Глава 7

2000г

Домой Игнат пришел в десять вечера. Антошка уже спал, набегавшись за день. Ната сидела за столом, тускло горела настольная лампа.

— Всё читаешь? — осведомился муж, чтобы что-то сказать.
Она молча пожала плечами, не отрываясь от книги, — А я вот сегодня припозднился…

— Работы много?

Игнат помолчал пару секунд, размышляя, и решительно рубанул рукой воздух:

— Всё, Натка, закончили объект. Отдыхаю неделю и начинаю искать новую работу.

Ната захлопнула томик стихов Ахматовой и с тревогой уставилась на мужа:

— Ты же говорил, что работы много.

— Быстро в этот раз справились, ударными темпами. Сегодня приехало начальство, приняло объект. Мне даже премию выдали… да где же она? —порывшись в карманах, Игнат бросил на стол пару мятых купюр.

— Сейчас ужин разогрею. Там картошка и курица.

— Отлично.

Ната поспешно ушла на кухню, даже не взглянув на деньги.

«С чего это Игнат раньше полуночи пришел? От ужина не отказывается, да  ещё и открытом текстом сказал, что в Павловке не работает и не собирается. Неужели опасается, что я за время отпуска о чём-то догадаюсь? Или с Гелькой поссорился? Ну нет, не могли они так быстро расстаться. С Риткой, вон, года два путался, пока она не переехала».

Спросить прямо Ната не могла, оставалось только строить предположения и играть роль примерной жены, наблюдая, что будет дальше. А ведь хорошо было бы, если б Игнат всерьез увлекся Ангелиной. Тогда и с разводом бы проще вышло, и совесть Наты была б чиста…

А Игнат, видимо, решил наладить отношения с семьёй. С утра он сам накормил домашнюю живность и даже завтрак приготовил.

«Вину что ли загладить пытается?» —недоумевала про себя Ната, а вслух спросила:

— В Павловку сегодня не собираешься?

— Что я там забыл? — резко отозвался муж. Ната неопределенно пожала плечами:

— Ну мало ли. Если вдруг пойдешь, книгу в библиотеку занеси.

— Если вдруг пойду, занесу. — Игнат как-то странно посмотрел на жену, —В принципе завтра, если важных дел не будет…

—Ты сходи, сходи обязательно. — Ната повеселела, но ненадолго. Проснулся Антон, и Игнат переключил своё внимание на сына: первым делом приказал обуться, потом отправил заправлять постель и чистить зубы. Всё в приказном тоне. Тошка насупился и пошел выполнять команды.

— Ну что ты его муштруешь, как в армии, — вступилась за сына Ната .

— Ты парня избаловала, потакаешь его капризам, а виноват я? Да в его возрасте уже работать пора, а у него одни игрушки на уме! Да я в десять лет уже наравне со взрослыми вкалывал! — взвился муж.

— Времена другие были. 

 — Мамки нормальные были. Ремнём воспитывали, а не поощряли упрямство. Вырастет бандит, для которого родители не авторитет. Вот сейчас например, сколько можно копаться? Кровать трудно заправить?

Ната промолчала, но на сердце осталась тяжесть. Антон наконец снова появился на кухне, поглядывая на отца в ожидании похвалы, но тот даже не взглянул в его сторону, уткнувшись в тарелку с супом.

 До самого вечера Игнат помогал жене. Натаскал воды для полива, вычистил курятник, окучил картошку. Ната вздыхала, понимая, что неспроста удостоилась такой заботы. Только в восьмом часу вечера Ната освободилась от контроля мужа — Игнат наконец включил телевизор и погрузился в просмотр новостей.


Они сидели в тени вишнёвых деревьев за низким  деревянным столиком в саду Арины, наслаждаясь тихим тёплым вечером. Сквозь листву пробивались малиновые лучи заходящего солнца, над ухом звонко жужжали надоедливые комары.

— Так это хорошо, что Игнат одумался. И ты молчи. Забудь про Гельку, как про страшный сон. Так, увлечение, было и прошло. А ты жена законная.

