Азим и Чёрный рубин - Глава 8

«Лев загрызёт петуха в один миг – такова его природная сила. А каков характер? Петух даёт своим курицам и цыплятам поклевать зерно первыми, лев ждёт позволения львицы. Характер – истинная сила мужчины».
Хранители знаний: «Мемуары султана Зухура»

С наступлением зимы уже весь город знал, что Азиму дан свободный выбор. Молва об этом вышла уже за пределы Ахоруна. Все, кому не лень, нагло спрашивали, когда же он сделает свой выбор. Изо дня в день, повторяющиеся вопросы, всё больше подталкивали Азима на размышления. На улицах Ангурана и на базарах юноша задумчиво смотрел на молодых девушек. Он изучал их поведение, манеру общения, решая для себя, какой должна быть его будущая жена. Вомик, к которому Азим приходил по поручениям отца, всё чаще намекал ему на свою дочь. Как-то раз Азим увидел Малику на рынке Голиба и пригляделся к ней. Миловидной девушке было семнадцать лет и всегда ходила со взглядом, опущенным к долу.
– «Может, мне поговорить с ней? Узнать её по лучше? Вдруг я ей не понравлюсь?»
Иной раз Азим думал, может ему найти невесту похожую на его мать – милую, заботливую и умеренно строгую?
Азим не знал, что ему делать, но был уверен, что времени у него ещё много.
Девушки в Ангуране красивые, улыбчивые. Есть робкие, скромные, есть и кокетливые, и игривые. Все они разные, но как говорят бабушки, двое из десяти схожи друг на друга поведением, нравом или даже голосом.
Вспоминая об этих словах, Азим с улыбкой вспомнил и о Комиле, который часто приводил в пример подобные бабушкины суждения. После поездки в Мирас он редко видел Комила. В последнее время Комил был занят своей свадьбой. Азим виделся с ним две недели назад. Он был одновременно рад и взволнован. По поручению Аъзама они вдвоём проверяли груз, отправляемый в Расулабад...
Иногда Азиму даже в присутствии Комила было сложно работать. Люди, узнав его, старались завоевать его внимание, хвастая своими дочерьми или племянницами. Горькая правда в намерениях таких людей заключалась в том, что некоторые из них ищут собственную выгоду в браке своих детей, и не думают о том, будут ли их дети счастливы.
«Любовь придёт со временем», – таков был лозунг этих людей, и Азиму приходилось часто это слышать.
Другая горькая правда в том, что любовь не всегда приходит потом. Она может и никогда не прийти. Нужно быть мудрецом, чтобы понять это, но беда в том, что даже мудрецы иногда игнорируют этот очевидный факт – им бы выдать дочь за состоятельного и обеспеченного жениха.
Хоть Азим уже и начал задумываться о выборе, для наглецов у него был один ответ: «Я не спешу с этим».
Этим холодным утром Азим проснулся рано. Работа и постоянные намёки о выборе перемешались у него в голове и не давали ему спокойно спать. Благо, родители не докучали с этим вопросом.
Огонь в очаге в их с братом комнаты давно погас. Шторы были сдвинуты. За окном было светло, хоть солнце ещё не взошло полностью над восточным горизонтом. Его свет проникал в комнату и окончательно пробудил Азима. Он встал с постели и подошёл к кровати брата. Азим хотел разбудить Рауфа, но тот что-то проворчал про тренировку, повернулся на другой бок и закутался в шерстяное одеяло. Азим разжёг новый огонь в очаге, чтобы его брат не замёрз. После нескольких серий отжиманий и приседаний Азим спустился вниз, где на кухне его родители шутили и тихо смеялись, чтобы не разбудить детей.
Последние три месяца, после налаживания торговли с Зебистаном, Азим всё больше гордился своим отцом. Аъзам смог договориться с послом падишаха о торговле в Расулабаде и Чехре. Они договорились об одной седьмой от прибыли, а по приезду уговорили султана брать с них плату за аренду лодок и одну десятую от годовой прибыли. Зная жадность султана, все были удивлены, что Аъзам смог договориться с ним. Своим сыновьям он всегда говорил, что зебистанцы не просто их соседи, а друзья и даже братья. У них с ахорунцами одни общие предки. Аъзам признался сыновьям, что именно этими словами ему удалось уговорить султана. Его светлость не хотел выкупать весь товар у Торгового Совета и по завышенной цене продавать его Зебистану, потому и прислушался к совету Аъзама. А недавно Аъзам пришёл домой с очень хорошей вестью. На следующий Навруз султан обещал назначить его Визирем торговли. Эта должность была вакантна во дворце с тех пор, как пятнадцать лет назад бывший визирь торговли скончался от Зелёной хвори.
