Дневник Лизы Дьяконовой с комментариями. 1894 год

- Вы рассуждаете, как старуха! Слишком рано вы разочаровались в людях. Непременно надо вам принести Макса Нордау.
- Что ж, если я так рассуждаю, этому меня научает жизнь.
- Но потом вы можете очень раскаяться .
- Это почему же?
- Да потому, что вы вдруг встретите человека, которого полюбите...
- Полюбить? Мерси, этого никогда не случится.
- Отчего?
- Я ни в коем случае не могу рассчитывать на взаимность, а любить так, одной, против этого восстанет моё самолюбие.
- Но ведь в этом вы не властны.
- Будто бы? Напрасно так думаете: это зависит от самообладания...".
Я немного позировала перед ним. Не знаю, почему, но мне иногда доставляет удовольствие казаться хуже, чем я есть в действительности.

9 января 1894 год, Лиза Дьяконова, 19 лет.

***

Макс Нордау - что-то знакомое, но не знаю, кто это, не читала.
Вот темнота!
Наконец то я нашла стрелочку на телефоне, чтобы переходить на другую строчку.
Вот темнота!

***

"Нет, уж если поведение супругов должно быть одинаково, тогда и мужчины должны жениться на проститутках".

Лиза Дьяконова.
(Как в воду глядела!)

"Я потребую от своего жениха того, чего он не может мне дать, - девственной чистоты, чтобы он был подобен мне. Иначе говоря - никогда не выйду замуж...
Пусть меня считают глупой идеалисткой, но мне невозможно подумать, мне гадко будет вступить в брак с человеком, у которой я заведомо буду десятой женой по счёту. Это так скверно и так невыносимо, что я лучше лишу себя счастья иметь детей и поступлю в монастырь...
Допустим, что жить без любви невозможно, - так я всеми силами постараюсь вырвать эту любовь из моей души, но не отдам её какому-нибудь современному приличному подлецу, потому что это - унижение, как не старайся ты его оправдать...
Таковы мои убеждения, их не вылечить никакими книгами..."

13 января 1894 год

***

Какая ты умница, Лиза! Не слушай никого, они все сволочи.
Мне бы такую подругу, как ты! Я совершенно также думаю, как и ты!

***

"За границей общественные вопросы с большим интересом изучаются всеми.
Наша француженка, не особенно развитая особа вообще, с поразительным увлечением ратует далеко от родины о своих депутатах и выборах; там всякий сознаёт себя гражданином своей родины. В них развивается с малых лет сознательный патриотизм, и что может быть лучше этого? .."

4 февраля 1894 год

***

"Мысль, что я для мужа , каков бы он ни был, буду не первая, а десятая жена по счёту, что он отдавал себя уже ранее другим, после чего пришёл ко мне, - эта мысль приводит меня в ужас и отвращение, я не могу её перенести.
Мне скажут опять, что я хочу невозможного. Но ведь мужчины приходят же в ярость при одной мысли, что их жена ранее принадлежала другому.
Вот такие мучения Отелло и я должна буду испытывать с той только разницей, что для него неверность жены была лишь в сознании, а для меня испорченность моего будущего супруга - ужасная действительность.
Теперь мне всякий претендент становится противен.
Чувства любви, о котором нам твердят, что оно свято, высоко, прекрасно, - в них я не допускаю: оно свято для девушек, но вы то, современная влюбленная молодежь, ведущая невесту к алтарю, вы не можете его испытывать.
Это чувство может быть действительно высоко, когда оно не унижено, не оскорблено развратом, когда женщина для мужчины ещё не предмет наслаждения, и чистое отношение к ней совершенно не потеряно.
В таком случае любовь - настоящая любовь, а всякая другая, которая приходит после, к человеку, уже потерявшему чистоту, узнавшему женщин, только оскорбляет святое чувство. Всякий их них может влюбиться, но полюбить так, как в первый раз в жизни, - не может. Ибо человек потерял уже свежесть и нетронутость чувства.
Он, конечно, любит жену, детей, примерный семьянин, и все удовлетворятся этим.
Но в моей душе поднимается мучительное чувство, муж мне гадок, противен... Подумайте, сколько глубочайших жизненных драм скрывается во всём этом...

Ах, женщины, женщины! Прежде чем добиваться своих прав, эмансипации, не лучше ли вам достичь своего самого естественного права: супружеской равноправности в смысле нравственном, потому что в этом самом жизненном вопросе женщина играет очень унизительную и обидную роль.
Могут засмеяться надо мной и сказать, что этого осмеливаюсь требовать я, урод, на которого ни один мужчина не обратит внимания.
Да! Именно такой урод, никем не замечаемый, и осмеливается заявить свои права... "Ты рассуждаешь так, потому что никогда никого не любила", - говорят мне знакомые. Да. Но после того, как я узнала всю бездну низости и порока, в которую погружена наша молодёжь, - у меня пропала вера в эту любовь.
И если даже предположить необходимость этого чувства, неужели же я не буду в состоянии задушить его, овладеть собой? У меня всё таки есть самолюбие".