— Неужели он вот так просто с ней расстался?

— Не понимаю, что тебе вообще надо, радоваться должна...

Ната, прищурившись, смотрела в бездонную синюю даль:

— Мне развод нужен.

— Что? — встрепенулась подруга, — Ты с ума сошла? Ещё скажи, что измену простить не сможешь. Ната, в твоём возрасте уже глупо идеализировать мир. Если б не Игнат, ты б в девяностые с голоду подохла на одной картошке. И сейчас времена не сахар, неизвестно, что завтра будет...

— А что бы не было, проживем с Тошкой. Не могу я так больше, без уважения, без любви.

— Какая любовь, мать? Тебе тридцатка уже да с хвостиком. О душе пора думать. Семья есть и ладно.

— И чудаки, ещё такие есть,
Вдыхают полной грудью эту смесь,
И ни наград не ждут, ни наказаний,
И, думая, что дышат просто так,
 Они невольно попадают в такт
 Такого же неровного дыхания.
Но вспять безумцев не поворотить
 Они уже согласны заплатить
 Любой ценой И жизнью бы рискнули,
Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить
 Волшебную неведомую нить,
Которую меж ними протянули…

— Нат, хватит!

— Но многих, захлебнувшихся любовью,
Не докричишься, сколько не зови,
Им счёт ведут молва и пустословье,
И этот счёт замешан на крови, — голос Наты дрогнул. Она наконец замолчала, опустив голову, прижала ко лбу ладонь.

— Я же говорю, идеалистка, — расчувствовавшись, шмыгнула носом подруга, — В сказки веришь.

— Это не сказки, Арин. Но так не будет уже, а так, как сейчас, это не семья. У меня ощущение такое странное появилось. Я как будто эти годы замерзшая была и этого не чувствовала. А теперь оттаиваю, и мне рядом с Игнатом так холодно… Жуткий холод и пустота, как в царстве Снежной королевы. Я только сейчас поняла, что наши отношения ненормальные. И так дальше жить?

—Это называется приключений захотелось. Не только у мужиков кризис среднего возраста бывает.

— Может, ты и права. Времени меньше и меньше остаётся, поневоле задумаешься, а стоит ли его тратить на вот это вот всё.

— Все так живут. Чувства приходят и уходят, а семья остаётся. И не надо её разрушать по собственной глупости. Потом локти кусать будешь. И подумай, как ты Антону объяснишь ваше с Игнатом расставание? Мол, папка пускай к молоденькой тете идёт, потому что я тоже свободы и приключений хочу?

Ната нервно потеряла ладошками горящие щеки. Всё-таки подруга во многом права. Пора бы спуститься с небес на землю и научиться думать наперед. Эх, знать бы, как дальше жизнь сложится, чтоб ошибок ещё больше не наделать…

— Это только разговоры. Ничего я делать не буду. Игнат без меня пить начнет, опять во что-нибудь нехорошее ввяжется. Жалко дурака. Если б сам собрался и к Ангелине ушел, отпустила бы с лёгким сердцем, а бросить — не смогу. Да и мама Нина переживать будет, она думает, что у нас всё гладко.

— В общем, типичная бабья жалость, — подытожила Арина. — Это и неплохо. Жалей мать, мужа, сына, и наслаждайся своей жертвенностью. Так всем спокойней будет. Кстати, почему Антона не видно?

Ната грустно улыбнулась. Она была благодарна, что подруга наконец-то сменила тему:

—  С ребятами на озере убежал, его разве удержишь подле себя, мальчишка.

По пути Ната зашла к маме Нине. Та по-привычке суетилась, расспрашивала, совала гостинцы. Ната, ненавидя себя за ложь, отвечала, что всё прекрасно. Мама Нина делала вид, что верит, и украдкой смахивала набежавшую слезу.

Когда, наконец, Ната пришла домой, Игната не было. Зато сын уже явился, переоделся и замочил в холодной воде вещи, в которых гулял.

— Это что такое? — нахмурились мать.