Заметив старшего сына, Аъзам намекнул об его присутствии жене и сел за обеденный стол.
– Доброе утро, – Азим поздоровался с родителями.
– Доброе, – ответила Зарина. В тёплом красном платье она стояла у кухонного очага и варила рисовую кашу и пекла тыкву. Коричневая шерстяная безрукавка скрывала оранжевые розетки её платья, от которых к рукавам тянулись зелёные побеги. – Иди умойся и возвращайся к столу, завтрак уже готов, – повернувшись к сыну, сказала она.
– Доброе утро, Азим. Рауф не проснулся? – спросил Аъзам.
– Нет, – ответил Азим. – Он, похоже, сильно устал после вчерашней тренировки... Я скоро вернусь.
Азим вышел из дома и направился в дворовую ванную. Совершив утренний туалет и омовение, он вернулся в дом, где его мать снова смеялась от шутки отца – Зарина сияла, как восходящее солнце. Азим всегда восхищался взаимной любви своих родителей, и брал с отца пример того, как нужно будет общаться со своей женой. При этом, юноша сел за стол и, глядя на отца, надеялся, что тот не спросит у него о выборе.
Завтракали они втроём. Рауфа будить не стали – у младшего сына своё расписание. За столом они практически не разговаривали. Завершив завтрак молитвой и, обведя лицо руками, Аъзам обратился к сыну:
– Мне нужно, чтобы ты отправился сегодня на посевные поля и проверил, как идут приготовления к весне.
– Хорошо, отец. Помогу матери на кухне и пойду, – заверил Азим.
– Кстати об этом, – Аъзам многозначительно посмотрел на жену. – Прошло восемь месяцев, а ты до сих пор не назвал ни одно имя, – он вопросительно посмотрел на сына.
Азим положил грязную посуду в каменную раковину в углу и томно, но тихо вздохнул. Он знал, что этого разговора не избежать, но можно пока отложить.
– Я еще думаю, – сделав задумчивый вид, ответил он отцу.
– Что ж, пока ты думаешь, у меня есть к тебе другое поручение, – на удивление жене и сыну, сказал Аъзам.
Зарина хотела, чтобы он обсудил с сыном этот вопрос, а вот Азим был только рад смене разговора.
– На проспекте Хоруна высокие цены, – озадаченно продолжил Аъзам. – Люди жалуются Торговому совету. Перекупщики в ларьках уже не в первый раз завышают цены. Проведав Рашида, отправляйся туда. Выясни, по какой причине они на этот раз самовольно подняли цены. И передай им, что это последнее предупреждение, иначе они будут отвечать перед самим султаном...
Отец и сын вместе вышли со двора, последний закрыл деревянные ворота. Аъзам оседлал белого пятнистого коня с серебристой гривой и взял путь к озеру Зарафшан. Ему нужно проследить за погрузкой лодок, поговорить с торговцами, узнать последние новости и сообщить обо всём султану. Азим же сел на гнедую кобылу своей матери. Пора бы ему обзавестись своей лошадью. Попрощавшись и пожелав друг другу удачи, они поехали по своим дорогам – отец на юго-запад, сын на север.
Азим медленно ехал по грунтовой дороге и разглядывал деревья. Одни были высокие, другие низкими, с толстыми или тонкими стволами. Ни одно из них не могло сравниться с Деревом Сохиба. У большинства деревьев в этой окраине листья полностью опали. Кроны редких деревьев обрели красно-бурый окрас. Азим знал, как выглядят деревья, когда зеленеют и цветут, но он с трудом представлял себе деревья, покрытые снегом. Зима в Ангуране, как и во всём Ахоруне, была достаточно холодной, чтобы лужи на дорогах замерзали по ночам. Однако снег выпадал крайне редко. Настолько редко, что Азим видел снег лишь на заоблачных пиках Катрона, где никогда не был. Дорога до этих гор занимает до недели, и про то, как падает снег, Азим слышал лишь в рассказах. В одном из таких рассказов говорится, что в последний раз снег накрывал Ангуран почти три века назад.
– Доброе утро, Азим! – мимо юноши проехали три телеги. Они ехали от поля, гружённые серо-бурыми мешками с последним собранным урожаем. Крестьяне – рабочие его отца, по двое на каждой телеге, помахали Азиму.
