджета средневековья заполняет углы. Никто из них не вылезает. Значит, в мозгах - порядок.
     Свеча успокаивает. Хочется даже её обнять.
     - Как вы, изящество пламени? - летит бабочка вопроса на огонь.
     Молча кивает в ответ.
     "Свеча...на столе... горела..."
     Через пол часа или пол дня взаимопонимания раскрылся лотос памяти.
     Вот ты - совсем юный сучонок - топаешь в школу. Сегодня отвратительные уроки: иностранный, биология, физкультура и алгебра.
     Тебе 14 лет и твой 8 "В" класс для преподавательского состава ужаснее кошмара на улице Вязов. Уроки срываются, как демонстрации различных меньшинств. Вопрос дисциплины решить не получается ни у кого, кроме "усатого таракана" - директора школы. Все наши его боятся и избегают, как комар - Раптора.
     Школа - стресс. Отвратительнее этого заведения, пожалуй, только отсутствие с утра завтрака, что тоже случалось.
     Угрюмо проходишь вдоль осени до пункта назначения. Гудит, как улий. Первый урок - иностранный.
     По лестнице на второй этаж, заходим в кабинет. Я занимаюсь в группе изучения французского. В пятом классе нас распределили и тех, кто сразу не успел согласиться на английский, запихнули в этот лягушатник.
     - Бонжур, Татьяна Петровна.
     - Бонжур, Жан, комон сова? Ком дорми?
     - Мерси буку, мадам, дорми бьян.
     До сих пор тошнотворная волна проходит по горлу. Чёртов Париж и Николя Саркози...
     Прохожу в кабинет. Дефилирую между парт, как Марго Хеменгуэй. Только без бёдер. Кретин Серёженька - жирная бочка - ставит ногу и я чуть не целую паркет своими алыми. В зале хохот!
     - Онфан, силёнс! - Татьяна Петровна увеличивает напор голосовых связок. До сих пор не знаю французского и всё, что выплывает на поверхность со дна памяти из этого болота образования  - пара десятков фраз, которые я даже не сумею правильно зафиксировать латинской графикой на бумаге.
     Подхожу к своему третьему ряду и кидаю кости на стул. В кабинете снова феерия. Десяток созревающих глоток пускают звуки удовольствия в потолок.
     Грустная Алина, девочка из Брянска, тянет острое личико ко мне
     - Они тебе на стул нахаркали! - шепчет.
     Во сучонки! Сижу молча. Красный, как кубанский помидор. Сердце колошматит об грудную клеть. Главное - не заплакать, публика не оценит.
     Урок продолжается. Татьяна Петровна что-то парит, переходя с фланга на фланг. То французский, то русский, то крики с попыткой утихомирить разбушевавшееся детско-подростковое торнадо. Сижу, как на иголках.
     Пока всё тип-топ. Ничего не летит в меня и училка не покидает класс. А если отважится - начнётся ад: летающие по кабинету портфели, перевёрнутые стулья, дрожь в перепонках от звона оголённых глоток. Окончание может быть совсем трагичным: либо кто-то пустит влагу из глаз (в основном, расчёт на меня), либо появится директор, либо случится ЧП: например, травма. А проблемы лишние кому нужны? Ясно, что никому, поэтому всё быстро загладится и забудется. Только французский, как и любой другой иностранный, я не смогу больше полюбить никогда.
     - Жан, репонд! - голос Татьяны Петровны выводит из анабиоза.
     А что ответить? Дерьмо сплошное. Эти ублюдки - зоопарк. Попробуй, ответь правильно да чтоб препод ещё похвалил - тёмная гарантирована.
     На перемене часть наших идёт дымить на улицу. Юные паравозы. Другая часть сбивается в стаю возле кабинета биологии. Кто-то списывает, кто-то читает учебник, кто-то задирается всеми своими высерами любви к ближнему своему.
     Занимаю угол обороны: укромное местечко возле окна со шторами. Пока ещё шторами! Через пару недель Егорка подпалит их зажигалкой, часть шторы загорится. Старый каркас снимут и завхоз вмонтиует вместо него жалюзи цвета капитуляции.
     Сейчас Егорка в тюрьме. Сто пятая.
     ...А свеча всё плавится, аккуратно подёргивая жёлтым бутоном пламени. Счастливая, она не училась в школе, в которой учился я. Впрочем, учился - не то слово. В которой выживал, приобретая железный панцирь неприязни по отношению как к людям - так и любому процессу образования, кроме добровольного и в рамках исключительно самого себя.
     Гори, свеча моя, не кисни!..

                Письмо 5
С индикатора восприятия испарилась точка над "и".
Друг уехал. Куда-то скрылся. Растворился и сжёг мосты.
Бетонированные остовы, как поганки после дождя,
по пейзажам воображения обезличенным бликом скользят.
Где ты, милый? Как удочка - мыслями в реку памяти поплавок
опускаю. Пространство безжизненно. Очень холодно. Разум продрог.
Схема видимого пространства разбивается на сектора
от Дамасска - к Дербенту, от Гданьска до Челябинска и за Урал.
На невидимой карте рисую смайлы красных флажков: это - ты.
Здесь возможно твоё присутствие, в этом царстве густой пустоты.
Знаю, где-то сидишь в старой комнате с терпким привкусом СССР
и штурмуешь страницы нон-фикшна: Виктор Цой, Дмитрий Быков, Жюль Верн.
Чай остыл. За окном - слёзы облака. У природы - критический цикл.
Ты печален, мой друг? Дай Бог бодрости и не слишком затянутых книг.
Всё получится: и поэзия, и критическая статья.
Приезжай. Связи нет. Беспокоюсь. Жду в столице. До скорой. Твой я.