— Там, на озере берег глинистый, грязь, поскользнулся немного. Я сам завтра свою футболку постираю, прости.

Мальчишка вскочил с дивана и остановился в позе раскаяния: руки по швам, голова опущена, на лице выражение полного признания собственной вины. Ну и как на такого можно сердиться? Ната улыбнулась, пригладив непокорные антошкины вихры:

— Сейчас воду согрею. Спасибо, что стиркой меня обеспечил.

Не радовали ее Тошкины походы в соседнюю деревню на озеро, но что поделаешь. Запретить-то несложно, вот только послушает ли. Все равно бегать будет, но уже тайком. И порвётся тонкая ниточка доверия, которая их с сыном пока связывает.

— Я сам могу, правда.

— Я знаю. Папу видел?

— Да, он с дядей Сашей в домино играет около сараев, и у них бутылка есть. Я папке сказал, что ты огорчена будешь, а он мне подзатыльник дал, чтоб я не лез в чужое дело. Разве папкино дело чужое?

—Что? — переспросила Ната, задумавшись о своём. Игнат снова придёт выпивший. Надо успеть отправить Тошку в кровать и лечь самой. Если она начнет задавать вопросы, без ссоры не обойдется.

— Почему папка сказал, что мне его дело чужое? — обиженно повторил Антон.

— Ну выпил он немного, сам не знает, что говорит. Выпившие себя не контролируют, болтают всякий вздор, а потом жалеют о сказанном.

— А зачем тогда пьют? — задал Антошка вопрос, интересующий большую половину человечества.

— Не знаю, — честно ответила Ната, — Давай об этом завтра его самого спросим? А сейчас готовься ко сну, поздно уже.

Антон с недетской серьёзностью посмотрел на мать.

— Дождёшься папку, и вы ругаться будете как тётя Тася с дядей Мишей.

—Не будем. С пьяным бесполезно спорить, лучше спать его уложить. А поговорим уже днём.

Сердце Наты сжималось от жалости к сыну. Бедный Тошка, в его возрасте хорошо бы жить в дружной семье. Он же уже почти взрослый, чувствует напряжение между отцом и матерью, многое понимает. А если уйти? Развод, делёж имущества, нервотрепка… Игнат так просто не отстанет, начнет сына против нее настраивать. Об этом даже подумать страшно. Может, лет через пятнадцать, когда Антон вырастет…

Антошка, между тем, забыв обиды, уже взахлёб рассказывал о своих мальчишеских делах, о новом друге, с которым познакомился на озере, о кочевом племени бушменов и интересной книге, за которой пойдет завтра. Последнее насторожило Нату.

— Куда ты там собрался? — переспросила она.

— За книгой, к Васе. «Два капитана» называется. Он в Павловку на лето приехал.

— С родителями?

— С сестрой.

— А лет ему сколько?

Мальчик задумался.

— Ну как тебе… Может, чуть больше, может, чуть меньше.

— Тогда во-первых дядя Вася, во-вторых не приставай к взрослым с разговорами.

— Мам, я не пристаю, Вася не занят совсем. В отпуске, скучно, говорит. Рыбу на озере ловит, природу фотографирует. Знаешь, какая у него камера? Цифровая, там даже пленка не нужна. Он посмотрел давал.

— Тош, не трогай никогда чужие вещи. Сломаешь нечаянно, вовек не рассчитаемся. А книгу тебе завтра отец из библиотеки принесет. Договорились?

Антошка, насупившись, кивнул и убежал во двор мыть ноги. Ната чистила картошку, поглядывая на сына в окно. Не хотела она, чтобы сын искал друзей среди чужих взрослых, но, видимо, не хватало мальчику общения с отцом. Так и под дурное влияние попасть недолго… А что будет, если Игнат и вовсе уйдет из семьи?