– И вам доброе утро, – ответил Азим, прижав правую руку к сердцу. Юноша понял, что работа на поле началась с раннего утра.
Доехав до небольшой рощи перед самими посевными полями, Азим удивился количеству телег у подлеска. Некоторые были пустые, некоторые заполнены наполовину, а люди с поля несли на своих плечах полные мешки, другие несли мешки парами. Между деревьями устроили новые коновязи, а справа от прогалины даже построили стойла. Всё это было сделано за последние три месяца, когда начались поставки в Зебистан. Азим не приходил сюда в это время – он был занят делами отца в городе.
Слева в пятидесяти шагах от дороги, где редели деревья, тоже стояли телеги, запряжённые парой лошадей. Рабочие отца заполняли их мешками. Загруженные телеги трогались в путь.
Пока Азим привязывал кобылу к жерди, ещё две заполненные телеги со скрипом выехали. Заметив Азима, все рабочие, что на телегах, что с мешками на плечах, с рукой у сердца или кивками здоровались с ним. Азим отвечал им тем же и взглядом искал аки Рашида.
Юноша оглядывался по сторонам, но нигде не видел старосту рабочих. Азим начал спрашивать у рабочих. Один пожал плечами, другой указал куда-то в сторону, третий и вовсе не знал, о ком у него спрашивают – видимо новенький.
В поисках аки Рашида истоптанная и выщипанная трава сменилась бескрайним вспаханным полем с редкими ручейками зелени посреди тёмно-бурой почвы. На поле местами были расставлены мешки с картофелем, морковью, луком и другими плодами земли. Крестьяне подходили к ним и уносили к телегам. Те, что помоложе, задерживались, болтали, шутили или хвастались, а за дело брались по замечанию старших.
Даже при этом количестве рабочих большая часть посевных полей оставалась безлюдной. Урожай с этих участков собрали ещё осенью, и пустили туда скотину, чтобы съела остатки початков и стеблей и одновременно удобряла почву естественным путём.
Наконец, послышался знакомый голос, отдающий распоряжения. Азим подошёл к широкоплечему мужчине в сером полосатом чапане. На голове у старосты была короткая чалма из белой и синей шерсти.
– Доброе утро, Рашид-ака, – сказал Азим, осторожно переступая через мягкие борозды.
– Доброе, – староста повернулся к юноше и пожал ему руку. – Давно тебя не видел, сын Аъзама. – За работу! – громовым голосом он разогнал новичков, столпившихся у одного мешка. – Лентяи! – покачал он головой.
Азим оглянулся на тех ребят и снова посмотрел на Рашида.
– Как идут дела, Рашид-ака?
– Хорошо, – без радости ответил староста. – Загружаем последние мешки зимнего запаса. Правда, треть отправится в Расулабад, – уточнил он.
Староста также доложил Азиму, что весь зимний урожай был собран и расфасован по мешкам, которые он сейчас видит. Площадь посевных земель увеличили в трое. На новых участках устроили пастбище для скота. Весь предыдущий месяц там был выпас коров и овец. Пару дней назад, пастухи увели свои стада в предгорные холмы на север. Скоро они начнут вспахивать эти участки и готовить к зимнему посеву.
Азим внимательно слушал старосту и уловил в его тоне некую взволнованность. Сам староста был хмурым, как серые облака на северо-западе. Этот человек, который всегда был весёлым и общительным, озадачил Азима. Таким он видел старосту нечасто.
Рашид сделал глубокий вдох и повернул голову к Азиму.
– Чуешь? Воздух пахнет снегом. Ветер приносит его запах с гор. Этой зимой может выпасть много снега, – многозначительно заключил он, бесцельно смотря вдаль, грустными серыми глазами.
– Рашид-ака, в чём дело? – негромко спросил Азим. – Вы ни разу не улыбнулись и не пошутили. Вы чем-то обеспокоены?
– Всё дело в Рахмоне, – промолчав и вздохнув с тоской, ответил староста.
– А кстати, где он? – Азим остановился и огляделся по сторонам. – Он же всегда был рядом с вами? – «Может его старый друг приболел?» – подумал Азим.
Рашид подошёл к телеге и присел на колесо.