                Письмо 6
в анклавах книж.магов,зарывшись в обложки
с инициалами разных маститых пейсателей,
Бесчинкин хлебает глазами, как ложками
хлебают окрошку (иносказательно),
бессчётные сайты, ютубы, стограммы,
хурму эзотерики, прочую шизу.
Его обесчещенный разум поранен,
мозг - девальвирован,
плоть - обездвижена.
Бесчинкин страдает синдромом невысказанности.
Планета Земля для него, как чужбина.
Так Флягин Лескова по Родине рыскал,
Бесчинкину, кстати, он тёзка по имени.

Нить смыслов потеряна.
Вера иссякла.
Желания пеплом рассеялись в воздухе.
Души моей тигель заполнен был тяглом, -
тянул, как умел, лямку: выдох на вздохе.
Слова надоели: бессмысленный вирус,
осколки old schools, мюсли мыслей, искусство
сокрытия истин, по корочкам мира
разбрызганным кисточкой времени.
Грустно!

И вроде бы , есть и таланты, и пристань,
багет из Пятёрочки с сыром на завтрак.
Но словно игрушка-подвеска "лис Кристофер" -
качает до жести меня между правдами.
Возможно наличие шизофрении;
она для такого, как я, психотипа
типична, как крест на груди Муссолини -
фашиста, но сносного, в целом, политика.

Не Запад гниёт. Загнивает Бесчинкин.
Он слишком загнался и малость загнулся.
Наверное, это - добавка к начинке:
поперчите чёрным слепящую русскость.
Обрюзгшие пошлости sapiens в тренде.
Тик-такает время в тик-токе: тук-тук вам
Молчи, как Буп Бэтти,
торчи в интернете,
пока правит бал на Земле Кали-Юга.

                Письмо 7
   А что тут скажешь? Тут даже от молчания завибрирует воздух и набухнет в трусах.
   Впрочем, про трусы - гиперболизация. "...так, спиритизма вроде..."
   Мама лежит в соседней комнате. Брат - в соседней комнате. Хотя и другой соседней относительно матери. Ты был в гостях и знаешь: комнат много, но накала жёсткости, даже жестокости в отношениях близких родственников это не снижает. Стынет кофе - страсти кипят, ахаха. Афористчный экспромт в копилку вселенской мудрости.
   Вообще, родня - это всё. Пусть свой бьёт. От него не так больно. Да и характер обтачивается. Чем сильнее лупишь по железяке - тем крепче шашка. Так предки считали.
   Предки умерли. Вымерли. Испарились. Вместо них - мы: пять братьев - и одна мать-одиночка. Артём - так, бесплатное приложение, занимающее жилплощадь. Он вообще армянин, а армяне народец весьма на любителя.
   В общем, протрындев буквами кириллицы о себе, отправляю словесный бумеранг к твоим берегам, бро. Давай по очереди?
   Анталогия? Ну и пёс с ней! Сколько уже слов писать и печатать о постоянно устаревающих истинах? Одни считают, что истины незыблемы, как твоя потенция. Но это - не так. Потенция незыблема, утверждение верняк, но истины постоянны только в своём непостоянстве. Сегодня печатные литературные журналы без должной рекламы и ярой пропаганды заинтересованных в прибыли за счёт их лиц об-ре-че-ны! Ты можешь продолжать заниматься этим, публиковать, откапывать, но кто тебе скажет спасибо? Десяток старушек советского помола с мечтой о чистой любви и жаждой несложившейся ебли? Дружок, а ведь однажды ты сядишь в свои 50 возле подъезда, уныло вздохнёшь и задумаешься о том, что мог бы сделать себя, реализовать себя и прожить так, чтобы не жалеть ни о чём. Хотя, возможно, такое невозможно, да побережёт мои яйца бог тавтологии Тавтолог Шестой или какой там по списку?
   Ладно. И Брахма б с ним со всем.
   Что там с мсью Ро? Он по-прежнему порхает, как Терпсихора, по закоулкам твоего воображения, изящно размахивая своими подростковыми ножками и напевая возвышенный романс русского репа? Неужели вы вновь вступили в горячую фазу душевного сближения и такая манящая нежность утончённой души другого потянула тебя за елдык в очередной кирдык разочаровашки? Ах, как всё романтично! Кажется, я захлебнусь радугой цветов! Как будто бы послушал Жасмин.
   Извини, братишка (так говорит мой брат, я просто перенял данную лексему, потом без претензий!), это так, подколоть через расстояние. Ибо "вёрсты улиц взмахами шагов мну. Куда я денусь, этот ад тая? Какому небесному Гофману..."ой, б л я!
   По вопросу рецек - рассосём. По твоим стихам...что сказать? Это ведь самовыражение. Отклика просит душа? Откликнется, кнопку кликнем. Давай, выкладывай в ВК!))) я ведь не сноб, люблю стихи, если дозированно. Через пипетку. Не перепутай буквы.
...доброй ночи! Ты завтра свободен, - так записано на флешку памяти. Я - занят. Вместе мы пара. Пара чудаков на букву "м" с бабочками в груди и тучами в нейронах.
   А что бабка с чепчиком скончалась - херня. За это время их уже сотни новых народились. И чепчики оденут, как срок придёт, если им это будет в кайф. Так что так - и никак иначе. Адьё.