Картошка сварилась, Тошка уснул, а Ната все сидела за столом на кухне. Не спалось, в голове мелькали бессвязные обрывки тревожных мыслей. Как жить дальше? Как сохранить семью, и надо ли? Пришло время принимать решение, а она боялась, медлила, надеялась, что все разрешится само собой. Небезразлична, видимо, мужу библиотекарша, раз он так напивается с горя. Не догадывалась Ната, что Игнат топит в горькой свою совесть, так внезапно заговорившую о былом…

Вернулся муж во втором часу ночи,едва передвигая ноги, не раздеваясь, рухнул в кровать, пробормотал заплетающимся языком пару ласковых в адрес жены. Ната стянула с мужа ботинки, укрыла его одеялом и снова ушла на кухню, пытаясь унять нервную дрожь. Всю жизнь она боялась пьяных, неизвестно почему, просто боялась. А Игнат всё чаще стал приходить в таком состоянии…

На полу лежал ровный квадрат белесого света. Луна зорко следила за спящей деревней единственным круглым глазом, как и в тот вечер, когда Ната приняла предложение Игната.



1989 г

Мама Нина пыталась добиться от внучки хоть слова, но Ната опять молчала, безучастно глядя, как женщина плачет и громко молится. Полночи она просидела у окна, вглядываясь в мрачные тени на улице. В лунном призрачном свете привычный вид казался нереальным, пугающим. В тишине слышен был треск сверчка за печкой, стук маятника ходиков, висевших на стене в другой половине дома.

—Натка, милая, ну что опять случилось-то? Господи, за что наказание такое? Кричи, плачь, вой, только не молчи, не молчи ты. — снова принялась тормошить ее бабушка.

— Я замуж выхожу, — наконец еле слышно отозвалась девушка. Ответ напугал маму Нину ещё сильнее молчания.

— Бог с тобой, деточка, — она перекрестилась. Ната жутковато улыбнулась.

— Успокойся. Я в своём уме. Мне Игнат предложение сделал.

— Согласилась?

— Ты не этого разве хотела? Каждый день мне одно и то же повторяешь: приглядеться. Вот я и пригляделась. Довольна?

— Хорошо, девочка, очень хорошо. Мы с тобой одни, защиты у нас нет, а с Игнатом ты не пропадёшь, — трясущимися губами прошептала женщина, засуетилась возле внучки, не зная, что ещё сказать. А Ната закрыла глаза, чтобы не видеть фальшивой радости на лице мамы Нины.

Намерения у Игната оказались серьезными. В течение нескольких дней он продал мотоцикл, поссорился с матерью и купил дом в Осиновке.

— Пошли заявление подавать, — он явился в магазин посреди рабочего дня в белой рубашке и отглаженных брюках, — Я тебя у Иваныча на сегодня отпросил.

Александр Иванович в те времена был всего-навсего заведующим продовольственным магазином. Это уже в начале девяностых, через пару лет, сообразив, что к чему,  на волне развития рыночной экономики он выкупил помещение и превратился в предпринимателя.

— У меня с собой паспорта нет, — нерешительно заметила Ната, обескураженная таким натиском.

— Держи, мама Нина передала вместе с родительским благословением, — в руках девушки оказался ее паспорт.

В магазин влетела, запыхавшись, старший продавец Тамара,  засуетилась, снимая с Наты фартук, заохала. Поздравляла,  расспрашивала.

— Мы спешим, — Игнат сразу пресек все вопросы, твердо взял девушку под локоть и повел за собой.

Вот так легко Ната стала официальной невестой Игната. Свадьбу назначили на второе сентября, на подготовку оставалась неделя.

— А как же месяц на подумать? — спросила Ната, когда они уже вышли из ЗАГСа.

— Нечего тут думать. Договорился побыстрее. Решай, кого на свадьбу звать будем. Родня, деревенские, мои ребята со стройки, подруги твои… Иваныча, вон, с Тамарой, опять же пригласить надо.

— Может, не надо? — нерешительно спросила Ната. Застолья и веселья она не хотела. Игнат строго взглянул на невесту:

— У меня деньги на свадьбу есть. Твоя бабка самогонки нагонит, мой батя поросёнка заколет. Все как у людей. Какие проблемы?