– Не знаю, – снова промедлив и задумавшись, ответил он. – Я уже давно его не видел. С тех пор как ты в последний раз был здесь, Рахмон снова начал вести себя странно, – Рашид подозрительно взглянул на юношу. – Он всё чаще бубнил что-то себе поднос. Мне иногда казалось, что он пел какую-то песню... Не знаю. Он всё реже приходил на работу, а когда приходил, вёл себя так, будто не осознавал, где он и что вокруг происходит... И всегда был напуган... Этот страх в его глазах, – Рашид покачал головой и опустил глаза. – Я не могу представить, из-за чего он был так напуган. Однажды я зашёл к нему домой, чтобы поговорить с ним, выяснить, что с ним происходит. Единственное, что Рахмон сказал мне: «Я должен помочь ему. Он голоден. Он страдает. Ему нужна помощь». И поверь мне, Азим, Рахмон не себя имел в виду, каким бы сумасшедшим не казался, – во встревоженных глазах, просящих ответа, отражался необъяснимый страх.
Азим озадаченно скосил взгляд на старосту, вспоминая рассказ о братьях. Кажется, Комил тоже упоминал о невнятном пении Акрама и Ситоры. Он начал догадываться, что могло произойти с аки Рахмоном, но вспомнив совет Комила, Азим не стал высказывать свою догадку.
– Я уверен, с ним всё в порядке, – «Ложь во благо», Азим не раз слышал этот термин, но не думал, что сам воспользуется этим трюком. С другой стороны, юноша не хотел огорчать аки Рашида ещё больше.
– Уже полтора месяца как его нигде нет, – сквозь ком произнёс Рашид. Его глаза поднялись на грудь Азима, но взгляд был пустым. – Я думал, что Рахмон мог скончаться, и недавно вместе с городской стражей вошли к нему в дом, – он отрицательно повёл головой. – Все его вещи были там, кроме него самого.
– Может, он получил письмо от родственников и уехал в Арруж? – предположил Азим, чтобы как-то подбодрить Рашида.
Это и в правду сработало! В глазах старосты зажглась искра надежды. Его выражение стало оживлённым. Он позволил себе слегка улыбнуться. Он почесал за ухом и удивлённо посмотрел на юношу.
– Ты прав, сын Аъзама. Как я мог забыть? Мне ведь говорили пару недель назад, что видели старика, похожего на Рахмона, за пределами города. Он держал путь на запад. Я отправлю письмо его брату в Арруж.
Рашид встал с колеса и вместе с Азимом направился к прогалине. К нему вернулась прежняя улыбка, и он даже пошутил насчет новичков.
Азим же за своей улыбкой скрывал сомнение – правильно ли он поступил? Правильно ли было вселять в этого доброго пожилого человека пустые надежды? Может, ему сказать правду? Порой, правда бывает не всем нужна. И в чем она заключается? Что, если аки Рахмон и в самом деле поехал в Арруж?
Мысленно юноша молил Всевышнего, чтобы так и было. Вслух же он попрощался со старостой, сел на кобылу и поехал в город...
Азим учился быстро и, с тех пор как начались поставки в Зебистан, Аъзам часто оставлял его на своём месте и доверял вести дела с местными перекупщиками. До этого Аъзам обучал сына и познакомил почти со всеми торговцами Ангурана и перекупщиками из других городов султаната.
Для наездников в городе были отведены отдельные улицы. Дороги на этих улицах покрыты низкой истоптанной травой, а некоторые дороги и вовсе представляют собой голую землю. Поскольку лошади не пользуются уборными и испражняются на ходу, их наездниками запрещено разъезжать на дорогах, вымощенных камнем.
Большинство дворов на верховых улицах были ограждены каменными стенами – одни высокие, другие низкие, обмазанные глиной или окрашенные в белый, бледно-жёлтый или в бледно-зелёные цвета. Административные здания были ограждены живой изгородью. На их территории были сады с высокими беседками. Жилые здания здесь были двух и трёхэтажные с крытыми или открытыми террасами и плоскими крышами. Внешний вид домов и их ограждений менялся, чем ближе Азим подъезжал к проспекту Хоруна. У богачей дома заметно отличалась внешней отделкой.
Азим спешился у красной стены, высотой в два газа, с плотно вделанными тёмными и бежевыми разбитыми камнями, размером с его ладонь и больше. Под стеной был узкий пустой палисадник. Справа были ворота из тёмно-коричневого дерева, резьба на них изображала пауков, скрывавшихся в витиеватых кустах. Слева, у самого края стены, в пяти шагах от палисадника стояла колонна-коновязь. Азим привязал кобылу и дальше пошёл пешком.