Лиза Дьяконова, 19 лет

***

Даже если они тебе скажут, что ты просто слишком молода, и это юношеский максимализм, не верь этим сатанинским речам.
Когда тебе будет сорок, ты будешь думать также, потому что ты чистая душа.
Мне повезло меньше, чем тебе.
Я дожила до седин, но по прежнему убеждена в каждом твоём слове.
С такими убеждениями сложно жить в этом развращенном мире, и душа терзается.
А они говорят - это надо лечить.
Тебе повезло умереть молодой и не стать старухой с идеалами чистой девочки. Упокойся с миром.
Жаль, что у меня никогда не будет такой подруги, с такой чистой душой.
Я воспринимаю каждое твоё слово, словно это не ты писала, а я; словно я встретила родственную душу!

***

"О, женщины, ничтожество вам имя!" - так восклицает Шекспир.
Уж не из-за этого ли пристрастия к мелочам и любви к нарядам он так называет нас? Ведь все наши наряды, тряпки, конечно, ничтожество, необходимые мелочи жизни, которыми нужно заниматься ровно столько, чтобы не быть смешной педанткой или Диогеном в юбке. Посвящать же им всё время, думать и относиться к ним серьёзно - это действительно делает женщину ничтожной.
Я поэтому редко переношу разговоры о нарядах и вообще не особенно люблю ими заниматься. Но не могу удержаться от удовольствия, которое мне доставляют новые платья, шляпы, и всегда с интересом пробегаю хроники моды.
А почему? Да потому, что я ... всё-таки женщина!"

7 апреля 1894 год

***

Ничего страшного, и этот недостаток со временем исчезнет в тебе, и учение полностью захватит твой разум, а тряпки больше совсем не будут интересовать тебя.

***

"Кончилась песня, и мне стало грустно.
Чего мне было жаль? Чего мне хотелось? Я не теряла никого и ничего.
Жизнь моя всё та же, и, во всяком случае, я не о ней сожалею...
Ах, отчего мы не можем понять иногда причины этого неопределенного стремления к чему-то, куда-то, зачем-то, а между тем я уверена, что каждый человек ощущал порой в себе это желание..."

18 апреля 1894 год

"Склонность анализировать всё и всех нельзя назвать счастливым свойством характера: в большинстве случаев в жизни встречаешь более дурного, нежели хорошего, и все аналитики, естественно, видят её более мрачной, чем другие, живущие, не разбираясь в своих ощущениях, не отдавая себе отчёта в своих чувствах. Эти последние обладают счастливым свойством - бессознательной радости и довольства. Оно, конечно, в большинстве принадлежит нам, молодежи.
И не в этом ли кроется тайна молодости, которой завидуют старики и которой им никогда не вернуть? Я бываю иногда так счастлива ..."

23 апреля 1894 год

***

О, да, завидуем и даже очень, той лёгкости бытия и розовым очкам некоторых людей. Знаешь, сейчас возраст молодежи продлили до сорока лет в России.
Это наверное, потому, что никто сейчас не хочет снимать розовых очков и вступать во взрослую жизнь, а хотят быть беспечными и беззаботными, как можно дольше.
Это опасно, потому что можно умереть так и не став соответственно своему возрасту человеком развитым достаточно и понявшим жизнь, как её понял Лермонтов и, судя по всему, ты тоже её рано поняла, как юный философ, умудренный жизненным опытом.

***

"- Лично вы - такой?
- Нет, я испорчен.

Меня точно остриём ударили в сердце.
Я хотела что-то сказать, но не могла, и вдруг, закрыв лицо руками, разрыдалась горько и неудержимо...
 
Мой идеальный, честный, глубоко нравственный друг, каким я его себе представляла, теперь рассыпался в прах, и ничего от него не осталось.
Точно был человек, и не стало его.
Мой прекрасный сон исчез, а с ним и моё убеждение, что существуют на свете идеальные люди.
Я не могла сразу опомниться, хотя вполне осознавала, что мои слёзы не уместны...

Я думала только, что Петя с его возвышенными стремлениями, религиозностью, нравственными качествами является исключением из окружающих лиц.
Но вот и он такой же, с полным спокойствием говорит о своём падении, и ни слова раскаяния нет в его словах...
О, глупая наивность в 20 лет: ведь нет уже таких людей, и тебе их никогда не встретить!
Но Петя не понял ни моих слёз, ни моего молчания.
Если б он знал, что в эту минуту он видел перед собой человека, который оплакивал свой исчезнувший идеал...
Это очень глупая фраза, а между тем это правда.
Иметь идеал - смешно по меньшей мере, но я не боюсь насмешки...
И Петя вдруг стал для меня уже другим человеком, похожим на всех ..."

Кусково, 3 июля 1894 год

***

Как будто её душа, Лизы Дьяконовой, вселилась потом в меня!
Это удивительно, как мы с ней похожи!