Ната кивнула, стиснув зубы. «Не хочу я твоей женой быть! Не хочу!», — кричала где-то в глубине души ослепшая от горя, отчаявшаяся девушка.

 — Только матери моей не будет. И не спрашивай почему. —помолчав, добавил Игнат.

— Я и так знаю. Зачем ты против родительской воли идёшь? Зачем меня навязываешь?

— Никого я ей не навязываю. На дворе конец двадцатого века. Со свекровью жить не придется, сама себе хозяйкой будешь, — он внезапно остановился и резко повернулся к Нате. Она ощутила на плечах его руки, губы на лице. Чужие руки, чужие губы. — Натка, ты не представляешь, что ты для меня значишь.  Я тебя на руках носить всю жизнь буду…

Она отшатнулась, отступила на пару шагов.

— Не веришь? А я люблю. Не замечал тебя, а потом как-то глянул — и всё. Как током ударило. Понял, что не могу без тебя больше, семью хочу, детей… Люблю, слышишь?

— Не любовь это, Игнат. Чувство собственности. Чтоб твоя и ничья больше.

Как ни странно, Игнат промолчал. Он отправился в новый дом, Ната — к маме Нине.

А с рассветом в гости нагрянула мать Игната — влетела в избу в поисках будущей невестки принялась скандалить. Мама Нина пыталась выпроводить незваную гостью, но тщетно. Ната услышала, вышла из-за занавески, спросила с вызовом:

— Ну вот она я, что хотели?

В ответ Антонина разразилась отборной бранью. Смысл сводился к тому, что негодяйка приворожила ее сына и хочет извести. Орала она до хрипоты, на чем свет проклиная девушку и всю её семью. Мама Нина уже не вмешивалась, а тихо плакала на табуретке в углу.

Ната стояла перед Антониной прямая, спокойная, смотрела прямо, не пряча глаз. Ей стыдиться было нечего.

— Всё сказали? — спросила она, когда женщина наконец замолчала, хватая ртом воздух. — До двери проводить или сами дорогу найдете?

— Отродье ты цыганское, такая ж гулящая, как и мать. Та нагуляла тебя где-то, а потом на дурачка-Максима повесила. И ты свой позор прикрыть хочешь, потому замуж торопишься?

Нату захлестнула волна ярости. Плохо говорить о матери она не позволяла никому, тем более повторять всякие сплетни, не имеющие доказательств. Девушка наклонилась, достала из подпечка кочергу, разогнулась, не сводя горящего взгляда с Антонины. Та, оборвав монолог на полуслове, попятились к двери:

— Ой, такая же помешанная, как и мамка….

— Про мать мою ни слова больше.

— Всё равно я тебе с Игнатом жизни не дам! — Антонина выскочила из избы на прощаясь. Ната выронила кочергу из ослабевших пальцев, села на стул у окна и закрыла лицо руками.

— Ох, Господи, не остави нас грешных, помилуй, Боже, — словно в бреду шептала мама Нина.

— Не помилует. Время сейчас такое: от Бога отказались, — напомнила Ната, — ничего святого у нас, людей, не осталось.


И всё-таки свадьба состоялась наперекор будущей свекрови. Отец Игната пришёл к Степановым на следующий день, попросил у Наты прощения за выходку жены.

Девушка и не сердилась особо. В чем-то Антонина была и права: Игнат больше походил на одержимого, чем на влюбленного.

Дни до свадьбы прошли как в тумане. Пустота, холод, равнодушие, отсутствие чувств и мыслей. Впрочем, одна мысль иногда появлялась, и тогда Ната недоумевала, зачем вообще согласилась выйти замуж. Только спустя годы она поняла, что ждать — значило сойти с ума от одиночества и безысходности, умереть от тоски, а она подсознательно хотела жить, потому и уцепилась за мысль стать женой Игната, обрести утраченный смысл существования. Жить хотя бы из чувства долга…

Знать бы ей тогда, что брак без любви не принесёт долгожданного семейного счастья. Знать бы…