Азим свернул направо и по узкому переулку прошёл двадцать газов и свернул налево, на восток. Через несколько газов он перешёл дорогу и остановился у поворота другого переулка. Ещё тридцать газов, и он выйдет на садовую площадь, которую называют «Проспектом Хоруна». На него напало странное чувство. Он колебался сделать шаг в сторону проспекта. Он задумался, бесцельно глядя на бледно-красную стену с коричневыми каменными пилястрами. Справа, в десяти газах, была серо-зелёная стена, и переулок между ними был скрыт живым навесом из виноградных лоз на деревянной решётке. Азим поднял голову – листья давно опали, а грозди собраны ещё раньше. Глядя сквозь ячейки и лозы на зеленовато-голубое небо, юноша не мог понять, с чего вдруг его сердцу стало тесно в груди. Оно колотилось словно канарейка, пытающаяся вырваться из клетки. Азим глубоко вздохнул и решительно шагнул вперёд.
Отец наказал ему быть построже и доходчиво объяснить озабоченность Торгового совета своеволием перекупщиков. Потому Азим обдумывал в голове манеру, с которой будет общаться со здешними торговцами.
Проспект представлял собой широкое кольцо, обрамляющее фруктовый сад султана, площадью в два квадратных фарсанга. С внешней стороны кольца к проспекту примыкали десять переулков, крытые виноградной лозой. Азим не спеша вышел из одного такого переулка и вступил на широкую пешеходную дорожку. Камни, вымощенные на этой дорожке, изображали волнистый узор виноградной лозы с пышными зелёными листьями и лиловыми гроздьями. Слева, в сорока газах от него, был ещё один переулок. Сразу после него, вдоль стен разной высоты, за которыми возвышались либо безлиственные кроны, либо роскошные дома, стояли торговые шатры, лавки и ларьки.
– Салом, Джамшед-ака, – сначала Азим подошёл к тёмно-лиловому шатру.
– О, сын Аъзама! – луноликий торговец корнеплодами отдал сетчатый пакет с картофелем и луком мужчине в богатых алых одеяниях и шагнул навстречу юноше. – Будь здоров, – торговец пожал Азиму руку и хотел резво покачать их рукопожатием, но заметив, что юноша как-то странно оглядывает его шатёр и соседние лавки, опустил руку.
Ростом Джамшед был выше Азима на пол головы, а из круглого у него было не только лицо, но и всё упитанное тело. Он был в синем тёплом чапане с голубой вышивкой. Под ней у него была плотная шерстяная рубаха.
– Я, вроде, не делал заказов. У меня... а... пока всё есть, – оглянувшись на свой шатёр и с недоумением ухмыляясь, сказал он Азиму.
– Я здесь по поручению отца, Джамшед-ака, – сдвинув брови, сказал Азим, глядя ему в глаза.
Это уже стало интересно. Его смуглое лицо, обрамлённое бородой, задавалось вопросом. Он склонил голову набок и хотел было спросить, но Азим опередил его с ответом.
– Поступили жалобы о том, что ваши цены значительно выше, чем на главном рынке, на четыре-пять десятков, – Азим обвёл взглядом лавки рядом с шатром. – Люди сетуют на вас Торговому совету, – серьёзно заявил Азим.
И откуда у него только такая серьёзность?
Юноша впервые вёл разговор деловитым и недобродушным тоном. Последнее было для него непривычным, что заставляло чувствовать себя неловко.
А как быть иначе? Отец поручил ему усмирить жадность уличных торгашей. Нужно вести себя строго и не проявлять мягкость.
– Богатые, а еще и жалуются, – проворчал Джамшед.
Азим скрестил руки у груди и скосил на него взгляд, не понимания негодования торговца.
– Из-за торговли с Зебистаном спрос на наши товары вырос. Вот и нам пришлось сравнивать ставки. Мы же не можем удовлетворять все их потребности.
Когда Джамшед упоминал об увеличении спроса, Азим оглянул лавки и шатры позади торговца – людей было мало. Он снова посмотрел в глаза Джамшеду. Невозмутимый взгляд Азима дал понять Джамшеду, что он не убедил юношу.
– Многие из-за личных обстоятельств или из-за времени не могут себе позволить ходить на базар, поэтому они нуждаются в вас – уличных торговцах. А вы их обдираете, – Азим снова обвёл глазами лавку, чтобы Джамшед не подумал, будто обвиняют только его.
– А-а... послушай, сынок, – ехидной ухмылкой начал Джамшед, взявшись за бледно-зелёный платок, повязанный под его пузом. – На этих улицах живут визири, чиновники, военачальники и высокопоставленные слуги султана. Да и простых богачей, не занимающих никаких должностей, здесь полно. Все они погрязли в роскоши и не знают, куда девать свои деньги. Поверь, им всё равно сколько платить за картошку – одну султана или десять зарвов. Не брать с них большую плату – просто грех.
У Джамшеда была такая самодовольная гримаса, будто он привёл веский аргумент в свою пользу, а в его голосе звучала нотка презрения. Слова этого упитанного торговца в голубой чалме изумили Азима не на шутку, а до злости.
– Грех?! – скривил он губы в негодовании. – «Какая наглость! Как он только смеет считать своё дело благим? Кощунство!» – Грех перед кем? – Азим сурово насупился, но при этом подавлял в себе гнев – это было неуместным. Злоба и гнев не помогут в таких случаях и тем более не исправят ошибок и проступков. Он здесь, чтобы поговорить с торговцами и донести до них слово Торгового совета, а не ругаться. –Джамшед-ака, – смягчив тон, продолжил Азим, – в нашем народе принято торговаться. Предлагая низкую цену бедному или богатому, вы получите больше блага. А обдирая или обсчитывая своих покупателей, вы лишь утяжелите свой грех перед Всевышним.
Джамшед потупился, виновато кивая головой. Ему не нравилось, что его отчитывает парень в трое моложе него. Даже Аъзам моложе Джамшеда. Но что поделать, парень прав.
– Джамшед-ака, – продолжал Азим, – вы не единственный торговец на этой улице, но вас я предупрежу первым. Соблюдайте рыночные правила, иначе у вас отберут разрешение.
Джамшеду эти слова не понравились, но другого выбора у него не было.
– Ладно, ладно, – пробубнил он, не скрывая своё недовольство.
Издалека послышался звук, похожий на перестук копыт. Зная, что здесь запрещено ездить верхом, Азим не придал этому значения. Может, это дети играют в саду, подумал он. Этот сад рос на огромной и при этом неглубокой яме с полого понижающимися склонами. В нём преимущественно росли фруктовые деревья и немного лиственных. Узкие дорожки, вымощенные плоским камнем, виляли мимо деревьев и вели к беседкам и центральной площади с мраморным фонтаном. Под всеми лиственными деревьями стояли скамьи с резными спинками, а местами между фруктовыми деревьями стояли скамьи-качели, с опорой и навесом в виде виноградника. При подходе к шатру Джамшеда, Азим как раз заметил детей, играющих ближе к дороге.
Джамшед же, услышав перестук копыт, бросил взгляд через плечо Азима и отошёл назад к своему шатру с самым обыкновенным видом.
– Для вашей выгоды предусмотрены надбавки на рыночные цены в пределах от одной до двух десятых, – напомнил Азим, следуя за торговцем. Его тон даже ему самому показался порицательным.
В это время к шатру подошла женщина с морщинистым лбом и не менее морщинистыми руками. Седые волосы прятались под белым махровым платком с голубым геометрическим узором. В её ушах весели золотые серьги-подвески с жёлтыми камушками. Поверх нового длинного лилового платья с золотистой тесьмой и мелко вышитым белым четырёхлистным клевером была накинута бежевая пуховая шаль с золотистым отливом. Одной рукой она опиралась о трость, украшенной драгоценными камнями семи цветов радуги и той же последовательностью. При этом, красный рубин был самым большим, а фиолетовый сапфир самым маленьким – размером с виноградную косточку. Другой рукой она вела внука, одетого в белые тёплые одеяния и синий камзол с узорами из золотистой и серебристой нити в виде лозы. На голове мальчика была круглая светло-голубая тюбетейка с тёмно-синим кантом и растительным узором.
Азим, прижав руку к сердцу, молча поприветствовал женщину с небольшим поклоном. Та небрежно кивнула в ответ, глядя на товар на прилавках.
– Мне нужна морковь, – старым требовательным голосом обратилась она к Азиму. Старуха приняла его за помощника Джамшеда.
Неудивительно, ведь Азим пару раз помогал ему, и не только ему, когда начал изучать дело своего отца.
Надеясь, что его слова дошли до Джамшеда, Азим отошёл чуть в сторону, чтобы при желании женщина могла зайти в шатёр. Юноша улыбнулся мальчику и скосил взгляд на Джамшеда, ожидая правильного ответа...
Звук, к которому добавились звуки размеренных шагов, стал громче и ближе. Это действительно был звук копыт, что привлекло внимание юноши и отвлекло от ответа Джамшеда. Азим редко бывает на этом проспекте, и даже в этих редких случаях он ни разу не видел тут никого верхом на лошади. Ему стало интересно, кому это дозволено пренебрегать правилом?
Проезжая часть дороги была на два три газа уже прохожей и на пядь ниже, вымощенная, в основном, серыми камнями. В десяти газах справа приближались четыре стражника в два ряда с непроницаемыми лицами. На головах были золотистые тюрбаны и одеты были они в тёмно-фиолетовые одеяния, поверх которых был зелёный стёганый халат. На плечах золотой нитью вышиты виноградные грозди, с которых вниз тянулись лозы. По краям их халаты украшены широкой золотистой тесьмой. На широких алых поясах под левой рукой у каждого висел короткий изогнутый меч в тёмно-коричневых ножнах с изумрудами. Рукояти мечей выполнены из отполированных ребристых бараньих рогов. С каждым шагом деревянные подошвы их высоких кожаных сапог всё громче стучали о камень.
Позади них медленным шагом шёл чёрный горделивый конь. Размерами он было крупнее обычной взрослой лошади. Справа от коня, вровень с его высоко поднятой головой, шёл невысокий человек в странном белом балахоне. Длинные свободные рукава и глубоко надвинутый капюшон были расписаны какими-то символами коричневого цвета. Эти буквы не похожи на Алиф. Этот человек периодически кивал головой, а иногда приподнимал голову, но лицо всё равно оставалось скрытым под капюшоном.
Они все померкли в глазах Азима, как только он посмотрел на наездницу. Расшитое бирюзовое шёлковое тёплое платье неплотно прилегало к её гибкому телу, лишённому худобы. Длинные тёмно-каштановые волосы ниспадали на нежные плечи и за спину. На голове круглая бирюзовая тюбетейка с плоским верхом и золотым кантом. Она украшена вышивкой стебля с пышными листьями бледно-розового и жёлтого цветов. Длинный сетчатый платок под цвет платья с тесьмой ниспадал с тюбетейки и ложился на спину коня. Он был расшит цветками и украшен мелкими бриллиантами. Золотой бисер плотной гарданой прилегал к основанию нежной белой шеи. Ещё одна гардана из золотого бисера ниспадала к лакомой груди. На золотистом шнурке на поясе слева висели хрустальные суточные часы с серебристым песком. Разрез подола скрывал аппетитные бёдра. Низ бирюзовых штанов украшены серебристой волнообразной тесьмой, как и её кожаные сапожки.
– Склони голову, глупец, – фыркнула старуха и сама же последовала своему совету, как только наездница и её свита приблизилась к ним.
Но Азим ничего не слышал. Он застыл словно изваяние, высеченное из холодного камня тысячу лет назад, с одной лишь мыслью:
– «Вот она! Если я кого и выберу, то только её. Если я и женюсь на ком-то, то только на ней! Она – та самая».
Азим был без боя сражён бесподобной красотой её овального лица с резкими чертами и восхитительной фигурой.
– «Вот это девушка... Ах...»
Её нежная грудь робко пританцовывала в такт шагу горделивого коня, который словно знал высокое происхождение своей наездницы и гордо фыркал время от времени. Изгибы её талии скрывались под серебристым распашным камзолом с короткими рукавами из плотного адраса, расшитого золотым растительным узором и дополненного сапфирами.
Белая, как само солнце, прекрасная девушка ловко восседала на буром кожаном седле. Её длинные утонченные ноги вскружили голову Азиму. Ангуран переполнен красавицами, но она была краше всех. Азим не мог оторвать от неё восхищенный взгляд, чтобы заметить, как остальные люди склоняют голову перед ней, прижимая правую руку к сердцу, по мере её приближения.
Какой же дурак...
Азим не замечал никого вокруг себя, ибо в этот момент кроме неё для него больше никого не существовало. Он был готов утонуть в её тёмно-карих, выразительных глазах. Пухлые влажные губы растягивались в скромной улыбке в ответ на поклон людей.
Левой рукой она держала поводья, а правую она подводила к сердцу и отдавала избирательный, небольшой поклон некоторым из людей.
Иногда она что-то говорила своему странному спутнику в балахоне, а иногда просто кивала ему. Проезжая мимо Азима, она отвлеклась и посмотрела в его сторону.
– «Ох, Сотворитель, она воистину прекрасна».
Азим уловил на себе её тёплый взгляд и его сердце снова заколотилось. На гладком, словно шёлковом, лице отражались черты гордости и достоинства. Она остановила коня и приподняла длинные брови, в ожидании поклона от синеглазого юноши, который был в бурых шерстяных шароварах, серой шерстяной рубахе с тройной круглой складкой вместо ворота и тёмно-синим коротким камзолом поверх рубахи. Юноша всё стоял и не спускал с неё глаз. Она мило улыбнулась и глазами указала ему что делать.
– «Ну же, руку к сердцу, а голову вниз», – так говорил её жест.
Азим приподнял голову и позволил себе широко улыбнуться ей в ответ. Ему бы видеть, как глупо он выглядит сейчас со стороны. Сердце хотело выпрыгнуть из груди, а в животе... Что это за чувство у него в животе?
Не дождавшись поклона, наездница коротко ухмыльнулась и отвела взгляд. Несомненно, в её взгляде зажглась искра интереса к этому смазливому юноше с чёрными кудрями под тюбетейкой. Этот юноша осмелился не поклонится ей. Она не гневалась, нет. Её это позабавило. Она тронула коня и поехала дальше, унося с собой сердце Азима.
За конём поодаль шли ещё два стражника в таких же зелёных халатах с золотыми виноградами на плечах. Единственным отличием был цвет их поясов – у них они были светло-зелёными с золотым шнурком. Один из них с суровым видом подошёл к Азиму.
– Молодой человек, разве тебя не учили проявлять уважение к султан-заде?! – порицательно спросил он. – Почему ты не склонил голову перед дочерью султана?
Строгий взгляд стражника требовал ответа, но Азим не отрывал глаз со спины отдаляющейся наездницы. Ах, как он хотел сейчас оказаться на месте этого коня.
Юноша витал в облаках и не услышал ничего из сказанного в его адрес. Вдруг, неожиданная боль низвергла его обратно на землю. Он увидел перед собой квадратное недовольное лицо. Неглубоко посаженные карие глаза сердито уставились на него. Этот стражник сильно ткнул его пальцем в грудь.
– Я обращаюсь к тебе! – рявкнул он. – Или ты считаешь, что светлая госпожа Зилола не достойна твоего поклона?!
– А-м... Я... а-а... растерялся.
Широкая челюсть, густая и коротко подстриженная чёрная борода, и сверлящий взгляд заставили слова застрять в горле Азима.
Юноша краем глаз снова посмотрел вслед наезднице, поразившей его дар речи и самообладание. Её конь прошёл мимо ларька со злаками и приблизился к изгибу улицы – ещё десять газов, и она скроется за безлиственной кроной яблони. У шатра с украшениями она вдруг оглянулась на него. Да, интерес в её глазах определённо был. В её любопытном взгляде Азим издалека поймал крупицы взаимной симпатии. Красавица мило улыбнулась ему и, прежде чем отвернуться, что-то сказала другому стражнику со светло-зелёным поясом. Тот подчинился своей госпоже и пошёл назад. Сама госпожа доехала до северо-восточного переулка и въехала в него вслед за четырьмя стражниками.
Её улыбки было достаточно, чтобы уверенность вернулось к Азиму.
– Такого больше не повторится, – обещал он, приложив руку к сердцу и склонив голову.
Стражник хотел было сказать что-то порицательное, но его соратник по велению госпожи вернулся и, остановившись в нескольких шагах от них, позвал его рукой. Негодовавший стражник посмотрел на соратника и снова на наглого юношу. Вздохнув, он укоризненно покачал головой и оставил Азима.
– Что за нынче молодёжь пошла, – проворчал он, подойдя к соратнику.
Вместе они пошли догонять свиту. Азим же с вожделением смотрел им в след. Дорога к переулку, к которой они спешили, слегка шла в гору и заставила Азима невольно поднять глаза. Вдалеке виднелись белые, блестящие сторожевые башни дворца. Опустив взгляд, Азим размечтался. Напрочь позабыв о том, что ему нужно переговорить и с остальными торговцами на этом проспекте, он повернулся и пошёл за своей кобылой.
Ах, Зилола, на месте сердца моего теперь пустота,
И кругом идёт голова, ах, когда же я снова увижу тебя?
Прав был Комил:
– «Странное это чувство – любовь»...